Полная версия
Ночь вне закона
Себастьян Фитцек
Ночь вне закона
Роман вдохновлен «Судной ночью».
…объявлять кого-то вне закона: полное или частичное лишение лица правовой охраны со стороны государства (вплоть до разрешения любому убить такое лицо).
Словарь «Дуден»Это реальная история![1]
SEBASTIAN FITZEK
ACHTNACHT
Copyright © 2017 by Verlagsgruppe Droemer
Knaur GmbH & Co. KG, Munich, Germany
© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2018
Пролог
Месяц спустя
– Это вас.
Доктор Мартин Ротх, психиатр с неожиданно гладким, слишком моложавым для главного врача лицом, хотел передать ей телефонную трубку, но она вдруг испугалась.
Конечно, она была рада услышать чей-то голос помимо голоса терапевта и сокамерников, хотя доктор Ротх не любил, когда она так называла других пациентов. Но ее вдруг охватил сумасшедший ужас: казалось, сто́ит собеседнику на другом конце произнести первое слово, как телефон в руке воспламенится и сожжет ее покрытый шрамами и рубцами череп. Она боялась вспышки огня, который, преодолев барабанную перепонку, доберется до мозга. Безусловно, это было чушью. Но в любом случае не такой большой глупостью, как обычные суеверия, – разумеется, можно разбить зеркало и все равно выиграть в лотерею. И уж точно не такой нелепостью, как фея сна, в которую она долго верила в детстве. Ее мама прибегала к этой замечательной фантазии каждый раз, когда не хотела читать сказку на ночь.
– Если ты прямо сейчас выключишь свет, то фея сна оставит для тебя утром какой-нибудь подарочек под дверью. Можешь пожелать чего-нибудь!
«Шоколадку».
Иногда она желала себе платье принцессы или кукольный дом. Но в основном хотела сладостей, потому что маленькие заказы – это она быстро смекнула – фея иногда исполняла. На большие маминых угрызений совести не хватало.
Если бы мама подошла сейчас к ее больничной кровати в закрытой палате отделения номер 17, поцеловала в нос и спросила, что ей хочется попросить у феи сна, то она, как утопающая, вцепилась бы в мамину спасительную руку и крикнула:
– Я хочу вернуть все назад!
«Ей-богу, я так этого хочу!»
А потом бы заплакала, потому что ей давно уже не пять лет и она слишком большая, чтобы верить в чудеса. Хотя именно сейчас это и было нужно.
Чудо, которое стерло бы все, что она натворила и что в итоге привело к крови, ужасу и отчаянию.
«Только смерть обнуляет счет».
Оц часто повторял ей эту фразу, но, честно говоря, для этой мудрости не требуется много жизненного опыта. Все создано для того, чтобы выйти из строя: холодильник, любовь, рассудок.
Она уже не могла сказать, когда именно лишилась от страха рассудка.
Или все-таки могла? Вероятно, это случилось в день их последнего контакта.
Незадолго до полуночи. Когда Оц, о котором она не знала ничего, кроме этого странного псевдонима, показал ей свое настоящее лицо, не раскрыв при этом, кто же он на самом деле.
– Почему мы не можем это остановить? – спросила она. Уже готовая расплакаться, потому что поняла: Оц никогда и не планировал заканчивать эксперимент по-хорошему. Он использовал ее. Самым ужасным и жестоким образом, как не поступал еще никто и никогда.
– А зачем? – спросил он.
– Потому что так не было запланировано!
– Жизнь нельзя спланировать, детка. Это процесс познания. Она идет своим чередом, а мы наблюдаем.
– Но мы не наблюдатели. Мы создали это.
Оц засмеялся, и она представила, как он покачал невидимой головой.
– У нас была идея. И как уже сказал в своих «Физиках» Дюрренматт: «Все, что человек раз открыл, не может быть больше скрыто». Если мы сейчас остановимся, кто-то другой завершит наш труд.
– Но тогда это будет уже не наша вина.
– Еще как наша. Мы виновны в том, что запустили эксперимент. Если кто-то умрет – а это обязательно случится, – то лишь потому, что мы подали убийцам такую идею. Мы вдохновители зла.
– Но я никогда не хотела этого!
Она так сильно дрожала, что мир вокруг казался смазанным изображением.
– Я не могу с этим жить.
– Боюсь, придется.
– Я тебя умоляю.
– Сделать что?
– Прекратить это.
Он рассмеялся:
– Мы в двух шагах от прорыва. Не могу же я сейчас остановить наш эксперимент. Это как если бы мы выплеснули действующую вакцину, не протестировав ее. Научный coitus interruptus.[2]
Вакцина.
Слово навело ее на мысль:
– Тогда давай сделаем как Солк.
– Кто?
– Джонас Солк. Победитель детского полиомиелита. Разработанную им вакцину он сначала протестировал на себе.
Молчание.
Видимо, она ошарашила его этой идеей. Похоже, Оц действительно задумался. Она повторила в тишину:
– Сделай как Солк. Возьми нас в качестве подопытных кроликов.
Когда Оц наконец ответил, она не могла поверить, что он действительно согласился.
– Неплохая идея. Записал.
Она кивнула. С облегчением и все равно в страхе. Который усилился, когда Оц продолжил:
– Твое имя уже в списке.
Ее сердце екнуло.
– А ты? Что насчет тебя?
– Я не могу участвовать.
– Почему?
«Трус! Трусливая свинья!»
– Я не такой, как ты.
– И в чем же отличие? – спросила она.
Кроме честности, теплоты и сердца?
– Мне не хочется умирать, – ответил он и повесил трубку.
И после этого больше не объявлялся.
Игнорировал ее звонки.
И ее крики.
Когда перед ней возник парень с газовым баллончиком.
Когда рядом с ее головой разбилось стекло.
Или когда она орала во все горло, в то время как мужчина с мусорным пакетом на голове пытался ударить ее ножом в глаз.
И все это время Оц был рядом. Наблюдал за ней. Подстерегал. Шпионил. В этом она была уверена.
Так же твердо, как и в том, что не существует никакой феи сна.
И что она никогда уже не сможет покинуть клинику, в которой сейчас находится.
Хотя даже доктор Ротх время от времени смотрел на нее так, словно и правда верил в ее историю о Ночи вне закона.
Или он был просто хорошим актером и оставался при своем мнении.
Разве можно на него за это обижаться?
Она сама едва различала, пережила ли все в действительности, или это просто извращенный ночной кошмар.
– Вас к телефону, – повторил шепотом доктор Ротх, который все еще стоял рядом и о котором она совсем забыла, погрузившись в воспоминания.
Наконец взяла у него трубку, спросила:
– Кто это?
Мужчина на другом конце провода назвал ей какое-то чужое имя. Но его голос был настоящим, и у нее вырвался вздох облегчения.
Слава богу. Это он!
Она благодарно улыбнулась своему психиатру.
Хорошо, что послушалась доктора Ротха.
Он оказался прав, когда убедил ее ответить на звонок.
Черт побери, она и не думала, до чего приятно разговаривать с мертвым.
Глава 1
У нас есть пушки, у нас есть стволы.
………………………………………………………………
Мы убиваем чужаков, чтобы не убивать тех, кого мы любим.
Мэрилин Мэнсон. Мы убиваем чужаковКогда группа людей травит кого-то в Интернете, они не понимают серьезности своих действий. Каждый участвует в этом, потому что все участвуют.
Херберт Шайтхауер, профессор психологии, Свободный университет Берлина. «Травля в Ютьюбе. Место для анонимной ненависти» в Süddeutsche Zeitung, 14.12.2013Никогда массы не жаждали истины. Они отворачиваются от фактов, которые им не нравятся, и предпочитают возводить на пьедестал заблуждение, если оно способно их обольстить. Тот, кто умеет ввести массы в заблуждение, легко становится их господином, кто пытается просветить – их жертвой.
Гюстав Лебон (1841–1931), французский врач и основатель психологии массБен
За месяц до этого
У Бена дрожали руки.
В этом не было ничего необычного, с ними такое часто случалось. Каждый раз, когда он знал, что снова теряет контроль. Его пальцы были как сейсмограф. Нервные антенны, сообщающие о землетрясении, которое в очередной раз собьет его с ног.
А ведь сегодня он пришел вовремя, чтобы ничего не испортить. Но, похоже, не получится.
– Мне очень жаль, – сказал Ларс, гитарист его группы, и меланхоличный голос музыканта соответствовал его грустному, как у бассета, взгляду.
Бен неуверенно улыбнулся и указал на ударные, уже кем-то установленные. Том-томы были почищены и протерты. Тарелки блестели в ярком свете отельного бара, как отполированная выхлопная труба новенького мотоцикла.
– Эй, я знаю, в прошлый раз вышла дрянь. Но сегодня вечером у меня получится, – сказал он.
Гитарист, а по совместительству бэнд-лидер, затушил сигарету в пепельнице и с сожалением покачал головой:
– Ничего не выйдет, Бен. Майк сказал «нет».
– Он здесь?
Бен посмотрел на часы. «Нет». Так рано менеджер отеля не появляется. Было 17:20. До начала еще полчаса, но бар уже открылся. Двое пожилых мужчин в серых костюмах и сношенных ботинках весело беседовали за барной стойкой. Парочка пила один на двоих коктейль, устроившись на угловом кожаном диванчике, который выглядел удобным, но на самом деле был жестким, как деревянный.
В этом и состояла проблема отеля Travel Star, расположенного на территории выставочного комплекса рядом с радиобашней. На первый взгляд он производил впечатление дорогого отеля среднего класса. Однако при ближайшем рассмотрении в глаза бросались двухзвездочные отзывы, в которых постояльцы хотя и хвалили дружелюбный персонал, но жаловались на плесень в межплиточных швах в душе.
То, что Travel Star – это вам не Adlon, можно было понять уже по цене – пятьдесят девять евро за ночь. И по тому обстоятельству, что каждый вечер здесь выступали Spiders. Не самая известная в мире музыкальная группа. Даже не лучшая кавер-группа Берлина.
Когда Бен устроился в Spiders барабанщиком, он сам себя ненавидел. Еще четыре года назад он играл собственные рок-песни в клубе Quasimodo. А сегодня должен был радоваться, если пьяная публика не швырнет ему в голову коктейльную вишенку, пока он исполняет YMCA диско-группы Village People. Он превратился в музыкальную проститутку. Ударник, играющий музыку для лифта. Бен даже представить себе не мог, что будет умолять об этой позорной работе. А мог бы и догадаться. Столько раз он думал, что достиг дна, а потом проваливался еще ниже.
– Послушай, мне нужна эта работа. Я задолжал алименты. А ты знаешь, что моя дочь как раз…
– Да, да, знаю. И мне очень жаль Джул, правда. Но даже при всем желании… Ничего не получится. Ты пропускал репетиции, после того как…
– Репетиции? Да что можно репетировать с Kool & the Gang?
– …после того как во время последнего выступления тебя стошнило рядом с бас-барабаном. Старина, нам пришлось прервать концерт. Ты стоил нам шестьсот евро!
– Это была ошибка, глупая ошибка. Ты же в курсе, что я больше не пью. Просто выдался ужасный день, сам знаешь. Такого больше не повторится.
Ларс кивнул:
– Именно. Такого больше не повторится. Извини, приятель. Мы уже нашли тебе замену.
«Замену».
Через четыре минуты Бен сидел на скамейке недалеко от входа в отель, наблюдал за маневрированием туристического автобуса на близлежащей стоянке и думал, что это была бы неплохая надпись для его надгробного камня:
«Здесь лежит Беньямин Рюман.
Ему было всего тридцать девять лет.
Но не переживайте.
Мы уже нашли ему замену».
Как правило, все происходило быстро. Это был уже четвертый музыкальный коллектив, откуда его уволили. Не считая Fast Forward. Группа, которую он сам основал и из которой ушел – незадолго до того, как она сыграла свой первый хит. Первый из целого ряда хитов. Как раз сейчас Fast Forward на гастрольном туре в США и приглашены в качестве гостя на Tonight-Show в Нью-Йорке.
Последнее интервью, которое давал Бен, было для одного экономического журнала: «Почти известные – люди, едва не ставшие звездами». В той статье его сравнивали с Тони Чапманом. Типом, который в 1962-м сидел на барабанах во время первого официального выступления группы под названием Rolling Stones в лондонском клубе Marquee, а вскоре добровольно ушел.
– Но в моем случае о «добровольно» речь не идет, – громко сказал Бен.
Пожилая дама, которая как раз проходила мимо, испуганно посмотрела на него. За собой она тащила коричневый чемодан на колесиках, и Бен подумал, не помочь ли ей дойти до туристических автобусов. Со лба у нее стекал пот. Неудивительно при такой жаре. В августе в Берлине все реже бывают тропические дни, но сегодня температура даже ночью не опускалась ниже двадцати восьми градусов. Возможно, дождь вскоре принесет прохладу. Небо уже затягивали тучи.
Бен разглядывал практически прямоугольное, рваное по краям облако, которое напоминало ему старый ламповый телевизор с антенной, и неожиданно почувствовал во рту неприятный привкус дешевого вина. Кисловатый отзвук воспоминания о той ночи, когда он напился перед телевизором – до бессознательного состояния, но не беспричинно.
Бен поднялся со скамьи и принялся искать в карманах брюк ключ от машины – в этот момент он услышал крики.
В них был страх.
Страдание.
Кричала определенно совсем молодая женщина.
Глава 2
Крики доносились с парковки, расположенной по другую сторону улицы Месседамм, прямо у автострады. Огороженная множеством рекламных щитов, улица плохо просматривалась. Лишь когда Бен, ведомый любопытством, преодолел половину пути, он увидел их.
Девушку в юбке в горошек. И мужчину, от которого она убегала.
По крайней мере, старалась убежать, но не смогла, потому что преследователь, здоровенный амбал в кедах, схватил ее за длинные черные волосы и грубо дернул назад.
Жертва снова испустила пронзительный крик. Она покачнулась и упала на землю, прямо рядом с вагончиком, который вместе со строительной техникой блокировал почти всю парковку. Все это стояло здесь из-за крупной стройки на Кайзердамм, где возводили новый автомобильный гараж. В результате чего на обычно оживленной парковке сейчас не было ни души.
– Эй! – крикнул Бен и, не раздумывая, перешел через дорогу. Его окрик заглушил туристический автобус, который засигналил у него за спиной.
Обидчик заставил девушку встать перед ним на колени. Снова схватил ее за волосы и запрокинул голову. Потом влепил ей пощечину, от которой у девушки слетели очки.
– Эй! – снова крикнул Бен и побежал.
Амбал даже не поднял глаз, когда Бен настиг его. Нисколько не смущаясь, он плюнул девушке в лицо.
Одновременно свободной рукой вытащил какой-то предмет из кобуры, которую носил на поясе джинсов.
«Проклятье».
В первый момент Бен подумал, что это нож, и ждал, что сейчас блеснет лезвие.
Он уже представлял, как нож полоснет по шее девушки, и кровь сначала хлынет на ее белую блузку с рюшами, а потом на асфальт. Но налетчик, видимо, планировал ударить ее в лоб.
– Отпусти ее! – крикнул Бен.
– Что?
Мужчина поднял глаза, и только тут Бен понял, что это вовсе и не мужчина. Скорее подросток, хотя и здоровяк, но не старше восемнадцати.
Однако это не играло никакой роли. Всего лишь на прошлой неделе один пятнадцатилетний паренек до комы избил туриста на Алексплац.
– Хочешь присоединиться? – спросил он Бена, который сейчас рассмотрел, что парень держит в руке не нож, а черный фломастер. Странным образом он как будто обрадовался, что ему помешали, потому что рассмеялся и подозвал к себе Бена. – Да ладно, шлюхе это нужно!
У него были короткие коричневые волосы, сквозь которые просвечивала кожа, и футболка с надписью Hard-Rock-Cafe. Она не до конца прикрывала белый шелушащийся живот, который колыхался, как дохлая рыба, над его джинсами. Из-за низкого голоса он казался на год-два старше.
Пожалуй, все-таки ему уже двадцать.
В любом случае он был старше, чем девушка в юбке в горошек. На ней были белые балетки, одну из которых она потеряла, убегая. Бен не был уверен, но ему показалось, что видел у девушки брекеты, когда она кричала.
– Ну, тогда просто смотри, старик.
Парень самоуверенно отвернулся от Бена и снова обратил внимание на свою жертву, стоящую на коленях.
– Надеюсь, Диана вытянет потом твое имя, шлюха!
Бен тщетно попытался понять, что имеется в виду.
Девушка скулила с закрытыми глазами, пока парень что-то писал у нее на лбу.
– Отпусти ее! – сказал Бен. Тихо. Угрожающе.
Рыбье Брюхо засмеялся. Пот стекал ему в прищуренные глаза, когда парень еще раз обернулся к Бену, не выпуская волосы плачущей девушки.
– Эй, старик, расслабься. Все в порядке, о’кей?
Бен и бровью не повел. Не стал терять время на крутые фразы или уговоры. Он был абсолютно спокоен. Ринулся вперед и сломал парню нос.
По крайней мере, такой был план.
Правда, сказалось то, что он уже два года не видел спортзал изнутри, и его кулак даже не попал в цель.
Рыбье Брюхо выпустил волосы девушки, сделал шаг назад и нанес Бену боковой удар в печень.
Воздух вышел у Бена из легких, как из лопнувшего шарика.
– Снова началось… – услышал он чей-то голос, падая на землю.
Хлопнула дверь машины, и Бен понял, что к Рыбьему Брюху идет подкрепление.
Глава 3
«Нам нужно поговорить, папа! Срочно!
Мне кажется, ты в опасности!»
Сильный удар, от которого у него потемнело в глазах, что-то оживил в голове – а именно мысль о последнем сообщении Джул на автоответчике. Словно это воспоминание было листочком, который под силой удара отклеился от стены его памяти и сейчас медленно опускался вниз.
В то же время Бен боялся совсем потерять сознание. Еще один толчок или удар – и ему придется наблюдать за миром между автобаном и центральным автобусным вокзалом из положения «на боку».
Пока что он последовал за девушкой и опустился на колени. Начал откашливаться в согнутом положении. Воздух, который он рывками втягивал в свои горящие легкие, отдавал пылью и горячей резиной.
Он услышал, как хлопнула еще одна автомобильная дверь. Еще шаги. Подкрепление Рыбьего Брюха росло.
Положение Бена становилось настолько плохим, что он чуть было не рассмеялся.
«Я – и разыгрываю героя?»
Как и многое в его жизни, это тоже оказалась плохой идеей.
Девушка ему не поможет, даже если они сейчас от нее отстали. Она была маленькая и худенькая и с трудом находила силы, чтобы принять вертикальное положение.
Но наверняка у нее есть сотовый.
Может, она позвонит в полицию?
«А если…»
Бен не мог полагаться на чужую помощь. Он должен был сам одолеть нападающего. Как-нибудь. Если у него это получится, остальные разбегутся.
Они всегда так делали.
Он достаточно много играл на фестивалях, где пьяные подростки искали ссоры с распорядителями, и видел немало бесчинствующих подельников, которые разбегались во все стороны, как только их предводителя обезвреживали. Что касается сил, сейчас Бен был еще меньше способен на это, чем раньше.
Он почувствовал над собой тень и поднял руку, инстинктивно пытаясь защититься.
– Да просто рефлекс сработал, – объяснял кому-то Рыбье Брюхо.
Затем двери автомобилей снова хлопнули, затарахтел мотор, и в лицо Бену ударило теплое выхлопное облако.
«Они хотят меня переехать, – подумал он и поднял голову. Открыл глаза. Попытался разглядеть номерной знак внедорожника, понял бесполезность затеи. – Как будто это что-то даст, если они тебя раздавят…»
Но автомобиль ехал в другую сторону. Назад. Прочь от него.
Удивленный, Бен обернулся к девушке, которая поднялась и отряхивала юбку от дорожной грязи. Она плакала.
– Эй, малышка, – позвал Бен как можно мягче.
Потом встал и осторожно подошел к ней, как обычно подкрадываются к недоверчивой кошке.
Вблизи Бен заметил, что возраст ее сложно определить.
У девушки была фигура четырнадцатилетней, но глаза казались старше его собственных. Как будто видели уже столько плохого, что хватит на целую жизнь.
Они казались темными пробоинами на в общем-то хорошеньком лице с небольшим курносым носиком, слегка потрескавшимися губами и высоким лбом, на котором было достаточно места для черной цифры, которую фломастером вывел Рыбье Брюхо.
Немного смазанная, с не до конца прописанной петлей, но легко узнаваемая восьмерка.
– Почему он это с тобой сделал? – спросил Бен.
Он вытащил из кармана сотовый и размышлял, звонить ли в полицию. Вообще-то ему не очень хотелось. Номер 110 не был у него в фаворитах, особенно с тех пор, как предыдущий арендодатель заявил на него из-за неуплаты. Вот почему он не имел постоянного места жительства и передавал жене алименты наличными. Его банковский счет был в таком минусе, что служащим приходилось менять красный картридж в принтере после каждой распечатки его выписки со счета.
– А, проклятье, – были первые слова девушки.
Она дрожала всем телом, что неудивительно после всего пережитого. Бен хотел протянуть ей руку. Обнять и сказать, что все будет хорошо. Но не успел, потому что девушка стерла восьмерку слюной Рыбьего Брюха, которая осталась у нее на лице, и закричала на Бена:
– Вот дерьмо! Теперь ты должен мне сотню евро!
Глава 4
– Public… что?
– Disgrace. Public disgrace. – Она выругалась, вытащила изо рта зубную скобу и бросила ее на землю, рядом с очками, которые были сбиты с ее лица.
Потрясенный, Бен наблюдал за чудесным превращением.
Неуклюжая девушка стала молодой женщиной. Жертва – свирепой фурией.
«Публичное унижение», – мысленно перевел Бен, но так и не понял, что она пыталась ему объяснить.
– Ты добровольно позволяешь так с собой обращаться? «Публично?»
Ветер доносил с автодорожного моста звуки ускоряющегося мотоцикла.
– Это такая садомазо-игра, – объяснила она ему, выделяя каждое слово, словно разговаривала с глухим. – Никогда не слышал?
– Нет, мне очень жаль. Видимо, у меня пробел в образовании.
– Я заметила.
Бен знал, что есть люди, фантазирующие об изнасилованиях, и подозревал, что порноиндустрия удовлетворяет этот спрос с помощью постановочных фетиш-видео, которые снимают на какой-нибудь парковке как бы случайно. Просто он никогда не думал, что придется невольно сыграть в таком фильме второстепенную роль.
– А у тех в машине была камера?
– Да. И они смотались с моими деньгами, потому что ты испортил съемки, говнюк.
Бен потер то место, куда его ударил Рыбье Брюхо, и теперь сам разозлился.
– О’кей, я понимаю, что вы не можете получить официального разрешения на такие съемки. И я абсолютно точно не ханжа. Это свободная страна, каждый живет так, как ему нравится. Но, черт побери, что все это значит с восьмеркой? Это какой-то опознавательный знак или что?
Она пожала плечами:
– Это была идея чокнутого режиссера. Хотел воспользоваться шумихой вокруг Ночи вне закона,[3] для рекламы.
Женщина взглянула на часы на запястье и вдруг занервничала.
– Мне нужно домой, – сказала она и отвернулась. – Меня дочка ждет.
– Погоди. Ночь вне закона?
Бен уже где-то слышал это слово. Его звучание затронуло в самом дальнем уголке мозга какую-то струну, которая зазвенела высоко, светло, еле слышно.
– Что означает Ночь вне закона? – спросил он женщину, которая уставилась на него, словно не знала, издевается он над ней или просто слабоумный.
– Старик… – спросила она, качая головой, – на какой планете ты вообще живешь?
Глава 5
– Привет, папа!
Джул подбежала к нему. С растрепанными волосами, как тогда, во время совместного отпуска на острове Йюст. Смеясь и едва не споткнувшись о собственные длинные ноги, дочь со всего размаха упала в его объятия. Прижимая ее к себе, Бен слышал, как бьется ее сердце.
– Привет, малышка, – сказал он.
– Ты же хотел навестить меня только завтра.
– Ты не рада?
– Конечно, рада. Но ты выглядишь уставшим. У тебя был тяжелый день?
– Даже не спрашивай.
«Сначала меня уволили, потом избили».
– Я так по тебе соскучился, – сказал он с закрытыми глазами и, как всегда, когда был с Джул, попытался отключиться от внешнего мира. От гула голосов в коридоре, запаха дезинфицирующих средств, звуков работающего аппарата искусственной вентиляции легких.
Тщетно.
С каждым разом ему все реже удавалось забыться, сидя у больничной кровати. Обычно хватало жужжания гидравлических дверей в коридоре, чтобы он пришел в себя. Зазвонивший сотовый вернул его в реальность – реальность, в которой его девятнадцатилетняя дочь никогда уже не сможет ходить.
Даже если выйдет из искусственной комы, в которой она пребывает уже почти неделю.
– Привет, Дженни, – поприветствовал Бен свою скоро уже бывшую жену. – Подожди минутку.
