Когда я стану бабочкой

– А ты уверен, что ушастых тюленей кормят пресноводным карпом?

– Уверен – не уверен, а пиши именно так. Вот увидишь – прокатит! И вообще, коль уж я ввязался в это дело, то буду прикалываться по полной программе!

«Юморист! – с удовольствием подумала про мужа Настя, радуясь переменам в нем. – Пусть лучше прикалывается, чем татаро-монгольскую тему гоняет туда-сюда без практической пользы!»

В первом рейсе Настю слегка колотил мандраж – боялась пограничников. Молоденькие мальчишки дежурили на посту вместе с таким же юным лейтенантом, который для пущей важности отпустил жидкие усики.

– Ваши документы! – козырнул лейтенант, когда машина Насти и Антона глубокой ночью остановилась возле полосатого шлагбаума.

Он долго изучал липовые командировки, посветил в паспорта, в лица, ухмыльнулся:

– Это где ж такие, тюлени-то ушастые? В зоопарке что ли?

– Нет, – важно ответил ему Антон. – В экспериментальной лаборатории нашего Фонда. Раньше им семгу с форелью возили, а сейчас вот в связи с ухудшающимся материальным положением, хотим перевести их на карпа. Лишь бы жрать стали. Тогда будем тут у вас частенько бывать…

– Ну-ну, бывайте! – лейтенант улыбнулся и козырнул компаньонам.

– Ну, вот! А ты боялась! – хохотнул Антон, когда Настя вырулила за шлагбаум.

Они первый раз долго плутали в темноте, пока нашли этот самый рыбколхоз. На свет фар «каблука» из будки вылез сторож. Узнав, что они приехали за рыбой, пропустил машину на территорию. Потом протопал обратно в будку, покрутил ручку допотопного телефона и позвонил кому-то. И когда «сотрудники Фонда» подъехали к причалу, там их уже поджидал мужик в телогрейке и с сачком.

– Саня! – сунул он Антону свою не очень чистую лапу. На Настю внимания не обратил. – Ящики на весы станови, я грузить буду…

Карпы шуршали чешуей, ссыпаясь из сачка в ящики. Насте было их жалко. Большие, словно плоские разделочные доски, попав в ящик, они яростно боролись за свою водяную жизнь, протестуя против сухопутного существования, били хвостами и беспомощно разевали рты. А Саня орал «Поберегись!» и насыпал наверх новых. Антон прижимал карпов крышками и ставил ящики аккуратно в машину. Потом Саня высчитал общий вес рыбы, умножил количество килограммов на стоимость одного, сделал небольшую скидку – «оптовикам мы рады!», – принял деньги, не пересчитывая, положил их в карман, и махнул рукой – «Ехайте!»

А когда Настя завела двигатель, он вдруг постучал в стекло.

– Вы….эта… Если вы еще раз приехать захочите, вы мне порнушки какой-нибудь привезите, ладно? А то грустно мне тут…

– Не поняла… Какой порнушки? – Настя чуть не подавилась.

– Да какой-нибудь! Журналец там какой, или книжку. Уважьте, лады?

– Уважим-уважим! – весело сказал Сане Антон. – А ты нам за это скидку побольше сделаешь, правда?

– А че не сделать? Сделаю! Тута рыбы знаешь сколько? Хреновая туча – вот сколько! И мне не жалко за порнушку скидку. К тому ж рыба не моя, и перевешивать никто не будет.

Антон вспомнил разговор про порнушку, когда они через день снова собрались с Настей ехать за карпом. Никаких журналов подобного сорта у них никогда не было. Была у Антона упрятанная на антресоли видеокассета «про это», но он бы ни за что не отдал ее Сане, ни за какую самую большую скидку. Обойдется! Самим пригодится.

– Во, Насть, я придумал. Отвезем ему «Лолиту». У нас две. Пусть одна послужит бизнесу.

Настя усомнилась в том, что набоковская девчушка как-то удовлетворит интимные запросы Сани из рыбколхоза, но согласие дала: «Лолита» у них была в двух экземплярах.

– Ты возьми для него ту, что «на коленке» сделана, – сказала она Антону, имея в виду книжку с полуслепым шрифтом, из первых репринтных изданий, что появились после перестройки. И всю дорогу переживала, что Саня окажется каким-нибудь сильно продвинутым в вопросах литературы, и тогда дар их не прокатит за порнушку.

Но Саня, полистав книжку, посветил в нее фонариком, и спросил:

– Тут …эта… есть такое, чтоб забирало?

– А то как?! – со знанием дела подтвердил Антон. – Забирает. И еще как!

– Ну, тогда лады, как уговаривались – скидка будет сурьезная.

Он, и правда, долго высчитывал, чтоб Антону «была выгода», и ушел в свой вагончик еще до того, как Настя и Антон отъехали от причала, буркнув им «Пока!» на прощание. В вагончике вспыхнул свет.

– Смотри-ка, видать и в самом деле заколбасило Саню, даже ворота не закрыл!

– Посмотрим, как он нас в следующий раз встретит… – задумчиво сказала Настя, выруливая на дорогу.

Саня через день был каким-то загадочно молчаливым. Быстро накидал рыбы в ящики, обсчитал вес, привычно скинул цену, как для оптовиков, и пошел в вагончик.

– Сань! – окликнул его Антон.

– Чавой-то?

– Ты про книжку молчишь… Как тебе?

Саня вернулся с половины пути, подошел к Антону близко-близко, нарушив его личное пространство, дыхнул чесночно-луково прямо в лицо, взял его за пуговицу на куртке, и вдруг сказал:

– Убить мало гада!

– Ты о ком? – отшатнулся Антон.

– О мужике этом, об… ну… в общем, который это… пацанку который…

– Понял. Короче, с порнушкой мы тебе не угодили?

– Нет! Ты что! Тут ведь какое дело… Бывает как бы просто порнушко. Так, чисто порнушко! А тут… Тут с душой!

И Саня удалился в вагончик, где уже несколько дней подряд вдумчиво читал «Лолиту».

А Антон сел в машину, тупо уставился на Настю.

– Ну, что? Как ему «Лолита»? – спросила она.

– Обалдеть! Настя, он проникся…

Сказать, что рыбный бизнес приносил концессионерам какую-то ощутимую прибавку в семейный бюджет, было нельзя. Рыбка была почти «золотой». Через месяц Настя и Антон осунулись и похудели. Сказывалось хроническое недосыпание. За карпами ездили в ночь, чтобы с утра продать его на рынке. Да и Сережка в это время крепко спал.

Не смотря на все скидки и трепетное отношение Сани к Лолите, цену рыбколхоз на своего карпа держал высокую, поэтому после всех расчетов в кошельке у Насти оседала лишь малая копеечка. Правда, муж ее изменился до неузнаваемости, как будто и не было у него в характере вечной созерцательности и мечтательности. Он научился разговаривать с Омаром – заведующим рыбных рядов на рынке. И Омар стал уважать Антона именно тогда, когда он стал грамотно торговаться.

Иногда Омар шлепал себя по жирным ляжкам, вращал глазами, и орал, что «завернет этого карпа, к чертовой маме!»

– Заворачивай! – говорил ему спокойно Антон, и отваливал из торгового зала.

– Эй! Э, слышишь, да? Вернись, да! Ну, прости, слышишь, да?! – Омар догонял Антона, и вцеплялся ему в рукав. – Все! Я понял – все! Я беру твой карп! Беру! Но ты… Ты должна помнить: это я, добрый дядя Омар тебе такой поблажка делаю! Вот!

Антон скрывал за своей невозмутимостью усмешку. Он уже раскусил этого хитрожопого товарища. Тут просто срабатывал закон востока: товар надо показать лицом и торговаться до хрипоты!

В один из дней Омар с рынка исчез. Просто растворился. Кто что говорил про это, сотня версий таинственного исчезновения человека гуляла по рынку. Работники рыбного ряда были выбиты из колеи, и готовились к смене хозяина. А к чему еще было готовиться? К обеду испарились и близкие и дальние родственники Омара, почуяв неладное. И у Насти с Антоном, которые привезли карпа, никто не хотел принимать товар. Помыкавшись пару часов в темном, пропахшем рыбой коридоре у запертой двери в кабинет Омара, за которой надрывался телефон, Настя и Антон решили двигать к дому. В «каблуке» у них было под сотню килограммов карпа, и никакого запасного аэродрома.

– Что делать будем? – спросил задумчиво Антон.

– Что-что… Продавать как-то надо. – Настя задумчиво смотрела вдаль.

В этот день ее загребли милиционеры. За незаконную торговлю. Антон оставил ее у железнодорожной платформы и помчался на работу – еще накануне Гена Туркин позвонил ему и сказал, что привезут деньги, но на всех не хватит, и если Антон хочет хоть что-то получить…

– Тош, елки-зеленые! Ну, как я продавать буду?! Я не умею! – ныла Настя, устраивая ящики у обочины дороги.

– Не умеешь – научим, а не хочешь – заставим! – муштровал ее муж, и отдавал последние наставления. – Пакеты я тебе купил, безмен, перчатки. Настюнь, не капризничай! Торгуй! А я за денюжками – туда и обратно! Да, пару-тройку рыбок оставь на ужин! Я пожарю!

В общем, Настя, которая совершенно не умела считать, – если вес был не ровно килограмм, а килограмм «с копейками», то умножить одно на другое «в уме» она толком не могла, – взялась за торговлю. Сначала ей было жутко стыдно, когда у нее спрашивали, что за товар в ящике. Но никто не смотрел на нее. Всем интересно было понюхать карпа, выбрать рыбинку покрупнее. И Настя скоро перестала краснеть и стесняться, и, округляя в пользу покупателя, радуя его ценой, охотно принялась рассказывать, откуда рыба, и расписывать ее вкус.

О вкусе, кстати. Настя даже не знала его, этого карпового вкуса! Она просто не любила рыбу. Никакую. Всегда справедливо считала, что самая вкусная рыба – это колбаса.

В разгар торговли к Насте подошли два милиционера.

– Нарушаем? – строго спросили они. – Разрешение на торговлю есть?

– Нет… – Настя не то чтобы испугалась, но растерялась. Впервые услышала, что нужно какое-то разрешение.

– Откуда рыбка? Сами ловили?

– Сами. Нет-нет, сами возим. Ловим не сами! Покупаем!

– Ага! Покупаем и перепродаем?! Спекуляция!

Настя пустилась в объяснения. Она чуть не рыдала. Документов на товар и в самом деле – никаких. Предъявить милиционерам командировочные удостоверения, в которых значилось, что они с мужем приобретали рыбу для прокорма ушастым тюленям, Настя побоялась – а вдруг менты отнимут документы?! Она на словах и на пальцах кинулась объяснять им про Фонд, про тюленей, которых надо спасать.

Менты переглянулись.

– Это кто ушастые? Вот, они что ли? – милиционер ткнул пальцем в прохожих. – Или, может, я?

– А что, Витёк, ты очень даже на ушастого тюленя похож! – заржал второй милиционер. – В общем так, барышня, груз свой собирайте – и в отделение.

– Мальчики! Не надо в отделение, а? Давайте я вам рыбки дам, свеженькой, и уеду отсюда к чертовой матери! У меня сын в детском саду, если не заберу вовремя, плакать будет. А? Давайте я вам рыбы…

– Ну, вот что, – решительно перебил ее первый. Видать, он из двоих был старшим. – Рыбка это хорошо, но кроме рыбки будет еще и штраф. Сколько ты тут наторговала-то? Вот давай, выгребай. А мы пока тебе квитанцию выпишем. Или не выписывать? Не выписывать! Не будем! Так и быть. И даже забудем, что тут тебя видели.

Платой за этот неудачный день стал ящик рыбы. Эти оглоеды и два бы забрали, да им в лом переть было тяжеленные ящики. Всю выручку они тоже забрали. Настя ехала домой и глотала слезы от обиды, матеря в полголоса нашу доблестную милицию.

– Уроды, чтоб вам пусто было… Хуже разбойников! Нет, подумать только, а?! Тут горб гнешь, ночей не спишь, а эти, которые, из "правоохренительных органов, подошли и за пять минут заработали. Чтоб вы подавились этим карпом, паразиты! Чтоб его хребет вам поперек встал в одном месте!

Настя забрала в детском саду Сережку, и помчалась к дому. Там она с трудом разгрузила из машины ящики с рыбой – чуть не надорвалась! Карпа было еще очень много, и что делать с ним, по крайней мере, до приезда Антона, Настя совсем не знала. Карпы не били хвостами и не разевали рты. Настя понюхала рыбу. Пахли они не хуже и не лучше, чем утром. Но это ведь рыба, и ее надо было как-то сохранить.

– Йес! – Настю озарило. Она заткнула ванну пробкой и открыла кран с холодной водой.

Через час в ванне плюхались ожившие карпы, а маленький Сережка стоял на табурете и визжал от восторга.

– Папа-папа!!! – радостно закричал он, когда услышал, как открывается входная дверь. – Папочка! У меня аквариум! Огромный! Пойдем скорее!

Сережка потащил Антона в ванную. От увиденной картины, специалисту по откорму ушастых тюленей стало плохо:

– Настя! Настя! Это что???

– Ох, Антоха! Я попала сегодня.

И Настя рассказала мужу, как лишилась и рабочего места, и выручки, и живности.

– Ну, ладно это все, а карпов-то зачем в воду пустила?

– А куда мне было их пустить?

– Никуда!!! В ящиках надо было оставить! Они ж теперь живые! Мало того, что пожарить нельзя, так еще и помыться негде!

Антон, чертыхаясь, кинулся ловить рыбу. Карпы выпрыгивали у него из рук. Кто-то плюхался назад в ванну, а кто-то ускользал под нее, где долго колотился в эпилептическом припадке, громыхая маленькими стеклянными баночками из-под майонеза, которые Настя собирала для мелких бытовых нужд типа сдачи анализов в лабораторию поликлиники.

На ужин у них в этот день не было ничего. Даже хлеба. Ужин плавал в ванне, жизнерадостно шевеля плавниками. Всю дорогу Антон мечтал о жареных карпах, и на тебе!

– Настена! Как жарить-то живых?

– Не знаю… – Настя расстроено пискнула.

– Ладно, иди в комнату и двери закрой. Я их убивать буду, вдруг они кричать начнут! – грустно пошутил муж.

Настя ушла в комнату, увела Сережку, двери плотно закрыла и зажала уши ладошками.

– Мамочка! Папа будет убивать рыбку? – хныкал сын. – Мамочка! Я не хочу кушать! Скажи папе, что я не голодный. И ты тоже. Ты ведь не хочешь кушать, правда?!

Настя уже хотела сорваться и остановить мужа, но тут распахнулась дверь, и она увидела на пороге Антона в ее кухонном переднике с топориком для разделки мяса в руке.

– Насть, к черту ужин! Я не могу! Ну, не убийца я! Не Чикатило какое-то! Я понимаю, что моя семья умрет от голода, но до утра никакой кулинарии!

Настя с Сережкой кинулись в ванну. Все, что смог сделать глава семейства, ярый защитник ушастых тюленей – это выпустить воду из ванны.

– Вот. К утру они уснут, тогда и поедим… – виновато доложил Антон.

И все – люди и рыбы – уснули голодными, но счастливыми. А когда проснулись в изрядно провонявшей за ночь рыбой квартире, за окном лежал снег. Первый. Не смелый и не долговечный.

– Друзья мои! – торжественно сказал Антон. – Я вчера забыл вам сказать, что мы безумно богаты. Безумно! Мне отдали все заработанные деньги. За целых три месяца. И премию! Спасибо господину Соросу! Вот ты, Настенька, все ржешь над татаро-монголами, а Сорос… Молчу-молчу! В общем, мы неприлично богаты, а потому объявляю пикник! По случаю первого снега.

Они поехали в лес, прихватив с собой несколько крепко уснувших вечным сном карпов. Выбрали симпатичную полянку, и к великой радости Сережки запалили костер. Карпов разделали, перевязали шпагатом, и уложили на решетку самодельной коптильни. Следили внимательно за тем, чтобы стружка под решеткой не горела, а только дымилась. А потом, обжигаясь, ели пахнущее дымком белое мясо. И даже Настя, для которой самая вкусная рыба – это колбаса, тоже ела.

Оставшуюся рыбу Настя и Антон пристраивали долго и нудно: ходили по соседям, продавали по одному, от силы по два «хвоста». Думали уже не о прибыли, а о том, чтоб не пропал труд и вложенные средства. После этого недели две они не ездили в рыбколхоз, а занимались поиском рынка сбыта.

На рынке тем временем место Омара занял Мамед, который от Омара не очень отличался даже внешне. Мамед готов был покупать живого карпа, но по совсем смешной цене. Произведенные расчеты показали, что с таким бизнесом концессионеры могут в убытке остаться.

Чтобы не терять связей с продавцом Саней, Настя и Антон решили все-таки изредка делать закупки в «Шепиловском». Только на семейном совете решено было перепрофилировать бизнес. И в один из дней Настя с Антоном купили в рыбсовхозе немного карпа, несколько ящиков окуней и два ящика миноги. Этих гадов им Саня буквально навязал. Даже Насте с ее опытом работы в рыблаборатории было не по себе от общения с миногами.

– Тьфу, змеи! – брезгливо поморщилась она, разглядывая копошащуюся в огромной сетчатой емкости черно-зеленую массу.

– Миленькая моя! Да ты их сама съешь за милую душу! Они что жареные, что маринованные – за ушами трещат! – нахваливал товар Саня-продавец.

– Лодка так подводная называлась, одна из первых, – задумчиво выдал начитанный и умный Антон, боязливо погладив по гладкой спинке рыбку-присоску. – «Минога».

Дома они сгрузили ящики с окунем и миногами, подхватили в детский сад сонного Сережку, и помчались на рынок. Там им Мамед дал понять, что он не намерен уступать, и карпов они сдали чуть ли не в убыток себе.

Домой вернулись в дурном настроении. А когда увидели свою квартиру, то Настя в ужасе зарыдала. Да и Антон почувствовал, как у него волосы на голове зашевелились. Эти чертовы рыбы-змеи – миноги – покинули ящики и расползлись по дому. Они висели на стенах и мебели в кухне и прихожей. Самые шустрые сумели добраться до комнаты. Полдня Настя и Антон собирали их, матеря в сто этажей Саню, который уговорил их приобрести этот деликатес. Потом Настя помчалась к соседям, выпрашивать емкости для маринования миног.

На помощь была вызвана Настина мама Вера Андреевна, которая сообщила, что миноги – это «безумно вкусно», и она приготовит их так, что все будут есть и пальчики облизывать. У Насти просто гора с плеч упала.

Этот день, а за ним и ночь, все они запомнили на всю жизнь. Как ни старались делать все чисто и аккуратно, но к утру квартира напоминала рыбный завод, а все они – рабочих, оттрубивших ночную смену в цехе засолки рыбы. Окуневая чешуя серебрилась везде, где только можно. Вера Андреевна, направляясь в туалет, поскользнулась на рыбьей требухе и едва не убилась, стукнувшись головой о шкаф, а Сережка, который устал от всей этой катавасии и попросился спать, через минуту орал, как резаный: под подушкой вместо плюшевого медвежонка, с которым ребенок засыпал, обнаружилась засохшая дохлая минога. Сережка с воплями выскочил из кроватки, и спать ложиться категорически отказался, даже поприсутствовав при тщательном обследовании спального места при полной иллюминации. Он маялся до полуночи, сидя в прихожей на низенькой скамеечке рядом с отцом, который ловко потрошил окуней и вставлял им в губу крючок, сделанный из канцелярской скрепки. А потом забрался с ногами на родительскую кровать, лег, не раздеваясь, поверх одеяла, и уснул.

К утру все пространство над газовой плитой было увешано окунями, натертыми солью до белизны, а в большом чане, в котором соседка когда-то кипятила белье, мариновались миноги.

Три сковороды, с трудом уместившиеся на плите, были под завязку забиты упругими зажаренными колбасками. Миноги на вкус оказались странноватыми. Ни Настя, ни Антон не возрадовались, испробовав мамино произведение.

– Не хотите, как хотите! – с легкой обидой сказала Вера Андреевна. – Я их домой заберу, в холодильник поставлю и съем.

– Мама! Это все ваше и абсолютно бесплатно! – попытался пошутить Антон.

Лучше бы он молчал про деньги! Вера Андреевна тут же вспомнила про свои «гробовые», которые пошли прахом, и долго сокрушалась об их потере.

…«Гробовые», все до копеечки, и даже с обещанными процентами Антон теще своей вернул. Правда, не с доходов от рыбного бизнеса…

После той памятной ночи на рыбном бизнесе была поставлена жирная точка. Они кое-как перебивались с хлеба на квас, занимали и перезанимали деньги, отдавали долги, выкручивались, изворачивались. А потом Антону вдруг неслыханно повезло. В нужном месте и в нужное время он встретился со своим однокурсником, который удачно заправлял бензином половину городских АЗС. Дело, далекое от истории и татаро-моногольского ига, которым однокурсник Гришаня Воробьев, кстати, тоже «болел», но стабильно дававшее очень неплохие деньги.

– Антоша, забей ты на эту татаро-монгольскую хрень! Не до нее сейчас! – поучал будущий компаньон Антона Сибирцева. – Бог даст – еще позанимаешься своей наукой. А не даст – так я тебе сейчас даю возможность заработать так, что потом ты сам возьмешь все, что надо. И от науки, и от жизни. Ты думаешь, мне ночами не снятся всадники на конях и с копьями да луками-стрелами?! Еще как снятся! А я утром просыпаюсь, и говорю себе: ша, Гриша, сегодня у тебя переговоры с очень нехорошими дядями-конкурентами, и тебе надо не копьем махать, а красиво их уговорить. Копьем махать проще всего. Но от этого и без головы можно остаться. А я умею без копья с ними договариваться. И тебя научу. Мне свой человек, ой, как нужен!

Антон не возражал, а, получив приличные «подъемные» от компаньона, он пришел к Насте и сказал:

– Насть, хочешь – голову мне оторви, хочешь – сразу прости, но все куда-то ушло. Вот тут пусто. – Антон показал ну грудь, где было сердце.

Настя все поняла: это он про их ставшие какими-то чужими, отношения.

Странно, но Настя была готова к этому. То ли от рыбных будней и последующим за ними жутким безденежьем устала и хотела отдохнуть, то ли и в самом деле ушло все куда-то.

Они договорились тогда, что Антон уйдет жить к родителям, но будет сам приезжать и привозить деньги для жены и ребенка. Ну, и «гробовые» теще, конечно, отдаст сам…

Настя в довесок к элегантному чемодану с вещами мужа выставила в прихожую старый рюкзак, набитый вяленым окунем.

– Это-то куда, Настен?

– А мне куда? – Настя легонько пнула рюкзак. – Я рыбу не ем. А так, может, батя твой с пивом употребит, или Воробьев когда снизойдет.

Антон криво улыбнулся на это, но рюкзак прихватил.

Вот так они странно расстались, освободив друг друга от семейных обязанностей. Настина мама всплакнула, узнав, что зять ударился в большой бизнес, оставив жену и ребенка. Она усомнилась в том, что он вернет ей ее накопления. Но уже через месяц Антон возвратил долг новенькими зелеными долларами, да еще и с процентами. И к Насте беглый муж заехал, выделив на жизнь приличную сумму. Сережка на нем повис, расхныкался. У Насти даже в носу защипала.

Она побоялась, что Антон сейчас заплачет, и больше не уйдет никуда. А ей уже не нужно было, чтобы он остался.

Но Антон Сибирцев не заплакал, и сына утешил:

– Сереж, ты не плачь, сын. Я, как был, так и буду папой тебе. Просто жить мы пока будем вот так: ты с мамой, а я с бабушкой Машей и дедом Толиком. Вот наступит лето, и мы с тобой поедем к ним в деревню, где у них дом, и пруд, а в пруду – караси. Будем с тобой рыбу ловить и в бане париться. Идет?

– Идет! – Сережка вытер слезки, слез с рук Антона, и помчался в детскую.

– Ну, ты как? – спросила Антона Настя.

– Нормально. Работы много, командировки. А ты?

– И я нормально. Не пропадай.

– Не пропаду.

Странно. Расстались, как будто и не было любви, как будто и не ревновала Настя его к другим женщинам. Как будто из-за рыбы этой, из-за ночи этой бессонной, кончилась между ними любовь, а осталось одна только усталость, от которой и ей, и ему просто хотелось отдохнуть.

А рыба…

– Батя окуней до сих пор ест! – засмеялся Антон.

– А мы, представляешь, засохшие миноги до сих пор собираем по квартире! – улыбнулась Настя. – Двух нашли за кухонным столом, а одну – в моей туфельке!

Все, кто знал их, как пару, удивлялись тем переменам, которые произошли у них в семье. Не понимали, как такое могло произойти. Не было ни ссор, ни скандалов, ни любовниц с любовниками – ничего того, из-за чего распадаются семьи. Не было! А люди взяли и расстались. И при этом остались друзьями.

И даже долго не разводились официально. Не нужно было. Развод оформили только через четыре года, когда Антон надумал жениться во второй раз. Настя даже на развод не поехала, просто написала от себя заявление в суд, что не возражает. А через год и сама вышла замуж за Никиту Волкова.

А потом с ней приключилась совсем смешная история. Настя лежала в роддоме с маленьким Васькой. Сыну было три дня, когда в палату к ним положили юную барышню. Вернее, двух. Старшей было лет 20, младшей – всего несколько часов.

Настя познакомилась с Леночкой, помогала ей советами – все-таки, она уже второй раз мамой стала, а это – опыт! Леночка старательно перенимала его.

А вечером тихо скрипнула дверь в палате, и на пороге возник с огромным букетом цветов Антон.

Настя первой увидела его.

– Тош, ты что? Ты откуда…?

– Настюш! А ты что тут делаешь???

В общем, все просто: бывший Настин муж оказался настоящим Леночкиным. Когда разобрались, что почем, долго смеялись. И опять все легко и просто у них получилось. Ни кошки черной, ни ревности. Наоборот. Подружились Настя с Леной. Семьями, правда, дружить не получилось: Никита категорически не желал видеть в «своем» доме бывшего Настиного супруга. Настю это его «я в своем доме…» сильно цепляло. Жил-то Никитос в Настиной квартире. Но насильно мил не будешь, и дружба была немного однобокой. Или Антон приезжал к ним, чтобы увидеться с Сережей, или Леночка с Ксюшей выбирались в гости к «братикам».