Пират. Океанский странник

– Рад тебя видеть, Фернандо. – Эл искренне пожал тагалу руку.

В ответ тот только коротко улыбнулся.

– Я подготовил то, о чем ты просил. – Фернандо кивнул в сторону своих людей, занятых погрузкой на блоки спущенной моторки, ее двигателя и груза. – У нас расписание прохода канадской посудины с копрой. А также два АКСУ и три магазина к ним.

– Этого пока хватит. Не автоматы наша главная ударная сила. – Эл понизил голос. – Но… твои люди… надежны?

– Не беспокойся. Считай, все они – мои родственники. А у нас у тагалов родственные связи очень крепкие.

– О. К.. Беремся за дело…

Чиф – старший помощник капитана сухогруза «Мэрлоу» – вышел из рубки и зло сплюнул за борт. Скоро придется пережить много неприятных минут. Предстоит пройти возле Сулы – острова, где верховодит одна из национальностей Филиппин – моро. Чиф считал, что эти мусульмане-сепаратисты не те люди, которые обременены хотя бы частью цивилизованного разума или задатками гуманизма. Сепаратисты моро из группировки «Абу Сайяф» славились своей жестокостью. Сам чиф был родом из Новой Зеландии, являлся по национальности англосаксом, по вероисповеданию протестантом, а по характеру ярым расистом. Он ненавидел цветных, а в особенности проклинал японцев-ростовщиков, разоривших ферму отца, и потому заставивших его слоняться по океанам в малоприятном обществе матросов-азиатов.

Старпом снова сплюнул за борт и взглянул на восход солнца. Он представил то унижение, которое испытает очень скоро. Подобное унижение испытывают все, кто ведет суда через узенький пролив между многочисленными островами архипелага в районе Сулу.

Легкие филиппинские джонки, снабженные, словно канатоходец, противовесами, и вместительные сампаны дрейфуют по обоим берегам полумильного пролива. Им не нужны мощные моторы, чтобы гнаться за многотоннажными океанскими судами. Все обстоит проще. Достаточно натянуть стальной трос между лодчонками, и нос облюбованного контейнеровоза, балкера или танкера явится элементарным буксиром. Этот буксир и притянет их рано или поздно к бортам обреченного плавсредства, с которого посыплются сигареты, сувениры и даже доллары.

Именно необходимость платить этот необременительный, в сущности, оброк грязным отвратительным цветным, казался чифу особенно неприятным делом. Он понимал, что возразить не сможет. В случае отказа заплатить мзду, палубу судна забросают бутылками с «коктейлем Молотова», элементарно отцепятся от бортов и… Естественно, местные власти прекрасно знали о подобной разновидности рэкета. Но и у местных властей, и даже у могущественного Интерпола со специально созданным центром по борьбе с пиратством в Куала-Лумпуре есть задачи важнее, нежели пара-тройка блоков «Мальборо» или упаковка-другая жестянок с пивом. В конце концов, это же не Шан Лою – красавица-танцовщица из Кантона, известная под именем мадам Вонг, которая со своей флотилией грабила целые прибрежные города!

«Слава Богу, на этот раз встреча с бастардами произойдет тогда, когда я буду спать», – зевая, решил чиф. Его старпомовская «собачья вахта», с четырех до восьми утра, скоро должна была кончиться. С некоторым злорадством он подумал, как с туземцами будут объясняться капитан – толстый усатый португалец, или второй помощник. Только они, наряду со старпомом, были на сухогрузе «Мэрлоу» белыми, и только они втроем решали подобные форс-мажорные имущественные вопросы.

Всматриваясь во влажное тропическое утро, чиф представил вариант, при котором пираты-моро узнают о тех ста пятидесяти тысячах долларов, что хранятся в судовом сейфе. Тогда всему экипажу вряд ли поздоровится. По крайней мере, блоком сигарет отвертеться не удастся. Впрочем, к тому моменту, когда судно войдет в опасные воды, львиная доля суммы будет надежно перепрятана в потайной рундук. В сейфе останется мелочь. Так в «опасных водах» делали все.

По правому борту простирались небольшие острова и совсем крошечные островки, покрытые густыми зарослями джунглей. Сквозь гул мощных двигателей старпом не мог оценить легких манящих звуков просыпающейся природы. Но визуально окружающий мир выглядел прекрасным и безмятежным. И тем неожиданнее оказалось появление стремительного темно-серого катера.

«Что за дерьмо?!» – изумился чиф. Воды здесь были свободными от мелких корсаров, и хотя катер являлся по всем атрибутам военным, к силам береговой охраны Филиппин он тоже явно не принадлежал.

Старпом облокотился на фальшборт. Опытным взглядом он определил примерное водоизмещение. В носовой части «летучего голландца» чиф увидел крупнокалиберный стационарный пулемет, а также разглядел, что рулевое отделение усиленно противопульной броней.

Между тем катер поравнялся с сухогрузом и пошел параллельным курсом. На его палубе столпились несколько человек. Они молча смотрели в сторону «Мэрлоу» и пока их намерения оставались не ясными.

Из рубки катера вышел светловолосый мужчина в шортах. Он поднес мегафон к лицу и прокричал по-английски:

– Эй, на «Мэрлоу», стоп машины! Я хочу говорить с мастером!

«Уловив SOS, власти естественно, пообещают помощь. Но также вежливо и ненавязчиво посоветуют добавить еще парочку блоков сигарет. Никто не станет из-за такой мелочи обшаривать кучу островов, большинство из которых необитаемо или населено людьми, откровенно ненавидящими закон. Может действительно позвать жирного бастарда?» – Старпом подумал, что сейчас борется в душе с двумя противоположными желаниями – сбросить ответственность на португальца или же послать оборванцев подальше. Впрочем, эти оборванцы отличались от тех, с коими ему до сих пор приходилось иметь дело.

Пока он раздумывал над дилеммой, мерное бухтение дизелей было буквально разорвано неторопливым, размеренным грохотом. Именно так стреляет двадцатимиллиметровый зенитный автомат швейцарской фирмы «Эрликон», установленный на голландском патрульном катере Ар-5…

Эл коротко усмехнулся: «Даже уши заложило!» У него еще были сомнения относительно эффекта, который сможет произвести угнанная посудина, но после «предупредительных выстрелов» сомнения отпали. Только безумец решится на сопротивление.

По палубе сухогруза «Мэрлоу» в панике забегали люди. Эл снова поднял мегафон.

– Надеюсь, для капитана не понадобится дважды заводить будильник? Живо спускайте трап!

Очевидно, его приказ был воспринят должным образом. Эл перекинул за спину АКСУ и первым вцепился руками в балясину штормтрапа.

Поднимаясь на палубу сухогруза, он чувствовал нервную дрожь во всем теле. Если ребята наверху окажутся не из робкого десятка, им ничего не стоит проломить ему голову. И тогда… тогда у них в руках появится ровно та же огневая мощь, что и у нападавших – один из двух автоматов. «Эрликон» с холостыми патронами можно не брать в расчет. Но Эл решил побороть страх. Он решил с самого начала быть первым. И показать остальным, кто является хозяином предприятия.

– Что происходит?! Это попрание всех законов!!

Эл перевел дух, увидев перед собой сбившихся в кучу матросов-вьетнамцев и толстого усатого европейца с заспанным лицом. Именно он возмущенно и визгливо задавал вопросы. Эл догадался, что это капитан.

– Быстро, мастер, веди к сейфу. Если касса окажется пустой, пеняй на себя! – Теперь Эл уже окончательно успокоился. На борт поднялись Гинтарас и Фернандо со своими тагалами. Филиппинцы оттеснили матросов, а литовец с Фернандо встали по бокам Эла.

– Давай, шевелись! – Эл схватил мастера за рукав рубашки и подтолкнул. – Твой штурман или вахтенный, конечно, послал сигнал, так что в твоих интересах сделать все быстро. Иначе…

Похоже, капитан не горел желанием ставить жизнь на кон ради не принадлежащих лично ему денег. Он уже пожалел, что в соответствии с инструкцией, вахтенный матрос передал сигнал тревоги по новейшей радиостанции ГМССБ, позволявшей окончательно упразднить должность штатного радиста. Что если именно сегодня филиппинские стражи порядка вдруг добросовестно отнесутся к своим обязанностям?! Тогда первому не поздоровится ему – капитану! В неизбежной перестрелке он станет заложником. Единственным, что останавливало его от немедленной передачи судовой кассы в руки пиратов, было то, что кроме «ничейных денег», в сейфе находился чемодан с энной суммой, которую некий предприниматель попросил переправить в Сидней за умеренный процент. Этого процента оказалось достаточно, чтобы мастер не вдавался в размышления, отчего предприниматель не пожелал перевести деньги телеграфным трансфертом. Но теперь-то за них придется держать ответ. И это уже не абстрактные сто пятьдесят тысяч, которые возместят фирме страховые компании. За них отвечает он лично!

«Дева Мария! Почему я не спрятал их в другом месте заранее?!»

Эл довел португальца до капитанской каюты, расположенной как обычно по правому борту под рулевой рубкой.

– Ну?!..

Трясущейся рукой мастер набрал шестизначный буквенно-цифровой пароль на кодовом замке. «Может, впопыхах они?!..»

Но как только стальная дверца отошла в сторону, пират оттолкнул его. Видимо ему не терпелось самому оценить размеры добычи.

Глаза Эла восторженно сверкнули. Никогда в жизни ему не доводилось лицезреть такое богатство! Восхитительные, упругие пачки долларов, которых, на первый взгляд, было не менее сотни тысяч. Он даже на мгновение оцепенел, но тотчас взял себя в руки. Каждая секунда была на вес золота. Эл стал лихорадочно выгребать наличность и бросать пачки в сумку, которую держал находившийся рядом Фернандо.

– Все! – Эл подтолкнул филиппинца к выходу, когда добыча перекочевала к ним. В последний момент его взгляд скользнул по нижнему отсеку сейфа, где лежали судовые бумаги. Там же находился маленький потрепанный чемоданчик, чуть больше «дипломата» в размерах.

– А это что?

Португалец вздрогнул.

– Это… некоторые мои личные вещи…

– О.К.. – Эл уже хотел повернуться и вслед за Фернандо броситься прочь из каюты, но капитан совершил непростительную ошибку. Он не смог скрыть облегчения, которое явственно отразилось на его упитанной физиономии. А ведь именно сейчас для него должен был наступить самый напряженный момент. Теперь, когда пираты завладели деньгами, должно было решиться, оставят ли они пленников в живых или пристрелят как ненужных свидетелей?!

– Возьму на память. – Эл схватил чемоданчик и выскочил из каюты. Португалец остался один. Пираты спешно покидали сухогруз. Ему – капитану – уже ничто не угрожало. Но радоваться ли? Он обессилено опустился в кресло. Как теперь, оставшись в живых, он докажет заинтересованным лицам, что не сам стал инициатором нападения? А оправдываться и доказывать ему придется. Он кое-что слышал о человеке, являвшимся отправителем денег. Это человек не принадлежал к числу тех, кто может безнаказанно простить утрату шестисот тысяч долларов!

Ар-5 стремительно уходил в сторону группы маленьких островов. Там катер сможет затеряться. Эл еще продолжал испытывать напряжение. Он стоял за штурвалом в тесной рулевой рубке и нервно курил. Остальные члены команды, после первого азартного воодушевления, также были молчаливы и напряжены. Атмосфера на борту с каждой секундой становилась все более натянутой. Теперь, когда они завладели добычей, между европейцами и тагалами появилось вполне естественное недоверие. Сумка с деньгами оставалась у Фернандо, которого плотно окружили соплеменники. Гинтарас, Иванов и Андрей с Артемом сгруппировались в носовой части катера. Они недобро поглядывали на молодого филиппинца, в руках которого находился один из АКСУ.

Эл затушил окурок. Он понимал, что любое неосторожное действие может спровоцировать как тех, так и других. Последствия будут непоправимыми. Нужно было что-то решать, дабы разрядить обстановку. Когда они уйдут достаточно далеко и причалят к какому-нибудь островку, наступит самый главный момент – момент дележа добычи поровну между тагалами и европейцами. И тогда может произойти все что угодно.

Эл непроизвольно посмотрел под ноги. В углу рубки валялся тот потрепанный чемоданчик с личными вещами мастера, который он в последнюю секунду зачем-то прихватил с собой. В стремительном круговороте событий, когда нужно было как можно скорее оторваться от места нападения на сухогруз, он совсем забыл про него. Вбежав в рубку управления, он просто бросил его в угол и встал за штурвал.

Ар-5 прошел еще несколько миль, петляя между крохотным клочками необитаемых джунглей по узким проливам, и, наконец, застопорил ход в укромной, скрытой от посторонних глаз свисавшими к воде мангровыми зарослями, бухточке.

– Скажи ему, – Иванов нервно затеребил Гинтараса за рукав, кивая на Фернандо, – скажи, пусть вываливает лавэ, и будем считать! Ну же!!

Литовец раздраженно отстранился. Однако момент подсчета и дележа действительно наступил. Катер бросил якорь у самого берега так, что его нельзя было обнаружить даже с воздуха.

– Так что там у нас, Фернандо? – громко спросил литовец по-английски, обращаясь к группе тагалов. – Не пора ли взглянуть?

Пожилой филиппинец взмахом руки подозвал европейцев и, раскрыв сумку, вывалил ее содержимое прямо на палубу. В пачках были двадцати, пятидесяти и стодолларовые купюры. Частично пачки были целыми, частично уже распечатанными, поэтому считать пришлось каждую банкноту.

– Сто сорок четыре тысячи, восемьсот двадцать долларов, – закончив подсчет на глазах у всех, произнес Фернандо.

– Что ж, – выпрямился Гинтарас, – по семьдесят две с мелочью вам и нам.

Молодой филиппинец, тот, что держал в руках АКСУ, напряженно спросил о чем-то у Фернандо на тагалогском.

– Чего он хочет?

– Он говорит, что вас только пятеро, – перевел тагал.

– Ну и что? Уговор был, что делим поровну вне зависимости от числа ваших и наших. Разве ты не помнишь?

Фернандо на мгновение прищурился, затем утвердительно кивнул и произнес несколько слов своему молодому соплеменнику.

– А может еще разок кого-нибудь долбанем? – Иванов неуместно хихикнул. Он, как и все, почувствовал радостное облегчение, когда финансовая сторона была улажена полюбовно. Но в отличие от остальных выказывал радость слишком явно.

– Вы закончили? – неожиданно раздался голос Эла, который все это время наблюдал за процессом дележа, стоя в одиночестве возле рулевой. Он протиснулся к тому месту, где на палубе лежали две равные горки долларов, сгреб их в одну кучу и стал снова укладывать в сумку. – А теперь я буду делить…

Почти разрядившаяся атмосфера напряженности снова накалилась. Фернандо холодно наблюдал за действиями Эла. Филиппинец с автоматом потянул правую руку к затвору. Иванов истерично выматерился. Даже Гинтарас неодобрительно смотрел на друга.

– Если еще разок долбануть, – продолжая заниматься своим делом, спокойно произнес Эл, – то власти точно пришлют сюда вертолеты и полицейские катера. Второй раз такая фишка не прокатит. Всех нас быстро обнаружат и отправят туда, куда следует. У меня идея получше. Этих копеек никому из нас надолго не хватит. Чего их делить? А вот если зафрахтовать вместительную посудину с краном, в трюме которой можно пристроить наш катерок, то можно будет долбить и долбить, как вы и желали. Чтобы никто не заподозрил меня в двурушничестве, я предлагаю вот что: с деньгами мы отправимся в Манилу вдвоем с Фернандо. Там зафрахтуем посудину и организуем экспортно-импортную конторку. Надеюсь, так всех устроит?

– Ага, – сплюнул Иванов, – как же, разбежались!

– Действительно, – заметил литовец, останавливая рукой Артема и Андрея, синхронно двинувшихся к Элу с теми сосредоточенными выражениями лиц, которые не предвещали ничего хорошего. – Ты что-то перемудрил. Да и сам говоришь, что это копейки. На что ты зафрахтуешь мало-мальски приличное судно?

– Мои люди не верят тебе, – высказался Фернандо. – И я тоже. Отойди от денег.

Только сейчас Эл оторвался от укладывания долларов в сумку и посмотрел на пожилого тагала. Обстановка нервозности достигла пика. Филиппинец с АКСУ держал палец на спусковом крючке. Достаточно было одного кивка Фернандо, чтобы он выстрелил.

– Хорошо. Вы все мне не верите. Считаете, что с деньгами я помашу вам ручкой. Может быть, это заставит вас поверить?! – с этими словами Эл снял висевший за спиной АКСУ, вручил его Артему и прошел в рулевую рубку. Через мгновение он вернулся, неся в руках старый невзрачный чемодан. – Смотрите! – Эл раскрыл его и бросил рядом с сумкой с деньгами. Кейс глухо ударился о палубу. Все остолбенели. Чемодан был доверху набит тугими запечатанными пачками новеньких стодолларовых купюр. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – сумма, находившаяся в нем, в несколько раз больше той, которую делили вначале.

* * *

За неплотно закрытыми шторами забрезжил рассвет. Режиссер Смирнов проснулся и посмотрел на часы. Сегодня он должен быть как никогда в форме, поэтому решил встать пораньше. На широкой кровати сюиты еще спала девушка-помреж – его любовница. В кинематографическом мире помощник режиссера – самая легкая и малопрестижная должность. Помреж – это тот самый «человек с хлопушкой» – объявляющий номер кадра. Иногда второй режиссер или ассистенты могут поручить помощнику различные задания, до которых у них самих не доходят руки, но в основном задача помрежа далека от мобилизации интеллектуальных ресурсов. В данном случае она была особенно простой. Любовница Смирнова вообще ни разу не присутствовала на съемочной площадке.

Постановщик резво встал, прогоняя сонливость, и сделал несколько приседаний. Для его тучной комплекции этого оказалось достаточно, чтобы по завершении упражнений он тяжело дышал. Он уже хотел направиться в душевую, как его остановил неожиданно запищавший телефон. В такую рань ему мог звонить только один человек – босс – Семен Фельдштинский.

Но Смирнов ошибся. Это был не глава «Старлако».

– Владимир Владимирович, это Чердынцев, – послышался в динамике трубки взволнованный голос директора картины, – мне только что доложил наш администратор у статистов, у них там ЧП!

– Говори, Боря, не тяни! – насторожился Смирнов.

– Катер пропал.

– Что?!!

– Один из катеров исчез, и несколько человек из массовки вместе с омоновцем тоже.

– Старик, ты в своем уме?

– Говорю вам, это правда.

– Ладно, спускайся в холл. Сейчас со мной поедешь на остров, там разберемся.

Смирнов со злобой бросил трубку. Этого еще не хватало! Перед такой ответственной съемкой, в которой будет задействован сам главный герой. Актер, являющийся суперзвездой российского кино и… сыном Семена Фельдштинского!

– Ты что так рано, пупсик? – спросила, потягиваясь, восемнадцатилетняя любовница – глупенькая и прекрасная.

– Поспи еще, дорогая. У меня срочное дело. – Смирнов не стал принимать душ и терять время. Не смотря на то, что он считал инцидент пустяковым (скорее всего, статисты перепились и спьяну решили покататься на катере), нужно сделать все, чтобы он не отразился на сегодняшней встрече с сыном босса.

В холле отеля режиссера уже поджидал директор – плотный человек средних лет, всегда готовый услужить начальству. Он не был опытным и матерым руководителем администрации. Но его, как и постановщика, назначил на должность Фельдштинский, которому не нужны были люди знаменитые, а значит своенравные. Генеральный продюсер и единственный инвестор хотел все решать по своему усмотрению и не терпел, когда ему возражали.

– Все, старик, – сказал Смирнов директору, издевательски похлопав его по широкой спине, – если катер к нашему приезду не обнаружится, считай, что ты уволен. Будешь отправлен на «психодром»!

Когда они прибыли на остров, патрульный катер из музея Второй мировой войны так и не нашелся.

– А где ваш товарищ? – едва сдерживая гнев, первым делом обратился постановщик к омоновцам. – Он же должен был охранять реквизит?

– Не знаю, – мрачно процедил старший по званию капитан.

Прошло еще два часа, но обстановка не изменилась. Милиционеры с комендантом опросили статистов, однако безрезультатно.

Смирнов вынул сотовый телефон и, не задумываясь о разнице во времени, отстучал номер личного спутникового «Инмарсата» Фельдштинского, знало который весьма ограниченное число лиц.

– Семен Зиновьевич? Это Смирнов беспокоит, – выбрав наиболее подобострастную интонацию, произнес постановщик. – У нас тут кое-что случилось, я хочу посоветоваться.

Раздался щелчок приема.

– Ну? – за тысячи километров сердито фыркнул босс.

Смирнов обрисовал ситуацию, стараясь говорить кратко и точно.

– Значит, слушай внимательно. Если катер не найдете, никаких обращений в полицию и к американцам. Мне не нужны шумиха и скандал. В случае же если катер вообще пропадет, необходимо сделать все, я подчеркиваю все, чтобы договориться с военными о списании реквизита. Мы выплатим за него любую сумму, лишь бы ничего не просочилось в прессу. И о пропавших статистах никому не слова, понял меня?!

– Так точно! – неожиданно для себя самого выговорил Смирнов фразу, которую в последний раз выговаривал лет двадцать назад, проходя срочную службу в рядах СА в качестве киномеханика в офицерском клубе.

– Мои когда прилетают? – сменил тему босс. Теперь его тон был благожелательным, и постановщик понял – туча прошла мимо.

– Через три часа должны приземлиться, – отрапортовал он.

– Ладно. Можешь не встречать их в аэропорту лично. Занимайся катером и подготовкой к съемке.

Смирнов с облегчением отключил связь. В конце концов, зрителю плевать, сколько статистов «джи-ай» задействовано в кадре – девяносто шесть или девяносто один. А катером сегодня можно обойтись одним единственным. Тем, на котором главный герой приплывет спасать свою возлюбленную.

Звезды. Звездами становятся по-разному. Для кого-то путь на Олимп славы и успеха тернист и долог, для иных он прост, быстр и даже, в некоторой степени, комфортен. Ефим Фельдштинский – золотой мальчик российского кино. Он стал им в двадцать два, когда устав от нудных вечеринок с «Дом Периньоном», кокаином и голыми моделями, пришел к отцу, крупному «алюминиевому» магнату, решившему вложить деньги в киноиндустрию, и обыденно так сказал – «хочу»! Отец поспешил выполнить просьбу любимого чада. С этого момента невиданная рекламная кампания, забронированное место на главные роли в супердорогостоящих проектах «Старлако», пресса, радио, телевидение и Интернет – все было в распоряжении Фельдштинского-младшего, теперь ставшего не Фимочкой Фельдштинским, а Василием Золотогоровым. Нужно отдать должное новоиспеченному артисту Золотогорову. Даже усилия лучших имиджмейкеров, визажистов, гримеров и журналистов не позволили бы в одночасье вылепить кумира миллионов из какого-нибудь бездарного Франкенштейна. Василий же оказался человеком, не обделенным привлекательной внешностью, талантом, что вкупе с молодостью и вышеперечисленными факторами быстро сотворило из него звезду в масштабах СНГ. Миллионы девчонок на просторах бывшего СССР начали сходить с ума по вьющимся, черным как смоль локонам, по озорному мальчишескому взгляду, по тем образам мужественных и стойких парней, что создавал Золотогоров на экране. Теперь у него было не только богатство, но и слава. А что еще нужно человеку для полного счастья? Ответ на этот вопрос несколько озадачил самого Василия. Ему была нужна любовь. Причем любовь женщины, которая славой и богатством не уступает ему самому.

В первый раз он увидел ее во время организованной его отцом поездки в Чечню, для поддержания морального духа дерущихся с сепаратистскими бандами солдат. Разумеется, основной целью поездки являлось вовсе не это. Семен Фельдштинский посчитал, что если присовокупить к акции соответствующее внимание СМИ, такой пи-аровский ход окажется достаточно эффективным. Ну, а если его сына во время визита в Ханкалу будет сопровождать Алина Беляева – примадонна, звезда балета, таланту и красоте которой рукоплещет весь мир, успех предприятию гарантирован. Оставалось уговорить такую женщину составить компанию Василию, в тот момент еще только начинавшему путь к признанию. Ведь это же не какая-нибудь гризетка, из тех, что толпами осаждают пороги киностудий, просмотровых помещений конкурсов красоты и офисов музыкальных продюсеров!

Прием, устроенный в честь Алины Беляевой на роскошной вилле под Геленджиком превзошел все мыслимые каноны помпезности. От количества приглашенных знаменитостей разного профиля и масштаба рябило в глазах. Весь вечер Фельдштинский подчеркивал, кто является королевой праздника. А под конец был устроен сюрприз: с низко пролетавшего над виллой вертолета к ногам королевы были сброшены лепестки десяти тысяч роз. После этого Алина не могла устоять. Она дала согласие сопровождать сына продюсера в поездке в Чечню, как только тот вернется из командировки в Лос-Анджелес, где обучался актерскому мастерству у лучших репетиторов Голливуда.

Алина выкроила из своего донельзя заполненного гастролями графика несколько дней. Сама поездка ей практически не запомнилась. Полет в самолете, из тех, что происходят в ее жизни постоянно, и потому особенно нелюбимы, забинтованные солдаты в госпитале, десять минут в вертолете, те же солдаты возле какого-то полуразрушенного горного села и грязь, грязь, грязь… Она кому-то пожимает руку, кого-то приветствует, исполняет партию Джульетты на импровизированной, наспех сколоченной сцене… Весь этот мир крови и страданий, разрухи и нищеты, был теперь так не похож на ее мир – цветов и улыбок, постоянного творческого поиска, упоения работой. Когда-то и в ее жизни были боль и страдания, но та жизнь осталась в прошлом. Вспоминать о ней она не будет никогда.