
Полная версия
Обманите и сами поверьте в обман
– Давай заканчивать с этим, – произнес сиплый голос и чьи-то руки принялись опустошать содержимое моих карманов. Я было дернулся, но мощный удар в нос предотвратил все попытки воспротивиться. Теперь все мои силы уходили на то, что я сдирал кожу с пальцев, стараясь ухватиться за ржавую стену гаража, и судорожно глотал ртом воздух, боясь захлебнуться собственной кровью.
Убедившись, что больше отобрать нечего, парни еще раз угрожающе встряхнули меня, и отошли в сторону безжизненно лежащего на земле ноутбука. Один из грабителей поднял его и, недовольно фыркнув, сунул под мышку. Словно в тумане я слышал грубый смех и удаляющий звук шаркающих шагов. Через мгновение мои ноги подкосились, и я ничком упал на покрытую изморозью землю.
***
Я пришел в себя от уже знакомых гулких ударов в голове и резкой боли в спине. Мысли разлетались, как стая щебечущих птиц, и ни одну из них я не мог поймать. Невосполнимая пустота жгла изнутри. Кружилась голова. Густая ночная темнота расстилалась вокруг меня, но перед глазами стояли яркие белые пятна.
Осознание безвозвратной потери медленно наполняло разрывающуюся от шума голову. Я не видел дальнейшего смысла жизни. Мне хотелось заплакать, но не в силах сделать даже этого, я беспомощно лежал на холодной земле и смотрел на оставшиеся осколки разбитого ноутбука, мрачно поблескивающие в тусклом свете луны. Я никто и ничто без своего романа. Он был единственной целью, мотивирующей меня к возвращению в жизнь. Только благодаря письму я снова обретал себя, жалкого человека без семьи, без работы, без прошлого.
Теперь мне уже никто не мог помочь. Даже я сам был не в состоянии этого сделать. Никто не сможет и не захочет… Я резко выдохнул. Кроме Лены! Она – единственный человек на всем свете, к которому я мог обратиться. Лена…
Скривившись, я со стоном поднялся на ноги. В голове пронзительно зазвенело. Моргнув несколько раз, я глубоко вдохнул и выдохнул, после чего двинулся назад из темного переулка.
Свет фонарей и ярких витрин, люди, здания, деревья, машины – все сливалось в безумный калейдоскоп цветов и красок, кружившихся у меня перед глазами. Мое сознание окутывал густой туман, я брел, словно во сне, снова и снова повторяя лишь одно имя "Лена".
Не знаю, сколько прошло времени до того момента, когда я набрал цифру четырнадцать на домофоне ее дома и услышал тихое "Кто?". Поднявшись на четвертый этаж, я обнаружил, что дверь квартиры №14 была распахнута, а в проходе в легком голубом халате стояла Лена и с ужасом на меня смотрела.
– Саша?! Что случилось? Почему ты… – Она замолкла, когда я, полуживой, весь в пыли, зашел в квартиру и, пошатнувшись, облокотился на стену.
– Ты извини, что в таком виде… – произнес я, закрыв глаза. Мне не хотелось видеть ее испуганного, вероятно, осуждающего взгляда. Я уже не понимал, зачем пришел, не знал, что меня на это было побудило, но теперь мне было ужасно стыдно за этот необдуманный поступок. Наверное, будет лучше уйти. Да, просто попрощаться и уйти. Сказать, что зайду в другой раз, как бы глупо это ни выглядело… Я только открыл глаза и приготовился говорить, как она схватила меня за руку и повела в дом.
– Садись! – Она указала на диван. – Или ложись, как тебе удобнее… Потом все расскажешь.
Я прошел в уютную светлую комнату и рухнул на мягкий диван, застеленный пушистым кремовым покрывалом. Перед глазами все закружилось еще быстрее, звон в ушах превратился в свист.
Лена помогла мне разуться и сняла с меня куртку. Я видел, как она суетилась, хотел извиниться за то, что пришел, за то, что доставил ей столько хлопот, но не мог найти для этого ни сил, ни нужных слов.
Она стерла с моего лица кровь и обработала глубокий порез на руке, о наличие которого я даже не догадывался. Находясь в полусознательном состоянии, я почти не ощущал боли. Когда шум в голове начал стихать, и я стал лучше осознавать происходящее, она внимательно посмотрела на меня и сухо спросила: "Ты пил?"
Не знаю, почему, но я засмеялся горьким, даже истерическим смехом. Она испуганно на меня смотрела.
– Прости, Лена. – Я виновато покачал головой. – Ты была права. Я должен был сделать копию. Ты, как всегда, оказалась права, а я тебя не послушал.
– О чем ты говоришь? – ничего не понимая, спросила она и села рядом со мной.
Я глубоко вдохнул и рассказал ей все, что произошло. По мере того, как я говорил, жизненные силы возвращались ко мне, и глубоко внутри просыпалась ярость, перемешанная с горем и унижением.
– И зачем им только нужен разбитый ноутбук? Я смог бы извлечь жесткий диск, восстановить книгу… А теперь…
Лена молчала и изучающе на меня смотрела. Ее лицо было уставшим, но серые глаза, блестящие, как две серебристые жемчужины, прожигали меня взглядом. Распущенные волосы легкими волнами спадали на ее изящные плечи. Только сейчас я рассмотрел на голубом халате, облегающем ее хрупкое тело, незамысловатый узор из желтых и розовых цветов. Не было на ней ни того вечернего фиалкового платья, ни той строгой женственной прически, но в этом халатике с цветочным узором и распущенными волосами она была еще прекраснее, еще милее, еще более чарующей.
Помолчав некоторое время, она произнесла: "Будешь чай?" – и в этом вопросе прозвучало больше сочувствия, чем во всех фразах, которые принято говорить в подобных ситуациях.
Через пять минут она вошла в комнату с двумя чашками чая, а потом вернулась за пирожными, которые я был крайне удивлен увидеть в доме балерины.
– Я думаю, тебе нужно переписать роман, и как можно скорее, пока ты не забыл детали, – сказала она, и передав мне чашку, присела рядом.
Часть меня соглашалась с ней, хотя другую часть наполняло желание сдаться и все бросить. Ведь начинать заново всегда труднее.
Так, за разговорами о книге мы провели не один час, и постепенно я стал поддаваться ее убеждениям написать роман во второй раз. Несмотря на то, что моя книга была украдена, а вернувшаяся после длительного перерыва боль в теле не стихала, я был безгранично счастлив. Рядом со мной сидело милое создание и так лучезарно улыбалось. И хотя в таком виде мне приходилось чувствовать себя полным идиотом, я испытывал сладостное умиротворение, что случалось со мной каждый раз, когда она была рядом.
Сердце этой девушки было наполнено такой необъятной добротой и теплом, что они отражались в каждом мимолетном взгляде, в каждом непроизвольном движении рук, в каждом слове, слетавшем с ее губ…
– Спасибо тебе, – сам того не ожидая, сказал я, – за то, что не оставила в трудный момент, всегда поддерживала, не позволяла сдаваться и помогла обрести новый смысл жизни. Спасибо за то, что читала мне стихи и вдохновляла меня, за то… просто за то, что ты есть.
Я взял ее миниатюрные нежные ладони в свои большие исцарапанные руки. Сердце стучало где-то в голове, изнутри переполняли чувства благодарности, тепла, нежности и… безмерной любви к этому человеку.
Взгляд пленяющих раскосых глаз обратился ко мне, и ее губы, как в былые времена зашептали до дрожи знакомые мне строки:
И не знать, кто пришел, кто глаза завязал,
Кто ведет лабиринтом неведомых зал,
Чье дыханье порою горит на щеке,
Кто сжимает мне руку так крепко в руке…
Забыв о боли в спине, я наклонился и поцеловал ее.
***
С первыми декабрьскими заморозками наступила зима. Воры продолжали скрываться от правосудия, а я тем временем метался от волнующего воодушевления и готовности воссоздать роман до периодов полного разочарования и желания все оставить и замкнуться в себе. Я не мог перестать на себя злиться и в то же время лелеял надежды на то, что грабители будут найдены, а роман восстановится с жесткого диска, от которого они, возможно, еще не избавились.
Теперь по ночам меня нередко преследовали образы двух мужчин, возвращающих мне ноутбук. Случалось, что роман являлся во снах в виде уже изданной книги. И находил я его в самых неожиданных местах: под подушкой больничной кровати, на ветвях растущего около дороги дерева, на кремовом диване в доме Лены. А иногда черновики романа виделись мне на витринах книжных магазинов, лежащие рядом с книгами Достоевского и Шолохова… И каждый раз, просыпаясь после подобных снов, разочарованный тем, что это лишь приснилось, я начинал беспокойно ворочаться в постели, пытаясь унять внутреннюю борьбу между желанием вскочить и немедля приняться за работу и готовностью сдаться и признать свое поражение.
Тем не менее, каждое утро я собирал всю силу воли, и не обращая внимание на жгущую до слез досаду, принимался за восстановление книги. Поначалу писал от руки в толстых тетрадях, а после покупки дешевого подержанного ноутбука, стал набирать текст на нем. Случалось, на меня находили приступы злости и обиды, тогда я в ярости скидывал бумаги на пол, вскакивал из-за стола и принимался ходить по комнате, говоря себе, что никогда с этим не справлюсь. Никогда не напишу роман заново.
Я винил себя и понимал, что необходимость вновь начинать с пустого листа, была следствием моего легкомыслия. Однако всеми способами я старался пресекать подобные мысли, чтобы сосредоточиться на написании романа.
Благодаря Лене работа продвигалась куда быстрее, чем я мог вообразить. Она была моим неиссякаемым источником вдохновения. Мы часто проводили вместе долгие зимние вечера. Особенно я любил писать, когда она сидела рядом и, положив голову мне на плечо, читала распечатанные главы (теперь по ее настоянию я делал и электронные, и печатные копии книги) и карандашом вносила свои правки.
Несмотря на то, что кража романа стала для меня большим ударом, это положительно повлияло на произведение. В процессе повторного написания книги язык повествования становился более ярким, а описания делались более образными. Первый черновик послужил замечательным тренажером, на котором я мог оттачивать свое мастерство. Теперь же, овладев литературными приемами, я мог применить их в настоящей работе.
История голубоглазого детектива обрела новые сюжетные повороты, кульминация стала еще более напряженной, а развязка – более непредсказуемой. Вместе с Леной мы радовались каждому написанному листу, которых к началу весны накопилось около четырехсот штук.
Однажды солнечным апрельским днем, когда я уже достаточно окреп, чтобы ходить без костылей и выполнять повседневную работу, я решил навести порядок в своих вещах, терпеливо ждавших этого не один месяц. Большинство из них так и лежало вперемешку на дне моей сумки с того дня, когда я перерыл их в надежде найти вещи или документы, которые помогли бы хоть что-то вспомнить.
Напевая под нос, я достал из старого деревянного шкафа сумку и принялся извлекать из нее смятые вещи, которым предстояло отправиться в стирку. Пересортировав все содержимое сумки, я решил заглянуть в боковые карманы, чтобы убедиться, что все достал. Проверив несколько передних карманов, я засунул руку в задний, и вдруг мои пальцы нащупали твердую шероховатую обложку тонкой книжечки. С недоумением я зажал ее между указательным и средним пальцами и потянул вверх. Секундой позже я понял, что нашел диплом об окончании университета.
Я долго вглядывался в синюю обложку с золотыми буквами. Этот документ приоткрывал дверь в вычеркнутые из памяти двадцать лет моей жизни. Я настолько привык жить в неведении о своем прошлом, что теперь не мог отважится заглянуть в щелку приоткрывшейся двери, ведущей к моим воспоминаниям. Несколько минут я продолжал гипнотизировать взглядом обложку документа, будучи почти уверенным, информация о получении какой специальности под ней скрывается. И все же я не мог знать этого наверняка.
Дрожащими руками я раскрыл диплом и сначала не поверил своим глазам. Я ожидал увидеть свидетельство о том, что получил образование в сфере гуманитарных наук, был готов узнать, что учился на филологическом или педагогическом факультете русского языка, но то, что я увидел, ввело меня в полную растерянность. Текст документа гласил:
"Настоящий диплом выдан Ершову Александру Романовичу…
… присвоена квалификация ИНЖЕНЕРА-МЕХАНИКА"
Широко раскрыв глаза, я тупо смотрел в синюю книжку и пытался понять, как такое могло произойти. Воображение начало рисовать картины прошлого, пытаясь найти ответ, почему же я учился на механика, если с детства мечтал стать писателем. Боялся, что не смогу прокормить себя письмом? Но тогда я мог выбрать любую другую специальность, которая была бы ближе к моему увлечению. Но никак не инженерия. Не думаю, что когда-либо мне это могло быть интересно. Хотя, как я теперь мог быть в чем-то уверенным? Я несколько раз перечитал написанное, чтобы убедиться, что глаза меня не обманывают. Нет, все было верно. Инженер-механик.
Но что это значит?
Остаток дня я провел, теряясь в догадках, почему выбрал именно такой путь. Только сейчас, когда смог вернуться в нормальную жизнь и смирился с потерей памяти, я понял, сколь многого о себе не знаю. "Да, понадобится еще не один год, чтобы свыкнуться с этим" – печально думал я, и мысли мои сопровождались тяжелыми вздохами.
– Угадай, на кого я учился в своей "прошлой жизни"? – сказал я Лене, когда на следующий день она пришла ко мне в гости. Теперь двадцатипятилетний период своей жизни, находившийся за плотно закрытой дверью моей памяти, я называл "прошлой жизнью". И мне казалось, что это шутливое выражение было действительно правдивым.
– Ты вспомнил?! – взволнованно вскрикнула Лена, подпрыгнув в кресле.
– Нет.
Я угрюмо подошел к письменному столу, заваленному горой исписанных и исчерканных листов бумаги, достал из ящика никак не вписывающуюся в мою жизнь синюю книжку и протянул ее Лене.
Я стоял, облокотившись рукой на стол, и наблюдал за тем, как она изучала документ. В какой-то момент она вскинула брови и подняла на меня удивленный взгляд.
– Что? Инженер?
Я молча кивнул.
– Но почему инженер? Это просто бессмыслица какая-то. Ведь ты же не спонтанно решил писать, ты мечтал об этом с детства. Тогда почему же не поступил в литературный институт или куда-нибудь на факультет филологии?
– Если бы я только знал.
К сожалению, эта долгожданная весточка из прошлого не оправдала моих ожиданий, и только больше все усложнила. Если раньше я имел хотя бы примерное (и вполне логичное!) представление о своей жизни до аварии, то теперь же не был уверен абсолютно ни в чем.
Следующие несколько недель перед сном мой потерявший покой мозг нередко пытался решить эту задачу, и проводя в постели по нескольку бессонных часов, я вновь садился за стол и принимался за написание книги, в мире которой я мог спрятаться от всех неприятных мыслей, преследующих меня в реальности.
***
Теперь я все чаще думал о том, как такая невероятная женщина могла полюбить такого недотепу, как я. Писатель без книг, и инженер без работы – вот, кем я сейчас был. Однако, несмотря на это, между нами были те чистые и искренние чувства, которым, как правило, нет разумного объяснения.
Шло время, а вместе с ним роман стремительно приближался к своему завершению. Я больше не думал ни о прошлом, ни о болевших в плохую погоду ноге и запястье, ни об утерянном первом варианте книги. В те дни я не думал ни о чем, потому что захватывающая дух кульминация и неожиданная развязка книги полностью поглотили меня, словно морской волной, накрыли с головой. Выныривал я только для того, чтобы набрать в легкие жизненно необходимого воздуха, которым для меня стала Лена, после чего вновь погружался в волнующееся море описываемых событий.
Друзья нередко спрашивали, когда я выпущу свою пятую книгу. При мысли о том, что совсем скоро на последнем листе своей рукописи бесстрастным словом "конец" я проведу границу, за которой навсегда останется этот непростой год работы над книгой, мое сердце начинало бешено колотиться. Мне не хотелось расставаться с выдуманным мной миром, но в то же время я понимал, что почти достиг поставленной цели, и от этого меня охватывал такой восторг, что я едва подавлял желание без умолку всем рассказывать о своем счастье.
Новая версия романа была однозначно лучше прошлой, как бы ни было трудно смириться с ее потерей. В нем больше не было сухих диалогов и незавершенных сцен. Сюжет был наполнен необычными событиями и загадками, что делало его ярким и полноценным. Тайна нью-йоркского преступника сохранялась до последней главы. Описания больше не звучали шаблонно, а речь персонажей стала более выразительной. Что касается языка написания, он обрел свой стиль, которым первый черновик похвастаться никак не мог.
И все-таки сомнения не давало мне покоя. Что будет дальше? Когда я закончу книгу и разошлю по издательствам. Я понимал, что шансов на издание у меня ничтожно мало, ведь для любого издательства я был одним из тысяч начинающих авторов, так как не имел ни единого доказательства того, что написал уже несколько книг.
Иногда во время работы над книгой мои бегающие по клавиатуре пальцы вдруг замирали, и я невидящим взглядом начинал смотреть в экран. В такие моменты я представлял, какая пустота образуется в моем сердце с завершением книги. Я боялся остаться без своего надежного убежища, в котором мог спрятаться от окружающего мира.
Будучи уверенным в свой книге и в то же время окруженный страхами и сомнениями, я упорно дописывал роман, которому для придания завершенности требовался лишь эпилог и качественное редактирование. Работа длилась до тридцатого мая, когда я написал последнее предложение длинного, несущего в себе основную смысловую нагрузку, эпилога.
– Все! Закончил! – крикнул я, вскинув руки и резко повернувшись на стуле к Лене. Она сидела сзади меня на диване и читала написанные за последние дни главы.
– Конец? – недоверчиво спросила она.
На мгновение я отвернулся и дописал пять букв, от которых у меня перехватило дыхание.
– Конец, – выдохнув, прочитал я дописанное слово, вызвавшее радость и тоску одновременно.
***
Дальше следовало тщательное редактирование и подробное изучение требований всевозможных издательств. На это потребовалось около трех месяцев, после чего я разослал завершенную рукопись по всем выбранным издательствам. С тех пор началось мучительное ожидание, затянувшееся больше, чем на полгода.
По началу было очень непривычно, просыпаясь, не бежать к ноутбуку, не делать в течение дня заметки, не прокручивать в голове варианты развития событий. Мне казалось, что частичку меня, живущую в этой книге, отделили. Из-за этого часто чувствовал себя растерянным и пребывал в постоянном волнении. Перед сном я гадал, примет ли мою заявку хоть одно издательство, а просыпаясь утром, с удивлением обнаруживал, как много часов может быть в сутках у человека, живущего настоящим, а не проводящего большую часть времени в альтернативном мире.
Только сейчас я начинал познавать настоящую реальность, прежде пугающую меня, заставляющую бежать в мир мечты и мысли. Именно от нее я так отчаянно прятался за страницами своей книги.
Однако теперь, когда пришло время выбраться из своего укрытия, я вновь узнавал реальный мир, который оказался не таким зловещим и бездушным, каким представлялся мне раньше. В этом мире была любовь, преданность, дружба, надежда. Каждый день я проводил с Леной, а иногда с друзьями мы собирались большой компанией, по словам Максима, совсем как в детстве. Конечно, время от времени я по привычке бросал вызов своему мозгу, пытаясь извлечь из него хоть одно воспоминание, хотя бы незначительное подтверждение того, что мое прошлое существовало в реальности, а не только в словах друзей. Но теперь такие мысли обременяли меня намного реже.
Эти времена были самыми светлыми из всех, что я помнил. Вдохновленный своим счастьем, я начал придумывать сюжет для новой книги, которую теперь был готов создавать, а не бежать в нее от суровой действительности. Вместе с этим я писал большое количество статей в газеты и журналы, а также устроился на продавцом-консультантом в ближайшем супермаркете. «Все лучше, чем быть инженером-механиком» – говорил я ребятам, хотя и не понимал, в чем заключалась причина такой ненависти к этой специальности.
В те дни ничего не омрачало мою жизнь, кроме приходивших писем с отказами в публикации моего романа. В большинстве из них не было даже намека, на объяснение причины отказа. С каждым новым подобным письмом мое напряжение росло, однако я не переставал надеяться. Но когда прошло несколько месяцев, а в руках у меня не было ничего, кроме десятка отказов, надежда стала медленно угасать.
***
Мартовское солнце заливало землю теплым светом. Грязный тающий снег местами еще лежал на замерзшей земле. Воздух стоял морозный, дул пронизывающий ветер. Наступил тот самый период, когда обманутые теплом солнечных лучей люди надевали весенние куртки, но жалели об этом при каждом порыве ледяного ветра и обещали себе в следующий раз надеть что-нибудь потеплее. Так и я в легкой ветровке, которую безжалостно продувал ветер, возвращался домой с работы. В тот день мне предложили перевестись на должность администратора, так как человек, занимавший эту должность, переходил на более высокооплачиваемую работу.
К тому времени мне пришло достаточно отказов, чтобы понимать, что от оставшихся двух издательств хороших вестей ждать уже стоило. Более того, сроки обработки заявок уже вышли, поэтому никаких ответов я больше не ждал.
Медленными темпами я уныло писал новую книгу, но недостаток свободного времени и разочарование в своих надеждах не давали мне поймать волну вдохновения и позволить ей нести себя в глубины нового произведения. Уже несколько недель я топтался на второй главе, меленькими шажками приближаясь к третьей.
Тем временем, заказов от журналов поступало меньше, а зарплаты продавца катастрофически не хватало. Поэтому я с радостью согласился на новую должность.
Придя домой, я небрежно бросил верхнюю одежду на стул в прихожей и поспешил на кухню, чтобы заварить чай. Через пять минут уже сидел на диване в нелепых зеленых тапках и грел руки о горячую кружку.
За окном темнело, в квартире стояла неподвижная тишина. Уставший, я смотрел на кончики своих тапок, в то время как в голове была полная пустота. Иными словами, прибывал в прострации. В тот день я был слишком уставшим, чтобы мои мысли были на чем-либо сосредоточены. Прикрыв глаза, я снова поднес кружку к губам, как вдруг мой телефон зазвенел так громко, что, подпрыгнув от неожиданности, я облился горячим чаем.
Громко выругавшись, я поставил кружку на тумбочку, попытался вытереть руку о мокрый свитер, после чего поднес телефон к уху.
– Алло, – это все, что я успел сказать неизвестному абоненту, после чего моя жизнь изменилась навсегда.
Позднее я часто вспоминал эмоции, охватившие меня после раздавшихся в трубке слов. Не веря услышанному, я на мгновение замер и утратил способность говорить. Я не мог поверить, что это действительно происходило. Не мог поверить в свое счастье. Не отдавая себе отчета, вскочил на ноги. Голова закружилась от ликования, а сердце чуть не выпрыгнуло от радости.
Чувство победы! Победы и полного удовлетворения. Вот, что я должен был испытать в тот момент, если бы только мог осознать, что это правда, что в следующее мгновение не проснусь в своей кровати или за письменным столом. После долгих и упорных трудов, стоивших мне больших физических усилий и невероятной силы воли, настал момент, ставший точкой отсчета моей «новой жизни», когда я услышал несколько заветных слов:
– Вас беспокоит издательство «СкриПера». Мы ознакомились с вашим романом и готовы обсудить его издание.
***
Пятнадцать лет спустя
Через распахнутое окно в мой кабинет врывался прохладный воздух, наполняя комнату запахами земли и пробуждающейся природы. Бледный солнечный свет падал на дубовый письменный стол, заваленный цветными детскими учебниками и прописями. Около стола возвышался книжный шкаф, уставленный книгами. Верхняя полка была отведена под мои произведения, которыми она была уже наполовину заполнена.
После публикации мой первый роман достаточно быстро нашел своих читателей, и его небольшой тираж разошелся в очень короткие сроки. Через несколько месяцев после выхода второго тиража книг о голубоглазом детективе мой новый роман уже стучал в двери разных издательств, а после его выхода, со мной заключили договор об издании третьей книги. Я с гордостью осознавал, что вернул себе статус писателя.
Когда я стал зарабатывать письмом достаточно денег, чтобы содержать семью, я ушел из магазина и посвятил все свое время жене, сыну и работе над книгами. Мы переехали в новый дом, где жили такой счастливой и мирной жизнью, о которой когда-то я не мог даже мечтать.
В то утро я сидел в своем кресле и печатал на ноутбуке пятнадцатую главу новой книги. Мои пальцы летали по клавиатуре, пытаясь догнать летящие вперед них мысли, и я настолько увлекся работой, что не заметил, как дверь приоткрылась, и в комнату вошла Лена. За пятнадцать лет она почти не изменилась, разве что морщинки появились в уголках ее глаз. Уже несколько лет она не выступала с балетом, зато стала ведущим хореографом ростовской балетной школы.