Бессердечный

– Почему ты улыбаешься?

– Я уверен он – жив, так же как уверен, что сейчас ты стоишь передо мной.

– Это всё о чём ты хотел поговорить?

– Мне бы очень не хотелось, что бы ты кому-то рассказала про это. Просто забудь.

– Я и не собиралась никому говорить.

Я посмотрел на неё кошачьими глазами, будто пригрозил.

– Уверена?

– Да, я уверена, я никому не расскажу, клянусь.

– Буду считать это благодарностью за спасение. Что это я шутить начал, хотя вряд ли это шутка, промелькнуло в голове.

– Я прослежу, будь уверена, – добавил под конец.

Всё с той же с улыбкой я мимолётно спустился по старой обветшавшей сталинских годов лестнице. Кира смотрела вслед без страха, что-то задело её, будто так и должно было случиться. Дорога к дому шла через тёмную сентябрьскую улицу, я шёл и напевал какую-то невесёлую мелодию.

– И неведомо куда, мою лодку несёт река, так плыву я безучастно через время и пространство…

Идти предстояло долго, как и всегда в осенние вечера нет ничего дурного побродить по тёмным улицам, как раз есть что повспоминать.

Глава 2.

– О нет, опять! – молодая девушка нервно посматривала на часы и пыталась поймать маршрутку. Заразы даже не пытались ходить по расписанию, а все настырно подъезжали как попало и все не того маршрута. Наконец её усилия стоять и ждать, посматривая на часы, увенчались успехом, и жёлтый весьма запозднившийся автолайн под номером «11к» мчал её к институту. Она написала сообщение подруге, чтобы та прикрыла, подруга ответила, что учитель биологии устроила разнос, и шансов на выживание у неё нет.

– На проспекте! – запоздало крикнула она.

Девушка вылетела из автолайна и не замечая пути оказалась около института, помня только что по пути наткнулась на парочку прохожих, а они возмущались в след, что люди не кегли и сбивать их нельзя. Предельно реалистично описав причину опоздания, якобы автолайн сломался, и она шла пешком, а поймать другую попутку не сообразила, она села рядом с подругой.

– Привет, Роза, – сказала Кира шёпотом.

– Привет, – ответила подруга. Она смахивала на цыганку – чёрные пушистые волосы, раскосые чёрные глаза и пухлые губы с ярко алой помадой.

Оставшуюся пару ненавистной биологии они провели в молчании, усердно пытаясь понять и что намного сложнее записывать лекцию, попутно осознавая, что биология фотографам не нужна. Прозвенел звонок и все живо рассыпались по своим местам, а Кира подвинулась к Розе:

– Помнишь, ты спрашивала, куда подевалась твоя любимая сумка?

– Конечно, помню! Кто её тебе подарил? – Роза укоризненно посмотрела на Киру.

Кира легонько толкнула Розу и рассмеялась.

– Дня два назад я забрела в незнакомую часть города.

– Надеюсь, ты была там днём.

– Нет, поздно вечером.

– Кира! – воскликнула подруга и вскинула к ней руки, – Сколько раз тебе повторять девушкам днём по улице небезопасно ходить, а ты!

– Знаю, просто… немного. Там было так красиво, я просто увлеклась, и день был не дождливый.

– Понятно всё с вами, – Роза нахмурилась, – опять фотографировала всё, что под объектив попадало, а после ушла в разнос.

– Да, я не заметила, что сбилась с дороги и заблудилась.

Роза придвинулась и будто от этого станет интересней.

– Было темно, я почти нашла направление.

– В каком районе хоть была? – перебила Роза.

– Не знаю я!

– А улицы как назывались, помнишь?

– Староникитская, кажется.

– Да, ну и задница же ты! Это же западный район, там одни бомжи, наркоманы и маньяки, – голос повысился, – Кира, а ну рассказывай, что произошло, – подруга забеспокоилась.

– Да-да, именно маньяки. На меня напал один, шёл сзади, я почти отключилась и тут на него налетает кто-то.

– И что?

– Меня спас молодой человек. Честно, я его испугалась больше, чем маньяка. Думаю, он прибежал на мои крики и отделал того маньяка, будь здоров.

– Он с тобой ничего не сделал?

– Нет. Я, в общем, что-то там ляпнула, – Кира покраснела, она не хотела говорить всё в подробностях. Но и молчать тоже не могла. – Он прислонил, мою руку к своей груди и мне показалось, что его сердце совершенно не бьётся.

– Кошмар! Он был холодный, как лёд? А клыки видела, он улыбался? Покажи-ка мне свою шею, милочка.

Роза убрала волосы Киры, пушистые и кудрявые и осмотрев шею досадно ахнула: « Эх, нет ничего».

– Да нет же, – откликнулась Кира, он не вампир. – Я просто убежала с криками и оставила там сумку, причём вместе с фотоаппаратом!

– Повезло тебе, вот будешь знать, как в подворотнях шастать. – Роза обняла подругу, но тут на глаза ей попалась сумка: как же так она ведь осталась в западном районе. Нахлынуло любопытство.

– Так–так–так, а сумка-то с тобой.

Кира поняла, что просчиталась, но было уже поздно – подруга выудит из неё информацию.

– Я, ну, в общем, там такая ситуация…

Глава 3.

1

Я сидел на полу накрытый простынёй, словно римский гражданин в хитоне. В голове звенела и гудела утренняя суета, к тому же вопрос как за четыре дня мне найти новую квартиру разбудил меня в четыре часа утра. Я стал в спешке собирать вещи в чёрную спортивную сумку, а когда вещи кончились, было их не так много: всего пару-тройку однотонных штанов, рубашки, толстовки, и кожаная куртка, которая была постоянно на мне, я сел на пол возле входной двери и застыл. Сидел бы вечно, но требовалось что-то предпринимать. И тут в голову пришла броская, навязчива, немного неуместная идея – я обещал следить за молчанием Киры, так почему бы не исполнить его прямо сейчас? Потом я представил всё со стороны и почувствовал себя странно, как маньяк, сразу-то не задумался, что идея, мягко говоря, не очень, но Кира была единственным знакомым в городе. Иногда отсутствие собеседников пугало меня, но это лучше, чем выслушивать от родственников о себе и пытаться вспомнить хоть что-то и в итоге раздражаться. Они помнят, а я нет! Где справедливость? Только вот никто мне не говорил, какой несчастный случай произошёл. И странно то, что я помнил и отца и мать, и даже немного из детства, но в памяти не оказалось ничего про друзей, увлечения, интересы и цели, будто всё это тесно связано с неприятным для меня и настолько болезненным, что никак не хотелось вспоминаться. Так говорит мне доктор Резников, на третьем сеансе он посоветовал отдохнуть и завести друга – это поможет переключиться, сказал он. Ну, подумал я, рискну, я же не маньяк какой, человек вполне адекватный.

Не совсем поздним, но уже вечером я стоял у двери номер одиннадцать и стучал в неё. Мне долго не открывали, но почему-то я возымел крайнюю настойчивость и ждал, что пришёл не зря. Дверь и в правду отворили, когда я успел забыться в мыслях о бытие, и не сразу настроился на человеческую речь и нечленораздельно поздоровался. Мне ответили, и я не стал ждать вопросов, пока Кира выжидающе смотрела на меня усталыми карими глазами. Может она меня уже и не помнила…

– Вильям, мы виделись на прошлой неделе, – попытался начать я. Визуальное осмысление ситуации не давало мне нормально выразиться – её странность и двоякость смешили.

Кира отвела глаза в сторону, вспоминая, удовлетворительно цокнула языком и поправила пышные кудри – убрала прядь заслонившую лицо. Пока она вспоминала и стояла в дверном проёме, я заметил, что коридор квартиры был приятных пастельных тонов, а сбоку висело зеркало, честно сказать наглым образом примерялся.

– Помню, – наконец выдала она.

– Ты только не пугайся, – сказал я,– Ты же снимаешь квартиру?

– Да, – она будто проснулась и заметно насторожилась.

– Собственно… я к тебе с предложением. Меня выселяют, хозяин решил переехать обратно. Если я поселюсь у тебя, оплата для тебя станет наполовину меньше. С хозяином можно договориться?

– Почему ты пришёл ко мне с такой просьбой? – возмутилась девушка и потянулась закрыть дверь.

Я не стал её останавливать.

– Мне же нужно следить, чтобы ты молчала. Шучу! – Кира приоткрыла дверь, – просто я не здешний и не особо обжился. Из более-менее знакомых только ты.

– И что это повод прийти и напрашиваться в квартиранты? Я же тебя не знаю совсем! – послышалось за приоткрытой дверью.

– Не буду тебя больше спасать. Я дисциплинированный, кстати.

Через щёлочку высунулось личико Киры: пухлое в забавных веснушках и довольно изумлённое и недоверчивое.

– Нет, правда, – продолжил я, – в городе живу пока два месяца, работаю в антикварном магазине на улице Свердловской двенадцать и, – не хотелось этого говорить, но вырвалось,– я потерял память, поэтому и переехал в этот город.

Вот не знаю, что из этого её задело, но что-то явно царапнуло, она вышла, и немного помолчав, в задумчивости перед сложным выбором, а потом неожиданно для самой себя решилась.

– Поздно уже, но раз тебе больше не к кому обратиться, можешь переехать завтра, только под вечер, про договор тоже завтра. Я плачу десять бес коммунальных, – голос её звучал устало.

Бесстрашная девушка восхитился я и как-то нерешительно попрощался, недолго постоял перед закрытой дверью, удивился ещё несколько раз и ушёл.

2

Весь день я проскитался на улице во дворе дома Киры, окружённого тремя пятиэтажками в трещинах, требующих капитального ремонта.

Николай Николаевич, он же хозяин квартиры приехал рано утром: шумно и неаккуратно ввалился в дверь с вещами и подозрительными людьми угрюмого вида. Рассчитавшись за квартиру, и собственно не должный ему ничего, я ушёл на работу, но владелец магазина остановил меня в дверях и указал на выход, объяснив всё тем, что в магазине меняют проводку и он не успел меня предупредить. Собственно не удивительно, какое ему дело до работника, который у него всего-то месяц с небольшим работает. Незапланированный выходной я провёл под холодным октябрьским ветром: задувало листьями и неярким запахом сырой земли. К обеду читать истрёпанную книгу, которую одолжил в квартире Николая Николаевича, мне надоело. Называлась она «Мы славяне» автор Мария Семёнова. Остановился я на странице семидесятой, и честно начал засыпать, но не потому, что она оказалась неинтересной, совсем нет, это действовала погода – собирался дождь. Тучи буро стиснули небо и гнусно испортили день. Я повесил довольно тяжёлую сумку на плечо и скучающе побрёл в сторону Черниговской, где на мою память должен находиться гастроном или кафе.

Во двор Киры я вернулся вечером, часов в семь, переждав сильный ливень с громом в тёплом кафе, где играла хорошая музыка, русский рок, если не ошибаюсь, да это не важно, главное – ливень был за окном. Сегодня Кира открыла сразу, провела меня на кухню, где визжал чайник и на столе лежали документы. Волосы её промокли, а в прихожей пахло дождём и сыростью, мне так понравился запах, что я ненадолго принюхался, пока раздевался.

– Проходи на кухню! – крикнула она.

Я прошёл по узкому коридору, где по правую сторону ударился о ручку ванной и сел вглубь полукруглого голубого дивана. Кира подала мне договор и ручку, я прочёл его досконально, не поленился. Правила дома заключались в следующем: вести себя тихо, не сорить, не лезть в её жизнь и не попадаться на глаза, – последнее выделялось жирным шрифтом. Так, подумал я, работаем тенью – ни стука, ни звука, ну и ладно, меня хотя бы не бояться, во что мне не вериться, конечно. Я взял ручку в левую руку и запоздало понял, что сел слишком близко к стене и подписать что-либо мне стало неудобно. Кира посмотрела на это удивлённо и с интересом, мне почему-то сделалось неловко, и я отсел от стены аж на самый край дивана и спокойно подписал документы.

– Чай будешь? – она деловито убрала документы в папку и ушла в комнату, но очень быстро вернулась, я же остался на месте.

Мне стало в новинку сидеть в доме, где царил уют и тёплая атмосфера спокойствия: меня окутали персиковые обои и сладковато-апельсиновый запах – я растворился.

– Так будешь чай или нет? – Кира наливала кипяток в прозрачную кружку с серебристой звездой во весь бок, вода плевалась на меня и я очнулся.

– Да-да, буду, – и снова задумался. Мне протянули кружку с кипящей водой, такую же, только с синей звездой.

– Сахар? – Кира присмотрелась ко мне и заметила, что я пропадаю.

– Ага,– кивнул я и понял: мне так хорошо и уютно не было давненько, и вновь улыбнулся.

Кира одарила меня улыбкой в ответ, нахлобучила мне сахара – девушка явно любила всё делать сама – ответственная и предприимчивая. И как она угадала, ведь именно три ложки?

– Холодно сейчас на улице? – она сорвала плед с сушилки над конфорками и закуталась в него. Волосы у неё распушились, мне это очень понравилось, показалось, что рядом сидел ангел с донными карими глазами.

3

Квартира, которую снимала Кира, меня обрадовала. Две комнаты молочно-кофейного цвета, одна маленькая, метров шесть, но очень светлая с окном напротив двери. Девушка любила ещё и минимализм, как я заметил: кровать, тумба и метровый шкаф, а может туда просто больше ничего не вмещалось. Я поселился в зале: всю время молча кивал, говорить особо не хотелось. В моё распоряжение поступили диван тёмно-синего цвета, раскладной, стул коричневый советский, окно одно и частично балкон. Стукнуло девять, и сидя на теперь уже моём диване и читая одолженную книгу о славянах, дверь маленькой комнаты приоткрылась, вышла Кира, и, застыв ненадолго около неё, обратилась ко мне.

– Раз уж я единственная кого ты знаешь в городе, хотелось бы и мне про тебя что-то узнать. Не могу находиться рядом с незнакомцем.

Она заискивающе посмотрела на меня и, не дожидаясь ответной речи, нахмурила брови.

– Ну и молчи, зато я расскажу,– Кира оказалась на диване с подогнутыми ногами, я уважительно отложил книгу на подоконник и сделал это не зря.

Кира говорила сбивчиво и быстро, из её краткого рассказа я узнал много интересного и полезного, чего о себе рассказать не мог. Кира в семье приёмный ребёнок, помимо неё в семье ещё два брата: родные дети приёмных родителей, она учится на фото-видео-творчество на первом курсе, родители помогают ей, но помимо учёбы она работает фотографом на частных сеансах за счёт чего и выживает. Стало понятно, что личность она крайне эмоциональная: кроме рассказа она успела показать фотографии старых, разваливающихся домов около которых идти-то страшно, но на её фотографиях дома пылали в закате, вылезали из полутьмы, переливались в лучах солнца – это смотрелось изумительно, такую красоты не каждый подметит и отразит. Она даже успела упомянуть, что эти фото с того дня, когда мы впервые встретились. Я не спросил, сколько ей лет, сам определил, что около двадцати, мне как минималисту, – как я успел за собой заметить в последнее время, – хватило и этой информации. Рассказ закончился, и тишина накинулась на меня, вырвав из спокойствия, я сообразил, что девушка ждёт моей очереди и решал с чего же начать мою незаурядную историю и понял, что иначе, чем бред у меня не выйдет. Я почесал затылок и обречённо вздохнул.

– А ты интересная личность! В твоих работах есть искра, свет, начало…

Кира заулыбалась, но раскрыла меня.

– Не уводи тему, я жду.

– Мне рассказывать особо нечего, вчера уже всё рассказал. Приехал из города Заречного, полтора года провёл в коме, когда очнулся: мне заявили, что имплантировали искусственный аппарат, временно заменяющий работу сердца. И да, я правда о себе мало что помню, – я протянул руку в приветствии, вспомнив, что момент знакомства у нас был не очень и нужно это исправить,– Вильям Чёрных.

Она смекнула и добродушно пожала холодную ладонь – своей жаркой.

– Кира Смиридович, очень приятно. Кстати, обычно детей учат писать правой рукой, а левой пишут редко и с этим иногда связаны интересные истории, – она лукаво улыбнулась, – А у тебя такая история имеется? Или ты не помнишь, почему пишешь левой рукой?

Я задумался и прежде чем начать мучительное путешествие по своим воспоминаниям спросил:

– А к чему тебе это?

– Даже не знаю – зацепило сильно, я просто так к ерунде не цепляюсь, – Кира поёжилась на диване, – Интересно, помнишь ли ты такие важные вещи.

Я кивнул, мне показалось, она что-то задумала, мелькнуло в её глазах еле уловимое озорство, такое озорство видно у ребёнка, который вот-вот что-то натворит, разбалуется. И в этом я нашёл сладость, необычный привкус. Мне не составило труда вспомнить почему же я левша, до её вопроса это не вызывало во мне никакой подозрительности, будто я этого и не замечал, знаете мы же идём, переставляя ноги и не задумываемся как это происходит, какая часть мозга за это отвечает и подаёт сигналы, так и с рукой. Я задумчиво посмотрел на левую руку, повертел её и вскинул палец:

– Точно, а я же помню этот случай! Я тогда на велосипеде кататься учился, лет в пять, нет… в семь! С горки в парке катился, повернуть не успел, съехал в овраг, правую руку сломал, – я удивлённо посмотрел на Киру, и, вспомнив что дальше продолжил, – а пока в гипсе ходил, ради интереса левой рукой писать учился, а потом так неожиданно получилось, что когда сняли гипс правой рукой я больше писать не смог.

Кира довольно хмыкнула.

– Ну, вот видишь ещё не всё потеряно.

– Хорошо бы так и было, – я потянулся за книгой, потому что понял – разговор закончился. Кира лениво встала с дивана и пошла на кухню.

– Это не беда, – вдруг сказала она, оборачиваясь в коридоре с такой задумчивой улыбкой, словно её лицо превратилось в процессор, совершающий просчёты, – это будет даже интересно.

Глава 4.

1

Я был очень удивлён предложению Киры, которое она сформулировала не сразу, да и то раза с третьего я только понял, что она имела в виду. В её светлой голове загорелась лампочка: узнав, что я потерял память, она ненадолго ушла в раздумья, и вовсе в течение недели не замечала меня, но после, как ни в чём не бывало, выговорилась. И я понял, что третий пункт договора мы нарушили, даже не пытаясь ему следовать.

– Я могу тебе помочь. Смотри, это эксперимент: я провожу с тобой время, говорю…а, нет! Рассуждаю, а ты опираешься на свои ощущения и определяешь, что тебе знакомо, к чему тянет. Это как перебор всевозможных вариантов, а там уже твой мозг, – она ткнула меня указательным пальцем в лоб, а я продолжал ошарашенно моргать,– сам подаст сигнал, где и когда он подобное встречал. Система ассоциативного мышления, теория такая в психологии есть. Ну?

Что ну? – подумал я – интересно, конечно, но мало вериться. Ха! Ну и ладно.

– Я согласен, почему бы и нет, только «за», – и звонко отпил из кружки какао. Моё согласие Кира восприняла буквально.

– У тебя выходной?

Я посмотрел на часы – двенадцать десять, и направился в зал.

– Да, а что?

–Начнём!

Сначала я пожалел, что согласился на это мероприятие, обречённое на провал, но было уже поздно: мне еле удалось отвоевать время, что бы допить несчастное какао и собраться, – стоял я в шортах и майке тёмно-зелёного цвета. Кира ушла в коридор и делала вид, что увлечённо слушает музыку в наушниках и ждёт, периодически заглядывая в зал. Куда и насколько мы идём – я понятия не имел, но почему-то не отказался. Всё шло, как задуманный сценарий, как судьбоносный ход, как план побега – ничто не вызывало подозрений, меня окутало уже знакомое спокойствие.

– Кира, Кира, стой! Куда ты так бежишь?! – я не успевал спускаться по ступенькам, а в конце сошёл на шаг и степенно прошёлся до конца, где ждала пухлощёкая егоза.

– Скорее, а то там погода испортиться, – бубнила она, и я заметил с ней фотоаппарат.

– Ну и куда мы?

– Н-не знаю – гулять, – развела она руками.

В общем-то, так и произошло, мы бесцельно гуляли по округе, говорили о многом, из чего я точно помню: первое – я не умею играть в «правда или ложь», второе – путём дегустации напитков в кафе, что томатный сок гадость несусветная. Второе Кира решила проверить после того, как я не смог ответить какой мой любимый напиток – она цеплялась за каждую мелочь, называла море вариантов, из которых, я всё же выбирал то, что вспоминалось. С ней это делалось просто и непринуждённо, настолько же легко, как пить воду, если, конечно, у тебя нет ангины.

– Теперь буду жить спокойно – главную тайну себя я узнал – томатный сок не люблю, а в правду или ложь без памяти играть глупо, – сказал я угрюмо. Кира усмехнулась, чувство юмора она имела неплохое, поэтому восприняла мои слова, как хороший настрой на работу.

Мы шли в парке по узкой безлюдной аллее, и полетел мелкий снег под лёгкий ветер, он заполнил пространство, и Кира тут же схватилась за фотоаппарат. Она быстро меняла позы, то сидя, то под наклоном, выжидала момент и запечатлела снежное нашествие. Ноябрь не стал мелочиться и уступил зиме. Я укутался в куртку, но, несмотря на холод, мне не стало противно.

– Иди сюда, не стой там, лучше встань у того дерева. Быстрее, Вильям!

Настырно и резво она стащила меня с аллеи в лесок и поставила возле большого хвойного дерева, кора которого была ребристая и шершавая, а вокруг возросла полянка снега.

– Встань вот так, – она показала непринуждённую позу человека, который смотрит вдаль и прикрывает рукой часть лица, но я топорно встал у дерева с каменным лицом, как солдатик.

За снимки я получил нагоняй и попытался исправиться и тогда ощутил колоссальное впечатление: снег запорошил всё вокруг и я как ребёнок ловил его, собирал с земли в маленькие снежные комочки и запускал в фотографа. Её это ничуть не огорчило – напротив она выудила для себя интересный ракурс и получила хорошие снимки, что я понял по её лисьим глазам.

– Ну как тебе? Вспомнил что-то?

Мы возвращались домой в пятом часу, стемнело достаточно, что бы ощутить бешеное течение времени. Я честно задумался и так же честно ответил.

– Кажется, я зиму люблю, – и улыбнулся, замечая, как след ещё одного воспоминания пополнил меня. Всего ей не сказал, но на одном из фото, где я закрыл глаза, сознание заполонило белое кино, где я и трое ребят, которых вспомнить не удавалось, только билось точное осознание – они друзья, бежали к лесу, запорошённому снегом, вокруг мело, а сзади узнавался город…

2

Жизнь не сахар – дышу антикварной пылью и будничным угаром третий день подряд, потому что начальник попросил подменить его племянника. Видел я его, но вот что он заболел, не поверю никогда, это немного другая болезнь. Так что выходной мне не светит ещё очень долго, а по выходкам и экспериментам Киры я заскучал. Мне она помогала больше, чем доктор Резников с его «псевдо-практиками», которого я далеко и надолго послал. Как говориться: зачем платить больше? Хотя, как оказалось недавно плата Кире – моя способность к истории, к которой меня очень тянет. И это тоже заслуга Киры: неделю назад она попросила помочь с историей и я правда не знал каковы шансы моей помощи, а спустя полчаса оказалось, что знал я очень и очень много… Она даже обиделась, обозвала зазнайкой, и покраснев, удалилась в комнату. Я тогда поставил чайник, сварил какао и тихонько прокрался к ней в комнату. Для другого человека я так не сделал бы, а с ней, с ней так не мог, не мог издеваться. Мне показалось, в прошлом я так не поступал, промелькнуло воспоминание, скорее мысль, короткая, но хлёсткая, что мне не свойственно издеваться над другими, хотя в последнее время это меня и забавляло. Например, спорить с въедливыми покупателями, – покупки у нас в основном запланированные и кто заходил просто так получал бонус – беседу от меня иногда очень мудрёную. Да ну и ладно, опустим. Какао она выдула с пребольшим удовольствием и как-то сразу повеселела и отошла. Большую часть вечера, да почти до двенадцати, мы учили историю СССР, да ещё осилили подготовить ошеломляющий вывод по теме, что советский союз был устойчивым и надёжным государством, но всё хорошее рано или поздно заканчивается. Конечно, вывод был намного больше и внушительней, но вспоминать дословно мне не хочется.

В магазин сегодня принципиально никто не заходил, а это в субботу. Сиделось за прилавком тяжело и нудно, и я прошёлся по залу – просторному и пустующему, – экспонаты в основном хранились в дальнем зале, подальше от глаз. Всяческие обереги, статуи древних богов, оружие, шкатулки, тумбочки, старые дизайнерские кресла, керосиновые лампы, от настольных до модели летучей мыши. Даже древние книги, начиная с тысяча семисотого года, которые я имел счастье лицезреть и даже бережно пролистывать. В том же зале в большом количестве висели рабочие луки и арбалеты, рапиры, сабли, имелась даже булава, среди мечей и катан, – катан было две на специальной подставке возле маленького окна. Но туда я не зашёл: кто же следить за входом будет? Вышел было на крыльцо, обдало холодным ноябрьским ветром, и тут же зашёл обратно и в тот самый момент за спиной дёрнули дверь и громко чихнули.

– Будьте здоровы, – скривился я.

– Спасибо, – ответили мне холодно.