Ночь вне закона

Он отложил сотовый в сторону, поцеловал Джул и поднес ей к носу платок. В туалете для пациентов Бен сбрызнул его своим терпким одеколоном, который раньше так нравился Джул. Говорят, ничто не воздействует на мозг так быстро и целенаправленно, как знакомый запах. Возможно, это поможет ей проснуться.

– Радуйся, что сегодня ты осталась в постели, – попытался пошутить он. – У меня такое чувство, что весь мир сходит с ума. Наверное, это из-за полнолуния.

Потом он взял с подушки телефон.

– Что случилось?

– Ты у нее?

По десятибалльной «шкале взволнованности» голос его жены достигал отметки «двенадцать».

– Да, а ты где?

С тех пор как шесть дней назад Джул привезли в больницу, ее мать почти не покидала палату.

– В пути, – ушла она от ответа, что удивило Бена. Они жили отдельно, но сохраняли дружеские отношения. Возможно, даже чуть больше.

Бен убрал прядь светлых волос с неподвижного лица Джул. Даже после предполагаемой попытки самоубийства она была все такой же красивой, как ее мать, и многочисленные трубки и зонды в ее теле ничего не меняли.

Каждый раз, когда вот так смотрел на нее, Бен роптал на отсутствие божьей справедливости. Иначе все эти желудочные зонды и катетеры для мочевого пузыря торчали бы из его тела, а не из тела его дочери. Все-таки это он был виноват в том, что неделю назад она пыталась покончить с собой.

Все было бы по-другому, возьми они четыре года назад такси. Но Бен обожал свой только что приобретенный «карманн-гиа» – красный кабриолет «фольксваген» шестидесятых годов – и ездил на нем при любой возможности. К сожалению, и в тот день тоже.

Джул присутствовала на записи в студии «Ханза», и он обещал Дженни, что они вовремя успеют домой к ужину. Так и получилось, что Джул сидела впереди, а Джон-Джон втиснулся на заднее узкое сиденье «олдтаймера».

Джон-Джон, которого вообще-то звали Ульф Бокель, был новым менеджером Fast Forward и обещал по-настоящему заявить об их группе. Он финансировал новый студийный альбом и поэтому был самым главным в их коллективе.

В первый раз Бен решил, что это случайность, вероятно, как и Джул, у которой от неожиданности и удивления отвисла челюсть.

Во второй раз Бен вышел из себя.

– Ты, мерзкая скотина! – закричал он и на Ляйпцигерштрассе обернулся назад. К нагло ухмыляющемуся менеджеру, который поднял руки в извиняющемся жесте. Как будто могло быть какое-то извинение тому, что он только что трогал грудь его пятнадцатилетней дочери.

– Эй, да я просто пошутил, – сказал Джон-Джон, потом закричала Джул, но было уже поздно.

Пытаясь не сбить молодую мать с коляской на переходе, Бен крутанул руль влево. На встречную полосу. До сегодняшнего дня неясно, Джул ли не до конца защелкнула ремень безопасности, или Джон-Джон расстегнул его во время своих приставаний. Во всяком случае, Джул выбросило из машины, когда они лоб в лоб столкнулись с «мерседесом».

– Чудо, что она осталась жива, – сказали позже врачи. И сунули ему в руки брошюру, как обращаться с тяжелобольными детьми.

Джул пришлось ампутировать обе ноги по колено.

У Бена была сломана ключица, у Джон-Джона, к сожалению, только бедро. Еще на больничной койке он сумел выдворить Бена из группы. Он убедил остальных, что Бен чертов сумасшедший, который ни с того ни с сего психанул в машине, и не годится для их музыкальной группы. На что Бен поставил своих музыкантов перед выбором: или вы дальше работаете с этим преступником, или встаете на мою сторону.

Его «верные друзья» недолго колебались. Они выбрали парня с деньгами на альбом и бросили Бена. Вот так просто все иногда бывает.

Дженнифер была в тот момент слишком шокирована, чтобы оставить его. Даже когда на следующий день к ней заявились из службы опеки и хотели знать, вел ли себя Бен когда-то неподобающим образом с их дочерью. Потому что незадолго до первой операции Джул сказала врачам: «Он трогал меня».

Недоразумение, которое, к счастью, не попало в прессу. Позже, когда открыла глаза и не нашла своих голеней, Джул отказывалась что-либо вспоминать.

Тот факт, что дочь никогда не винила его в своем состоянии, поначалу поверг Бена в почти шизофренический порочный круг эмоций. С одной стороны, он ненавидел себя за несдержанность и в самые мрачные часы, сразу после несчастного случая, даже подумывал о том, чтобы покончить со своей неудавшейся жизнью. С другой стороны, именно беззаветная любовь Джул запрещала ему что-либо с собой делать, а это, в свою очередь, вело к тому, что он ненавидел себя еще сильнее, потому что не заслуживает такой любви, в чем был совершенно уверен. А теперь, спустя четыре года после аварии, она сама пыталась покончить с собой.

– Что-то изменилось?

– Что? – Бен так глубоко погрузился в мысли, что почти забыл о Дженни. – Прости, что ты сказала?

– Я хотела знать, как продвигается фаза пробуждения, – сказала Дженнифер, и в ее голосе снова прозвучало легкое вибрирование, которое он так любил.

Она не вышла снова замуж, и, насколько он знал, у нее даже не было постоянного друга, чего он не мог понять. Женщины, как Дженни, обычно не остаются долго одинокими. Высокая, стройная, светловолосая, и при этом совсем не дешевка. Макияж, искусственные ногти и пушап-бюстгальтеры были нужны ей так же, как Биллу Гейтсу – консультант по долгам. Что еще важнее: у нее было доброе сердце. В любом случае гораздо добрее, чем у него самого, иначе она бы не поддерживала его так долго, даже после расставания, когда он не мог привести в порядок свою жизнь.

– Врачи уверяют, что все в норме. Она долго находилась в искусственной коме, Дженни. Нужно время, чтобы она смогла проснуться после наркоза. Как там говорят? Постепенное уменьшение дозы медикамента до полного прекращения.

– Но так долго?

– Да. Это просто чудо, что Джул так хорошо перенесла операцию и больше не нуждается в седации. Врачи настроены оптимистично и считают, что у нее не останется необратимых повреждений.

«Новых необратимых повреждений».

– Хм, – произнесла Дженни неуверенно и одновременно рассеянно. – Разве у тебя сегодня не должно быть выступления? – спросила она.

– Я решил, что лучше проведу время с Джул.

– Не обманывай меня, – сказала Дженни, и в ее тоне не было недружелюбия или нравоучительности.

Они уже два с половиной года жили раздельно, но он все еще не мог обвести ее вокруг пальца. Дженни реагировала на малейшие колебания в его голосе и всегда знала, как он себя чувствует и говорит ли правду.

– Ну ладно, у меня опять ничего не вышло. Но не беспокойся, деньги на содержание я тебе дам. Еще в этом месяце, обещаю.

Косые лучи позднего вечернего солнца падали в окно. Кондиционер, если он вообще здесь был, работал неправильно. У Бена было чувство, что внутри одноэтажной постройки еще жарче, чем снаружи.

Он подошел к окну, чтобы приоткрыть его, и посмотрел на центральную аллею клиники «Вирхов» в Веддинге. Эллипс с односторонним движением, в центре – пешеходная зона, усаженная деревьями. «Кудамм[4] на костылях», как метко назвал ее один санитар. Вместо бутиков «Гуччи» и «Шанель» здесь в ряд расположились различные отделения университетской клиники. А вместо покупателей с пакетами по тротуару плелись пациенты с передвижными капельницами.

– Забудь про деньги, – услышал он Дженни. Она всегда это говорила, когда он упоминал их, хотя как помощница адвоката она едва зарабатывала на аренду квартиры и продукты. Бен знал, что она откладывала каждый цент – и не на отпуск, велнесс или парикмахера, а на протез абсолютно нового поколения, который разработали в США с участием специалистов по космическим и нанотехнологиям. Революционное, умное и компьютеризованное изобретение весило меньше трети тех протезов, которые оплачивала страховка, и стоило целое состояние. – Но я звоню не поэтому.

– Тогда почему?

– Я хочу, чтобы ты приехал сюда.

В голосе Дженни снова появилось волнение. Возможно, оно никуда и не пропадало. До этого Бен не очень концентрировался на разговоре. Сейчас все изменилось.

– Ты где? – спросил он во второй раз и наконец получил ответ.

– В квартире Джул.

– Это еще зачем?

– Я не уверена, возможно, ты прав и все совсем не так, как кажется.

Бен прижал трубку к уху, словно держал в руке не телефон, а губку. Костяшки его пальцев побелели.

– Ты понимаешь, что говоришь? – Его сердце словно сжали в кулаке.

– Да. – Дженни сделала паузу, которой все было сказано. – Возможно, Джул все-таки не пыталась убить себя.

Глава 6

Дженнифер открыла ему, взгляд ее беспокойно метался. Казалось, она размышляла, не обнять ли его в знак приветствия, но лишь потрепала по плечу и спросила:

– Ты летел, что ли?

Для того чтобы добраться от Веддинга до Далема, в удачные дни требуется полчаса. По автотрассе «Авус» Бен домчал за двадцать минут.

С чувством, что делает что-то запретное, Бен вошел в студенческую квартиру на Гариштрассе. В современном пятиэтажном доме Джул занимала квартиру на первом этаже, в которой еще немного пахло краской, герметиком и свежим деревом.

Это было царство Джул. Здесь она хотела обрести самостоятельность и независимость. Прочь из заботливой продуманной тесноты квартиры в Кёпинеке, которая после аварии была полностью переделана: широкие дверные проемы, выключатели, которыми можно пользоваться сидя, откидное сиденье в душе, многочисленные поручни, рампы в подъезде и многое другое. В создание безбарьерной среды было инвестировано много времени, кредитных денег и дотаций, но почти все это оказалось ненужным. Потому что Джул с самого начала могла неплохо передвигаться на костылях, а позже на протезах. Новые знакомые иногда даже не замечали, что у нее искусственные ноги.

Инвалидным креслом она пользовалась в исключительных случаях. Когда была без сил, когда протезы причиняли боль или, например, когда после гриппа чувствовала себя слишком слабой, чтобы передвигаться самостоятельно.

В итоге перестроенная родительская квартира стала тяжелым напоминанием. Каждый временно приспособленный порог, прикрученный поручень ежедневно и постоянно напоминали Джул о том, что изначально квартира была задумана совсем для другого подростка. Для девочки, которая поздно вечером захочет улизнуть к подружкам; смеясь, танцует перед зеркалом в ванной комнате или со всей злости пинает дверь, когда родители отказываются говорить ей новый пароль от беспроводной локальной сети, пока она не сделает домашние задания.

Когда после окончания средней школы Джул показала им рекламную брошюру университетского городка, Бен и Дженнифер смогли понять ее воодушевление, несмотря на всю свою озабоченность.

Студенческое общежитие в Далеме предоставило людям с ограниченными возможностями собственные здания, с безбарьерными квартирами, в которых было продумано все – от регулируемой мойки до низко расположенной духовки.

Дома для колясочников, как называла их Джул. Сама будучи одной из них, она могла шутить на эту тему.

Ее тогдашнее замечание – «Я должна наконец встать на ноги» – рассмешило даже Бена. А на его возражение, что квартира на первом этаже подходит скорее парализованному, чем тому, кто научился обходиться в повседневной жизни без кресла-каталки, она грустно взглянула на него и затем сказала:

– Эта квартира для калеки. А я калека.

Но прежде чем Бен и Дженни успели запротестовать, она смягчила свои жесткие слова шуткой:

– Кроме того, она в пешей доступности от юридического факультета.

Долгое время Бен думал, что юмор поможет Джул лучше любого врача или психолога. Курс психотерапии, который она прошла вначале, должен был предотвратить или, по крайней мере, смягчить приступы депрессии, часто случающиеся у людей после подобных травм. И казалось, что все идет успешно.

Пока шесть дней назад Джул не решила броситься с крыши своего студенческого общежития.

Или все-таки нет?

– Здесь есть что-нибудь выпить? – спросил Бен, посмотрев на холодильник, и поймал на себе сердитый взгляд. – Я имел в виду воду, – добавил он.

После того как они разъехались, Бен часто набирался до бессознательного состояния и не раз оставлял на автоответчике пьяные невнятные сообщения. Но вот уже больше года, как он держался, за исключением дня годовщины аварии. И срыва после попытки самоубийства Джул, который стоил ему сегодня работы.

Дженни подставила стакан под кран в мойке, но вода не текла.

– Ты должна сначала включить свет над плитой, – напомнил Бен об изъяне новостройки.

Электрик каким-то образом умудрился соединить установку для удаления накипи с подсветкой вытяжной трубы, и без электричества из крана только капало. Управляющий домом обещал устранить проблему самое позднее до конца следующего месяца. Похоже, на электрике вообще сэкономили, потому что дверной звонок тоже время от времени не работал.

Дженни тем временем наполнила стакан и подала его Бену, оба сели за кухонный стол. Отсюда через открытую кухню открывался красивый вид: в одну сторону – на гостиную, в другую, через стеклянную заднюю дверь, – на сад; при условии, что жалюзи не закрыты, как сейчас.

Это было любимое место Джул, здесь она готовилась к занятиям в университете и болтала в интернет-чатах. Бен с горечью взял ее ноутбук и сунул его в ящик кухонного стола, где Джул хранила старые счета, открытки, ручки, ластики, клейкие листочки для заметок, а также запасной газовый перцовый баллончик. После того как в метро участились нападения неонацистов на инвалидов, какое-то время она не выходила из дома без баллончика.

Не очень похоже на того, кому безразлична собственная жизнь.

Бен задвинул ящик, сделал большой глоток и вытер пот со лба. Жилой комплекс находился в парке, в тени старых кленов. И все равно даже хорошо защищенная от солнца новостройка нагрелась за последние дни.

Душная погода сказывалась и на Дженни. Капля пота сорвалась со лба, скатилась по крохотному шраму на шее, который остался после несчастного случая на игровой площадке в детстве, и пропала между ее небольшими аккуратными грудями. Хотя глаза Дженни говорили об утомительном дне, сама она пахла медом и летним лугом. Но, возможно, Бен просто очень сильно желал этого, так же как и поменяться местами с той каплей пота.

– Расскажи мне еще раз, как все было, когда ты ее нашел, – услышал он голос Дженни, и приятное чувство, которое только что испытывал при виде своей бывшей жены, тут же пропало.

Глава 7

– Ну, я открыл дверь и…

– Нет! – Дженнифер покачала головой. – Начни, пожалуйста, сначала. Она пропустила контрольный разговор, верно?

Бен кивнул, хотя предпочитал называть это «рутинный звонок».

Они условились с Джул, что она будет звонить ему раз в неделю. День недели и время были всегда разные. В ту роковую ночь они договорились на восемь вечера. Хотя в квартире было множество тревожных кнопок, напрямую подключенных к службе спасения, Бен хотел слышать по голосу Джул, как у нее дела.

Вначале Джул немного противилась – ведь, съехав, она как раз хотела добиться самостоятельности. И «электронный браслет» как-то не вписывался в концепт. В конце концов она согласилась ради сохранения мира и даже нашла свои плюсы в такой регулярной еженедельной сводке новостей: в качестве ответной услуги за восстановленное душевное спокойствие отца она могла попросить его дождаться слесаря на следующий день или принять почтовую доставку, пока сама Джул будет в университете. Сделка, на которую Бен шел с большим удовольствием.

Наверное, можно было подумать, что переезд Джул затронул его не так сильно, как Дженни, потому что он все-таки уже давно не жил с ними под одной крышей.

Но раньше Бен знал, что его дочь в безопасности под присмотром своей матери, самого надежного человека во Вселенной. После того как Джул съехала, ему казалось, что она постоянно в опасности.

В кошмарах он представлял свою любимицу беспомощно лежащей на полу. Пытающейся ползти на руках и культях. Больной или раненой. В обмороке или в полном сознании, находящейся во власти преступника. Преследуемой фальшивыми друзьями и настоящими врагами. Мужчинами, которые пользовались ее беззащитностью.

Бен прокручивал в голове много ужасных сценариев. Как ни странно, среди них не было того, в котором Джул просто не захочет больше жить и покончит со своим существованием.

Она поэтому захотела въехать в собственную квартиру?

В многоквартирном доме с лифтом и плоской крышей?

Неужели это с самого начала было частью ее плана?

– Было начало девятого, а она все еще не позвонила, – повторил Бен то, что уже много раз говорил своей жене. Но сегодня Дженни впервые по-настоящему хотела его слушать. Ранее она всегда ясно давала понять, что его фантазии на тему заговора ее не интересуют.

– Пожалуйста, Бен, не пытайся обмануть себя! Она сама это сделала. И она так хотела!

Дженни никогда не говорила прямо «Признай свою вину!», но это было и не нужно. Он и так понял: «Ты виноват, что наша дочь ненавидит свое тело и свою жизнь. И ты также виноват в том, что она захотела положить всему этому конец».

Бен прочистил горло, сделал еще один глоток воды и продолжил:

– Обычно я даю ей полчаса. Иногда она еще сидит на каком-нибудь семинаре. Или задерживается на работе в мастерской сотовых телефонов.

Дженни невольно поморщилась. Ей не нравилось, что Джул приходилось зарабатывать ремонтом телефонов. Она хотела, чтобы дочь полностью сконцентрировалась на изучении права.

– Но у меня появилось странное чувство, поэтому я поехал в ее район. И позвонил еще раз.

– Но она не подошла?

– Именно. Я попытался через WhatsApp, но она была офлайн.

А это уже странно. У Джул была настоящая зависимость от смартфона. Возможно, иногда ей не хотелось разговаривать, но она всегда была в сети.

– И потом пришло сообщение?

Бен сглотнул.

«Папа, пожалуйста, помоги…»

Для Бена это был крик о помощи.

Для следователей тоже, но они считали, что это крик самоубийцы, которая хочет привлечь внимание к своей попытке суицида.

– Я получил эсэмэску, когда был буквально за углом. Через минуту я уже стоял перед ее дверью.

– Разве ты не говорил, что она была заперта?

– Ты же знаешь, я был в панике, потому что Джул не подходила к телефону. Не реагировала на звонок и стук. Я просто повернул ключ. Один, два раза? Возможно, дверь была просто прикрыта, без понятия.

– И потом вошел внутрь?

Он кивнул.

«Нам нужно поговорить, папа. Срочно! Мне кажется, ты в опасности».

В то утро Джул оставила ему на автоответчике это сообщение. Он прослушал его гораздо позже и решил, что во время вечернего звонка как раз и выяснит, почему она беспокоится за него.

Это обстоятельство тоже не вписывалось в общую картину и усиливало его чувство вины. Неужели все, что случилось, имело к нему какое-то отношение?

Дженни взяла его за руку, и Бен закрыл глаза. Ее чисто дружеский жест не значил того, чего хотел Бен. Но это придало ему сил описать свои воспоминания и не расплакаться.

– В квартире было так тихо, – прошептал он.

Слишком тихо.

Он мысленно снова перенесся в тот день, 2 августа, и уже не слышал ничего, кроме белого шума в ушах.

Музыка помогала Джул не чувствовать себя одиноко. Когда была дома, она всегда запускала плей-лист на ноутбуке. Beatsteaks, Goo Goo Dolls, 30 Seconds zu Mars, Biffy Clyro. Преимущественно рок. У них был одинаковый вкус.

Но в тот вечер в квартире царила мертвая тишина, хотя Джул была дома. Бен понял это по связке ключей, которая аккуратно висела на крючке рядом с дверью.

– Джул? – позвал он, и уже тогда в его голосе звучал страх. У него заложило уши, словно он сидел в самолете, который попал в воздушную яму.

Затаив дыхание, он шел на свет.

Задняя дверь на кухне, ведущая во внутренний двор, была открыта.

«Как приглашение на праздник по случаю убоя свиньи», – еще подумал он, сам не зная, как такая больная мысль пришла ему в голову. Возможно, его мозг уже предвосхищал картинки, которые вскоре откроются взгляду.

Опрокинутое инвалидное кресло. Погнутое, лежащее на земле. Как и Джул. На животе, с нелепо вывернутыми руками, головой в грязи, словно одним ухом она прислушивалась к подземным звукам. Изо рта текла кровь.

И еще ее глаза.

Один глаз, который видел Бен, когда медленно подходил к Джул. Глаз взывал к Бену. Мучительно, жутко и все равно беззвучно, как человек на картине Эдварда Мунка.

«Она спрыгнула, когда я выходил из машины?»

Бен застонал, бросился к Джул, опустился рядом с ней на колени и не решался дотронуться до нее. Он даже не хотел касаться ее блузки, перепачканной кровью, которая текла откуда-то из раны на ее теле.

Впоследствии Бен не мог сказать, как мобильный телефон оказался у него в руке и как он сумел позвонить в службу спасения.

– Ты к ней не прикасался?

Вопрос Дженни вернул его в реальность. Бен открыл глаза и сделал еще один глоток из стакана.

– Я не знал, что делать. Я думал, что могу только навредить, если буду ее двигать.

Врачи службы спасения позже хвалили его за эту осмотрительность, а он был просто парализован от шока.

– О’кей, а теперь объясни мне, почему ты сомневаешься в заключении судебно-медицинской экспертизы?

Он вздохнул.

– Ну, с чего мне начать? Открытая бутылка водки на журнальном столике? Я тебя умоляю. Джул ненавидела алкоголь. Даже в Новый год отказывалась от шампанского. Она бы ни за что не купила эту бутылку.

– Только если не решила выпить для храбрости.

– Чтобы затем сесть в инвалидное кресло, подняться на лифте на крышу и броситься с пятого этажа вниз?

К счастью, несколько ночей накануне шел дождь, и земля размякла. Предположительно, это спасло ей жизнь.

У Джул был перелом основания черепа и внутренние повреждения. И отек мозга – поэтому ее и ввели в продолжительную кому. Но операция прошла успешно, и врачи давали положительные прогнозы, что она уже скоро и, как они надеялись, без осложнений выйдет из искусственной комы.

– Зачем Джул все так усложняет и скатывается вниз? Она же могла просто спрыгнуть на своих протезах.

Дженни помотала головой.

– Ты же знаешь, эти штуки были ей часто в тягость. И возможно, сев в инвалидное кресло, она хотела подать какой-то знак.

Дженни снова играла Адвоката Дьявола.

– Судебно-медицинская экспертиза однозначна.

– Она ошибочна, – заявил Бен, не имея ни одного доказательства.

Даже высокая концентрация опиоидов в крови Джул не позволяла судмедэкспертам говорить о злонамеренном постороннем воздействии, потому что врач скорой помощи поставил ей еще на месте антидот.

– Она прыгнула не по своей воле, – настаивал Бен, несмотря на все доказательства обратного.

Дженни не закатила глаза, как раньше, когда он ей противоречил, и Бен продолжил:

– Если Джул якобы выпила для храбрости, как ты говоришь, тогда почему у нее в крови не нашли следов алкоголя?

– Ты не знаешь, сколько времени прошло, – ответила Дженни. – Между тем как она напилась и прыгнула. И когда взяли кровь на анализ. Джул оперировали несколько часов, возможно, все уже вывелось из организма.

Бен закусил нижнюю губу.

«Нет, нет, нет!»

Все это не вязалось. Джул, которая не переносила алкоголя и считала письма-рассылки и сообщения WhatsApp ужасно безличными, должна была попрощаться именно таким образом? С помощью начатой бутылки водки на столе вместо прощального письма?

– О’кей, сейчас твоя очередь, – сказал Бен. – Я думал, ты веришь полиции. Почему ты вдруг засомневалась в официальной версии?

До настоящего момента Дженнифер сопротивлялась каждому его аргументу. Даже когда он показал ей билет на постоянную экспозицию в Медицинско-историческом музее, который Джул купила в Интернете и который лежал распечатанный на ее письменном столе. Датированный следующим днем после ее предположительной попытки самоубийства.

Какое-то время Дженнифер словно смотрела сквозь Бена, как будто сомневалась, стоит ли посвящать его в тайну. Наконец она развернула потрепанный листок бумаги, который, видимо, достала из кармана брюк.

Это была распечатанная копия моментального фотоснимка. Немного выцветшая, что могло быть связано с цветным принтером, и вся в пикселях, как швейцарский сыр с дырками. Но это ничуть не умаляло беззаботной радости на лице Джул. Она смеялась в зеркало и фотографировала свое отражение на сотовый телефон.

У себя в ванной комнате!

Желудок Бена сжался.

– Откуда у тебя это?

– Они нашли снимок на телефоне Джул.

Бен приподнял одну бровь.

– Наконец-то отремонтировали?

Сотовый телефон лежал рядом с Джул во дворе. Дисплей разбился, корпус раскололся. Бен отнес его в ремонтную мастерскую мобильных телефонов на Штеглитцер-Шлоссштрассе, где до последнего работала Джул, но там сказали, что ничего нельзя сделать и нужно отослать телефон производителю.