Советская Британия

– Ставка делается на один-единственный удар, одну десантную операцию, – продолжал нарком флота, – второго шанса ни у нас, ни у немцев не будет. Сейчас благодаря авиации и операциям флота против вражеского судоходства оборонный потенциал Британии ослабел. Особенно отличилась наша дальняя авиация, наносящая удары по военным заводам в глубоком тылу англичан.

– Всего два полка, – пробурчал представитель авиации Валерий Чкалов.

– А разве вы не перебросили корпус полковника Судеца? – удивился Сталин.

Заместитель главкома авиации распрямил плечи, готовясь немедленно парировать внешне невинный вопрос, но его перебил Галлер:

– Немецкие коллеги планируют операцию в конце октября. Сезон штормов. Английский флот будет вынужден отстаиваться в портах и сократить патрулирование прибрежных вод. У нас же появится преимущество первого удара.

– Смелое предложение, – недоверчиво молвил Иосиф Виссарионович, прочищая свою знаменитую трубку, – а что думают товарищи моряки?

– Мы и подтолкнули немцев к этому решению. Они планировали перенести операцию на май следующего года. Спасибо Валерию Павловичу, помог убедить. – Заместитель наркома ВМФ вежливо кивнул Чкалову. – Вражеский флот будет вынужден сократить патрулирование, мы же сможем подгадать несколько тихих дней и совершить бросок первой волны. Преимущество атакующего в неожиданности, – Кузнецов повторил слова Галлера.

– А шторма не помешают вашему десанту? – Взятый Тимошенко тон говорил о его скептическом отношении к проблеме.

Впрочем, всем было известно, что нарком обороны недолюбливает флотских и настороженно относится к сближению с гитлеровской Германией. Вынужденному сближению, надо сказать.

Резкий поворот советской внешней политики в 39-м году и практически сложившийся союз с антикоминтерновским пактом после знаменитой франко-британской авантюры с ударами по Баку и Мурманску шокировали многих. До этого момента именно фашистский режим считался самым опасным противником Страны Советов. В Союзе до сих пор многие настороженно относились к перспективам сотрудничества с Третьим рейхом. Непредсказуемость германского вождя и его явная антикоммунистическая риторика отпугивали руководство нашего НКИД. И только немногие понимали, что политика Германии направлена в первую очередь не против коммунизма, а против коминтерновщины и леваков. А ведь самый страшный удар по Коминтерну и идеям мировой революции в свое время нанес именно Советский Союз. Объективная необходимость – выбор между ролью плацдарма в тотальной войне за коммунизм во всем мире или спокойное развитие своей страны, не завоевание, а строительство коммунизма. СССР выбрал второй вариант.

– Шторм в море не мешает авиации, – вступил в разговор Чкалов. – После того как четвертый дальнебомбардировочный корпус развернется на новых аэродромах и приступит к работе, положение англичан еще больше ухудшится. По сведениям из независимых источников, у противника уже проблемы с выпуском самолетов. Нам осталось поднажать, и вражеская авиация уступит небо.

– Стратегическая победа ценой тактических уступок, – прищурился Сталин. – Получается, флот воспользуется успехом, достигнутым ценой крови и пота летчиков? Вы готовы отдать первенство?

Вождь понимал, что его любимчик действует заодно с моряками, это хорошо, так и надо, но въевшаяся в кровь и плоть привычка сталкивать оппонентов лбами сделала свое дело. Слишком много сил в свое время пришлось потратить в борьбе с партийной оппозицией, слишком дорого и тяжело дался ему путь наверх. Прошлое не проходит бесследно, шрамы на сердце рубцуются, но до конца не заживают.

– Это не моя победа, товарищ Сталин. Это будет наша общая победа. Авиация, флот, воздушно-десантные бригады, морской десант – мы все работаем на победу.

– Вы хотите развязать большую войну? – вмешался Малышев.

– Мы уже ведем войну, – в один голос заявили Кузнецов и Чкалов.

Нарком флота недоуменно поднял брови, серьезное выражение его лица на миг сменилось озорной улыбкой. Чкалов же, воспользовавшись заминкой коллеги, с жаром продолжил:

– Мы не можем остановиться на полпути. Капиталисты воспримут наше миролюбие как слабость.

– Как я понимаю, в этом случае Гитлер не рискнет в одиночку форсировать Ла-Манш и повернет свои танковые армии против нас. Или я ошибаюсь? – Вождь задумался и подошел к натянутой на стене карте. На самом деле, Сталину карта была не нужна, он и так с закрытыми глазами мог нарисовать все европейские границы и безошибочно назвать все советские рубежи.

– Так, товарищ Сталин. Англичане на словах уже предлагали нам союз против Германии, но сами предпочли исподтишка ударить нам в спину. Где гарантия, что они не обманут нас в очередной раз?

– Вам нужны гарантии, товарищ Галлер? Ну, прямо капиталист.

– Нам приходится иметь дело с капиталистами и империалистами, – с достоинством произнес начальник морского штаба.

– И с нацистами, – прищурился Сталин.

Тимошенко во время этого жаркого спора спокойно рассматривал свои ногти. По большому счету возражений у него не было. Наоборот, в душе он был согласен с тем, что эта авантюра закончится громким крахом. Моряки в последнее время обнаглели сверх меры, мало того, что вышли из состава НКО в самостоятельный наркомат, так еще требуют к себе внимания и уважения, совсем как большие.

Провал будет хорошим уроком для «мокрозадых» самотопов. Несомненно, полетят головы, в первую очередь с высоким постом расстанется этот выскочка Кузнецов. Сам же флот вернут под армейское крыло, на его законное место. Потери авиации и экспедиционного корпуса Семен Константинович считал хоть и дорогой, но неизбежной платой за урок. Чкалову тоже не мешает немного прищемить хвост. Слишком вознесся всенародный герой. Сталин таких любит, но и спрашивает со своих выдвиженцев строже, чем с других, и наказывает не оправдавших доверие по всей строгости.

В случае же, если авантюра Кузнецова и Чкалова оправдается (Тимошенко не знал, что инициатором выступал сам Сталин), Наркомат обороны опять выигрывает за счет дальнебомбардировочной авиации и десантников. Тимошенко буквально передернуло от мысли: сколько средств вбухано в флотофильские увлечения Сталина! Эти ресурсы с куда большей пользой можно было бы пустить на насыщение армии транспортом и средствами связи. Одни только новые линкоры стоят дороже полноценного полностью снаряженного мехкорпуса. Бездумное расточительство!

В отличие от наркома обороны Вячеслав Малышев ничего не выигрывал. То же самое можно было сказать и об Иване Носенко. От кораблестроительной программы им не отвертеться в любом случае. А выполнить ее невозможно. В случае провала операции виноватыми окажутся не только моряки, но и кораблестроители. Наша промышленность только создается, мы только учимся, и все на своих ошибках.

Носенко вспомнил, как месяц назад те же Галлер и Кузнецов устроили настоящий разнос на совещании с проектировщиками в Наркомате судостроения. Дело касалось итогов боевого применения подлодок в финской войне и в Северной Атлантике. Разговор вышел жесткий, на повышенных тонах. Дошло до того, что мореманы на полном серьезе предложили сформировать экипаж из кораблестроителей и конструкторов, посадить его на подлодку и отправить в боевой поход к берегам Исландии.

Положа руку на сердце, Иван Исидорович во многом был с моряками согласен. Действительно, не умеем пока работать. Много приходится учиться у иностранцев, свои разработки пока уступают зарубежным образцам. Мы даже порой и скопировать толком не умеем. Мореходность кораблей невысока. Металл верфи получают некондиционный. Плохо обстоит дело с весовой дисциплиной, из-за этого зачастую получается перегруз.

Подводные лодки уступают немецким аналогам. У наркомата большие проблемы с поставщиками приборов и оборудования. Гидроакустические станции слабые и ненадежные. Проектировщики наделали ошибок с компоновкой. Доходит до того, что на субмарину невозможно загрузить провиант на штатную автономность. Места нет! Моряки по этому поводу много ругались, впрочем, справедливо.

С вооружением кораблей тоже не все в порядке. Вот лишь недавно наладили производство неплохой торпеды, скопировали с итальянской. Да и то, до сих пор не можем решить проблему со взрывателями и устойчивостью торпеды на курсе. Смех и грех один. Оказалось, что из популярной на флоте 45-мм пушки почти невозможно попасть в самолет и очень сложно потопить судно.

Иван Исидорович сам более-менее понял ситуацию, только когда его назначили наркомом. До этого все валил на мелкие недостатки и временные трудности. Оказалось, не все так просто. Нет кадров, и все тут. Нельзя вырастить конструктора за пару лет. Нельзя сельского парня от сохи за месяц научить работать на современном станке. Да и станков тоже мало.

Все эти вопросы решаемые. Дайте время, и люди научатся работать, вырастут, освоят технику. Квалификация по приказу не повышается, техническая грамотность сама по себе, после прочтения пары книжек, не возникает. Нам нужно нарабатывать опыт. Нам нужно время, а времени нет. Носенко надеялся, что еще лет через пять мы сможем утолить кадровый голод, а пока приходится работать, чем есть и как есть, пока приходится набивать шишки и набираться опыта, зачастую горького.

Носенко удивился бы, узнав о чем сейчас думает Малышев. По мнению наркома судостроения, заместитель председателя Совнаркома зачастую требовал невозможного и не понимал реального положения дел в отрасли. На самом деле Вячеслав Малышев знал ситуацию не хуже Носенко, знал, что кадры в голом поле не рождаются, но и отказаться от навязанных ему программ, уменьшить план не мог.

Кроме того, Малышев понимал то, до чего Носенко еще не дошел. Например, не всем ясно, что у нас слабая судоремонтная база. С ходу эту проблему не решить. Нарком тяжелой промышленности планировал при первой же возможности ввернуть вопрос судоремонта морякам, когда они придут жаловаться на задержки с плановым ремонтом кораблей. Дескать, надо было раньше мощности заказывать, а не когда жареный петух закукарекал. Под этим соусом можно будет пересмотреть планы, перераспределить ресурсы и выделить средства на ремонтные корпуса и доки.

Тем временем Кузнецов, Галлер и Трибуц докладывали о состоянии немецкого флота и степени его готовности к форсированию Ла-Манша. По всему выходило, что ради удержания проливов и района плацдармов на 5—7 дней союзникам придется пожертвовать всем своим военным флотом и половиной каботажного тоннажа. Даже с участием советского Балтийского флота операция остается рискованной.

Мало кораблей, мало подводных лодок для блокирования вражеских баз. Даже мин и то мало, для операции не хватит, придется делиться нашими запасами. Кроме того, сильное течение в проливе не способствует устойчивости заграждений. А сорванные с минрепов мины отнесет к району плацдармов. Это повысит риск для транспортов, и без того недопустимый даже по нормам военного времени.

Иногда во время доклада Малышеву казалось, что моряки намеренно сгущают краски, выставляют предстоящую операцию как принципиально невозможную. Зачем? Нарком тяжелой промышленности скосил глаза в сторону Валерия Чкалова. Тот сидел с невозмутимым видом и что-то рисовал карандашом. Вячеслав Александрович удивился было такой реакции летчика, но вовремя понял, что тот в курсе дела и владеет ситуацией не хуже моряков. Значит, мрачный тон выступления для Чкалова не является неожиданностью.

Заместитель главкома авиации пару раз вставлял в доклад свои короткие реплики, подкреплявшие выкладки Кузнецова и Галлера. По всему выходило, они полагают десант возможным, риск в пределах допустимого, а предполагаемые потери небольшой ценой за победу над Британией. Видимо, моряки сгущали краски только для того, чтобы произвести впечатление на присутствующих, обеспечить себе беспрепятственное снабжение и резервы, убедить Сталина в допустимости потерь, в конце концов. Так все и было. Малышев верно просчитал планы товарищей. Иосиф Сталин, впрочем, тоже не строил иллюзий относительно наркомов и прекрасно понимал, чего от него хотят моряки. Виду же между тем не подавал. Он любил такую игру.

4

К вечеру волнение утихло. Обрадованный этим подарком стихии командир подлодки распорядился увеличить ход до 14 узлов. Корабль неплохо держался на курсе, качка слабая, легкая вибрация корпуса от раскрутивших полные обороты дизелей терпима. Можно попытаться наверстать упущенное из-за шторма время и в задуманный срок выйти к рубежу прорыва в Северное море.

Заглянувший на центральный пост штурман напомнил, что, если ночью небо расчистится, неплохо бы попытаться определиться по звездам. Последний раз координаты подлодки уточнялись 50 часов назад. Корабль за это время несколько раз менял курс и скорость, шел в штормовом море. Береговых ориентиров в океане нет. Естественно, если учитывать нехорошую особенность лага давать показания как бог на душу положит и не слишком высокую точность показаний гирокомпаса, координаты на карте, обозначавшие местоположение подлодки Д-3 были весьма приблизительными.

Лейтенант Серебряков штурманом был неплохим, умел вести прокладку по счислению, грамотно определялся по солнцу и звездам. Ценный флотский кадр. Два года назад Котлов сманил Серебрякова со второго дивизиона подплава, чем и нажил себе смертельного врага в лице командира Щ-404. Операция по переводу штурмана была обставлена по всем правилам жанра, с душевными разговорами, жалобами и докладными руководству, а также презентом флотскому начальству в виде сэкономленного ящика хорошего красного вина. Дело того стоило. Анатолий Серебряков прижился в новом коллективе и освоился на подлодке. Для человека, плававшего в нечеловеческих условиях тесноты отсеков «Щуки», это было немудрено.

– Где хоть мы находимся? – недовольно пробурчал командир, наклоняясь над штурманским столиком.

– Примерно вот здесь. – Серебряков ткнул пальцем в северо-восточную часть Атлантики.

– Насколько ошибся?

– На лаг давно не смотрю. Гироскоп полетел. Видимо, обмотку мотора замкнуло. Так что, с учетом дрейфа в шторм, нас могло отнести миль на сто южнее.

– Товарищ штурман, а почему у вас приборы так сильно ошибаются? – В люке третьего отсека нарисовалась круглая, заросшая кучерявой с медным отливом шерстью физиономия помполита.

– Потому что приборы ни в дыру, ни в ржавую гайку, – не поворачивая головы, огрызнулся командир БЧ-1-4.

– Политрук Махнов, не мешайте работать, – с угрозой в голосе произнес Котлов.

С тех пор как вышел приказ «Об укреплении единоначалия в Красной Армии и Военно-Морском флоте», отношение экипажа к политруку Махнову сильно изменилось. Не несший практически никакой ответственности, не имевший допусков к кораблевождению и не владевший элементарными знаниями, положенными командиру Красного флота, Эммануил Александрович быстро скатился до роли заместителя по общим вопросам. То есть по никаким вопросам.

Котлов рассеянно почесал в затылке, с такой погрешностью легко можно проскочить мимо конвоя и узнать об этом только во время утреннего сеанса связи. Будем надеяться на хорошую погоду и звездное небо и на то, что штурманский электрик разберется с железным нутром гирокомпаса и оживит эту дуру.

Командир очень рассчитывал на ночное сражение. Стыдно было бы возвращаться, не потопив даже старой калоши. Радиограмма с курсом и координатами конвоя пришла очень кстати. Люди уже стали унывать, командир такие нюансы улавливал моментально, здесь ему помполит был не нужен.

Но если ночь пройдет безрезультатно, если никого не встретим, моральное состояние экипажа упадет, как барометр перед бурей. И так в кормовых отсеках уже ходят нехорошие слухи. Непонятный приказ на срочное возвращение дал повод к брожению умов и «трюмному мифотворчеству». Этим выражением капитан-лейтенант Котлов называл всевозможные неимоверно фантастические слухи и невероятные сплетни, порой возникающие среди краснофлотцев, лишенных доступа к информации и не всегда понимающих планы командования.

Впрочем, если быть честным, командир «Красногвардейца» тоже не всегда понимал смысл распоряжений начальства. Начальство оно такое – умом не понять, аршином общим не измерить. У него особенная стать. В начальство надо просто верить.

– Разрешите, товарищ командир. – Через центральный пост протискивался кок.

Пришлось потесниться, прижаться к бортам, пропуская через отсек широкоплечего краснофлотца Машко, державшего обеими руками большую кастрюлю. При этом с левой руки кока свисали сетка с хлебом и термос. Следом за Машко прошли еще двое краснофлотцев с кастрюлями и судками. Ужин для команды, дело святое.

Исходящие из кастрюль ароматы напомнили командиру, что через 10 минут будут накрывать в кают-компании. Пора передавать вахту командиру БЧ-2-3 и двигать на законный ужин, а затем на заслуженный отдых в своей каюте. Только послужив на подводной лодке, понимаешь, какое это счастье – собственная каюта! Пусть размером с собачью конуру, но зато своя. Маленький кусочек личного пространства, положенный командиру корабля.

Взгляд Котлова упал на барометр. Давление нормальное. Есть надежда, что погода не подкачает. Главное, чтоб сильной качки не было. Людям надо хоть немного выспаться. Пережитый шторм был настоящим испытанием, все три вахты вымотались, как черти в преисподней.

После ужина капитан-лейтенант поднялся на мостик. До вечернего сеанса связи остается два часа. Можно спокойно закурить трубку, затянуться ароматным табачком. Вахту несут артиллерийский лейтенант Борис Донцов и два наблюдателя. Командир БЧ-2-3 мужик надежный, службу знает. Пока Донцов на мостике, командир спокоен. И по торпедно-артиллерийской части у лейтенанта полный порядок.

Даже порой удивительно – человек всего два года как пришел на флот после морского училища, а освоился с первого дня. И в технике разбирается, и с людьми умеет работать. Одним словом – прирожденный моряк. Да так оно и есть, Борис Алексеевич натуральный архангелос, из потомственных поморов.

Порой кажется, что судьба компенсировала капитан-лейтенанту Котлову несчастье в виде помполита таким ценным подарком, как лейтенант Донцов. При этой мысли Виктор Николаевич горько усмехнулся – у всех помполиты как помполиты. Нормальные в большинстве люди. Конфликты с ними, конечно, бывают, не без этого. Но всё по-человечески, люди с командами работают, технику изучают, только на Д-3 вместо помполита живой балласт в виде политрука Эммануила Махнова.

– Политрук Махнов! – Пока командир скатывался по трапу в отсек, ему в голову пришла замечательная идея.

– Здесь.

– Надо сигнальщика на мостике сменить. Поднимитесь, помогите лейтенанту Донцову вахту нести. Заодно поговорите с лейтенантом об организации обслуживания штатной артиллерии в походных условиях, – попросил командир чуть извиняющимся тоном.

– Там же штормит!

– Вот я и говорю: поддержите товарищей. Дайте им пример ответственного отношения к делу и настоящей стойкости перед тягостями боевого похода. – При этих словах Котлов ободрительно хлопнул по плечу слегка опешившего помполита.

– Краснофлотца Клименко отправите вниз, он уже три часа на мостике дрогнет. Дождевик не забудь.

Командир понимал, что лейтенант Донцов точно не обрадуется такому напарнику, но зато один из вахтенных немного отдохнет перед возможным боем. Махнову все равно делать нечего, пусть развеется, помокнет на посту. С помполита хоть шерсти клок. Еще не хватало, чтоб его от безделья понесло проводить внеплановые политинформации, разъяснять экипажу текущий политический момент и матросов «исповедовать». Нет, лучше пусть к морю привыкает.

Устроив таким образом командиру БЧ-2-3 и помполиту маленькую дружескую подлянку, Котлов еще раз пробежался придирчивым взглядом по отсеку, заглянул в радиорубку и отправился в свою каюту. Каютой, конечно, это помещение называлось по недоразумению. Больше всего сей закуток напоминал не слишком просторный и неуютный гроб.

На койку командир завалился, не раздеваясь. Что делать? Не на линкоре служим. Неряшливость подводников есть следствие нечеловеческих условий обитания в стальной сигаре. Может быть, когда-нибудь, техника так шагнет вперед, что сильно уменьшившиеся дизеля и аккумуляторы освободят немного места для людей, а конструкторы втиснут в подлодку дополнительные цистерны с пресной водой. Когда-нибудь такое счастье улыбнется подводникам. Виктор Котлов считал, что это будет, но не в этой жизни.

Вырубился капитан-лейтенант мгновенно. Стоило только опустить голову на подушку, как в следующий момент он почувствовал толчок в плечо.

– Командир, мы идем параллельным к конвою курсом, – над ухом прозвучал взволнованный голос старпома, – скоро можно начинать.

– Якорь тебе обратным клюзом! – беззлобно выругался Котлов, рывком вскакивая на ноги. Просыпался он мгновенно. Подлодка приучила.

Наручные часы показывали 11.23. Проспал. Или, точнее говоря, ребята дали выспаться, позволили себе не будить командира и всю работу проделали сами. Конечно, это старший лейтенант Соколов постарался. Неужели по-человечески пожалел? Или это ответная подначка по просьбе Бориса Донцова, вынужденного делить вахту с занудным помощником командира по политчасти? Все возможно, старпом и командиры боевых частей на «Красногвардейце» подобрались один к одному, палец в рот не клади.

А сейчас Котлов был благодарен старшему помощнику за бесценные часы отдыха.

– Докладывай! – коротко бросил командир, приглаживая руками взъерошенную шевелюру.

Рапорт был коротким. Соколов все сделал правильно, происшествий за время отдыха командира не было. Когда на море опустилась ночь, а небо прояснилось, старпом изменил курс так, чтобы уменьшить качку и дать штурману определиться по звездам. Навигаторская ошибка оказалась невелика да еще в нашу пользу. Ветеран советского подплава совершенно случайно зацепил гребным винтом фортуну. Они оказались на 32 мили ближе к предполагаемому местонахождению конвоя, чем рассчитывали.

Очередная радиограмма из штаба бригады подтвердила тот факт, что конвой близко и идет прежним курсом. Кроме того, радист поймал передачу с Л-3: балтийцы держатся рядом с конвоем и готовы атаковать, как только к ним присоединятся остальные участники охоты. Всего в ночной атаке будут участвовать четыре подлодки. Это, кроме Л-3 и Д-3, две балтийские «Щуки».

Перед тем как пройти на центральный пост, Котлов заглянул в рубку акустика.

– Когда последний раз прослушивали?

– Четверть часа назад. – Старшина Басманов повернулся к командиру. – Пусто. Ничего не слышно, товарищ капитан-лейтенант.

– Микрофоны исправны?

– Перед выходом проверяли. Все работает, как часы. Помните? – Акустик пожал плечами, словно недоумевая.

На самом деле Владимир Басманов был уверен в надежности своей аппаратуры. Сам разбирал станцию, прочищал контакты и тестировал ее при каждом удобном случае. Наверное, именно поэтому старый немецкий шумопеленгатор ни разу не отказывал. Форменное чудо на фоне постоянных жалоб командиров подлодок на ненадежность и капризность приборов.

– Проверяли, – повторил Котлов. – На какой дистанции был уверенный прием?

– «Фрауэнлоб» слышали за 70 кабельтовых. – Цифра приличная. Обычно шумопеленгаторы улавливали шумы и давали пеленг на куда более скромной дистанции. Особенно много нареканий вызвала система «Марс» первых модификаций. Впрочем, на работу акустика влияло немало внешних условий: течения, температура и прозрачность воды, соленость, наличие слоев воды с разной температурой. Значение имел и опыт «слухача».

Перешагнув через комингс дверей отсека, командир бодрым голосом поздоровался с товарищами:

– Здравия желаю. Кто на мостике?

– Старпом и артиллеристы. Идем полным ходом, – отрапортовал лейтенант Серебряков.

– Что говорит дед?

– Обещал держать ход, сколько потребуется. Аккумуляторы заряжены. Торпеды проверены, аппараты исправны.

– Какая готовность?

– Вторая, командир! – По раскрасневшемуся лицу штурмана было видно, что ему не терпится влезть в драку.

– Объявить готовность номер один! – гаркнул Котлов.

– Боевая тревога! – заорал штурман, нажимая на кнопку сигнала громкого боя.

Командир белкой взлетел вверх по трапу на мостик. Ночь. Темень, хоть глаз выколи. Над головой светят холодные россыпи звезд. На миг Котлову показалось, что вокруг стальной башни рубки ничего нет, борт обрывается в бездну. Командир и вахтенные парят в пустоте над черной мглой.

Нет, зрение постепенно приспособилось к темноте. Стали различимы орудие на носовой площадке, натянутый над головой трос подвески радиоантенны, разбегающиеся от форштевня буруны. По левому борту, там, где тьма была гуще, вдалеке сверкнула искорка.

– Дистанция 35—40 кабельтовых, – доложил старший лейтенант Соколов.

– Конвой? – Командир внутренне напрягся.

До капитан-лейтенанта дошло, что там темнеет на горизонте. Да, параллельно курсу подлодки шла настоящая армада. Целая стена кораблей. Безлунной ночью их почти не видно. Только изредка на горизонте блеснет вылетевшая из дымовой трубы искорка или на мгновение загорится свет за распахнутой и тут же закрытой дверью. Требования светомаскировки англичане блюдут.