Тайный агент

– Не удалось словить кайф? – Виктор с усмешкой посмотрел на товарища.

– Ага. Но есть всё равно надо, – уже без энтузиазма Белохвостиков, зачерпнув ложкой немного каши, стал есть. Но тут же его настроение вновь улучшилось.

– Слава Богу, подгорелость на вкус не чувствуется, – удовлетворённо произнёс он.

– Хватит болтать, – Виктор одёрнул товарищу, и глазами показал в сторону двери, через которую в столовую вошёл командир.

– Не боись, всё под контролем, – тон Белохвостикова был весьма самоуверенный. Виктор, не поддержал его бравады и продолжал есть молча.

– Слушай, – Белохвостиков всё не унимался. – Чего ты мне вчера сделал, что голова мигом прошла?

– Иглоукалывание называется. У нас в деревне живёт один кореец, это его сын меня научил. У того в городе целый кабинет. К нему по записи люди ходят. Он даже в Китай учиться этому ездил.

– Во даёт! Небось, бабла зашибает немеряно.

– Наверное. Он меня научил и иглы подарил. У мамки моей страшная мигрень была. Только иглами и спасал.

– Ты теперь для меня сам Бог, – эти слова Белохвостиков пробубнил с полным ртом.

– Обращайся, – Виктор покончил с кашей и стал есть бутерброды, запивая чаем. Но, похоже, его мучило любопытство, потому как теперь он начал расспрашивать.

– Хвост, и давно ты головой мучаешься?

– Года три точно.

– Сотрясение было?

– Ага, в больнице даже лежал.

– Ясно. Небось, в драке?

– Стенка на стенку. Один битой шибанул…. Сволочь.

Наконец они дождались внимания командира. Тот с раздражением на лице подошёл к ним и грубо сказал.

– Прекратить разговоры. Хотите наряд на кухне получить?

Остальное время завтрака провели уже молча.

С этого времени Белохвостиков и Виктор Марченко держались вместе. На лекции, на которую они пошли после завтрака, сели рядом.

   Лектор был новенький. Маленький толстый мужчина лет сорока после непродолжительных возмущений обстановкой в стране перешёл к призывам действовать.

– Хватит! Хватит терпеть это безобразие! – кричал он. – Пора положить всему этому конец! Вам, дорогие вы мои, выпала честь расправиться с этими негодяями. Пришло время их уничтожить, истребить, выжечь калёным железом, чтобы никогда, понимаете меня, никогда им не захотелось протянуть руки к вашему добру! Да, именно к вашему! Бог создал всех равными! Они ничем не лучше вас, но они наглее вас. Пришло время – постоять за себя.

   В том же тоне воинствующей справедливости лекция продолжалась до позднего вечера, с перерывами лишь на еду. На третий день всё повторилось в таком же духе, но акцент делался на том, что присутствующие ребята являются своего рода мессиями – посланниками Бога для свершения правосудия. Что они, эти ребята, призваны защитить обездоленных, несправедливо ограбленных, и что сам Бог дал им добро на любые методы, которые они изберут, вплоть до убийства. Информация давалась в большом количестве, с энтузиазмом, затрагивала больные места всех присутствующих, что делало её легкой для восприятия, запоминающейся, точнее сказать – проникающей в душу. Лекции произвели на ребят серьёзное впечатление. Сознание большинства из них значительно изменилось. Они словно повзрослели, почувствовали себя хозяевами жизни, вершителями судеб. Через три лекционных дня все вновь собрались в учебном классе.

– Ну что, дорогие вы мои, – командир серьёзно обратился к ребятам. – Я думаю, цель, которая стоит перед вами, вам ясна?

   Ребята дружно закивали головами в знак одобрения.

– Хорошо. На вас вся надежда! Вам выпала благородная миссия, можно даже сказать – честь: расправиться с негодяями, которые мешают жить всем нам счастливо. Пришло время их уничтожить, истребить, выжечь калёным железом, чтобы никогда, понимаете меня, никогда им не захотелось протянуть руки к вашему добру! Да, именно к вашему! Бог создал всех равными! Они ничем не лучше вас, но они наглее вас. Пришло время – постоять за себя.

Я научу вас, как эту работу выполнить. Для этого вам надо стать сильными, смелыми, многому научиться. Главное – научиться воевать. Враг силён, но вы его победите. Я даже не сомневаюсь. На всё про всё вам отводится пять месяцев. По истечении этого срока вы поступите в распоряжение людей, с которыми приступите к ликвидации врага и возвращению всего того, что принадлежит вам по праву рождения. Напоминаю, что за свою работу в среднем вы будете получать по сто тысяч рублей в месяц. Вы станете истинно свободными, богатыми людьми. Но пока будем учиться. С сегодняшнего дня запрещены всякого рода стычки между собой, игры в карты, выпивка, и так далее. Увижу, узнаю – сурово накажу. А теперь – всем на спортивную площадку!..

Глава 8

 ПТУ, что на окраине города Лесное, представляло собой небольшое двухэтажное здание, где располагались учебные кабинеты, спальни и столовая. К нему примыкал ряд хозяйственных построек. В нескольких метрах за самим зданием располагалась спортивная площадка.

Лёня пришёл на приём к директору ПТУ. Предварительно постучав, он приоткрыл дверь. В кабинете помимо директора, который сидел за большим столом, сидели ещё два человека, один из которых был в белом халате.

– Можно?

– Входите. Если ребёнка устраивать, то у нас уже набор окончен.

– Нет, я по другому вопросу.

– По какому? – директор, с которым Лёня перебрасывался репликами, не был особо доброжелателен.

– Я на работу хотел устроиться, – Лёня остановился посреди кабинета.

   Сесть ему никто не предложил.

– Да? И кем же?

– Я врач – хирург.

– Это к тебе, Николай, – директор бросил взгляд на сидевшего рядом мужчину в белом халате.

– В какой области специализируетесь? – спросил доктор.

– Абдоминальная хирургия.

– Очень хорошо. Вы не могли бы подождать меня за дверью? Я скоро буду.

– Ладно, – и Лёня вышел из кабинета.

   ПТУ напоминало обыкновенную двухэтажную школу. По коридору сновали мальчишки, только поверх одежды у них были надеты чёрные фартуки: похоже, на первом этаже располагались мастерские. Мужчина в белом халате заставил себя долго ждать, и Лёня изрядно устал, дожидаясь его. Наконец мужчина вышел в коридор.

– Николай Фёдорович, – представился он. – Пойдёмте, нам надо поговорить.

И он направился к выходу на улицу.

   Сев на ближайшую скамейку, он взглядом предложил сделать то же и Лёне. Достав сигарету, закурил. Мужчина вблизи уже не казался молодым. Он был тучный, с лысиной на голове, но особенно старили его лицо глаза. Окруженные мелкими морщинками, они выглядели усталыми и страдальческими.

– Расскажите о себе. Как зовут и сколько вам лет?

– Иванов Леонид Александрович. Мне тридцать лет. Холост, до сегодняшнего дня работал в центральной больнице города Благое.

– И что же вас привело к нам в глушь?

– Проблемы личного характера.

– Несчастная любовь? – усмехнувшись, мужчина посмотрел на Лёню.

   Тот неопределённо пожал плечами.

– Хирург вашего профиля нам как раз и нужен, но… – доктор как-то странно, с неким прищуром посмотрел на Лёню. – Понимаете, в чём дело: место, где вы требуетесь – секретное, это своего рода филиал нашего училища. У них много ограничений, я сам там работаю, но зато платят хорошо.

– Меня здесь ничто не держит. Я месяц как похоронил отца, из родных у меня больше никого нет. Если возьмёте на работу – я согласен.

– Хорошо. Где ваши документы?

   Заглянув и в паспорт, и в «трудовую», доктор остался доволен.

– У вас есть два часа свободного времени, встречаемся здесь же, – доктор, положив документы себе в карман и мило улыбнувшись на прощание, ушёл.

   Лёня, посидев на скамейке ещё пару минут, встал и пошёл к автобусной остановке. Он решил съездить в магазин и купить себе бельё и принадлежности личной гигиены, а заодно позвонить другу.

– Сёмка, привет! Не перебивай и слушай, времени у меня в обрез, – Есть у меня должок к одному человеку, который, возможно, убил моего отца. Я должен во всём разобраться. …Не отговаривай. Да понимаю я, что дело серьёзное. Но мне надо, я не смогу спокойно жить, пока хотя бы не попытаюсь узнать правду. Я допустил ошибку, мне её и исправлять. Думаю, всё будет хорошо. Мне кажется, я схватился за ниточку, посмотрим, куда она меня приведёт. Сам мне не звони, я буду звонить. С работы я уволился. …Временно. Жди. …Я сам тебе буду звонить.

Поговорив с другом, Лёня пошёл в местный магазин.

   Купив себе несколько пар трусов, маек и кое-что из одежды, а также средства личной гигиены, он вернулся в ПТУ. Было начало зимы и темнело рано. Доктор его уже ждал.

– Пройдёмте, – и, взяв Лёню за локоть, доктор подвёл его к машине и предложил в неё сесть.

   На улице было темно. Ни номеров, ни каких-то других примет машины не было видно. Судя по внутреннему убранству, скорее всего это была «десятка». Лёня сел на заднее сиденье, а доктор – на переднее, рядом с водителем. На заднем сиденье уже кто-то сидел. В шапке, натянутой до глаз, в очках – это единственное, что увидел Лёня.

– Вам сейчас завяжут глаза, уж извините: я предупреждал, что заведение секретное, – усаживаясь удобнее, сказал доктор.

   Рядом сидящий мужчина после слов доктора тут же обыкновенным чёрным шарфом завязал Лёне глаза, и только тогда машина поехала. Ехали уже приблизительно минут сорок, когда доктор вновь заговорил.

– Я расскажу вам о некоторых особенностях организации, где вы будете работать, – начал он. – С вами заключат контракт на четыре года. В течение этого времени вы не имеете право покидать то место, где будете работать.

– Что же вы сразу не сказали, что эта организация располагается так далеко от ПТУ, и что с такими условиями?

– Вы сказали, что вас ничто не держит в городе, тогда какая разница, где работать?

   Лёня промолчал, довод был весьма убедительный. Доктор между тем продолжал:

– Место, где вы будете работать, сравнительно далеко от ПТУ. Бежать бесполезно, вокруг густой лес и болото.

   У Лёни участилось сердцебиение, страх медленно стал вползать к нему в душу, но он быстро успокоился, подумав: не стоит волноваться. Зачем я им нужен?

Доктор тем временем продолжал.

– Вы, согласно контракту, не сможете общаться ни с кем, причем не только визуально, но и по телефону, не сможете писать даже письма. Телефон, кстати, отдайте, пожалуйста. Ваши документы тоже побудут у меня.

– Я что, в тюрьме работать буду? – Лёня достал телефон, и мужчина, сидящий рядом, забрал его.

– Что-то вроде этого. Теперь, после моих слов, у вас дороги назад нет, – доктор замолк, и весь оставшийся путь ехали молча.

   По ощущению, ехали долго. Лишь после того, как машина остановилась, Лёне развязали глаза. Он некоторое время привыкал, хотя на улице была кромешная тьма, и светились только окна ряда одноэтажных домиков казарменного типа.

– Нам туда, – и доктор указал на казарму, стоящую обособленно от всех остальных.

– Это наша медсанчасть, милости прошу, – доктор открыл дверь, пропуская Лёню вперёд. – Раздевайтесь, я покажу, где вы будете жить и работать.

   В одной из комнат, куда они вошли, стояла железная кровать, печка-буржуйка, стол, стул, висела раковина с холодной водой.

– На этом условия заканчиваются – горячей воды нет, уборная на улице, – сухо бросил доктор.

   Находясь на своей территории, он перестал любезничать с Лёней и говорил жёстко и весьма неохотно.

– Дальше у нас процедурный кабинет и операционная, – поймав удивлённый взгляд Лёни, добавил. – А что вас удивило? Мы оперируем. С вами хирургов теперь двое. Один из них я. С лекарствами у нас всё в порядке, я сказал бы – даже отлично. В санчасти вы будете жить с медсестрой Клавой, она по соседству с вами. Он указал на дверь её комнаты.

– По необходимости она и за операционную сестру. Кстати сказать, мастер своего дела, и ей шестьдесят лет, – поймав удивлённый взгляд Лёни, начальник лагеря с усмешкой добавил. – Предупредил, а вдруг ты бы сегодня ночью, по нужде мужской, к ней в комнату ломанулся бы. Шутка! Я по совместительству анестезиолог. На этом количество медработников заканчивается. С вашим появлением, я большей частью буду заниматься организаторскими вопросами, я ведь здесь, ко всему прочему, исполняю обязанности начальника лагеря. У нас военно-спортивный лагерь для шестнадцатилетних подростков. Так что справляться будете без меня. Весь персонал человек двадцать, не более, включая ребят, так что, я думаю, справитесь. Если хотите, еду вам будут приносить сюда. А так у нас есть столовая. Баба Клава завтра вам всё покажет. А сейчас отдыхайте, если понадобитесь, вас вызовут. Кстати подъём в семь часов утра, завтрак в девять. Спокойной ночи.

   Лёня прошёл в свою комнату и, подбросив поленья в печку, стал раздеваться, чтобы лечь спать. День был богат на события и реально вымотал. Пока раздевался, кое-что обдумывал.

Что тут за лагерь, если столько секретности? Неспроста! И документы отобрали. Боже мой, во что я вляпался?! Интересно, как я смогу связаться с Семёном, у меня ведь даже телефона нет?.. Ладно, что-нибудь придумаю. У кого-нибудь да возьму. Обеспокоенный, он лёг на кровать, но усталость взяла своё и через минуту он уже спал.

   Утром в семь часов его разбудила медсестра Клава. Она сидела на маленькой скамеечке возле печки и совком в ведро выгребала золу.

– Ты, что ли, у нас новенький? – баба Клава, обернулась на тихое Лёнино "Здрасьте".

   Женщине шло это имя. Она была полненькая, с круглым, красивым лицом, с короткой стрижкой. Выглядела она моложе своих шестидесяти лет, волосы у неё были кудрявые – то ли от природы, то ли она сделала химическую завивку. Большие карие глаза излучали тепло. Почему-то Лёне показалось, что он где-то уже её видел, но он быстро отмёл эту мысль.

– Я Леонид Александрович, можно просто Лёня.

– Печку, Лёня, топить умеешь?

– Да.

– Очень хорошо. Следи за огнём, дрова на улице под навесом – увидишь. Сильно не кочегарь, особенно когда отлучаешься.

– Хорошо. Вас как по отчеству? – Лёня решил спросить, потому как «баба Клава» для этой приятной и совсем ещё не старой женщины было рановато.

– Тебе что же, директор обо мне ничего не рассказывал? – женщина ушла от ответа.

– Рассказывал и представил, но… мне кажется «баба Клава» вам … не подходит. Как ваше отчество? – он опять повторил вопрос.

– Петровна, – смущённо бросила она, а потом поспешно добавила: – Я тут тебе воду согрела. Женщина тяжело поднялась и взглядом показала на маленькую кастрюльку, стоящую на печке.

– Умывайся. Если что спросить – я в процедурном.

– Спасибо за воду, – Лёня поблагодарил медсестру уже в спину.

   Умывшись, он прошёл в процедурный кабинет. Лекарственными препаратами санчасть действительно была обеспечена хорошо, что вызвало у Лёни тревогу. В такой дыре, для двадцати человек – не слишком ли шикарно? Это первое, что пришло ему на ум и насторожило. Опять вспомнились завязанные глаза, когда его везли, слова начальника о том, что нельзя ни звонить, ни писать. В душе всё более нарастала тревога, и он понимал, что осторожность совсем не будет лишней. Потому решил пока ни о чём никого не расспрашивать, а самому осмотреться, понять, что здесь за люди, и вообще – что здесь происходит....

Глава 9

– Подъём! – зычный, как раскат грома, голос командира тревогой отозвался в головах ребят.

   Просыпались без промедления, ибо командира боялись все. Со времени подписания договоров он изменился до неузнаваемости. Теперь не услышишь от него ласкового слова "ребятки", не увидишь на лице доброжелательной улыбки. Командир был словно комок злобы и ненависти. Опоздаешь со всеми встать в строй, – значит, бежишь дополнительные два километра и пятьдесят отжиманий, и это помимо основной физической нагрузки, и вдобавок, пропускаешь завтрак. Все старались не опаздывать.

– Вот сволочь, опять орёт! Месяц здесь живём, и никакая хворь его не берёт, – Серёга шёпотом жаловался другу Коле.

– Не отвлекайся. Тебе помочь? – Коля наклонился к кровати друга.

– Не надо.

– Чего не надо, одевайся, копуша! – и Коля стал быстрыми и ловкими движениями заправлять постель, он взбил подушку, и вот уже аккуратный треугольник вырос на кровати Серёжи.

– Бежим, – подталкивая друг друга, они выскочили во двор.

   В нескольких метрах от казарм начиналась спортивная площадка.

   Остальные ребята тоже подтягивались, и вот все десять человек в спортивных костюмах вытянулись перед командиром. Погода стояла морозная, хотя снега было мало.

– Начинаем тренировку! – приказал командир.

   Ребята побежали вокруг площадки, внимательно прислушиваясь к голосу командира, потому как ждали от него подвохов. Метров двести бежали в обычном ритме.

– Засада! – неожиданно рявкнул командир. Это означало, что надо перестроиться и начать двигаться с кувырками.

   Темп был весьма интенсивный, потому время на принятие удобной позы для кувырка не было, и все переваливались через голову как попало.

– Дербенёв! Петров! Мать вашу, чего вы с боку на бок, как беременные бабы, переваливаетесь?! Через голову надо, или хотите дырку в башке получить?! Так считайте, что получили. … Боже мой, с кем приходится работать!

– Стрельба! – командир отдал новый приказ, который означал передвижение ползком.

   Деваться некуда, надо ложиться на снег и ползти. Постоянно, как раскаты грома, был слышен голос командира, который, сопровождая свою речь трёхэтажным матом, ругал очередного парня.

– Белохвостиков, ты чего свой котелок на шесте несёшь?! Всё, нет его у тебя! Подстрелили как утку. Вышибли твои куриные мозги!..

А потом чуть позже:

– Болваны! Голову втянули в плечи, на уровне рук держим. Ползём на брюхе, а не на коленках. …Господи, и откуда вы такие бестолковые мне на голову свалились?!.

– Переходим на гусиный шаг, – командир опять отдал новый приказ.

   Сели на корточки и пошли. Гусиный шаг был самым тяжёлым, и командир, как назло, оставлял его напоследок, когда силы были на исходе. Этот ритм был тяжёлым ещё и потому, что если до этого командир орал и оскорблял ребят, то сейчас он начинал бить. У него была длинная пастушья плеть, которой он с удовольствием прохаживался по спинам и задницам ребят. Стоило чуточку приподняться, как тут же следовали свист плети и удар. Казалось, что командир получает особое наслаждение от ударов плетью. Его глаза при этом зловеще радостно сияли, с губ не сходила довольная улыбка.

Пробежав в рванном ритме три круга, по двести метров каждый, ребята получили новое задание от командира.

– Физподготовка, – приказал он, что означало: подтягивание на турнике, отжимание с земли, выпрыгивание вверх из положения сидя с хлопком.

Делать нечего, ребята идут к турникам и начинают подтягиваться.

– Что, Дербенёв, опять висим, как тряпка? – командир, злорадно усмехаясь, подошёл к турнику, где Сергей, подтянувшись от силы два раза, висел на перекладине, не решаясь спрыгнуть на землю, но и потянуться не было сил.

– Товарищ командир, он у нас слабенький и нежный. Такого рода нагрузки не для его женской натуры, – Белохвостиков не преминул поддеть товарища.

– А тебе, Хвост, какое дело? Гвоздь без шляпки, – вступился за друга Коля. – Мозги вышибло, а язык так помелом и остался.

   Дружный смех парней ещё больше накалил обстановку.

– Ну, ты, Колян, дорвался! – Белохвостиков в бешенстве посмотрел на защитника.

– Отставить разговорчики! Нечего тебе, Белохвостиков, без разрешения голос подавать. Ещё одно замечание – пойдёшь в карцер. Продолжать тренировки!

   Принцип подготовки был один. Необходимо было сделать определённое количество отжиманий, подтягиваний и других упражнений. После окончания тренировок командир оглашал результат.

– Утренняя физподготовка вновь не засчитывается у Дербенёва, – по ряду прокатился тихий смешок. – Я смотрю, Дербенёв, не в коня корм. Командир окинул презрительным взглядом Сергея.

– Как был доходягой, таким и остался, не прибавляются в тебе силы. Каждый день одно и тоже. Командир несколько секунд помолчал, о чём-то думая, а затем произнёс.

– В наказание почистишь от снега площадку, – и через несколько секунд он добавил:

– Всё равно не справишься. Другое наказание: из-за тебя сегодня все лишаются десерта.

– Почему?! Мы-то тут причём?! У, гад!– в адрес Сергея посыпались грязные ругательства.

– Можно мне за него отработать, не лишайте ребят десерта? – Коля сделал шаг вперёд.

– Что? – глаза командира округлились. Ты что, забыл инструкцию? Здесь каждый сам за себя! Поднимите руки, кому легко? – командир устрашающе обвёл взглядом ребят.

– Всем тяжело, – ответил за всех всё тот же долговязый Белохвостиков.

– Именно! – рявкнул командир. – Этот Дербенёв слабый духом. С таким любое дело завалится. Он заведомо в проигрыше. От таких, как Дербенёв, команда должна избавляться, ибо главное в солдате – агрессия. Агрессия идёт из души. Вы должны, как бы тяжело вам ни было, найти в себе силы для ярости, быть готовыми в любую минуту убить, попытаться убить, – иначе убьют вас. Вы контрактники, за это вам деньги будут платить. И не малые. Развели тут детский сад! Ясно? Глаза командира от ярости готовы были вылезти из глазниц.

– После моих слов готов за Дербенёва отпахать? – командир с усмешкой посмотрел на Колю.

– Готов, – твёрдо ответил тот.

– Против командира идёшь? Да я тебя похороню! Добренький нашёлся! Сто отжиманий! Ты, парень, у меня кровью харкать будешь, – глаза командира налились красным.

– Раз, два, три, – смеясь и грязно ругаясь, ребята дружно и громко начали считать.

   Сергей стоял в сторонке. Отчаянье, охватившее его от бессилия помочь товарищу, буквально разрывало сердце на части. Душа парня обливалась слезами, но он не знал, как помочь другу. В лагере они были всего лишь месяц, но Сергею уже давно не хотелось жить. Он был чрезмерно слаб физически, и к тому же у него болело сердце, но здесь его здоровье никого не интересовало. Парень был в отчаянье, понимая, что ему здесь не выжить, что из-за него страдает Коля, но и выхода из создавшейся ситуации он не видел.

– Тридцать пять., сорок, – было видно, что, Коля отжимался из последних сил.

   И тут Сергея прорвало. Парализующие оковы страха куда – то исчезли, и, словно головой в омут, не давая себе отчёт в происходящем, он вдруг яростно и с криком "Сволочи!" накинулся с кулаками на одного из парней. Сергей что есть силы бил парня по лицу и еще куда придётся. Правда, удары его были слабые и не точные, но тому, на кого он напал, было всё равно. Тот жаждал крови, жаждал поиздеваться, что было свойственно его натуре; впрочем, подобные свойства касались и всех остальных, стоящих и ведущих счет, потому, как только появилась возможность, они все набросились на Сергея и стали бить его – и кулаками, и ногами. Били злобно, жестоко, забыв, что их много, а Сергей один. Коля бросил отжиматься и кинулся на помощь другу. Но, в отличие от Сергея, он умел драться и делал это профессионально. Ему хватило каких-то пяти минут, чтобы кучка разъярённых шакалов, именуемых сокурсниками, уже валялась на снегу, охая и утираясь от крови и соплей. Командир, молча наблюдавший за потасовкой, был поражён смелостью и ловкостью Коли. Он также заметил, что и Виктор Марченко, утираясь от крови, все же восхищённо бросил в адрес Коли:

– Ну даёт! Один против всех!

Командир хотел зло оборвать пацана, но тут ему позвонили, и лишь крикнув:

“Прекратить потасовку! Всем в казарму!”, – он, на ходу разговаривая, первым ушёл с площадки.

– Вставай, – Коля помог Сергею подняться. У друга было несколько ссадин и ушибов.

– Они бы меня точно убили, если бы не ты. Спасибо тебе! – Сергей с благодарностью посмотрел на товарища. – Где ты так научился?

– Сосед у нас был спецназовец. Афган прошёл. Вот такой был мужик! – Коля поднял большой палец руки. – Он нас, дворовых пацанов, три года тренировал. Меня хвалил, говорил, что я на мастера тяну. …Застрелился он.

– Почему?

– Не знаю… Афган не любил вспоминать. Пошли быстрей умываться и завтракать!

   Оставшиеся пацаны кое-как поднимались и – кто хромая, кто держась за больную часть тела – направились в казармы.

– Ты чего Серёге помогал, я видел? – Белохвостиков злобно посмотрел на Степана Коновалова, идущего рядом.

– А чего вы все на одного? Так не честно!

– Тьфу ты, "честун" нашёлся! – сплюнув на снег, Белохвостиков выругался матом. – Детский сад, – повторил он слова командира и, опустив голову, пошёл в казармы.

С этой минуты за Степаном закрепилась кличка Честун, по имени его уже больше никто не называл.

Белохвостиков шёл медленно. Каждый шаг тряской отзывался в голове, что означало приближение приступа мигрени. Виктор Марченко, заметив понуро свисающую голову товарища, замедлил шаг, и, когда они сравнялись, участливо спросил: