Сололи. Там, где нас нет…

Все пытались делать вид, что ничего не произошло, о случившемся старались не разговаривать. Я заметил, что на меня обращают больше внимания, чем раньше, но в открытую ничего не говорят.

Киры среди восьмиклассников не было, в тот день она не пришла. Не пришла и на следующий день. Потом я узнал, что её младшего братика во время землетрясения завалило брёвнами. С переломами его отвезли в районную больницу.

Я увидел её только в начале сентября. Кира шла мне навстречу по пустому школьному коридору. Такая же маленькая, такая же хрупкая, но с решительным, смелым и уже совсем недетским взглядом.

Я понял, что моё сердце в этот момент готово было выпрыгнуть. Дыхание перехватило от волнения. Я ждал, что она хотя бы улыбнётся мне, но Кира, опустив глаза, молча прошла мимо. Я знал, что другие девочки на её месте бросились бы мне на шею в этот момент, но мне понравилось бы это куда меньше, чем её стыдливо опущенный взгляд и молчание, которое говорило больше всяких слов.

То, что она стесняется и не решается сказать мне даже «Привет!» для меня много значило. Я понял, что по-другому она, моя необыкновенная девочка, поступить не могла.

Теперь мне казалось, что я стал видеть и встречать её чаще, чем раньше. Судьба странным образом сталкивала нас почти каждый день, словно проверяла на прочность. В школьных коридорах, в магазинах, на самых дальних улицах посёлка, у единственного колодца с родниковой водой, – куда бы я ни пошёл, я знал, что встречу её.

Каждый раз, выходя на улицу, я обещал себе начать разговор с ней, понимая, что первый шаг должен быть за мной. Я никогда не отличался робким поведением, но при виде Киры не мог вымолвить и слова.

Что-то заставляло биться сердце чаще. Что-то сковывало мои движения и заставляло забывать обо всех обещаниях, данных самому себе, не замечать никого и ничего вокруг. Это что-то толкало нас друг к другу, а затем снова разделяло на дни, ночи и километры.

Кира улыбалась, замечая моё смущение, но по-прежнему молчала. Вскоре я понял, что единственное, что мне нужно – просто видеть её. Изредка. Случайно. В любую погоду, в любой день недели, в любом месте. Знать, что она рядом, что ходит под одним и тем же небом, по одним и тем же улицам… Что она просто есть.

О любви говорить было рано. Это было что-то другое. Но уже тогда я понимал, что не в силах отказаться от этого, повернуть историю так, как мне хотелось бы. Всё шло по какому-то неведомому мне плану. Как будто кто-то свыше решил связать наши судьбы, даже не спрашивая на то нашего с Кирой согласия. Это пугало и это очаровывало. Это заставляло жить.

5

Последний год школы не оставил в моей памяти особых воспоминаний. Всё свободное время уходило на подготовку к выпускным экзаменам и поступлению в институт. Я уже точно знал, что буду поступать на филолого-исторический факультет и поэтому штудировал классическую литературу и учебники истории.

В середине декабря меня решили отправить на районную олимпиаду по литературе. Я был непротив, хотя особо не готовился. Всего из старших классов нашей школы выделили шесть человек, в том числе и Киру.

Вставать нужно было в шесть утра. Я боялся проспать и проспал. Спасло то, что мы жили прямо напротив вокзала. До районного центра нужно было добираться три часа на поезде. Все три часа мы веселились, рассказывали друг другу анекдоты, решали кроссворды, просто смеялись и шутили друг над другом.

Отправившаяся с нами учительница литературы Любовь Андреевна первое время отчитывала нас за такое несерьёзное и безответственное поведение и призывала повторять прочитанное, перелистывать тетрадки и учебники. Когда она поняла, что никто и не думал брать с собой какие-то конспекты, – оставила нас в покое и погрузилась в чтение какого-то романа.

Всю дорогу я смотрел на Киру. Она сидела прямо напротив меня, но как обычно старалась не смотреть мне в глаза. Иногда всё же наши взгляды встречались, и от этого меня бросало то в жар, то в холод. Я первый раз тогда услышал, как она смеётся. Я заметил, что она прищуривается и накручивает на пальцы вьющиеся локоны своих волос, когда сосредотачивается на чём-то.

Всё, что она говорила, всё, что она делала было настолько гармонично и естественно, что даже самые лучшие актрисы мира не смогли бы повторить это в точности. Я ловил каждое её слово, наблюдал за каждым движением, стараясь всё запомнить и отложить в копилку своей памяти. Так и просидел всю дорогу, не сводя глаз с Киры, забыв про смысл и цель нашей поездки.

Возвращались домой мы уже поздним вечером, уставшие и замученные. На этот раз все молчали. С собой мы везли два третьих и одно первое место, заработанное Кирой.

6

Этого дня я ждал все десять лет. Много раз я представлял себе битком набитый актовый зал и наш класс на сцене. Цветы, подарки, грустные песни, слёзы одноклассниц и мам. Прощание с детством, со школой, со всем тем, к чему мы привыкли и без чего уже не представляли нашу жизнь. Как же мне иногда хотелось побыстрее вырваться на свободу и начать самостоятельную, взрослую жизнь, стать хозяином своей судьбы! Последний год я буквально считал часы до Последнего звонка.

И вот этот день настал. Всё было в точности, как я себе и представлял. Однако, ни радости, ни похожего на неё чувства в этот момент я почему-то не испытывал.

Мы ещё находились в школьных стенах, но уже чувствовали ностальгию по этим родным коридорам и классам, по урокам физики и литературы. Впереди был ещё месяц учёбы, напряжённый месяц работы над билетами, экзаменами, а главное – над самими собой.

Теперь всё зависело от меня, моего упорства, веры и силы духа. Как у спортсменов, на последнем этапе нужно было собрать все силы и прийти на финиш если не первым, то хотя бы в числе первой тройки.

Сейчас я не помню ни одного слова, которое прозвучало тогда на нашем Последнем звонке. Я знаю, что он был, но каким именно он был, мне сказать тяжело. Все три часа я простоял за спинами одноклассников, размышляя о прошлом, настоящем и будущем.

Учёба и подготовка к предстоящим экзаменам заставляла всё меньше думать о Кире. По иронии судьбы мы и видеться стали намного реже. Иногда, сидя вечером над очередным рефератом, я понимал, что за весь день ни разу о ней не вспомнил. У меня просто не хватало на это времени.

Никому я так и не рассказал про мою тайну – знал, что никто не поймёт. Даже лучшие друзья Андрей и Серёга не догадывались о том, что уже год творилось в моей голове и в моём сердце. Да и если бы я захотел, то всё равно не смог бы выразить это чувство словами.

То, что об этом никто не знал, придавало нашей истории ещё большую чистоту, искренность, силу и какую-то космическую предрешённость.

Два чувства боролись во мне тогда: я боялся расставания с ней и в то же время внушал себе, что вся наша тайна, наша история – не больше чем детская фантазия, игра, поиск новых ощущений.

Что бы я не чувствовал к ней, мы были чужими. И всё, что было, – было только в моей голове. Я знал, что стоит мне только уехать и погрузиться в новую жизнь, её образ, милый, родной образ навсегда сотрётся из моей памяти. Точно так же, как сотрутся в этой маленькой девичьей головке все воспоминания обо мне.

Принимать это за что-то серьёзное было бы глупо. Мы были детьми. Наши пути расходились. В этот день. В этом зале. И самым правильным было бы забыть всё и жить дальше, и идти вперёд. По раздельности.

Видимо, Кира это тоже понимала. Когда мероприятие закончилось и классы разошлись по кабинетам, я случайно столкнулся с ней на лестнице – той самой, на которой год назад во время землетрясения прижимал её к себе. Как обычно она молча, не поднимая глаз, прошла мимо меня. И как обычно моё сердце готово было разорваться в этот момент.

Ни тени улыбки, ни тени игры не было на её лице. Кира плакала.

7

Не буду описывать самые тяжёлые месяцы моей учёбы – выпускные и вступительные экзамены, потому что вспоминать об этом не очень хочется. Скажу только, что всё лето я просидел за учебниками. И не зря. В аттестате не было ни одной тройки, а в списке поступивших на бюджетное место филолого-исторического факультета я был вторым. Я выучил в десять раз больше, чем требовалось от среднего абитуриента, и поэтому экзамены мне показались недопустимо лёгкими.

Больше никогда потом я так не старался учиться и не тратил всё своё свободное время на чтение книг. За пару месяцев я похудел на семь килограмм и прибавил диоптрию со знаком «минус» на свои очки. Мне и моим родителям показалось это слишком большой платой за студенческий билет.

Однако цель была достигнута. Двери лучшего университета нашего края были открыты для меня. И это не могло не радовать. Город, в котором до этого я пару раз был проездом, теперь распахнул для меня свои объятия. На его улицах, в его библиотеках, ночных клубах, парках, на его площадях пройдут годы моего студенчества. Самые счастливые, самые весёлые и беззаботные годы.

Мои закадычные друзья – Андрей Попов и Серёга Мурачёв после школы пошли в армию, даже не пытаясь куда-нибудь поступить. Так я оказался один на один с чужим городом.

Как и всем остальным иногородним студентам, мне была предоставлена комната в общежитии, а точнее – место в этой комнате. Нас было четверо – красавец-якут Денис Кильмухаметов, бас-гитарист Лёша Сорокин, мастер студенческой пародии и будущий КВН-щик Тимофей Кротов и я – ничем особым не выдающийся Александр Поздняков. Мы все учились на разных факультетах, у нас были разные интересы, взгляды на жизнь, разный жизненный опыт, цели и устремления, но мы отлично ладили. Уже на первом курсе мы поняли, как повезло, что мы все живём в одной комнате, и если бы кто-то из нас ушёл, то это было бы невосполнимой потерей.

Таким составом мы и прожили пять счастливых лет нашей жизни, никого не теряя и никуда не переезжая. «Сорок вторая» надолго останется в памяти вахтёров и остальных студентов общежития. Здесь всегда царил творческий беспорядок, играла музыка, толпилась молодёжь…

Сейчас даже не понимаю, как мы умудрялись в таких условиях учить экзамены и сдавать их без троек, но недаром говорят, что студенты – народ выносливый и неприхотливый. Это было как раз про нас.

Тяжело вспоминать то, что было тебе по-настоящему дорого и то, что уже никогда не вернёшь. Фотографий с того времени практически не осталось. Только обрывочные воспоминания. И чем дальше, тем меньше этих воспоминаний остаётся. Да и вспоминать уже особо не с кем. Пути друзей рано или поздно расходятся. Мы прошли вместе огонь и воду, но ничто не подвластно времени, оно стирает всё.

Никогда не забуду, как однажды Лёшка после сытного обеда выбросил в окно пустую консервную банку. Под окном, как нарочно, оказалась машина нашего сантехника, которую, к тому же, он помыл незадолго до приезда в общежитие (первый раз на моей памяти). Сантехником его тяжело было назвать, – это был двухметровый шкаф, который громко передвигался и произносил нечленораздельные звуки.

Когда жестяная банка процарапала лобовое стекло машины, мы поняли, что нас ожидает жестокая месть – в лучшем случае четвертование или посажение на кол, в худшем – мытьё общественного сортира.

Нас вычислили быстро. Траекторию полёта злополучной банки определил сам пострадавший. Бить, как ни странно, не стал, но потребовал, чтобы собрали студсовет и предали нас в руки правосудия. Мы все тогда были на пятом курсе и исключать из института нас вряд ли стали бы, но мозги промыли надолго. На совете потребовали выдать виновника происшедшего, но мы как один утверждали, что виноваты все.

Наказание придумали наижесточайшее – распутывать километровые рыбацкие сети в гараже сантехника. Отпираться было бессмысленно. После этого случая мы не сговариваясь перестали покупать консервы, а Лёшку приучили каждый вечер выносить мусор.

8

Первые полгода я ездил домой каждые выходные, но по мере приближения сессии стал всё реже и реже навещать родителей. В этом не было особой необходимости: продуктов и денег хватало надолго. Но причина моих редких посещений, конечно же, была не в деньгах.

Я видел, как тяжело было моим родителям привыкнуть к тому, что их сын повзрослел. Моё присутствие не приносило особой радости. Каждый раз они отпускали меня с тяжёлым сердцем: отец всегда молчал, а мама прятала слёзы, собирая мои сумки.

Провожая меня на поезд, они обычно разговаривали о самых пустяковых мелочах – о тёплых носках, забытых дома, или о пачке парацетамола в левом кармане… Говорили, чтобы стараться не думать о расставании, о том, что будет, когда мой поезд уедет.

Сотовых телефонов тогда ещё не было и раз в неделю они звонили мне на вахту общежития. От этих звонков нам всем становилось ещё тяжелее. Как я ни старался погрузиться с головой в студенческую жизнь, мне всё-таки не хватало моей прежней беззаботной школьной жизни: зимних вечеров возле кирпичной тёплой печки, шёпота родителей по утрам, телевизора, любимого пса, вкусного маминого борща и бани по субботам.

Дом теперь навевал на меня грустные воспоминания и в пору экзаменов они были совсем некстати.

Сейчас я понимаю, что нужно было находить в себе силы и приезжать при каждой возможности: на выходные, на праздники, на Дни Рождения.

Только со временем осознаёшь, что нет ничего ужасней, как через три месяца после расставания заметить у мамы полную голову седых волос, а у отца – новые морщины на лбу.

Стараясь избавить родных от постоянных мыслей о нас, мы причиняем им ещё большую боль, лишая смысла жизни. Как жаль, что в своё время не было рядом человека, который мог бы мне это сказать.

Киру за эти полгода я видел только один раз. Декабрьским вечером в Сололи.

Шёл снег. Вокруг не было ни души. Я возвращался домой от друга и слышал только, как на меня падали снежинки. Стояла какая-то сказочная атмосфера: белоснежное тихое царство очаровывало своими картинами, которых не увидишь ни в одном самом красивом городе мира. Я шёл и думал о чём-то светлом. Вдруг поднял глаза и увидел Киру. Улыбаясь, она шла мне навстречу.

Сейчас, по прошествии многих лет, могу с уверенностью сказать, что у каждого в этом мире есть только один человек, от встречи с которым останавливается дыхание и выпрыгивает сердце. Человек, знакомство с которым однажды показалась тебе просто случайностью. Вы может и не разговаривали друг с другом никогда и ты никогда не держал её за руку, не дарил ей цветов, не провожал до дома, в то время как за тебя это делал кто-то другой. Вы можете убеждать себя в том, что вы чужие и даже начать верить в это, но стоит вам только увидеться и тут начинается что-то необъяснимое – тысячи тонких невидимых нитей начинают притягивать вас друг к другу и вы не в силах этому сопротивляться. И всё это без единого слова. Где-то глубоко внутри. В самых потаённых уголках души и сердца…

У каждого в этом мире есть такой человек. Для меня это была Кира. Никто и никогда не действовал на моё сознание так, как эта хрупкая девушка.

Мы улыбались друг другу и были абсолютно счастливы. Я понял, что наша тайна, наши чувства по-прежнему в силе и время и километры только укрепляют их. Наверное, многие бы назвали это сумасшествием, в какой-то мере и я это понимал, но стоило жить ради одной этой улыбки в заснеженном декабре.

Она молча прошла мимо меня. Я заметил, что Кира превратилась в абсолютную красавицу, и пожалел о том, что не могу теперь быть рядом с ней даже на расстоянии взгляда. Обернувшись ей вслед, я увидел, что она тоже оглянулась в мою сторону, но тут же быстро отвернулась и ускорила шаг.

В чём была её тайна? Что меня так очаровывало в ней? Этого я не могу понять до сих пор. Городские девушки были более доступны. Они сразу приступали к действиям и не тратили время на улыбочки и намёки. Большинство моих знакомых велось на это. Всё происходило быстро и сразу и заканчивалось так же. Меня не прельщали такие отношения, может потому что был воспитан на старых добрых советских фильмах, может потому что был в какой-то степени романтиком.

Тем не менее, несмотря на то, что по сути нас с Кирой не связывали никакие обязательства, у наших отношений уже была какая-то своя история. История, о которой в тайне мечтает каждый. Одна из тех, о которых снимают фильмы и пишут книги. История настоящих, неподдельных чувств. О такой любви не кричат на каждом углу, не рассказывают друзьям и приятелям. Она тихая, стыдливая, молчаливая.

Сидя на нижней полке в общем вагоне по дороге в город, я снова и снова представлял себе нашу следующую встречу.

9

Повседневная суета иногда заставляет нас забыть о самом главном в этой жизни, она затягивает с головой и порой просто нет сил вырваться из её крепких объятий. Мы не задумываемся о глобальных вопросах, не строим планов на будущее, мы просто плывём по реке времени, плывём туда, куда нас несёт течением… А ведь иногда очень важно остановиться и посмотреть на всё со стороны, подумать над тем, правильной ли дорогой мы идём и к чему придём в итоге. К сожалению, я стал задумываться об этом только сейчас, когда в этом уже нет никакого смысла…

Активная студенческая жизнь, которую я вёл, безусловно, оставила самые приятные воспоминания. Однако, не всё было так красиво.

Первые полгода я всё время думал о Кире. Мысли о ней заставляли жить и отравляли моё существование одновременно. На улице она мерещилась мне в каждой второй проходящей девушке.

В ночных клубах, на вечеринках мне совсем не хотелось напиваться и кого-либо «цеплять»; на меня не производили действия хитрые уловки опытных девиц. Я был закрыт для отношений, потому что не считал себя свободным. Я полностью принадлежал ей, моей Кире, однако объяснить это моим друзьям не представлялось возможным.

Практически сразу они заметили, что меня совсем не интересует противоположный пол. На нашем филолого-историческом факультете 90% студентов составляли девушки и выбор был богатый, но мне это было безразлично. Попытки друзей свети меня с кем-нибудь все как одна заканчивались неудачей. На все вопросы я отмалчивался, что приводило их в ещё большее недоумение: на «голубого» я не смахивал, а для несчастной любви у меня было слишком счастливое лицо. В результате они сочли меня бессердечным эгоистом и оставили в покое. Так или иначе, моё одиночество продлилось недолго.

Её звали Оля. Красивая блондинка с голубыми глазами, полная противоположность моей Кире. Она жила в соседней комнате и почти всё свободное время пропадала у нас. То, что она была влюблена в меня, знал, наверное, весь город. Знал и я. К концу первого курса я решил во чтобы то ни стало забыть Киру. Оля могла мне в этом помочь. Понимаю, что это было жестоко по отношению к этой девушке, но другого способа я на тот момент не видел: чтобы забыть одного человека – надо было переключиться на другого.

Забыть Киру. Наивный, я тогда думал, что это возможно. Почему я решил стереть её из своей памяти, а самое главное – из своего сердца? Да потому что просто начинал сходить с ума. Мысли, сны, образы – всё было связано с ней. Не имея возможности даже видеть её, я думал о ней всё сознательное и бессознательное время, забывая обо всём остальном. Вскоре это привело к тому, что я серьёзно заболел.

Хроническая усталость, мартовская слякоть и отсутствие каких бы то ни было внимания и заботы уложили меня на больничную койку с тяжёлой формой воспаления лёгких. Сопротивляться болезни не было сил. Весна уже вступила в свои права, заканчивался второй семестр, приближалась очередная сессия, а я впал в абсолютную депрессию. Скажу честно – в ту весну мне совсем не хотелось выздоравливать.

Я понимал, что больше не смогу жить так, как жил раньше. Всё надоело. Молча я лежал сутками на постели и ждал момента, когда это всё закончится. Вокруг меня толпились медсёстры с капельницами, врачи с какими-то бумажками, а я думал о том, что Кира ничего этого не видит. Она была тем самым лекарством, которое могло меня исцелить. Очень часто я представлял себе, как она заходит в мою палату, когда я сплю, садится на край постели, берёт меня за руку и начинает тихо говорить те слова, которые много лет спустя она написала мне в своём прощальном письме. Слова, которых мы так ждём и так боимся… Тогда я был готов отдать жизнь за эти слова.

Кира конечно же не приехала, но Оля ходила ко мне каждый день. Сначала меня это сильно раздражало, и я прямо просил её оставить меня в покое, чем очень обижал её чувства. Но потом решил не отказываться от Олиной заботы, понимая, что она – тот самый единственный человек, который оказался со мной рядом в тяжёлую минуту. Я позволял ей себя любить.

Меньше всего на свете я хотел тогда, чтобы родители видели меня в таком состоянии и поэтому был против того, чтобы они приезжали. Неделю мне удавалось скрывать от них, что я лежу в больнице, но всё же добрые вахтёры общежития посчитали своим долгом позвонить отцу, разрушив тем самым все мои планы. Здесь же в больничной палате мама и Оля познакомились и почти сразу полюбили друг друга.

Родители были уверены в том, что мы давно встречаемся и даже одобрили мой выбор. Они, наверное, готовы были поженить меня на этой девушке, если бы я утратил способность говорить и слышать. Мама была в восторге оттого, что есть в этом городе человек, который будет заботиться обо мне, когда они уедут, и поэтому по несколько часов в день давала Оле ценные указания по поводу моего дальнейшего лечения. Чтобы не огорчать родителей, я принимал всё без возражений.

Рядом с Олей мысли о Кире стали сами собой уходить. Я понял, что действительно кому-то нужен и решил с головой уйти в эти отношения, чтобы наконец почувствовать себя счастливым. Я очень старался её полюбить, как бы глупо это не звучало. Я обманывал её, обманывал себя, обманывал всех кругом, убеждая, что мы созданы друг для друга.

Кира так и осталась моей самой тяжёлой и самой неизлечимой болезнью. Болезнью, которая затмила мой разум и поразила весь организм, которая проявлялась редкими приступами воспоминаний и грусти и от которой не было вакцины. И как бы я ни старался забыть о ней, – я был обречён.

10

Первый год моего студенчества пролетел незаметно. После выздоровления началась обычная студенческая жизнь: с горем пополам я сдал сессию, прошёл археологическую практику, провел всё лето с Олей у родителей в Сололи… Второй курс тоже не оставил в моей памяти ярких воспоминаний: всё было слишком гладко и однообразно. Я был примерным студентом, сыном и женихом. Постоянное присутствие Оли иногда меня раздражало, но в целом у нас были очень тёплые, трепетные отношения. Я привязался к ней.

Оля была очень хорошей хозяйкой, верной подругой и любящей «женой». Наверное, каждый мужчина позавидовал бы мне. Мои родители не чаяли в ней души и вскоре после знакомства стали называть её «дочкой». Мы продолжали жить в соседних комнатах общежития, что меня вполне устраивало, хотя понимал, что для Оли это становится в тягость. Торопить события я не хотел, но и обижать её тоже, поэтому на семейном совете было решено с началом третьего учебного года переехать на съёмную квартиру.

Всё складывалось слишком хорошо. Я радовался этому, но всё же иногда осознавал, что пошёл не по той дороге, не с тем человеком и заблудился в конец. Повернуть назад уже не было возможности. Обычно такие мысли посещали меня в полном одиночестве, когда я оставался наедине с самим собой, со своей совестью и своим сердцем. Я не был счастлив, но я был спокоен. На тот момент мне этого хватало. Однако, когда я приезжал в Сололи, намеренно не показывался на улице вместе с Олей. Я боялся, что Кира увидит нас вместе. Слава Богу, никто этого не замечал.

Киру я не увидел ни осенью, ни зимой, ни летом… Как-то проходя мимо дома её родителей, я заметил, что там живёт совсем другая семья. Аверины уехали. Когда и куда – никто не знал. За кружкой пива после бани я невзначай спросил у отца, знает ли он что-нибудь об их отъезде, но отец только пожал плечами…

Весь мир для меня перевернулся. Я понял, что потерял её. До сих пор я в тайне верил, что смогу в любой момент вернуться к моей Кире. Я знал, что она рядом. Знал, где она живёт, с кем дружит, по каким тропинкам ходит… Я мог в любой момент увидеть её, стоило мне только этого захотеть. Теперь же это стало невозможным. Я понял, что, скорее всего, никогда не увижу её. И ни одной фотографии, ни одного письма, никакой вещицы – ничего в память о ней… Для меня это было подобно смерти… Я упустил свой шанс и проклинал себя за это.

Первый раз за долгое время я напился.

Я не помню, что было потом. Земля для меня остановилась. Я просто существовал, не получая никакого удовольствия от жизни. Я стал грубым по отношению к Оле, ленивым, безразличным ко всему и ко всем. Все заметили во мне эту перемену, но никто не мог понять причину, а я и не пытался объяснить.

К учёбе я потерял всякий интерес, второй курс закончил благодаря преподавателям, хотя совсем этого не заслуживал. Жизнь моя покатилась под откос: бесконечные пьянки и бесполезные знакомства. Смутно помню, что было тогда. В моей жизни это была большая чёрная дыра, которая затягивала всё сильнее и сильнее.