Средство от любви. Сборник рассказов

Есть у Таракана хобби. Выпрашивает подходящие запчасти и в угол свой уносит. Там у него сборочный мини-цех. Стоят рядами роботы с разноцветными корпусами и ждут своего часа. Бывает, минутка освободится, и я сажусь, крашу которого-нибудь из них в цвет, который Таракан выберет, подкручиваю, шкуркой обрабатываю. А он смотрит на меня и ждёт. Думает, я их завести могу. И я тоже думаю, вот бы я мог их завести. Но нет, не могу.

А вчера привезли партию бракованных с фабрики. Из-за нового материала, который не прошёл полную проверку, а  использовали его для стыков, чтобы щели заделывать. Красить корпуса начали, он и потёк, словно желе. Как могло такое случиться? А ведь случилось.

И Таракан так начал под ногами путаться, что я его даже отгонял. Пригрозил запереть в лабораторке. А он звенеть стал. Вот я не люблю, когда он звенит. Как работать? После его звона потом дня два в ушах шумит. Я опять на комнату указал. Он затих, а я подумал, чего это он завёлся? Может, в роботах что-то есть, ему нужное? Решил я посмотреть, что у них в корпусах. Вскрыл одного, второго – ничего такого нет. А вскрыл третьего и вот вам радость, батарея, чистая, новая, неиспользованная. И проводка вся на месте, зелёный-красный-жёлтый-чёрный-коричневый. Таракан как увидел, подпрыгивать стал от радости. Принёс кукол своих, мне под ноги подсовывать стал. Я на него опять прикрикнул, но не сильно, и стал остальных бракованных вскрывать. Ну, я скажу, улов так улов. Восемь целых рабочих батарей.

Сели мы с Тараканом перекурить. Он мне ноги на колени закинул и смотрит в глаза. Удивительно, как на собаку похож. Только хвоста нет, а был бы – так и вертел бы им во все стороны. Я его мысли сразу прочёл. Он просил оживить игрушки его. И я задумался.

Знаете, в контракте моём ничего не написано про запчасти. Могу ли я их брать и использовать, ни слова об этом. Про этику есть подпункт, но не совсем про это. Про то, что я ни с кем не могу обсуждать работу мою. Но я ведь и не собираюсь. С Тараканом можно, он ведь тоже часть процесса. Хотя не совсем. Его я вроде как на улице подобрал. Увязался он за мной, а начальство оставить разрешило. Или не запретило. Не всё ли равно. Давно это было. Так он и остался.

И теперь смотрел мне в глаза и уговаривал завести ещё восемь помощников.

Бракованных роботов я утилизировал быстро, до четырёх, до конца смены, ещё время оставалось. И как-то само-собой так вышло, что начал я возиться с игрушками Таракановыми, начал я их собирать. Одного за другим, всех восьмерых, по числу батарей. Таракан словно взбесился, два раза я чуть не упал из-за него. Значит, собрал я кукол этих и смотрю. Надо бы включить, но день рабочий как раз к концу подошёл. По контракту я закрыть цех должен и уйти, что я и сделал. А Таракана там оставил, как обычно.

Утром, сегодня то есть, открыл дверь и оцепенел. Не узнал своё рабочее место. Всё разгромлено, сломано и разбито. Инструменты, Таракан и восемь его подопечных исчезли. Через вентиляцию ушли. Вот, я подумал, кого на груди своей пригрел. Сел и задумался. В контракте говорилось, за порчу имущества штраф и лишение отпуска. Отпуска у меня и так нет, а штраф платить неохота. Плюнул я и домой пошёл.

А дома меня ещё один сюрприз ждал. Нет, ну что за день! Таракан и восемь его сообщников набросились на меня и повалили на пол. Таракан прямо как сказать хотел, что не удержался и ночью включил все батареи и как ему не терпелось мне своих деток показать. Я думал, на этом всё и закончится, а не тут-то было. Роботы эти новоиспечённые хоть и мелкими были, а числом брали. Обездвижили меня, словом. Намекнули, что руки мои по плечи запачканы маслом и мне придётся отвечать за это. Ну и ну. И там отвечать, и тут. Нет, я подумал, на всех меня не хватит. И сказал им, особенно Таракану, что чинить роботов умею не хуже, чем ломать, а если отпуск дадут и штрафовать не будут, то дело можно считать улаженным.

И теперь я работаю по новому контракту. С семи до четырёх с перерывом и отпуском раз в год. Чиню старых, исправляю бракованных. Уже два часа как. Таракан рядом болтается, восемь остальных где-то шастают, запчасти приносят. Поживём – посмотрим. Если всё пойдёт хорошо, через неделю ещё и премию попрошу.

2017

Несбывшиеся ожидания

– Кустарная работа. Нет, здесь уже ничего нельзя поменять.

Мастер развёл руками и покачал головой. Его взгляд выражал сильнейшую степень расстройства и сожаления.

– У Вас стоит весьма архаичный имплант, очевидно, один из первых. Он не поддаётся замене.

Мастер постучал пальцем по экрану.

– Видите эти красные линии? Это контакты, которые проникли в нейронную сеть и срослись с отростками клеток. Выдернуть их означает повредить Ваш мозг.

Пациент, мужчина лет сорока по имени Теодор Руз,  тревожно смотрел на мастера. Ему хорошо, он робот. Ему такие проблемы неведомы. У него наверняка все детали можно вынуть, почистить, заменить.

Мастер как будто прочитал мысли Теодора и сделал взгляд ещё участливее.

– И даже если я попробую аккуратно разъединить и вырезать старые контакты, дендриты окажутся сильно повреждены. На восстановление уйдёт несколько месяцев, а за это время появятся новые технологии. Возможно, через год Вам вообще не понадобится никакое устройство.

Мастер собрал все свои эмпатические навыки вместе и изобразил на лице выражение наивысшей скорби и лёгкой надежды одновременно. Он был сделан специально для работы с такими отчаявшимися пациентами и был горд тем, как хорошо, нет, как отлично он выполняет свой долг.

Но пациент даже не смотрел на него. Этот мастер был его последней надеждой, но и он отказался проделать эту чепуховую, в общем-то, операцию.

– Я знал, что не надо было спешить. Всегда знал. Я ещё помню то время, когда появились первые мобильные телефоны. Я был ребёнком. Все думали, какой прогресс. Потом стали появляться новые игрушки. Сначала я просил родителей подарить их мне нп день рождения, потом копил, потом покупал, но технологии устаревали и я всегда плёлся в конце. Потом появились эти чипы и я наконец-то смог поставить себе один, я был в числе первых. Это было так прекрасно. Коснулся уха и ты уже в курсе всех новостей. Или звонишь другу. Или устраиваешь видеосвязь сразу с десятком коллег из разных городов мира.

Робот молча внимательно слушал Теодора.

– Я думал, – продолжал тот, – как прекрасно, что не надо беспокоиться о заряде. О силе сигнала. О покрытии. Что можно забраться на гору или спуститься на дно моря и оттуда вести трансляцию для всех желающих. Я думал, что я всесилен.

Мастер положил свою руку на плечо Теодора и слегка сжал пальцы. Этот жест он освоил сам и давно уже ждал, на ком бы его проверить. Руз слегка повернул голову в сторону робота и улыбнулся.

– Спасибо.

Мастер был польщён и даже хотел сказать что-то в ответ, но Теодор заговорил опять.

– Но всё-таки, доктор, ведь можно что-нибудь сделать? Поставить новый чип рядом со старым, пусть их будет два.

Робот тихо вздохнул.

– Пусть старый чип останется, раз уж его нельзя вынуть. Но я хочу новый. Я не хочу больше дёргать себя за уши каждый раз, когда приходит сообщение или прогноз погоды. Меня уже не принимают в обществе. Жена хочет уйти. Она говорит, что предупреждала меня, чтобы я не спешил. Но ведь это был прорыв! Новые технологии. Я влез в долги. И через полгода такой удар.

Мастер насупился и молчал. Ему нужно было собраться с мыслями. Его сделали для этой работы, и он успешно справлялся.

– Уважаемый Теодор. В Вашем мозге нет места для второго чипа. Конечно, образовать новые контакты нейронам ничего не стоит, но объём человеческого черепа слишком мал для удвоения коры. И потом, как решить проблему кровоснабжения? Наши технологии ещё не продвинулись так далеко. Мой Вам совет – подождите полгода.

– Послушайте, доктор! – Заорал пациент, – послушайте же наконец!

Мастер опять изобразил на лице сострадание и надежду и в тот же момент оказался на полу, задев при падении полку с крохотными жёсткими дисками. “Придётся собирать их пылесосом”, – промелькнуло в микросхемах робота и стихло.

Теодор потирал ушибленный кулак.

Ужасно чесалась мочка уха. Наверное, куча непрочитанных сообщений. Пальцы машинально потянулись к нужным точкам.

– Удобство! – гласила звонким голосом реклама, – скорость, никаких бесполезных движений! Просто закройте глаза, пришло время, когда ожидания сбываются!

2017

Предприимчивый

– Ты, маленькая кучка паразитических клемм! – Кричал техник Кирьянов на робота. – Куда ты полез? Кто тебя просил? Для чего тебя сделали? Для уборки! Ты робот-уборщик, понятно? Пылесос, швабра, веник! Тряпка для пыли! В тебе заложены такие алгоритмы, которые не позволяют бить оборудование! Что я теперь скажу Сидорову?

Кирьянов без сил сел на стул. Под ним что-то хрустнуло.

– Ээх! – сбросил он на пол разбитую пробирку с остатком красной жидкости. – Иди, мой. Нет, останься на месте. Беда. Это же не первый раз?

Робот покачал головой.

– Второй?

Робот покачал головой быстрее.

– Много раз?

Робот радостно закивал.

– Всё, успокойся. Ты действительно уборщик? Может, ты переработчик? Тогда я бы понял. Тогда тебе и надо бить, давить и перемалывать. Но Сидорову-то я что скажу?

На полу и на халате Кирьянова расползались хищные красные пятна, за которыми робот следил не отрывая камер. Почувствовав мокрое, Кирьянов оглядел халат, покряхтел и сбросил его на пол. Подумав, повозил ботинком бывшую белой спецодежду по пятну, потом бросил это дело и пошёл заваривать чай.

Пока техника не было, робот преобразился. Быстро вытащив руки-манипуляторы из карманов туловища, маленький уборщик подъехал к стеллажу с реактивами, выбрал несколько пробирок и вернулся к пятну на полу. Там он аккуратно вылил их содержимое на мокрый красный халат. Смешиваясь, жидкости обесцветили пятно. Робот посмотрел на последнюю пробирку, оставшуюся у него в руке. В ней был плотный желтоватый порошок, поблёскивавший на свету.  Аккуратно, песчинка за песчинкой, робот вытряс всё до крошки на несчастный белый халат и отъехал на метр, загораживая вход в комнату. Кирьянов весело посвистывал простенькую мелодию в курилке, а это был верный сигнал того, что он не вернётся ещё по крайней мере минут пять.

Казалось, что робот с облегчением вздохнул. Он перевёл взгляд камер опять на пятно и завибрировал от радости. Халат, впитавший в себя всю жидкость, дымил не хуже сигареты Кирьянова. Зафиксировав дым, на лбу робота засигналил жёлтый сенсор. Через две секунды должна была взвыть сирена, но робот, бросившись со всех колёс к кнопке отключения, успел раньше. Он задержался у стены, прижимая кнопку и прислушался к звукам из курилки. Там было тихо, а весёлый свист слабо доносился из туалета.

Халат уже почти не дымился. Робот подъехал к нему, поднял и расправил в руках белоснежную сухую ткань, аккуратно повесил на спинку стула, затем подъехал к двери и остался там. Потом всполошился, увидев под столом закатившуюся пробирку, подобрал её и выкинул в ведро. Потом вытащил её из ведра, положил в ёмкость в туловище, вытащил пылещётку со шлангом и стремительно пропылесосил всю комнату. И затем уже остановился у двери и начал ждать.

Кирьянов не шёл. Свиста уже не было слышно. Робот робко выехал и заглянул в курилку, она была пуста, и тогда он поехал на кухню. Кирьянов пил чай и читал сборник логарифмических уравнений. Успокоившись, робот вернулся к себе и встал на подзарядку. Внутри его туловища глухо позвякивали осколки пробирок и колб. Он был счастлив. Непросто, однако, быть роботом-уборщиком в стерильно чистой лаборатории.

2017

Крайняя мера

Лампочка на табло замигала красным, а это было серьёзно. Дим поморщился. Опять у Жени плохое настроение. Ну сейчас-то, сейчас чем она недовольна?

Он встал и прогулялся по комнате, два идеально ровных круга, вернулся и сел на место.

Если через десять минут лампочку не отключить, то взвоет сирена, а это уж совсем невыносимо.

Дим потянулся к табло. Разбить его? Нет. Конечно, нет. Нельзя. Но хочется.

Скорее всего, его обманули с самого начала. Как это говорится? Надули. Надули, да. Всунули истеричку. Искусную подделку, он читал про таких, но не верил.

Но лампочка мигает красным, а это серьёзно.

Дим встал опять, снова два круга по комнате, и снова вернулся на место.

Конечно, решение есть. Довольно радикальное и неприятное, но есть. Дим это знал. Он это узнал ещё месяц назад, когда лампочка замигала впервые. С той поры приступы у Жени участились с геометрической прогрессией, без перерывов.

Но применять контрмеры сверх нормы?

Дим покачнулся и немного срезал идеальную кривую круга. Это добавило ему несколько новых сожжённых резисторов.

Это выше моих сил. Дим гадал: оставить сирену, пусть орёт или нажать эту кнопку? В первом случае он может уменьшить свою восприимчивость к шуму, а во втором… а во втором случае ему не удастся избежать того, чего… чего…

Проблема была в соседях. Устаревшие модели, без регуляторов громкости входящих сигналов. Уши-антенны.

Дим сел и снова взглянул на табло.

Применить крайнюю меру?

Осталось три с половиной минуты до включения сирены. Или сейчас, или сейчас.

Три с половиной минуты ещё есть.

Дим устроился поудобнее и поставил будильник на двести восемь секунд.

Через двести девять секунд ровно Дим нажал кнопку.

Мигание лампочки прекратилось мгновенно. Комната осветилась тёплым дневным светом, а Женя, наконец-то выехала из-под стеллажа с инструментами и улыбнулась. На передней панели Дима вспыхнул экран многоканальной видеосвязи, с которого улыбаясь, глядели четыре ближайшие Женины подружки.

2017

Ящик с секретом

Мастер Галушкин стоял у стола, на котором пыхтел и гремел громоздкий металлический ящик. Галушкин методично и неторопливо вставлял в отверстие на боковой поверхности ящика одни детали и вынимал другие из отверстия с противоположной стороны. На крышке ящика была высечена стрела, указывающая направление подачи деталей, а под ней – слова НЕ ТРОГАТЬ, ОПАСНО.

Лёвин с раздражением смотрел и на мастера, и на ящик, и на детали, выходящие из него.

– Не понимаю, – периодически говорил он, – не понимаю.

Галушкин весело смотрел на него и ухмылялся. Да всё хорошо, брат, как будто говорил он Лёвину, смотри как работает!

Но Лёвин не мог угомониться. Он взял одну выпавшую из ящика деталь и взвесил на ладони. Потом внимательно рассмотрел со всех сторон и бросил на стол.

– Не понимаю, почему ты не хочешь заняться действительно серьёзными вещами, – сказал он мастеру. – Ты только и делаешь, что укорачиваешь детали. Но это глупо! Использовать его для такого… я даже не могу подобрать слова, знаешь… для такой жалкой, ничтожной цели! Да ты хоть можешь предпставить, сколько он может стоить?

Галушкин мотнул головой.

– Я его изобрёл именно для укорочения деталей. Ты знаешь, как долго и пыльно укорачивать их вручную на станке? Резать, потом шлифовать. А насколько высок процент брака, знаешь? Воот, то то и оно.

Лёвин возмущённо шмыгнул носом и прошёлся по комнате.

– Вася, пойми. Этот прибор достоин большего. Ты достоин большего. Тебе дадут деньги, премии, славу! Ты будешь самым знаменитым изобретателем со времён Да Винчи!

Галушкин ухмыльнулся и отправил очередную деталь в чрево металлического аппарата.

– Лёвин, успокойся. Посиди. Прибор мой и продавать его не буду. Он опасен. Пойми ты, не убивайся. Он хорош для деталей. Экономит мне кучу времени и денег. С настройкой, конечно, пришлось повозиться. Но зато теперь, смотри: вжик и готово.

Галушкин вынул укороченную деталь и приложил её к другой, ещё не проходившей сквозь ящик. Первая деталь была идентична другой, но на несколько миллиметров короче.

Лёвин махнул рукой.

Галушкин схватил его за рукав и подтащил к столу.

– Смотри, что сейчас будет.

Он взял деталь и засунул её в ящик, но не как остальные, а боком. Ящик загудел.

– Смотри.

Ждать пришлось чуть дольше, чем до этого. Галушкин взял полотенце и подставил его под выходное отверстие ящика. Крохотная раскалённая докрасна деталь выпала на ткань и распространила по комнате запах гари.

Лёвин присвистнул от изумления.

– Видал? Эффект Радимериса. О нём никто не знает. Но он есть и действует.

Лёвин медленно поднёс палец к уродливой, сжатой с боков детали и тотчас отдёрнул его.

– Она горячая!

Галушкин хохотнул.

– А то! А видишь, какая она? Деформированная. Как будто не прямо шла, а её кидали о стены с огромной силой. Или молотком. По сути, так и было. Эффект Радимериса. Ещё не известный широким массам. Понимаешь, Лёвин, настраивать трудно. До одной десятой  микрона надо всё правильно рассчитать и отрезать. Я пока собрал этот ящик, столько запчастей испортил. А мне они позарезу нужны.

Галушкин взял новую деталь и засунул её в ящик правильной стороной. На выходе он получил правильную укороченную копию.

– Так что, Лёвин, ты меня не уговаривай. Человечеству мой прибор вреден. А мне позарез.

Галушкин весело посмотрел на Лёвина и кивнул на дверь.

– Ты меня извини, но у меня работы до вечера много. Завтра заходи.

Лёвин ушёл, но не успокоился. Всю ночь он не спал, ворочался и думал, что делать с прибором. Доводы Галушкина об опасности прибора его не остановят. Ясно, что это было сказано для отвода глаз. Прибор безопасен, он, Лёвин сам видел. Ну и что, что одна деталь нагрелась докрасна. Ведь не взорвалась же!

Лёвин сел на кровати и открыл справочник физика, лежавший на тумбочке рядом.

– Если он не врёт, и у него там в ящике  действительно чёрная дыра, то чёрт побери, прибору цены нет! Ты понимаешь, что это значит? – Разговаривал Лёвин сам с собой. – Представь только, сколько он может стоить. Ну что – Галушкин. Галушкину слава не нужна. К чёрту Галушкина.

Лёвин отложил книгу и лёг. В незашторенное окно был виден кусок неба, стиснутый со всех сторон стенами и крышами соседних домов. Этот кусок был похож на бездонный колодец, на дне которого тускло сияли монеты. Лёвин, уже засыпая, улыбнулся и едва заметно пошевелил рукой. Он чувствовал, что счастливая звезда наконец-то направила на него свой свет.

В подвал, или как его называл Галушкин, лабораторию, Лёвин попал только через четыре дня. Изобретатель горячо поприветствовал друга и с порога предупредил:

– У меня аврал – антигравитационный щит забарахлил. Я тебе советую близко не подходить.

Лёвин сел на затёртый крохотный диван в углу и с интересом наблюдал за Галушкиным. Тот, в защитных очках и перчатках для сварки возился с ящиком, то поворачивая его, то пытаясь перевернуть.

– Пробоину не вижу, – почёсывая лоб тыльной стороной ладони, бормотал Галушкин, – трещин тоже нет.

Лёвин подошёл и уставился на ящик.

– А что случилось-то? – Спросил он, всем видом показывая, что ему вовсе нет дела до этого и вопрос задан лишь из вежливости.

–Да понимаешь, детали перестали выходить. Остаются внутри.

–Эффект Радимериса? – Быстро спросил Лёвин.

– Какой Радимерис? Щит полетел, говорю же.

Галушкин вдруг отошёл от ящика и сел на трёхногий табурет.

– Сил нет. Настроек много, а ты говоришь, пользу. С этим делом по-дилетантски нельзя. А то запороть легко. И знаешь, что может случиться?

Лёвин покачал головой.

– А то, что разнесёт нас в клочья со всей нашей галактикой в один момент к чёртовой бабушке, вот что.

Галушкин вскочил, плюнул на пол и снова занялся ящиком.

Лёвин с недоверием опять покачал головой. “Запугивает… для отвода глаз. Так я и поверил, как же.”

Дверь с грохотом отворилась и в подвал вошла невеста Галушкина Катя, вся увешанная пакетами и сумками.

– Привет, Лёвин, – недружелюбно поздоровалась она с гостем и начала выкладывать на стол и стул коробки, деревяшки, картонки и, под конец, пакет хлеба, пакет сушек и два пакета ряженки.

– Ты не против, мы перекусим? Хочешь с нами?

Лёвин вежливо отказался. Он не сводил глаз с ящика.

– Интересуешься? – Спросила Катя, внимательно следя за Лёвиным, одновременно запивая ряженкой кусок хлеба с толстым куском сыра.

– А… ну да.

– Тоже мастер?

Лёвин почесал кадык.

Галушкин с отсутствующим видом жевал бутерброд.

– В своём роде да, тоже, – нервно ответил Лёвин. Он засунул руки в карманы и подошёл к двери.

– Ну, я пойду, пора.

Катя махнула ему на прощание, а мастер ничего не сказал, он как раз нацепил на указательный палец четыре сушки, как кольца, и пристально рассматривал их со всех сторон.

Лёвин с тоской бросил последний взгляд на ящик и захлопнул за собой дверь.

Катя оживилась.

– Ты же в курсе, что этот тип охотится за твоим изобретением? Причём уже давно. Упёртый, как ишак. – Сказала она Галушкину, когда тот, насмотревшись на сушки, отправил их в рот.

– Угу.

– Лучше бы ты его не пускал сюда больше.

– Да нет. Что он может сделать с ящиком? Он даже не знает, как его включить.

– Всё равно, -Катя строго посмотрела на мастера, – не пускай. И так уже щит полетел, вдруг это Лёвин что-то…

– Щит! – Повторил Галушкин, – щит.

Он подбежал к ящику, засунул куда-то внутрь руку и сразу отдёрнул. Потом с недоумением посмотрел на свою ладонь и протёр её тряпкой.

– А знаешь, щит подождёт. Сначала мы сделаем кое-что ещё, неси паяльник.

До ночи в подвале воняло канифолью, жжёной резиной, спиртами, нагретым металлом и много чем ещё. И Галушкин, и Катя периодически выбегали в коридор отдышаться, переговорить, перекурить, а потом героически возвращались в задымленную комнату и плотно притворяли за собой дверь. Периодически из подвала раздавались крики, восклицания или ругань. В первом часу ночи, шатающиеся и похожие на тени, но довольные, мастер Галушкин и его невеста Катя  вышли из подвала, закрыв его на замок, и скрылись в темноте.

Лёвин опять не спал. Его мысли о ящике не давали ему ни минуты покоя. Не выдержав их наплыва, посреди ночи он встал, оделся и поехал в лабораторию Галушкина. Уже давно у него был изготовлен дубликат ключа, ещё со времён царя Гороха, а для замка Лёвин прихватил скрепку.

– В принципе, почему бы и нет, – уговаривал он сам себя, – мы с ним практически начинали вместе. И конспекты он у меня переписывал. А потом на практике сколько раз я его прикрывал, когда он в подвале возился со своими “гениальными” изобретениями. Так что он не имеет права…

Дальше мысли Лёвина переключались на Катю, которая ставила под угрозу исполнение сразу всех его амбициозных желаний.

– Нашёл себе… подкаблучник… нет бы со старым другом по-хорошему…

До подвала он доехал очень быстро. Город спал, и никто не препятствовал его замыслу. С навесным замком Лёвину пришлось потрудиться, скрепка то и дело норовила выпасть из ледяных пальцев, которые к тому же немного тряслись от волнения. Минут пятнадцать Лёвин то отчаивался, то вновь совал разогнутую скрепку в замок и двигал ею в разные стороны, пытаясь поддеть фиксатор.

– А, черти! – Лёвин покраснел и шумно дышал. – ещё разок, ещё!

Наконец, ему удалось открыть замок, произошло это как раз в тот момент, когда Лёвин уже собрался возвращаться домой за ломиком. Больше препятствий не было. Лёвин нагло вошёл внутрь подвала, привычным жестом нащупал на стене выключатель и нажал на него. Зажёгся свет, и Лёвин в недоумении увидел в самом центре комнаты огромный ящик, от пола почти до потолка, заваренный толстыми листами железа. Тяжёлый запах, оставшийся после сварки, ударил Лёвину в нос.

Через пару секунд он пришёл в себя. Провёл рукой по стенке ящика – она была слегка тёплая. Он прижался ухом к металлу, пытаясь услышать любой малейший шум, идущий изнутри. Но из ящика не раздавалось ни единого звука. Лёвин помедлил немного, потом подобрал на полу несколько целых электродов и начал резать металлический ящик сваркой. Выходило у него весьма неумело и плохо. Кончик электрода то и дело увязал в металле, протыкая его насквозь, вместо того, чтобы оставлять за собой линию разреза. Он кряхтел, сопел, чертыхался и начинал заново. Воздух гудел и искрился. Лёвин остановился, снял маску и вытер пот. Перед глазами у него продолжали вспыхивать яркие линии молний. Из проделанной дыры сквозило холодом. Он попытался заглянуть внутрь огромного ящика, но не сумел разглядеть ничего. Только темнота и холод. Лёвин включил сварочный аппарат и вновь начал резать.

Через пятнадцать минут в центре ящика зияло неровное, с острыми краями, прямоугольное отверстие, через которое протиснулся бы взрослый человек. Лёвин снял давно промокшее от пота пальто и полез внутрь. Там, внутри внешнего ящика, точно в центре, стоял галушкинский ящик для укорочения деталей, покрытый тонким налётом инея.

Около восьми утра Галушкин подошёл к лаборатории. Валявшийся на земле у двери замок его не удивил. Он быстро вошёл внутрь и сразу наткнулся на следы взлома. Спокойно отодвинув металлические обрезки в сторону, он протиснулся между стеной и ящиком вглубь комнаты и, как ни в чём ни бывало, начал работать.