Под небом Италии

Они вышли к Понте Веккьо в тот счастливый час, когда набережная и мост были окрашены яркими, тёплыми лучами заходящего солнца. Таня встала у парапета и смотрела на спокойный, отливающий синим Арно, на жёлтые и оранжевые фасады домов, на их отражения в реке, на мост с его полукружиями арок между тяжёлыми опорами и разномастными постройками на нём тех же охристых оттенков, что и дома на набережной, и её охватило чувство, которого она давно не испытывала: радостное волнение, всегда возникавшее у неё при встрече с красотой, не красотой Давида, веками неизменной, но красотой минуты, пока сохраняется это освещение и не размыты рябью отражения домов на воде. Таня с трудом оторвала взгляд от реки и быстрым шагом направилась к мосту.

Понте Веккьо был заполнен туристами, глазевшими на витрины золотых лавок. Павел и Таня прошли мост из конца в конец и обратно. Таня долго стояла, облокотившись на перила с одной и с другой стороны, смотрела на набережную, на кривоватые от старости дома, на дальние мосты через Арно и молилась непонятно кому, чтобы чувство радостного волнения не покидало её. Она сказала себе, как говорила в молодости, когда ещё мечтала стать художником: «Я хочу это запомнить и попробовать написать». Таня повернулась спиной к перилам, стараясь вобрать в себя всё: китайских туристов, державшихся одной тесной кучкой, обнимавшуюся парочку высоких светловолосых парней, пожилую, скромно одетую чету, наклонившуюся к витрине, чтобы рассмотреть цены. Потом она опять пошла вниз, на набережную, и вдруг вообразила себя босоногим итальянским мальчишкой, бегущим в толпе по этому мосту лет триста назад. Её походка стала пружинистой, движения быстрыми и резкими, она оглянулась на Пашу, шедшего следом за ней, и озорно засмеялась. «Что?» – не понял Паша. «Ничего. Просто хорошо», – продолжала улыбаться Таня.

Москва. 1991. Путч

Павел с Таней поженились, когда всё вокруг начало рушиться. Работа на Госплан кончилась, других заказов не было. Валера, Танин начальник, пытался хоть как-то заработать на обналичке, на торговле всем, что подворачивалось: ковры с Обуховской фабрики, которые забирали небритые восточные люди, золотой ширпотреб из Иванова, расписные самовары, хрусталь… Потом появилась зацепка в Министерстве автотранспорта и трое программистов, Таня в их числе, были брошены туда.

Двадцать третьего августа Таня, как всегда второпях собравшись, спустилась в метро. В вагоне ехали такие хмурые и молчаливые люди, что у Тани ёкнуло сердце. Что случилось? Может быть, кто-то умер, кто-то очень важный? Кто же это может быть?

В министерстве никто не работал. В бухгалтерии стоял маленький телевизор с заглушённым звуком. На экране «лебеди» в пушистых пачках слаженно семенили на пуантах. Таню сбивчиво посвятили в то, что произошло. Через час-полтора с улицы стал слышен нарастающий мощный гул, и задрожали стёкла. Все прильнули к окнам: по улице шли танки. Позвонил Павел. Попросил Таню не выходить в город. Таня и не собиралась. Этот заказ был их последней надеждой на выживание. То, что Павел всё это время был у Белого дома, Таня узнала много позже. Зато она видела, как два дня спустя пытались свалить памятник Дзержинскому. Во всех окнах основного здания КГБ были видны люди, наблюдающие за происходящим. На крыше стояла тренога с камерой, и два человека непрерывно снимали этот многолюдный и многочасовой процесс. Таня хотела дождаться момента, когда зловещий Феликс Эдмундович падёт на асфальт площади, постояла немного среди весёлой и шумной толпы, поняла, что это надолго, и поехала домой.

Возврата к идеалам социализма удалось избежать, но, как жить дальше, было непонятно. Пашина работа висела на волоске. Слишком много солидных, влиятельных людей и их детей остались без мест. Неожиданно пришло предложение от Сергея Васильевича Веденеева, друга Пашиного отца, с которым Сергей Васильевич много лет вместе проработал во Внешторге. На основе бывшего отделения Внешторга было создано новое предприятие. Сергей Васильевич хотел взять Павла к себе юридическим консультантом. Павел согласился, и жизнь Павла и Тани сказочно изменилась. Они перестали зависеть от Таниной зарплаты и из людей с ограниченными средствами в одночасье превратились в людей с большими возможностями. Таня какое-то время чувствовала себя Золушкой на балу, но быстро привыкла к тому, что машина, квартира и наряды не собираются исчезать и денег на всё хватает.

Новую кооперативную квартиру в Печатниках и Павлову двушку обменяли на четырехкомнатную на Таганке, в «генеральском доме», сделали ремонт. Таня побегала по мебельным комиссионкам, познакомилась с продавцами, заведующими и сумела обставить квартиру антикварной мебелью, не слишком древней, в основном конец девятнадцатого – начало двадцатого века. На стенах поселились пейзажи отца, её собственные этюды, картинки, даренные друзьями, две расписные доски от прялок, привезённые бывшим с Севера, несколько икон. Занавески для комнат Таня сшила сама из матрасной ткани и обычной бязи, а для кухни – из весёленького ситчика в мелкий цветочек, найденного у матери в закромах.

Павлу, москвичу бог знает в каком поколении, нравилось то, что она делает. У них получилось настоящее старомосковское жилище: солидное, уютное, с картинами и фотографиями на стенах. Благоустройство было почти завершено, когда Таня обнаружила, что беременна.

2012. Флоренция. Дом Данте

Таня и Павел возвращались к отелю другим путём, по совсем узким улочкам, и неожиданно попали на улицу Данте, к дому Данте, где висела табличка с именем и профилем поэта. Здесь разволновался Паша. Дом, в котором жил Данте пятьсот лет назад! Пятьсот лет назад он был известным признанным поэтом (не полководцем, поэтом!), и его ценили не за богатство или именитый род, а за его стихи. И этот дом стоит, потому что это каменная прочная постройка, и пять веков в нём живут люди поколение за поколением и только в двадцатом веке здесь создали музей. «Да-а. В эти моменты начинаешь понимать, что такое Европа и насколько он старый, этот Старый Свет», – с уважением протянул Паша. В отличие от Тани, Павел читал Данте. Таня знала только несколько расхожих четверостиший. «Это подделка», – отозвалась Таня.

– Что ты имеешь в виду?

– То и имею. Это ненастоящий дом Данте. Сам дом старый, и эта кладка, которую мы видим, она принадлежит тому времени, но Данте здесь не жил. Его дом был в другом месте. Он не сохранился. Здесь рядом церковь, где он встретил Беатриче, она подлинная.

– Бог с ней, с Беатриче, – проворчал разочарованный Павел. – Пойдём лучше в ресторан. Он тут поблизости.

Павел ещё раз взглянул на карту. Действительно, ресторан, который посоветовал им портье, находился недалеко. Павел вопросительно посмотрел на жену: «Пошли?»

Перед Таней на мгновение мелькнули двери в цветах того ресторана на маленькой площади. Она знала, что если она скажет: «Я хочу в тот, где двери в цветах», – Павел пойдёт, но будет сожалеть, что они были не в «одном из лучших ресторанов», и ответила ему утвердительно: «Пойдём!»

Москва. 1992. Рождение дочери

Павел старался ничем Таню не огорчать и радоваться беременности вместе с ней, но на самом деле ему нужна была Таня, только Таня и он не был уверен, нужен ли ему кто-то ещё. Беременность у Тани проходила тяжело, с тошнотой, головокружениями, обмороками. Павел собирался рожать вместе с женой, но всё пошло не так гладко, как рассчитывали, и его выгнали из родилки. Он бросался к каждой медсестре, выходившей оттуда. Наконец, немолодая акушерка вышла за дверь и сказала: «Поздравляю. Девочка. 49. Три двести. Закричала сразу…», но в этот момент выскочила молоденькая медсестра, что-то шепнула ей на ухо и та бросилась обратно в родилку. Павел похолодел. Через несколько минут вышел врач, тот, с которым Павел договаривался, увидел Павла: «Всё хорошо. Теперь уже всё в порядке. Родила сама. Девочка хорошая. Поздравляю. Вам лучше сегодня пойти домой. Ваша жена очень устала, ей нужно поспать. Завтра увидите обеих. Не переживайте. В следующий раз будет легче». «Следующего раза не будет», – твёрдо подумал измученный Павел, пожимая руку врачу.

Таня после родов была очень слаба. От самоотверженного предложения тёщи пожить у них Павел вежливо отказался. Взяли няньку. Однажды утром Павел зашёл в детскую, Таня стояла, наклонившись над кроваткой. Он подошёл, посмотрел на дочь. Сказал Тане: «Я на работу». Таня оглянулась с той же счастливой улыбкой, с которой смотрела на дочь, поцеловала мужа и опять повернулась к ребёнку. В этот момент Павел заметил, что постоянный страх сделать что-то неправильное, разочаровать её, прошёл. Он ловил себя на том, что на работе забывает о жене и дочке на долгие часы и всегда пугался, когда это происходило, тут же звонил домой. Павел стал чаще встречаться с приятелями, снова начал раз в неделю играть в теннис. Через год Таня вышла на работу. За маленькой Лялей смотрела няня, молодая женщина с Украины, за няней присматривала Танина мама.

И вот тогда произошло то, о чём они оба стараются не вспоминать. Таня сделала Павлу очень больно. Он даже не знал, что так больно бывает.

Флоренция. 2012. В ресторане

Ресторан от улицы отделяли тяжелые двери и невысокий порог. Низкий сводчатый потолок, роспись стен гирляндами цветов и античными сценами, тяжёлая, тёмного дерева мебель говорили о том, что хозяева позаботились об «атмосфере», а цены в меню – о том, что хозяева рассчитывают в основном на туристов.

Таня долго выбирала и, в конце концов, заказала пасту с чёрными трюфелями. Она всегда выбирала то, что она ещё не пробовала, и часто попадала впросак. Павел, как всегда для первого раза в ресторане с итальянской кухней, взял телятину с пармезаном, по этому блюду он определял, стоит ли в этот ресторан приходить ещё раз.

Вино Павел выбрал недешёвое – «Амароне» 2006 года. Тане к её еде хотелось белого вина, и она попросила ей заказать бокал белого, но Павел ей подробно объяснил, насколько невыгодно заказывать вино бокалами, к тому же в таком случае она напрашивается на обман и ей нальют не то, что она заказала, а из той бутылки, которая открыта. Им принесли закуски. Тане – её кабрезе, Павлу – прошутто с дыней.

Таня часто делала помидоры с моцареллой и базиликом дома и решила попробовать, как это делают в Италии. Таня попробовала и посмотрела на Павла.

– Что-то не так?

– По-моему, они здесь решили бороться за здоровый образ жизни. Кабрезе не посолили, не поперчили и оливковым маслом только капнули.

Павел окликнул официанта, пробегавшего мимо. Таня собиралась сказать про соль по-итальянски, она уже два года ходила на курсы итальянского языка, но, видно, долго собиралась. Павел, глядя на Таню и видя её улыбку и желание что-то сказать, не стал ждать и по-английски попросил соль и перец. Официант, обращаясь к ним обоим на английском, спросил что-то. Павел пояснил: официант предлагает свежемолотый перец и такую же соль. Таня кивнула: «Si, grazie», получила в ответ фразу по-итальянски, которую не поняла, и улыбку, немного скрасившую для Тани бестактность мужа.

1994. Москва. Неожиданная встреча

Таня после родов осталась такой же стройной, как была, но стала женственней, исчезла её подростковая худоба и угловатость. Все считали, что Таня расцвела и находится в зените своей женской красоты. Таня была уверена, что счастлива и выглядела счастливой, и никак не могла предполагать, что с ней может случиться то, что случилось.

Таня зашла в художественный салон на Октябрьской просто поглазеть на красивые безделушки и неожиданно увидела Виктора, своего бывшего мужа. Последний раз она с ним виделась на разводе, Виктор просил прощения, умолял её подумать, повременить. Виктор зашёл в этот магазин, чтобы присмотреть подарок для жены. Увидев Таню, он весь просиял радостью и бросился к ней как к лучшему другу.

– Танька! Какая ты стала! Королева! Как дела? Замужем?

– Замужем. Дочке два года. Как ты?

– Женат. Детей нет. Чем занимаешься? Давай дойдём до Дома художника, зайдём в ресторан, посидим, поговорим.

По дороге Витя рассказал о себе. Он занимается внутренними интерьерами помещений. Делает офисы, магазины, частные дома и квартиры. Недавно оформлял новое здание для мэрии. Женат на дочери крупного чиновника. Тесть помогает с заказами. Жена открыла магазин женской одежды – бутик. В Доме художника Виктор показал удостоверение, их пропустили бесплатно. Витя сиял и беззастенчиво разглядывал Таню.

– Танька, помнишь, как мы всей группой поехали к Свирскому на дачу? Все напились и разбрелись кто куда. Мы с тобой искали комнату пустую и не нашли, помнишь? А потом трахались на столе у них в саду, под лампой?

Витя вздохнул и посмотрел на Таню более чем откровенным взглядом. Таня старалась не выдать своего волнения.

– Дураки мы с тобой были, что разошлись…

– А кто виноват?

– Я виноват. Бес попутал. Но они были такие вульгарные, казались такими распутными, так хотелось попробовать… Любопытство, больше ничего.

Таня заказала мороженое, но есть не могла, только выпила немного вина. Они вышли из ресторана, и Таня с ужасом поняла, что не хочет с Витей расставаться. Вспомнился весь их первый бесшабашный год в Строгановке, все их пьянки, танцы до утра, чьи-то дачи. Витька ловил её в училище, затаскивал в любую пустую комнату, подпирал дверь стулом и тут же укладывал на стол.

– Пойдём до Парка Культуры через мост, – предложил Виктор.

Они пошли по Крымскому мосту. Было ветрено, но Таня не чувствовала холода. Посередине Виктор остановился, повернулся к Тане.

– Танька, Танюсик! Сколько лет прошло, а ничего не изменилось, всё так же, как было, да?

Он схватил её голову ладонями и поцеловал её в губы.

– Какой же я был дурак, Танька! Как я мог тебя отпустить…

Таня молчала. Она шла рядом с Виктором как заворожённая и сгорала от мучительного желания. Они останавливались и целовались через каждые три шага, но в конце концов подошли к метро. Некоторое время они стояли, глядя друг на друга, потом Витя схватил её за руку и потащил за здание метро. Он два раза заглядывал в разные парадные, что-то ему не нравилось. В третьем он прижал Таню к стене. Трусы на ней он просто порвал. От одного его прикосновения Таня полыхнула огнём. Она повисла на его шее, он подхватил её ногу за бедро, и они самозабвенно трахнулись в углу вонявшего кошками подъезда. Таня впивалась в его губы, и ей было всё равно, идёт кто-нибудь или нет. Потом Витя обнял её и, глядя ей в глаза, повторял: «Танька, Танька… любимая, какая ты стала…»

Таня бежала домой, до последнего момента не зная, что ей делать и что говорить. Она вошла в квартиру, сразу подошла к дочери. Ляля уже спала. Вышел из кабинета Павел.

– Что так поздно?

– Разве это поздно? Начало девятого. Встретила подругу Наташу Доризо. В художественном салоне на Октябрьской. Зашли в кафе, потрепались.

– Почему не позвонила?

– Я пыталась. Все телефоны поломаны, ты же знаешь, как сейчас… Поехала домой. Договорились на днях встретиться. Ты знаешь, голова разболелась. Пойду приму горячий душ.

Флоренция. 2012. В ресторане

Официант ушёл, быстро вернулся с перечницей и солонкой – мельницами и покрутил их над Таниным кабрезе, потом на ближайшей полке нашёл оливковое масло и, спросив Таню взглядом, полил помидоры. Теперь всё встало на своё место. Вино Тане показалось слишком тяжёлым для её еды. Она отпила несколько глотков и отставила бокал. После кабрезе Тане вдруг захотелось закурить. «Как ты думаешь, здесь курят?» – спросила Таня. Павел оглянулся вокруг. «Я не вижу пепельниц на столах и не вижу, чтобы кто-то курил. Мы сейчас спросим у официанта. Ты же бросила?» Официант объяснил, что у них – да, курят, но этот стол стоит там, где сидят некурящие. Если синьора очень хочет покурить, они могут пересадить синьора и синьору в отделение для курящих. Павел вопросительно взглянул на Таню, Таня видела, что пересаживаться ему не хочется, и махнула рукой: «Не стоит беспокоиться».

Москва. 1995. Что делать?

Павел тогда всё понял сразу, но очень не хотелось принимать эту мысль, хотелось сомневаться и говорить себе: «С чего ты взял… Это паранойя. Встретила подругу, бывает». Она вышла из душа. Павел подошёл, взял её за плечи. Таня обернулась. Всё выдавало её: и эта слабая улыбка, и взгляд на него, но как будто сквозь него, и быстрый ответ: «Прости, Паш… Хочу лечь пораньше. Ты ещё будешь работать? Тогда я лягу у Ляли, хорошо?»

Он ушёл в кабинет, сидел оглушённый и, что ему делать, – не знал. Утром они разбежались – каждый на свою работу. Павел поехал на своём чёрном «Фольксвагене», Таня на своей белой «Шкоде». На работе у Павла был отдельный кабинет со своим туалетом, душем и свежей сорочкой.

Он попытался работать, но не смог сосредоточиться. Снял пиджак и галстук, лёг на диван. Подумал и пришёл к вполне банальному решению: он должен убедиться, что прав, он должен знать точно, что происходит. Принятое решение помогло собраться, и он занялся своими простыми и понятными делами.

На следующий день Таня пришла вовремя. А на следующий за ним позвонила Павлу на работу и сказала, что встречается с Наташей, придёт поздно. Павел подъехал к пяти к ней на работу. Поставил машину у бывшего Дома культуры, ждал. Таня вышла в пятнадцать минут шестого. Она села в машину и доехала до Садового кольца, потом свернула на Садовое в сторону Курского вокзала. Таня поставила машину у дома, где был магазин «Людмила». Павел подъехал к ней почти вплотную.

У подъезда Таню ждал мужчина. Среднего роста, длинные русые волосы, тяжёлые башмаки, рыжие джинсы, узкий твидовый пиджачок, шарф вокруг шеи. Павел легко его узнал. Он видел его на фотографиях у тёщи в альбоме. Сердце сжало так, что на мгновение потемнело в глазах. Таня и Виктор ушли в дом. Павел так и остался сидеть в машине.

Самое ужасное, что он по-прежнему не понимал, что ему делать. Подумал о том, что она там с Виктором, скрипнул зубами. Не зная, куда себя приткнуть, куда деть, поехал на работу. Напиваться с горя Павел не привык, но, следуя навязанным литературой и кинематографом образам, достал из шкафчика коньяк и выпил две рюмки подряд, не брало, достал толстый стакан для виски со льдом, налил полстакана, выпил залпом, не опьянел, но неожиданно с необыкновенной ясностью понял, что он хочет только одного: он хочет, чтобы всё стало по-прежнему, а то, что сейчас происходит, было забыто как страшный сон. Спросил себя, можно ли такое решение назвать «мужским» решением вопроса, не слабость ли это, ответил себе: «А плевать!» К вечеру он всё-таки напился, позвонил домой, подошла тёща. «Софья Борисовна, я заночую на работе, надо закончить проект». – «Ты что, Паша? Ты не здоров или пьяный?» Павел повесил трубку.

Сергей Васильевич, друг покойного отца, его нынешний начальник, застал его утром в кабинете спящим на диване: «Паша, что случилось?» Павел посмотрел на седого, крупного, чисто выбритого, пахнущего дорогим одеколоном Сергея Васильевича мутными больными глазами.

– Всё в порядке.

– Тогда вставай. Мне нужно с тобой посоветоваться.

Сергею Васильевичу удалось втянуть Павла в работу над проектом, и до конца дня голова у Павла была занята. Вечером он долго бесцельно катался по городу, домой приехал поздно. Таня уже спала. Лёжа без сна у себя в кабинете, Павел думал: «Нужно дать ей время. Либо она уходит к Виктору и тогда можно попытаться отговорить её от этого шага, либо это закончится само собой». Жизнь втроём его не устраивала. Насколько он знал жену, это не устроило бы и её.

2012. Флоренция. Первая ссора

Павел потягивал вино и листал путеводитель, а Таня думала: «Зачем было спрашивать у портье про ресторан? Конечно, он назвал дорогое место для туристов, куда местные не ходят. Та дверь в цветах была такой приветливой, зовущей к себе, и цены там были вполне умеренные».

Принесли пасту и телятину. Сначала паста показалась Тане очень вкусной, но сюда тоже годилось бы более лёгкое вино. Таня с трудом допила бокал. Она съела меньше половины своей пасты и вдруг почувствовала, что больше не может съесть ни кусочка. Её стало подташнивать. Она отодвинула от себя тарелку. «Не понравилось?» – спросил Павел.

– Кажется, трюфеля – это слишком изысканно для меня. Меня тошнит.

– Вечно ты выберешь что-то экзотическое. Хочешь, закажем что-нибудь другое?

– Нет. Я хочу десерт. Шоколадный торт.

– Таня! Я же знаю, ты два раза ковырнёшь его вилкой и всё.

– Давай возьмём один на двоих.

– Я не люблю сладкое.

В этот момент в Тане что-то взорвалось. Почему она должна выпрашивать какой-то кусок торта? Почему он её унижает на каждом шагу? Почему он вообще указывает ей, что делать и чего не делать? У неё перехватило горло, она почувствовала, что сейчас расплачется, схватила сумку и выбежала из ресторана.

Москва. 1994. Свидание с Виктором

Таня наверняка заметила бы Пашину машину, если бы она вообще могла тогда что-то видеть и замечать вокруг себя. Виктор и она вошли в дом на Садовом, где жил Витин приятель. Они начали целоваться ещё стоя перед лифтом. Их опять как волной швырнуло друг к другу. Потом они целовались в лифте. Витя расстегнул Танин плащ и блузку, задрал её юбку, залез в колготки под трусы. Они вышли из лифта, целуясь. Пришлось прерваться, пока Витя искал ключи и чертыхаясь открывал незнакомые замки. Так же, целуясь, они прошли до первой по коридору комнаты. В комнате стояла узкая тахта и письменный стол. Это, судя по постерам рок-групп на стенах, была комната сына-школьника. Виктор повернул Таню к столу и слегка надавил ей на плечи. Таня облокотилась на стол и, как только его тело соприкоснулось с её, забыла обо всём. Исчезли зрение и слух, она смутно слышала подвывающие звуки, не узнавая собственного голоса, и цеплялась за стол, чтобы удержать равновесие в этой бешеной скачке. После Витя быстро подтянул брюки и застегнулся. Таня, удерживая колготки с трусами в районе колен, мелкими шажками прошла в ванную. Пока она была в ванной, Витя уже успел похозяйничать на кухне и сварил кофе.

– Выпить хочешь?

Таня покачала головой.

– Ну и я не буду. Ты очень переменилась, очень. Просто другая женщина.

Таня улыбнулась.

– Я знаю, о чём ты подумала. Это со своим Павлом ты стала такой. Да, он сделал то, что должен был сделать я. Я был мальчишка, пацан. Я благодарен ему, правда, не смейся. Я уверен, что у тебя с ним не может быть так, как у нас с тобой. И у меня с женой никогда так не было. Мы с тобой заточены друг на друга, с этим ничего не поделаешь.

– Надо что-то решать.

– Что ты имеешь в виду?

– Как что? Я должна рассказать Павлу, что произошло, тебе нужно поговорить с женой. Съедемся, будем опять жить вместе.

– Всё не так просто, Тань. Если я уйду от Людки, тесть мне перекроет кислород. Да и ты невеликие деньжищи зарабатываешь. Где харчеваться-то будем? Честно говоря, я привык уже не задумываться о деньгах, жить широко. Ты тоже, как я понимаю, с Павлом не бедствуешь: прикид у тебя дорогой, духи, машина.

– А что же делать?

– Будем встречаться.

– Я так не могу.

– Здрасьте. Все могут, а ты не можешь?

– Кто «все»?

– Ладно. Это я глупость сказал. Тань, боюсь, что другого выхода нет.

Витя подошёл к Тане, потянул её за руки. Она встала, и Витя прижал её к себе.

– Наша Таня громко плачет…

Он шептал Тане в самое ухо и щекотал его губами.

– Уронила в речку мячик.

Тут он укусил Таню за ухо. Таня от неожиданности вскрикнула. «Тише, Танечка…«Таня хохотнула коротким грудным смехом. Виктор повёл её в спальню. Теперь он как будто показывал ей всё, что может с ней сделать в постели. И так можно, и так, и вот так. «Обязательная программа», – мелькнуло у Тани в голове. Но что бы он с ней ни делал, как бы её ни поворачивал, ни сгибал, острота ощущений не снижалась, контакт не прерывался. Они действительно были заточены друг под друга.

– Вить! Я завтра же всё расскажу мужу. Не дрейфь, проживём как-нибудь.

– А кто у нас муж?

Таня назвала холдинг и должность Павла.

– Ничего себе! Он наверняка моего тестя знает. Ещё неизвестно, что ему в голову взбредёт. Тань, я тебя очень прошу, не рассказывай ему ничего, пока не рассказывай. Надо всё обдумать.

Утром Таня делала всё, чтобы как можно реже сталкиваться с Павлом, и уехала на работу на пятнадцать минут раньше обычного.

2012. Флоренция. На ступеньках ресторана

«Зачем я убежала? – думала Таня. – Теперь жди его здесь, в темноте. Пойти в гостиницу? Я не помню дороги». Уже совсем стемнело. Фонарей рядом не было, а тусклого света от ламп над дверями домов не хватало, чтобы осветить углы и закоулки. Таня сделала несколько шагов по мощёной площади, но так и не решилась никуда пойти. Она порылась в своей сумке, нашла сигареты и зажигалку и закурила. Пока она курила, она разглядела, что улица, идущая влево, упирается в высокий парапет. Скорее всего, это был берег Арно. У Тани мелькнула мысль подойти туда и посмотреть, но она смутно видела чью-то мешковатую фигуру у парапета и подойти не решилась. Таня пыталась разглядеть, мужчина это или женщина.