bannerbanner
Пыль над городом. Избранное
Пыль над городом. Избранное

Полная версия

Пыль над городом. Избранное

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

Мих.Зиву

1К песку прижатая мимоза,Домов приземистый кортеж.Террора вечная угроза,Жара и плитки, цвета беж.Кусты топорщатся упрямо,Как всё, что выживает тут.И голубая криптограммаНа вывеске – нетленный труд.2Вряд ли стоит удивляться,Друг, когда за шестьдесят,Что не вызовут стреляться,А святым провозгласят.Этот жаркий вечер летний..Ты ещё не знаешь, друг.Он – фактически, последний,Уплывающий из рук.А когда очнёшься вчуже,После главного суда,Никакой летейской стужи –свет и райская вода.«Застыли деревья сухие…»Застыли деревья сухие,Их тень, как огонь, горяча.Свирепого солнца стихияЛомает и рубит сплеча.Здесь скоро загнёшься без флягиС какой-нибудь мутной водой.И плавно колышутся флагиС таинственной синей звездой.Старинная блажь мозговаяИскать и молиться велит.И длится судьба роковая,А сердце болит и болит.«Хотелось бы верить…»Хотелось бы верить– ещё пишу,Но чувствую –мне не хватает слов.Ведь я –стареющий человек,Идущий, сгорбившись,в никуда.По выжженойи слепой стране,Где пальмы растут,завернувшись в мох.И полувысохшийэвкалиптБормочет мне –ничего не жди.«Мы знаем издавна друг друга…»Мы знаем издавна друг друга,Навеки, наповал, вразнос.Упрямо кружимся по кругу,Устали от своих угроз.Стрельба в упор – такое дело,И вся страна уже тюрьма.От взрывов небо помертвело,И сотрясаются дома.Пока мы их не переколемДо позвоночника, до дна,Придётся красться чёрным полем,Где за войной – ещё война.«Мы ходим по лезвию бритвы…»Мы ходим по лезвию бритвы,О глупостях мелких грустим.Свинцовым асфальтом молитвыСвой путь в неизвестность мостим.Так кто ж этот дикий, бездомный,Мир выручит – техника, Бог?Иль знания вихрь многотомный,Взрывающий душу поток?«Вечер прошёл,ступая грузно и тяжело…»Вечер прошёл,ступая грузно и тяжело.Слушаю,как слепая полночь стучит в стекло.Бьётся листва о ветки,стёршаяся до дыр.Брезжит в оконной сетке хмурый,застывший мир.Что же ты ,день вчерашний,всё не уйдёшь никак?Кто-то над телебашней красный зажёг маяк.Резким и воспалённым,виден издалека,Кажется всем бессонным красный огонь маяка.

Шаг к себе. 1970-1989

Осень

Осень словно ремнем опоясывает,Ничего не вернуть, не убрать.Август тени на сердце отбрасывает,Продолжает сентябрь догорать.Лишь закат утонул, как безжизненноВ мутной дымке белеет рассвет.Что ты можешь? Смотреть укоризненноУходящему прошлому вслед.Виновата ли в том, что, как палые,Листья вяну, что бьет меня дрожь?Ты сама, бесконечно усталая,По садовой тропинке идешь.

Поле

Бескрайнее поле, светло и бездомнои холодно как-то вокруг.Вот сердце удары рассыпало дробно,чуть слышный, единственный звук.Эй кто-нибудь, может быть скажешь,в каком я краю, и куда я попал?Но нет никого, только мёрзлые комья,да облака мутный опал.А впрочем зачем всё, ведь это же ясно:я просто забрёл далеко.Поэтому здесь так светло и безгласно,безжизненно, немо, легко.И нет ни единой травинки обычной,а также – сомнений и мук.Куда ни посмотришь, повсюду безличныйпростор молчаливый вокруг.

Ступени

Не знают пения и стонаступени каменного дома.И свет втекает монотоннов квадрат оконного проёма.Здесь мысль, лишённая полёта,орудовала – всё теснится.И в прорезь чёрного пролётане втиснется самоубийца.И всё же смерть неоднократносюда входила в платье строгом,и этот камень, вероятно,нам мог бы рассказать о многом.Но для чего мне чьё-то имя,чужое выцветшее знанье?Воспоминаньями своиминаполнено, кренится зданье.Где спят без пения и стонарассказ о смерти и рожденьев глуши цемента и бетонапохоронившие ступени.

Холод

Травы розоватые прядии комья, промёрзшие сплошь.Дорога, как каменный нож, –вдали, подо мною и сзади.Столбов у дороги разброд,и месяц ущербно белеет,и красный закат тяжелеет,и за руку холод берёт.Нежданный ноябрьский мороз,безлюдное злое величье.Природа сменила обличье,и ветер к деревьям прирос.Всего лишь один огонёкгорит и горит, не мигая.Земля ли, планета ль другаялетит у меня из – под ног?«Как на последнем краю…»Как на последнем краюголых ветвей паутина.В тёмную гущу своюМанит, как блудного сына.Кажется, всё наконецстало яснее и проще –через неё, как слепец,я пробираюсь наощупь.Веки туман облепилплотно крылами своими.Вот я уже и забылвсё про себя, даже имя.«Даль перечёркнута веткой…»Даль перечёркнута веткой,птицы плывёт силуэт.Чувствую каждою клеткойМедленный, дымчатый свет.Скоро, застывшая влага,сгинет твой белый недуг,как человечьего шагадробный, рассыпчатый стук.«Склонили старческие головы…»Склонили старческие головыДеревья в лиственном пуху,И тускло небо цвета оловаМаячит где-то наверху.Октябрь – начало увядания,Мерцанье первой седины.И белые, большие зданияСтоят, как жизнь, обнажены.Откуда эта ясность строгая,Сменившая огонь и зной?Равнина тяжкая, пологаяВисит, как камень, надо мной.

Змеиная кожа

Сорвал я рассохшейся кожиДавно изжитые слои,И были на струны похожиУзоры моей чешуи.А рядом чернела изнанка,Не знавшая, что ей скрывать.И лопался образ, как банка, –Ему уже мной не бывать.И что-то глубинное, злое,Блестящее, словно стекло,Невидимо делаясь мною,Вплотную меня облекло.И словно фонарь у дороги,Что вьется, длинна и узка,Мучительной полный тревоги,Сверкнул холодок тупика.«В мое лицо глядят провалами…»В мое лицо глядят проваламиДва черных выбитых окна.Цветами трафаретно-алымиПестрит разбитая стена.Фольга конфетная, блестящая,Куски проводки вкривь и вкось.И чувство жалобно-щемящееИдет через меня насквозь.На месте детства только впадинаЗа этой сломанной стеной.Все то, что временем украдено,Сейчас прощается со мной.«В поколении самом старшем…»В поколении самом старшемсмерть грохочет, как молоток.И уходят походным маршемте на запад, те – на восток.Полосой растянувшись тонкой,в чёрной речке находят брод.Словно старую киноплёнкупрокрутили наоборот.В год досталинский, довоенный,где ни имени, ни утрат.А над площадью всей вселенной –синих звёзд ледяной парад.«Цепью воронья процессия тянется…»Цепью воронья процессия тянетсяИ оседает на гребне холма.Вспомнится всякому, кто ни оглянется,Слово старинное – тьма.Длинные, узкие, снежные полосыУ искореженных временем хат.Тихо кусты шевелятся, как волосы,Там, где кончается скат.Даже зимой непрерывно растущие,Корни проходят сквозь землю, как сталь.Сердце, как тучи на север идущие,Хочет в холодную даль.«Кажется, о чем-то говорили…»Кажется, о чем-то говорили,Или с веток падали листки?Голову я поднял: звезды были,Как всегда, чисты и высоки.Только что мне это их раздолье?Я навеки, намертво приросК той земле, какую черной сольюПокрывают реки наших слез.И куда бы ни вела дорога,Я не брошу дома моего.Тот, который носит имя Бога,В сердце тех, кто верует в него.«Мороза нет, но лед не тает…»Мороза нет, но лед не тает.Покрыли трещины коруДеревьев. Кажется, светает,Туман редеет поутру.Уходит ночь неслышным шагомТуда, где мрак еще царитНад буераком и оврагом.А здесь уже заря горит.И снято сонное заклятьеС природы – появленьем дня.И тополя стоят, как братья,Стволы друг к другу наклоня.«Свет рассеянный, зыбкий и блеклый…»Свет рассеянный, зыбкий и блеклый.Спят деревья, стволы наклоня.Покрывает испарина стеклаВ час рождения нового дня.Он проходит обычный, рабочий,По земле, незаметен и тих.И сжимаясь в преддверии ночи,Он похож на собратьев своих.Краткий путь от рассвета к закату,Вдаль со свистом летят поезда.И огнем серебристым объята,Загорелась ночная звезда.

Роща

Роща в осеннем убранстве –Пышный и грустный наряд.В сером застывшем пространствеКлочья тумана парят.Светится тускло и медноПлотная леса гряда.Скоро, растаяв бесследно,Лето уйдет навсегда.Листья, шуршащие сухо,Воздух как будто седой.Черная ива – старуха,Сгорбившаяся над водой.«Пробегают мысли, как собаки…»Пробегают мысли, как собаки, –Стаями, а та бредет одна…В этом сизом, хлюпающем мракеСветятся, как лица, имена.И внезапно различает зренье –След звезды, косая пятерня.И живет мое стихотвореньеНа земле отдельно от меня.Подбираясь полуощутимо,Стелет стужа белый гололед.И стучит судьба неотвратимоСтавнями все ночи напролет.«Даль, покрытая туманом…»Даль, покрытая туманом,кочки, листья и трава.Хоть оптическим обманомКажешься ты, но жива.Неоконченный набросок –Ни движенья, ни души.Смутных мыслей отголосокНахожу в твоей тиши.И негаданно – нежданно,Влившись в белизну твою,Вижу суть, что безымянна,Спит у сердца на краю.«Пытаясь скрыться от дождя…»Пытаясь скрыться от дождя,Друг к другу листья прилипают.А капли хлещут, наступают,Как грабли, землю бороздя.Они текут, ползут, летят,И я уже смотрю сквозь водуНа эту мутную природу,На этот беспросветный ад.Кто день от ночи отличитНа клейкой и размытой суше?И все сильнее, резче, глуше,Как ливень, в сердце кровь стучит.«Прорасти – непростое слово…»Прорасти – непростое слово,это корни пустить в гранит.Песня вольного птицеловаи в железном мешке звенит.Как барак из нетесаных бревен,оцепленье бесформенных туч.Перед веком ни в чем не виновензолотящийся солнечный луч.Даже если он сделал прекраснымсовершенно бессмысленный хлам.И в своем ослеплении страстномразорвалась душа пополам.«Тумана матовая просинь…»Тумана матовая просиньЛежит у поля на груди.По черствым комьям в эту осеньНе били долгие дожди.Она до старости бездетна,Всю жизнь чего-то прождала.Сухая горечь незаметноНа облик осени легла.Нет, с плеч суму уже не сбросит,Ведь юность не возьмешь взаймы.Лишь ветер до нее доноситДыханье тяжкое зимы.«Сдавило землю костяком…»Сдавило землю костяком,Она промёрзла до средины.И веток сморщенным венкомОбезображены седины.Кусты, кусты, кусты, кустыИ сучья, острые как гвозди.И нависают с высотыВорон чернеющие гроздья.На стеклах ледяная пыльКак голубая поволока.И выпучил автомобильСвое серебряное око.«Хочу я быть травой зеленой…»Хочу я быть травой зеленой,Растущей из самой земли.Упрямо, слепо, исступленно,Хоть тысячи по мне прошли.Ни вечных тем, ни острых граней,Ни истин, отроду пустых.Хочу я не иметь желаний,А быть простым среди простых.Пусть человек свою кривуюДорогу назовет судьбой.Я полновесно существую,Не видя бездны под собой.«Как, ночь, ты быстро пролетела!..»Как, ночь, ты быстро пролетела!Я утренний встречаю мракЛицом к лицу. Дрожит все тело,Рука сжимается в кулак.На стенах – скрещенные тени.Как тускло фонари горят,Как неразборчиво сплетеньеДеревьев, выстроенных в ряд.Включился мозга передатчик,Неважно греет пальтецо,И думает ноябрь – захватчикЗамкнуть промозглое кольцо.«Случается по – всякому, друзья…»Случается по – всякому, друзья,допустим, я ушёл от забытья:мой труд висит в картинной галерее,солидно и торжественно старея.Отбросив тень на лаковый паркет,скользит глазами по нему эстет,и равнодушно замечает кто – то:что говорить – прекрасная работа.А может быть, хоть был я нужен всем,мой современник оставался нем.И мне дышать свободно не давали,но не был я шутом на карнавале.И только после моего концасказал я всё от первого лица.А может был забыт я потому,что я не стал известен никому.Хоть ощущал я некую бескрайность,но не дала раскрыться мне случайность.И мой полёт – высокая игра !добычей стал помойного ведра.Тот был известен, этот был забыт,кто их рассудит, их объединит?Кто сможет сердце оценить живое,предотвратить явленье роковое,и чей дойдёт до нашей сути клик:не родился, а всё – таки велик !«Свершилось вдруг какое-то движенье…»Свершилось вдруг какое-то движенье,какой-то крен, не более того.И я в себе увидел отраженьеистории народа моего.Его тягучей, безысходной песньюза сотни лет, за долгие века,как оказалось, был наполнен весь я,хоть я не знал родного языка.Но я был тем, кого оклеветализа изначальный, невозможный грех.И если ткань истории латали,я был заплатой для её прорех.Я – Герша внук и правнук Мордехая,крупица их потухшего огня.И песнь тоски, тягучая, глухая,на волю, в жизнь струится сквозь меня.

Иванушка

Было жарко, не зная откуда напиться,На земле я увидел следы,И из круглого козьего выпил копытцаПеремешанной с ядом воды.И внезапно упало с меня все людское,Все, что было мной годы подряд.И мне стало понятно наречье такое,На котором вокруг говорят.И услышал я крик осторожной синицы,Бормотание древних стволов.И вошла в мое сердце, ломая границы,Радость жизни, лишенная слов.Мой таинственный лес, мое черное поле,Я на вас не смотрю, как слепой.Про высокий восторг человеческой долиТы, Аленушка, песню не пой.

Откровение

Бессоницу прокляв, не давшую мне отдохнуть,не зная что делать,с постели я ночью поднялся.Читать не хотелось,по комнатам долго слонялся,вздыхая о том,что теперь уже сна не вернуть.Нарочно, случайно ливзял со стола карандаши стал рисоватьпросто так – на обложке журнала.Вернее сказать,это только рука рисовала,сама, без приказа, меняя вираж на вираж.И что-то внезапно меня подтолкнуло –смотри !Я вздрогнул от страха,хоть не был ещё суеверен:то был твой портрет,до последней подробности верен,настолько, что словно светился тобойизнутри.Откуда-то как бы не я рисовал,он возник.Ожив на бумаге,ты вдруг появилась без зова.И странного много,и много там было такого,к чему до сих пор яещё до конца не привык.Тяжёлой усмешкине видел такой на губах,красиво, но как-то иначеочерчены щёки.И волосы те же,в знакомом спускаясь потоке,не так, по-другому,зловеще лежат на плечах.Чрезмерно надмененбровей показался разлёт,и тень сладострастиятайно его дополняла.Я понял: всё то,что в себе от меня ты скрывала,теперь в обнажённой,больной простоте предстаёт.Без сна над портретомвсю ночь я тогда просидел,и ужас меня до сих порне оставил минувший.Не дъявол ли это,как молния, в мозг проскользнувший,так выстроил всё,чтоб я душу твою подсмотрел?

Пропасть

Зачем так хрипло, пропасть,ты под ногой поёшьи ничего назад не отдаёшь?Остры твои уступы, ведущие в ничто,вокруг тебя покатое плато.И лампочки мигают, сто тысяч огоньков,покрытых тёмной копотью веков.Мной выстрелила в пропастьмоей судьбы праща,и я лечу под парусом плаща.И по лицу мне воздухбьёт и свистит в ушах,как птица в приозёрных камышах.Я шевелю губами, как будто заводной,но не родится песни ни одной.Мираж какой угодно,самый ничтожный – пусть,и мёртвой хваткой я в него вцеплюсь.Чтобы сплошным потоком лилась в менялиства,от страха не болела голова.И у лица ладони я чувствовал твои,услышал вновь, как стонут соловьи.Но за спиной надулсяплащ чёрным пузырём,и стала ночь моим поводырём.И пустоты касаясь, дрожит моя рука,морщинистая, как у старика.И где-то в отдаленье мелькает тень лица,и нет паденью моему конца.«Так, словно доживаешь сотый…»Так, словно доживаешь сотыйВек на земле, тебе знакомЖелезный пульс ее работыИ каждый куст, и каждый дом.Как странник с нищенской клюкою,Полсвета обошел, скорбя.Тебе известно, что такое –Ни в чем не обрести себя.Лишь не встречал другого края,Где был бы воздух тяжелей,Чем сладковатая, сыраяПромозглость родины твоей.Ты ею вдоволь надышался –По хрип ночной и тошноту.Теперь от родины осталсяНа память – горький вкус во рту.Ты для нее не существуешь,Мгновенно промелькнувший блик.Но ты ведь больше не тоскуешь,К ночной бессоннице впритык.

Монах

От блеска роскоши языческойГлухим отгородился мраком.Восторг души его стоическойНе оценить мирским собакам.Все суета: и грязь словесная,И похоть мелочных желаний.Он выковал броню железнуюОт искушений и страданий.И век весь плоть сластолюбиваяТерпела боль в холщовой рясе,Томясь, голодная, блудливая,Хоть об одном распутном часе.«Качались люстры, хрусталем бренча…»Качались люстры, хрусталем бренча,И в зале голубом собаки грызли кости.Хозяин этих мест на лезвии мечаДержал всю ненависть угрюмой «черной кости».Хватались гости за бокаОт шуток остроумных, а покудаИм было весело, носили слуги блюда,И люстра яркий свет бросала с потолка.И среди пьяных он бесстрастен был, как Будда,Лишь крепко под столом сжимал эфес клинка.Пока дурак смешил другого дурака,Пока его жена была с другим, покаСам ждал измены отовсюду.«Вернулись средние века…»Вернулись средние века,вернулось время эпидемий.И снова черная рукаСекиру занесла над всеми.Секира, ты блестишь, остра,Тебя затачивали боги.И безнадежная пораЗастыла молча на пороге.Природа борется со мной,Меня болезнями пытает.А я – я выкормыш земной,Как всё, что в мире обитает.Какой-то маленький штришокОднажды выжить не позволит.И бред про черный порошокМой раскаленный мозг расколет.

Судьба

Как женщина с усталыми глазами,Стоит она, одна среди дорог,Со старыми песочными часами,Откуда в дыры вытек весь песок.Столетий шаль уже не греет плечи.Стоит она и ждет на полпутиКакой-нибудь, хотя б минутной встречи:Ей просто больше некуда идти.Как нищенка, протягивает руку,Хотя вовек не нужно денег ей.Пусть знает все, вдохнув позор и муку,На миг, на вздох приблизившийся к ней.«Расплескались по ветру знамена кровавых боев…»Расплескались по ветру знамена кровавых боев.Улетело вперед щебетанье веселого горна.Эта песня окрашенных кровью ручьевВ чистой злобе, как гордая чернь, непокорна.Листья дрожью окутаны, в радужном пухе стволы.Знать бы, что за болезнь подкосила могучее древо.Камни падают с неба, всей тяжестью давят валы –Не укрыться в тени от далекого злого напева.Это век бесноватый, горланя на сто голосов,Навалившись, расплющит изыск благородных беседок.Захлебнуться бы рокотом каменных мощных басов,Черной крови почувствовав яростный ток напоследок.«Не потащат под топор…»Не потащат под топорТех, кого окликнешь гневно.Взгляд пронзительный в упор –Не царица ты, царевна.Кто припал к твоей руке,Нынче воронова пища.Глянь, в туманном далекеМертвецы – за тыщей тыща.Выжег им глаза палач,Кости раздробил дубиной.Только твой сиротский плачНе услышал ни единый.За грехи ответ держа,С тьмой должна соединитьсяЭта жадная душа –Не царевна, а царица.

Диоген

На вечность едва ли рассчитывал,А значит, не видел нуждыСвой дом, свою бочку разбитую,Беречь от любви и вражды.Дождинок тяжелые фракцииРонял иногда небосклон.Он светом бесстрастной абстракцииОт холода был защищен.Пусть рушится твердь поднебесная,Всю землю пусть морем зальет,Коль с разумом вместе воскресну я,Когда мое тело умрет.

Раб

Кричат подвыпившие шлюхи,разносится кабацкий смрад.И как назойливые мухи,«Подайте», – нищие хрипят.Закат в багровом ореоле,и жёлчь по небу разлилась.Всё пожелтело: роща, поле,деревья, люди, камни, грязь.Вот день, покрытый чёрной гарью,уходит под сивушный бред.И вечер сладковатой хмарьюокутал всё вокруг – весь свет.Почти не дышит раб распятый,от бесконечных мук устав.Как ангел вечности крылатой,висит он, руки распластав.И видит гордая элитаи перепившаяся голь:из тела, что к столбу прибито,по капле вытекает боль.И языки сплетает пламеньнад факелами. Чернь свистит,и в мёртвое лицо летити глухо ударяет камень.

Старинные портреты

В том зале, где тени скользят над паркетом,блуждает мой взгляд по старинным портретам.Слой лака покрыл, незаметен и тонок,надменные лица панов и панёнок.И я созерцаю спесивые позыи скрытые в тонкой насмешке угрозы.Луч вынырнул, как бы случайно, из мрака.Охотничья нюхает воздух собака.Узор на камзоле, колье и монистасверкают светло, равнодушно и чисто.Нет, здесь ни один не слыхал, безусловно,о сумрачной страсти и пытке духовной.И вздрогнул я в страхе, почти суеверном:так много знакомого в жесте манерном.И я с удивленьем следил молчаливымза этим лицом, притягательно-лживым.А жадные губы, казалось, готовы.шепнуть мне одно ядовитое слово

Игрок

Он просидел всю жизнь за карточным столом,где и сейчас сидит, и даже по одеждезаметно – он игрок, сегодня, как и прежде,забывший о себе, идущий напролом.Здесь много сотен раз он искушал судьбу,когда лицом к лицу встречался с мрачным роком.Но опускаясь вниз, в падении глубокоми потерявши всё, не прекратил борьбу.Когда, как на костре, сжигал его азарт,охваченный больной, нечистоплотной страстью,он всё-таки бывал гораздо ближе к счастью,чем те, кто никогда не брали в руки карт.

Александр

Бессильны лучники, они обречены –загородимся мы щитами.Вот наши грузные, как крепости, слонызаколыхались над плотами.Разъята Персия, лишь Индия вдалиглаза сощурила лениво.Изыди заживо, восстань из-под земли,всё так же улыбнётся криво.Темна ты, Индия, таинственна, смугла,нашла оружие иное:от тела моего останется зола,и сердце растворится в зное.И руки чьи-нибудь тебя замкнут в свой круг,откуда даже Ганга водамвовек не вырваться. Лишь изредка, лишь вдруг,меня припомнишь мимоходом.

Самоубийца

В гостиничном, заплесневевшем смрадекак будто задремал у кресла на полу,лишь модный чемодан поблёскивал в углу,да шевелил сквозняк страницами тетради.Кто может знать, куда девается душа,и где ушедший дух пристанище находит,когда он здесь лежит, плашмя и не дыша,пока сюда людей привратник не приводит?Быть может, это жизнь колеблет бахромуу скатерти, дрожит на смятом одеяле,что складкою любой принадлежит ему,пока его вещей ещё не разбирали?Хотя могла б уйти сквозь запертую дверь,но ждёт, пока от губ приказа не услышит.Кто может знать о том, что именно теперь

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2