В следующей жизни

Алеша вдруг вскочил, лицо его было перекошено ненавистью. Он закричал:

– Я не любил ее! Был влюблен, но недолго! А скоро возненавидел. Она деньги делала из воздуха, болталась по всему миру, а я дома сидел, ее ждал. Да, у меня брали автографы на улицах, но я оставался нищим! Думаете, на маленьком провинциальном канале разбогатеть можно? Она за меня в ресторанах платила! Вы знаете, как это унизительно? Я не жигало какой-нибудь там! Я нормальный мужик! Я сам хотел платить и за себя, и за свою женщину! Но мы не совпали в уровнях жизни. Она ходила в нормальные рестораны, а я в забегаловки. И она не соглашалась идти в забегаловки! И я шел с ней в рестораны, и там она за меня платила! Я мужиком перестал себя чувствовать. А потом я вдруг стал известным. Девки гроздьями на меня вешались. Сами в мою постель укладывались. Вернее, укладывали в свои постели. Когда Алина уезжала, мы и в ее постель укладывались. И мне не было стыдно! Мне по кайфу было! Я ей мстил за ее успешность, за ее покровительство, за ее любовь! Воздушное, блядь, святое создание! Она даже не замечала ничего. Она была вся в творчестве и в путешествиях. Ей почему-то казалось, что я ее люблю и никак не могу изменить. Да, я еще долго с ней продержался. Я уже через год готов был от нее сбежать. Но с ней удобно было: связи, квартира. Я должен был все это сказать, когда уходил от нее? Не мог я это сказать! И врать не хотел. И, вообще, я никому ничего не должен! И объяснять ничего не должен! И не стал объяснять! А она-то тоже хороша, переспала сразу после моей смерти неизвестно с кем! А еще говорила там, на моей могиле: я за все тебя простила! Я люблю тебя! Лживая, лицемерная сука!

Когда Алеша замолчал, воцарилась тишина. Слышались лишь всхлипы Инны Семеновны.

Потом Владимир Семенович хмыкнул и тихо сказал:

– Она и в день вашей смерти переспала с первым встречным. Причем, иностранцем. Сначала, правда, долго плакала, руки себе в кровь разбила от отчаянья, в Босфоре утопиться хотела, потому что не могла себе представить мир, в котором совсем нет вас. Спрашивала у Бога, почему он вас забрал, а не ее? И она в тот момент действительно могла бы отдать свою жизнь взамен вашей, просто не знала, как это сделать.

– А зачем тогда она с кем-то там переспала? – спросил Алеша устало.

– Ее боль была слишком невыносимой. Это было как обезболивающее. Вы же не знаете, как заканчивается ее рассказ о вас, который она обещала вам написать и написала.

Он начал читать своим низким, поставленным голосом:

«Оказалось, что научиться жить без Алеши – это все равно, что заново научиться ходить. Вроде бы ты это умел, и это было естественно, все равно что дышать, и вдруг разучился, и научиться заново невероятно сложно. Я научилась. И научилась получать удовольствие от жизни без Алеши. Я нашла ему оправдания и не смогла его не разлюбить. До сих пор его люблю, даже теперь, когда он умер. И я благодарна ему за два года счастья, что он мне подарил. Это было лучшее, что со мной случилось. Но до сих пор меня мучает вопрос: почему он так со мной поступил? Жаль, что ответа я не узнаю никогда».

Инна Семеновна зарыдала еще сильнее.

– Казалось бы, – задумчиво произнес помощник адвоката – Семен Аркадьевич, – наш подзащитный прожил бесславную жизнь, причинил много страданий окружающим, после него не осталось ни детей, ни домов, ни посаженных деревьев, ни произведений искусства, научных открытий, добрых дел. Казалось бы, от него и следа на земле от него не осталось. Но! – Он поднял указательный палец правой руки. – Он стал предметом великой любви и героем литературного произведения. Мне почему-то кажется, что эта Алина еще много чего о нем напишет, когда литературный дар ее окрепнет и разовьется.

– В силу вышеописанных обстоятельств, – добавил адвокат Перт Иванович, – просим снисхождения для нашего подзащитного.

– Сынок! – вдруг оживился Михал Михалыч. – А скажи-ка ты мне, друг мой сердешный, любил ли ты кого-нибудь?

– Похоже, нет. – Алеша развел руками.

– А чего ты хотел от жизни-то? О чем мечтал? Цели-то какие были? Только не ври. Ты знаешь, я все равно правду узнаю. А, если уж честно, то и сейчас знаю. Но, хотелось бы услышать ее от тебя.

Алеша замялся. Он вдруг устыдился своих жизненных устремлений. Они вдруг показались ему слишком мелкими и очень детскими.

– Я… Ну… Ну, я…

– Смелее, сынок, смелее!

– Я хотел не работать, но иметь много денег. Роскошную жизнь: дома, путешествия, машины, яхты, самолеты. Хотел быть знаменитым. Чтобы много красивых женщин было, и чтобы они появлялись на одну ночь, а потом исчезали. Чтобы не нужно было придумывать, как от них уйти или как их выгнать. Чтобы все было легко. Вот так! – Алеша щелкнул пальцами. – Раз, и чтобы все было!

– И всего-то?

– Да. Разве это «всего-то»? Разве так вообще может быть?

Михал Михалыч усмехнулся и приказал Инне Семеновне:

– Верните в зал заседаний бабушку и дедушку этого легкомысленного оболтуса.

В тот же миг они вдруг возникли на скамьях для зрителей.

– Ну что, господа хорошие! – бодро воскликнул Михал Михалыч, – я готов огласить вердикт. Алешенька, сынок, а ты готов его услышать? – Алеша кивнул. – Друг мой сердечный, ты отправляешься в сектор сбывающихся желаний. – Любочка и Инна Семеновна испуганно вскрикнули, а все мужчины кроме Алеши и самого Михал Михалыча издали изумленный возглас. – Что вы так испугались-то? Решение не окончательное и обжалованию подлежит, но… по истечению некоторого времени. Инна Семеновна, будьте так любезны, выдайте Алексею необходимые документы и литературу.

Инна Семеновна подошла к Алеше и положила на стол перед ним черный пухлый портфель.

– Так вы меня в рай отправляете или в ад? – спросил Алеша Михал Михалыча.

– А это ты сам решишь, сынок.

Эту фразу Алеша уже слышал от Бориса, но он так и не понял, что она значит.

Рядом с Алешей вдруг снова появился автомат. Но Алеша был готов поклясться, что сейчас он не вызывал его в своем воображении.

– Алешенька, пальни в потолок-то, – проворковал Михал Михалыч. Ты, чай, образованный человек, знаешь, как там у Чехова, если на стене висит ружье, значит, оно должно выстрелить. Пусть уж сейчас выстрелит, чем когда-нибудь потом. Ах, незадача, ты же стрелять не умеешь!

Михал Михалыч выкатился из-за своего стола и показал Алеше, как стрелять. Алеша послушно выпустил очередь по потолку, не испытав при этом никаких эмоций.

– А теперь, на посошок всем по рюмочке, – провозгласил Михал Михалыч, и тут же у всех присутствующих в руках появилось по рюмке водки. – Нус, господа хорошие, за нового жителя Царствия небесного! До дна! До дна! – Все выпили. – А теперь, Борис, голубчик, сопроводите вашего подопечного до места его обитания. Любонька, то есть бабушка и… дедушка тоже могут отправиться с вами. Алешенька, сынок, рад был с тобой познакомиться, сердечно рад! – Михал Михалыч с чувством пожал Алеше руку. – Надеюсь, до скорой встречи! Ступай, ступай! Долгие проводы, лишние слезы.

Алеша, Борис, Любочка и Алешин дед исчезли из зала заседаний.

– За что вы с ним так жестоко? – Спросил Владимир Сергеевич у Михал Михалыча, – ну пустой был человечишко, но ведь не душегуб какой.

– Вы, мил человек, слишком мягкий для прокурора. Всех-то вам жалко. Учить надо людей, учить! А еще лучше, если они учатся сами, это им на пользу идет. Вы уж поверьте моему опыту. – Михал Михалыч хитро улыбнулся и залпом выпил еще одну рюмку водки.

Царствие небесное. Сектор сбывающихся желаний.

Алеша ожидал чего угодно, но только не этого. Он даже был готов оказаться на какой-нибудь гигантской сковородке, на которой черти поджаривали бы его как какую-нибудь котлету. Но после суда он оказался сидящим в кресле на террасе дома на берегу океана, который за две недели уже привык считать своим. Розовое солнце медленно ползло за горизонт. Море было, как показалось Алеше, каким-то притихшим. Борис стоял спиной к Алеше, Любочке и деду. Если бы Алеша мог видеть глаза Бориса, он заметил бы в них тоску. Любочка стояла у входа в дом, готовая в любой момент скрыться. Дед неловко сидел на краешке кресла, на лице его было написано смятение: он не знал, можно ли ему остаться в компании своей бывшей жены и ее нового возлюбленного. По правде говоря, ему очень хотелось домой, но он чувствовал себя обязанным оказать поддержку внуку, которому только что был вынесен суровый приговор. Впрочем, Алеша пока не догадывался, насколько этот приговор суров, и деда терзали сомнения – должен ли он предупредить своего внука.

Любочка недобро посмотрела на бывшего мужа, гордо вскинула голову и, молча, отправилась на кухню. Она не сочла возможным попросить его очистить помещение, это было бы совсем невежливо, но надеялась, что он верно истолкует ее взгляд, полный негодования. Он все понял. Смущенно откланялся, пообещав, Алеше непременно его навещать и побрел прочь по берегу моря.

Борис оживился: уселся в кресло, снял галстук, сложил его и положил в нагрудный карман пиджака. Секунду поразмышлял о сочетаемости водки и вина, еще о понижении градуса, которое, как известно, ни к чему хорошему не приводит, посожалел, что не смог отказать Михал Михалычу, который предложил ему водочки, но все же решился выпить вина. В руках у Бориса возник бокал с красным вином.

– Хотите? – спросил он у Алеши. Тот посмотрел на него растерянно. Алеша пребывал в оцепенении. Осознание произошедшего пока не наступило.

– А мне можно? – спросил он, наконец, после долгой паузы.

– Почему нет? – усмехнулся Борис. – Вам теперь предстоит жить в непрерывных удовольствиях.

– Что это значит?

– Минуточку. – В руках у Бориса появилась какая-то книга в пестрой обложке. Он начал быстро листать страницы. – Где же это? Так, Сектор сбывающихся желаний… Нашел. Вот. «Все желания, человека, проживающего в данном секторе, не относящиеся к духовной, эмоциональной и интеллектуальной сферам, незамедлительно сбываются». – Прочитал Борис.

– Вы думаете, стало понятнее? – огрызнулся Алеша.

– Это значит, что вы можете пожелать, чтобы у вас был дворец, как у Махараджи, и вы его получите, но вот подружиться со мной, например, как бы вы этого ни хотели, у вас не выйдет.

Алеша рассмеялся:

– Даже не представляю, с чего бы это вдруг мне захотелось с вами дружиться, особенно если у меня будет свой дворец.

Борис посмотрела на Алешу с жалостью.

– Правильно, – сказал он, – гусь свинье не товарищ.

– У меня, на самом деле, может быть дворец? – спросил Алеша.

– И не один. И яхта может быть, и самолет, и унитаз из чистого золота. Все, что только пожелаете!

Алеша было повеселел, его зеленые глаза загорелись, но он тут-же снова помрачнел:

– А в чем подвох? Даром ведь ничего не бывает.

– Не бывает, – согласился Борис.

– Ну, так в чем подвох?

– Не знаю. – Борис пожал плечами.

– Как это вы не знаете?

– Откуда же мне знать? Я живу в другом секторе. В моей практике это первый случай, чтобы кого-то приговорили к отбыванию наказания в секторе сбывающихся желаний.

На террасе появилась Любочка с подносом, на котором лежали бутерброды с колбасой и сыром. Она услышала последнюю фразу Бориса.

– Об этом секторе ходят страшные слухи, – сказала Любочка и побледнела.

– Какие? – спросил Алеша.

– Не надо! – Борис посмотрел на Любочку умоляюще.

– Раз уж начали, говорите! – Потребовал Алеша.

– Говорят, – начала Любочка неуверенно. – Говорят, – она начала теребить подол платья, – что… что сначала люди думают, будто попали в рай, а потом, потом…

– А потом, – перебил Борис, – оказывается, что не все так уж гладко в этом раю. Все, тема закрыта. – Произнес Борис жестко и властно посмотрел на Любочку. – Что ты нам приготовила? Я ужасно голоден. Какая же ты заботливая!

– Бабуля, вы уже с ним на «ты»? Может, вы уже и живете вместе? Бабуля, ты меня разочаровываешь! Ты что шалава, такая же как все остальные бабы? Хоть бы с нормальным человеком связалась, а то ведь с этим!

– Ну, знаешь! – только и смогла сказать Любочка, расплакалась и исчезла.

Борис аккуратно положил недоеденный бутерброд на краешек подноса, поставил бокал с недопитым вином на стол, поднялся, произнес, глядя на Алешу сверху вниз:

– Я бы тебе всю морду сейчас разукрасил, только ты ведь даже не поймешь, за что тебя побили.

– Ах, как он запел! Куда вся вежливость делась? Бей! Ну, бей давай! – закричал Алеша и тоже поднялся.

Борис посмотрел на Алешу с неприкрытым презрением и сказал:

– Желание подраться относится к эмоциональной сфере, и оно не сбудется.

– А это мы сейчас посмотрим! – Алеша замахнулся, хотел ударить Бориса кулаком в лицо, но кулак на полпути остановила какая-то неведомая сила. Алеша попытался еще, у него снова ничего не получилось. – Катись отсюда! И чтобы я тебя никогда больше не видел! – Крикнул Алеша, трясясь от ярости.

– А это твое желание сбудется! И знаешь почему? Только потому, что оно совпадает с моим.

– Как же? Ты же ведь мой куратор! Ты что бросишь меня? Это вряд ли понравится твоему начальству! Тебе выговор влепят или премии лишат! Или в ад сошлют! – Алеша расхохотался.

– А я больше не твой куратор! Мои обязанности в отношении тебя закончились в тот момент, когда судья огласил приговор. Все! Счастливо оставаться!

Борис исчез.

Алеша остался совсем один.

Утром Алеша позавтракал бутербродами с черной икрой. Они появились на тарелке в то же мгновение, как только он их пожелал. При жизни Алеша черную икру ни разу не пробовал, и некоторое время пребывал в сомнениях: действительно ли это черная икра. Решил пожелать еще и красной икры, она тут же появилась в пластиковой баночке, как ее продавали в супермаркетах на развес. Он съел ложку и удостоверился, что икра та самая, такая, как была на земле. А вот если бы сейчас шампанского, настоящего, подумал Алеша, ну какую-нибудь Вдову Клико, например. И так, чтобы все по правилам было: чтобы в ведерке со льдом. Шампанское появилось. В ведерке, как он и хотел. Алеша разместился на террасе с икрой и шампанским. Ему было хорошо. Он даже подумал, что это и есть счастье – сидеть на берегу океана, есть деликатесы, которые раньше были для него недосягаемой роскошью и пить с утра шампанское. Эту маленькую слабость, он, впрочем, иногда себе позволял и в прошлой жизни, но исключительно в выходные дни и напиток был, разумеется, другим – дешевое игристое вино отечественного производства. На третьем бокале он заметил, что разговаривает сам с собой. Ему вдруг стало бесконечно одиноко. Захотелось, чтобы кто-нибудь был рядом. Да хоть Михал Михалыч или даже Борис. Пусть бы, как обычно, язвил, но это лучше, чем нескончаемое молчание. Он представил Бориса, сидящего в соседнем кресле. Тот не появился. Алеша воображал бабушку, деда, Михал Михалыча, своих адвокатов и даже медсестру, которая навещала его перед судом, но кресло оставалось пустым. Неужели ему уготовано одиночество, полное уединение в тропическом раю, где сбываются все желания, кроме желания общения? Так вот, в чем подвох! Сердце его защемило тревогой. Даже дышать стало трудно.

Он по старой, земной привычке, полез в карман за телефоном, но вспомнил, что в этой жизни телефона у него нет. Но, как только он подумал об этом предмете, телефон в его руке появился, причем тот, о котором он мечтал, но не мог себе позволить. Алеша обрадовался, включил аппарат, но, прочитав надпись: «сеть недоступна», понял, что телефон в мире ином вещь бесполезная, по крайней мере, до тех пор, пока не разберешься, есть ли здесь телефонная связь. А пока, даже если гипотетически предположить, что телефонами здесь все же пользуются, звонить ему было некому – он не знал ни одного номера.

Алеша наполнил бокал, отпил глоток, съел еще один бутерброд с черной икрой, в надежде унять свою тревогу. Но она не проходила. Что же делать? Он вдруг вспомнил слова Бориса, что в секторе, в который его отправили, сбываются все желания, не связанные с духовной, эмоциональной и интеллектуальной сферами. А секс, простой секс, физическое действие, без любви и прочей ерунды, попадает в запретный список? В нем ведь нет ничего духовного, эмоционального и интеллектуального. Или есть? Алеша никогда об этом не думал. Может попробовать пожелать секса? Попытка не пытка. Но секс должен быть с женщиной, желательно красивой. А то пожелаешь просто секса и появится мужчина, или трансвестит или еще что-нибудь в этом роде. Алеша сосредоточился и четко сформулировал желание: хочу секса прямо сейчас с красивой, стройной женщиной, блондинкой в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет.

В тот же миг он оказался в постели с незнакомой женщиной. Комната тоже была незнакомая. Это была какая-то небольшая спальня, освещенная лишь светом уличных фонарей, пробивающимся сквозь неплотные занавески. Когда глаза Алеши привыкли к темноте, он увидел, что в комнате царил хаос – все поверхности были чем-то завалены и уставлены какими-то предметами. Комната ему не понравилась. Он посмотрел на женщину. Она спала. В полумраке лицо ее казалось почти детским. Пухлые губы как-то нелепо приоткрыты. Может быть, она и красивая, но этот открытый рот уродовал ее, но это было не важно – рядом лежала женщина из плоти и крови, грудь ее была обнажена, и Алешу охватило желание. Он не знал, что ему делать. Не набрасываться же ему на спящую незнакомку? Такой сюжет иногда встречался в порнофильмах, которые Алеша частенько смотрел: какой-нибудь случайный мужчина насилует спящую женщину, но это в кино все было легко и просто, а в реальности… А вдруг она закричит, а вдруг она начнет царапаться и кусаться? А вдруг в доме есть кто-то еще? Он боялся даже притронуться к незнакомке. Вдруг она открыла глаза, посмотрела на Алешу без малейшего удивления и начала кончиками пальцев ласкать грудь Алеши. Рука ее опускалась все ниже.

Зазвонил будильник. Алеша проснулся, еще не открыв глаза, услышал голос совсем рядом с собой: «Ах, какой чудесный сон! Как не хочется просыпаться!», и в тот же миг оказался на своей террасе с бокалом недопитого шампанского в руке.

Он что, побывал в чьем-то сне? То есть он кому-то приснился? А эта девчонка приснилась ему? Или что это было? И был ли секс на самом деле? Он чувствовал себя усталым и вполне удовлетворенным. Воспоминание о недавних событиях было отчетливым, оно не было похоже на воспоминание о сновидении. Он помнил все до мельчайших деталей. Он помнил запахи этой девчонки, помнил, какая она на ощупь. Он помнил все ее стоны. То есть она была для него реальностью, а он для нее всего лишь сном? Это значит, она хотела даже не его, а некоего абстрактного мужчину? Он хотел именно ее, а она хотела просто какого-то мужчину. Это было унизительно. Алешу обожгло обидой.

Алеша съел еще один бутерброд, разделся и побежал к морю. Там, в воде ему пришла мысль, что, с одной стороны, он получил секс без души и эмоций, и это не очень хорошо, но с другой стороны, секс в секторе, где он сейчас обитает, возможен, и это просто великолепно. Уже как-то жить легче.

Вечером, изнемогая от скуки и одиночества, Алеша принялся за изучение содержимого портфеля, который вручила ему Инна Семеновна на суде. Там было постановление суда с подписями и печатями, толстенная книга, пара журналов и старомодный отрывной календарь. Он назывался «Календарь для новых переселенцев». Ниже была надпись, набранная крупным жизнерадостным шрифтом: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!». И еще ниже уже мелко: «Официальный издательский дом Небесной канцелярии».

Алеша посмотрел на календарь и понял, что Царствие небесное ведет летоисчисление не от Рождества Христова, а, видимо, от сотворения Мира, так, как это было принято в Древней Руси и в Византии. Алеша смутно припоминал, что на уроках истории им рассказывали, что до Петра первого летоисчисление в России было другим. На первой странице календаря было размещено что-то вроде предисловия. В нем говорилось, что Царствие небесное на самом деле намного древнее, чем это представляется людям, но точный возраст этого места известен лишь посвященным, и, вообще, это жуткая тайна, прикасаться к которой простым смертным крайне опасно. Еще там было сказано, что для удобства пользователей на каждой страничке календаря указано сразу две даты: по старинному летоисчислению и по современному.

Алеша полистал календарь и нашел его презабавным. В нем были указаны праздники, которые отмечались в Царствии небесном. В основном это были религиозные праздники, те же, что и на земле. Не только христианские, но и мусульманские, иудаистские и буддистские. Еще были языческие славянские праздники. Из светских праздников Алеше удалось найти только Новый год. Алеша даже посокрушался, что никто больше не поздравит его с 23 февраля, но обрадовался, что теперь не нужно заморачиваться по поводу 8 марта.

Особенно повеселили Алешу памятные даты. В официальном календаре Царствия небесного были указаны не даты рождения известных на земле деятелей науки, культуры и политики, а даты их смерти. Впрочем, здесь они назывались датами переселения в Мир иной.

Были в календаре и анекдоты, юмор которых, Алеша пока был не в состоянии оценить. Еще были народные приметы. Они тоже Алеше были не понятны. Что это, например, значит: «увидеть двух ангелов в черных накидках – к неприятностям на службе». Что это еще за ангелы в черных накидках, где их можно увидеть и о какой службе идет речь? У Алеши нет никакой службы. Он бездельник. Причем, вынужденный. Алеша отложил в сторону календарь, и взялся было за чтение своего приговора. Но споткнулся на первой же строчке – его сердце снова сдавила невыносимая тревога.

Он решил полистать журналы. Один был спортивный, из чего Алеша сделал вывод, что в Царствии небесном есть спорт. Много было сообщений о футбольных матчах. Оказалось, что у некоторых секторов были свои футбольные команды, которые соревновались между собой. Как понял Алеша, самой сильной была команда Сектора искупления, которая называлась «Красные дьяволы». Она в прошлом году выиграла в чемпионате Царствия небесного. Алеша прочитал интервью с тренером команды. В земной жизни он страстно увлекался футболом и расстрелами врагов народа, поскольку трудился в ЧК. В итоге вторая страсть отнимала столько времени, сил и энергии, что в футбольной карьере он не преуспел. После смерти, которая была не естественной, а насильственной – он сам в итоге тоже был расстрелян, этот человек попал в Сектор искупления. Расстреливать людей здесь не дозволялось, поэтому всю свою страсть он направил исключительно на футбол и создал команду, которая не раз побеждала не только на региональном, но и на имперском уровне. Алеша не понял, что это за имперский уровень. Какая такая империя? Все еще больше запутывается.

Следующий журнал был «мужской». Были тут и полуобнаженные красотки, и статьи на темы: как добиться успеха, как нравиться женщинам, что нужно сделать, чтобы быстрее вернуться на землю, пять простых шагов к искуплению и прочее. Статьи о том, как быстрее вернуться на землю и про искупление Алеша решил изучить, но позже. Были в журнале и интервью с какими-то людьми. По всей видимости, это были известные персоны в Царствии небесном: высокопоставленные чиновники Небесной канцелярии, судьи, адвокаты, бизнесмены, режиссеры, актеры. Никого из них Алеша не знал. Он пролистывал эти интервью без особого интереса, как вдруг наткнулся на знакомое лицо – это была его собственная бабушка. Небольшое интервью с ней было помещено в рубрике: «В мире женщин».

Оказывается, баба Люба была известным модельером. Она создавала винтажные коллекции одежды для мужчин и женщин, выдержанных в стилистиках разных эпох двадцатого столетия (по современному летоисчислению). В интервью она благодарила судью Михал Михалыча за то, что он отправил ее в сектор переоценки ценностей. Именно там она и поняла, что зря отказалась от своего детского увлечения – придумывать наряды. Что при жизни ей казалось, что это легкомысленное занятие, не приносящее никакой пользы обществу. А во времена ее молодости, жителей нашей страны убеждали, что любая деятельность должна быть общественно-полезной. Вот она и трудилась на производстве – собирала какие-то детали для авиационной промышленности. Выполняла и перевыполняла план. Это была рутина, но за нее платили деньги. Любочка и не представляла себе другой жизни, потому что все вокруг так жили. Пределом ее карьерных мечтаний была должность начальника цеха. Любочка говорила, что даже и не предполагала, что работа может доставлять удовольствие. И что вещи, сделанные с удовольствием, доставляют огромное удовольствие и другим. Любочка считала, что она добилась успеха, во-первых, благодаря тому, что после смерти ей разрешили помолодеть, во-вторых, тому что она вспомнила о своей детской мечте, и, в– третьих, не смотря, а точнее, вопреки всем своим прижизненным убеждениям и страхам, решила воплотить ее в жизнь.

Дальше она рассказывала, что нарисовала первый эскиз платья, когда еще находилась в секторе ожидания. То есть еще до суда, спасаясь от тревожных мыслей, она создала эскизы для целой коллекции. Она рисовала, рисовала и рисовала. А потом, уже после суда, став снова молодой и привлекательной, ей захотелось красиво одеваться, причем именно так, как одевалась она во времена своей земной юности, и тогда она на пособие купила подержанную швейную машинку и дешевые ткани и сшила первое платье.