Траектории СПИДа. Книга первая. Настенька

Сегодня родились новые идеи и новые заряды мощнее прежних в десятки раз, как у нас, так и у американцев. Венный паритет не позволяет ни одной стороне воспользоваться преимуществом и напасть на другую, ибо каждая понимает, что не только сама не останется безнаказанной, но и весь мир, весь земной шар погибнет, если начнётся глобальная война, в результате которой произойдёт ядерная катастрофа. Исчезнет навсегда во вселенной маленькая живая планета Земля с её миллиардами человеческих судеб.

Оставив научную деятельность, Сахаров оказался одним из центров борьбы за мир, независимость, демократию, конвергенцию. Но когда он трансформировался из человека, созидающего смертоносное оружие, в человека, борющегося с ним? И почему?

Потому ли, что осознал внезапно ужас разрушительной силы тер-моядерных реакций, как понял это пилот, сбросивший бомбу на Хиросиму и сошедший от этого с ума? Или причина в том, что обошли его на повороте истории другие, не менее талантливые, физики, заставившие тем самым искать иной способ самовыражения?

Чужая душа – потёмки, но, в конечном счёте, причины являются, хоть и важными, но деталями, а сам результат, то есть действия, направленные на сохранение человечества, по сути, конечно, заслуживают одобрения, если они искренни.

Однако как бывает в жизни? Бегут два человека по улице. Второй, что сзади, покрупнее и посильнее первого и вот-вот догонит его. А тут прохожий доброжелатель, решивший предотвратить несправедливость, как ему показалось, когда более сильный побьёт слабого, взял и подставил ножку догонявшему. Тот, зацепившись за неожиданное препятствие, естественно, упал, а первый, что убегал, счастливо успел завернуть за угол и был таков.

Сбитый с ног человек поднимается и говорит прохожему:

– Что же вы, дорогой мой, сделали? Ведь человек, которого я не схватил из-за вас, только что ограбил банк и убил двух охранников?

Тогда прохожий виновато отвечает:

– Простите. Откуда же я знал? Хотел доброе дело сделать. Ну так получилось.

Вот и выходит, что иной раз кажущееся доброе дело против человека же и направлено. Ясно, что не пойманный в тот раз грабитель может позже и того прохожего убить, не признав в нём своего случайного избавителя. Тут уж никакие извинения не помогут.

Сахаров, выступая против советских войск в Афганистане, вольно или невольно оказался в роли случайного прохожего, подставляющего ножку не только своей стране, но и простому афганскому народу, терпящему беды от наёмных банд и переворотов, организованных службами разведки США.

В мире всё время ведётся борьба за власть между теми, кто её имеют и теми, у кого её нет. В этой борьбе беднейшие, как правило, проигрывают. Но должно же прийти время и их побед?

Эту нелёгкую задачу поставил перед собой Советский Союз. Разумеется, сторонники сегодняшней демократии правы, говоря, что нужно решать спорные вопросы путём переговоров, исключая насилие. Но где же они были, когда Соединённые Штаты Америки вмешивались силой в дела Кубы, Вьетнама, Лаоса, Панамского и Суэцкого каналов, Ливии, Анголы и десятков других малых стран?

Мирное решение вопросов бесспорно лучше и необходимо, но оно возможно лишь при обоюдном желании сторон. А где оно?

Советские войска вошли в Афганистан в пожарном порядке, когда начавшееся строиться здание новой жизни запылало пожаром от кем-то разлитого бензина и им же брошенной спички. Затушить огонь можно было бы быстро, если бы в пламя не подливали новые порции бензина в виде боеприпасов и новой современной военной техники всё той же щедрой на оружие заокеанской рукой. Её следовало остановить. И этого ждали.

ЖЕНЕВА НОЯБРЬ 1985 ГОДА

Три дня с девятнадцатого по двадцать первое ноября тысяча девятьсот восемьдесят пятого года проходила в Женеве советско-американская встреча на высшем уровне. Сначала беседа наедине Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва с Президентом США Рональдом Рейганом.

О чём они говорили? Беседа огласке не предавалась. Но может Горбачёв, пользуясь уединением, нахмурился и жёстко сказал?:

– Рональд, давай прекратим эту свалку в Афганистане. Вы даёте команду прекратить помощь душманам, а мы – вывести свои войска. И тогда продолжим переговоры. Иначе мы будем просто терять здесь время.

Но вопрос так поставлен не был. К беседе подключились другие члены официальных делегаций: с советской стороны Шеварднадзе, Корниенко, Добрынин, Яковлев, Замятин и Александров, а с американской – Шульц, Риган, Макфарлейн, Хартман, Риджуэй.

После многословных переговоров опять встреча глав государств наедине. Может сейчас?

Ответа на этот вопрос ожидали с нетерпением не только в Советском Союзе, Афганистане и США. В нём были заинтересованы десятки других стран мира и в частности особенно Пакистан.

КАРАЧИ 1980 ГОДА

На берегу Индийского океана, а конкретнее Арабского моря, буквально в каком-то десятке километров от исторического для Пакистана места, где в восьмом веке нашей эры мусульманские захватчики построили свою первую в Азии мечеть, теперь был построен при техническом содействии Советского Союза первый в Пакистане металлургический комбинат, что может оказаться для страны не менее эпохальным событием, чем появление некогда первой мечети. А рассуждать можно так, что с мечетью пришла новая религия, благодаря которой и существует нынешний Пакистан, отделившийся от индуистской Индии в тысяча девятьсот сорок девятом году на религиозной основе. Строительство же первого металлургического гиганта в практически аграрной до сих пор стране, почти не имеющей собственной промышленности, может послужить созданию крупной тяжёлой индустрии и вывести развитие страны на путь к подлиной экономической самостоятельности, которую она так и не смогла приобрести по одной причине: в отличие от Индии, которая после освобождения от английского господства сразу выдвинула лозунг "свадеши!", что означает по смыслу "Нет – иностранным товарам, да – всему своему", что и позволило хоть и с трудностями, но развивать свою собственную промышленность (не без помощи Советского Союза и других стран соцлагеря), Пакистан начал своё независимое существование после слишком раннего ухода из жизни его основателя Мухаммеда Али Джинны с крупнейших займов у Соединённых Штатов Америки, а это помогло лишь в образовании огромного валютного долга, по которому сейчас даже проценты платить не всегда удаётся.

Не зная таких деталей, трудно было бы понять, почему Пакистан является как бы правой рукой США в проведении американской политики в Азиатском регионе. А ответ очень прост: кто платит – тот и заказывает музыку.

Когда тридцать первого октября тысяча девятьсот восемьдесят чет-вёртого года в столице Индии Дели автоматной очередью была убита многолетний лидер партии Национальный конгресс, друг Советского Союза, Индира Ганди, в Пакистане все газеты известили об этом, а некоторые даже упомянули, что менее, чем за сутки до своей трагической гибели Индира Ганди, словно зная о планах убийц на следующий день, сказала в выступлении буквально следующее:

– Меня завтра может быть убьют, но дело борьбы за процветание Индии и её народа никогда не погибнет.

Многие в Пакистане с удовлетворением читали сообщение о смерти гордости индийского народа Индиры Ганди и не скрывали свою радость. Благодаря массированному нажиму на жителей Пакистана печати, радио и телевидения, Индия и её лидеры представлялись народу врагами пакистанцев. Поэтому народ Пакистана не знал в своём подавляющем большинстве, кто платил в данном случае за музыку смерти, не знал, что именно с территории Пакистана тайно поставлялось оружие американского производства в священный для одного из народов Индии сикхов город Амритсар, где оно складировалось в священном для сикхов Золотом храме, чтобы отсюда начать волнения сикхов по всей Индии.

Узнав о готовящейся операции по дестабилизации политической ситуации, Индира Ганди дала команду ликвидировать склад незаконно завезенного в Амритсар оружия. Правительственные войска окружили Золотой храм и несколько произведенных орудийных залпов повредили купола святыни. Оружие было немедленно вывезено, а повреждённые выстрелами участки храма немедленно реставрировались опытными мастерами.

Однако повод был дан, его широко разрекламировала печать, и по всей стране в сопровождении многочисленных террористических акаций развернулась борьба за выделение индийского штата Пенджаб в самостоятельное сикхское государство Халистан. Рукой сикха была убита и Индира Ганди.

Так с помощью Пакистана, валютного должника Америки, осуществилась хорошо спланированная далеко за океаном акция по дестабилизации положения в Индии, что явилось своеобразной проверкой возможностей и может даже начальным этапом последующих действий по дестабилизации положения в странах социалистического лагеря.

Обо всём этом газеты и журналы Пакистана не писали, как не писали они о том, что пакистанские "добровольцы" принимают участие в военных действиях в Афганистане против советских солдат. Печать не информировала, но народ кое-что знал по слухам и говорил об этом.

На металлургическом заводе возле крупнейшего в Пакистане города Карачи вместе с пакистанцами работало около тысячи советских инженеров и техников, консультантов и переводчиков. Работа на одном заводе представителей двух стран – это не только совместные совещания, инспекционные осмотры цехов, монтаж нового оборудования и выдача продукции. Совместная работа людей, принадлежащих к разным системам жизни в политическом, религиозном и экономическом отношениях – это, не только различия, но и совместные чаепития, спортивные игры, концертные программы и откровенные беседы друг с другом, когда кто-то из пакистанцев вдруг говорил своему советскому коллеге, понизив голос почти до шёпота:

– Не кажется ли вам странным, что мы вместе здесь делаем металл, а он идёт на изготовление оружия, которое отправляется в Афганистан, где, как я знаю, мой брат воюет против ваших солдат?

Русские специалисты в Карачи далеко не все знали об этом.

В один из осенних вечеров этого года на открытой киноплощадке посёлка возле Карачи, где жили советские специалисты, перед ними выступил Чрезвычайный и полномочный посол Советского Союза в Пакистане Абдул Рахман Халил оглы Везиров.

Пятидесяти пяти лет, сначала комсомольский, а затем партийный работник высокого ранга в прошлом, и вот уже десять лет на дипломатической работе в качестве Генерального консула в Калькутте, посла в Неаполе и теперь в Пакистане, Везиров прекрасно понимал всю сложность советско-пакистанских отношений на данном этапе и как много могут в них изменить переговоры в Женеве. Поэтому, выступая перед собравшимися, он говорил прямо без обиняков:

– Обстановка у нас с вами в стране пребывания чрезвычайно сложная. Я должен сказать вам об этом со всей прямотой, не боясь того, что нас с вами хорошо слышат, тем более, что говорю в микрофон. Пусть слушают. Мы наших мыслей не скрываем.

Да, нам не нравится, что Пакистан оказывает помощь душманам в Афганистане, где наши дети, братья, друзья, выполняя свой интернациональный долг в составе ограниченного контингента войск по просьбе правительства Афганистана, оказывают помощь в сохранении и поддержании народной власти. Мы знаем, что на территории Пакистана находится лагерь, в котором под усиленной охраной содержатся советские военнопленные, которые пытались, к сожалению, безуспешно бежать оттуда. Я делаю попытки прояснить обстановку и встретиться с нашими ребятами, но пакистанские власти не дают мне такой возможности, уходя всё время от обсуждения этого вопроса.

Сотни людей, сидевших на деревянных скамейках открытого ки-нотеатра, впились глазами и ушами в выступавшего, забыв напрочь о галдящих за оградой индийских сороках, не замечая летучих мышей, проносящихся почти над головами мрачными тенями. А посол продолжал говорить хорошо поставленным ещё на комсомольских собраниях и митингах голосом то, что предназначалось, может, не только или даже не столько собравшимся его послушать советским специалистам, сколько пакистанским служащим, находившимся здесь же неподалёку под видом продавцов и уборщиков территории, которые не вошли в кинотеатр советского городка, но пристроились где-то под пальмами, олеандрами, эвкалиптами или на плоской крыше одного из длинных двухэтажных домов с микрофонами и магнитофонами в карманах, чтобы всё сказанное послом было записано и донесено своевременно по инстанциям президенту Зия-уль-Хаку.

– Дело обстоит сейчас так,– продолжал Везиров, – что вы все можете в любой момент покинуть страну. Будьте, пожалуйста, готовы к такому варианту. Хочу напомнить, что, когда произошёл переворот в Чили, то наши люди покидали страну под дулами автоматов.

Это не значит, что нужно бояться. Наше государство никогда не бросит вас на произвол судьбы. Однако как всё может сложиться, если обстановка обострится, сказать трудно. Поэтому прошу вас на всякий случай иметь всегда наготове продукты на три дня, воду в термосах и вещи первой необходимости.

Мы могли бы давно уже разорвать отношения с Пакистаном и, конечно, тогда бы остановилась работа этого единственного в стране металлургического завода, но, откровенно говоря, нас сдерживает то, что представители демократических сил страны просят нас не идти на такой шаг. Они справедливо, очевидно, говорят, что их положение с нашим уходом станет гораздо сложнее, так как после нашего ухода сюда сразу же прийдут американцы. Мы понимаем это, поэтому прилагаем все силы для решения возникающих всё новых и новых проблем через дипломатические каналы и по-доброму.

Вы знаете, что на днях должна состояться советско-американская встреча на высшем уровне в Женеве. Мы ждём от неё многого. Если удастся Горбачёву договориться с Рейганом, чтобы Америка перестала поставлять оружие афганским душманам и поддерживать их другими способами, то и Пакистан не будет втягиваться всё больше в эту авантюру, что позволит прекратить войну.

Не все из присутствовавших слушателей разделяли точку зрения посла на войну в Афганистане. Некоторые слышали о выступлениях Сахарова, некоторые слушали регулярно Голос Америки по радио, некоторые вообще ничего не понимали и просто считали, что нашей стране никакие другие страны не нужны, но никто не хотел уезжать из жаркого Пакистана особенно под дулами автоматов, так как здесь помощь чужой стране сопровождалась хорошей зарплатой оказывающим эту помощь. Поэтому никто не возражал послу, а только слушал, как он говорил:

– Между прочим, хочу сказать, что самому Пакистану, то есть народу, эта война ничего, кроме неприятностей, не даёт. Беженцы из Афганистана создают в Пакистане совершенно новые проблемы. Эти люди, не имея возможности нормально устроить свою жизнь в чужой стране, начинают заниматься контрабандой, наркобизнесом, носятся по дорогам на грузовиках, не соблюдая никаких правил дорожного движения, значительно усиливают криминагенную обстановку.

Международная помощь беженцам Афганистана до самих беженцев почти не доходит, оседая в карманах многочисленных дельцов. Одежда и другие товары для беженцев, передаваемые из других стран, попадают на дешёвые городские рынки, что вы и сами видите здесь в Карачи, а мы в Исламабаде и других городах.

Решение этой проблемы лежит только в одной плоскости – прекратить войну в Афганистане, позволить людям вернуться в их родные места и самим делать свою судьбу без вмешательства извне. Мы за такую постановку вопроса.

Кстати сказать, я упомянул о наркобизнесе. Хочу пояснить для тех, кто не знает. Опиумный мак свободно произрастает на землях Афганистана и Пакистана. Он как настоящий сорняк, с которым почти невозможно бороться, особенно если этого и не хотеть. Его здесь специально разводят, а изготовляемые наркотики переправляют за огромные деньги в Америку. Это ещё одна из причин большого интереса мафиозных кругов Америки к данному региону и их стремления укрепиться здесь, во что бы то ни стало.

Но подождём, что скажут лидеры в Женеве, – заключил своё вы-ступление Везиров. – Посмотрим, сумеют ли они развязать завязавшийся узел проблем.

ЖЕНЕВА 1985 ГОДА

Однако из Женевы ответа на этот вопрос так и не последовало. Там в Европе было сделано советско-американское заявление, из которого все узнали то, что давно уже не вызывало сомнений. Всем позволено было прочесть как нечто совершенно новое то, что ядерная война никогда не должна быть развязана и в ней не может быть победителей, но при этом никто не мог дать гарантий, что такая война на самом деле никогда не начнётся.

На встречах в верхах говорили о нераспространении ядерного оружия, но в то же время не знали как остановить, например, Пакистан, Ирак или любое другое государство от изготовления своей собственной ядерной бомбы. Обсуждали вопрос о запрещении химического оружия так, словно он не поднимался ещё в первую мировую войну и столь же безрезультатно.

Что же касается больного афганского вопроса, решения которого ожидали истекающие кровью афганские и советские солдаты, народы Пакистана, Индии, Ирана, Китая, вовлечённые так или иначе в необъявленную войну, то этой проблеме в Заявлении было уделено несколько удивительно ничего не значащих фраз:

"Признавая полезность уже состоявшихся обменов мнениями по региональным проблемам, в том числе на уровне экспертов, они условились продолжать такие обмены на регулярной основе".

Вот, оказывается, что было главное – обмен мнениями, а не прекращение страданий людей.

Генерал армии Варенников был взбешён этим сообщением. Война должна была продолжаться.

МОСКВА 1985 ГОДА

Ночь конца декабря тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, поёживаясь от небольшого морозца, вползала в Москву незаметно по-партизански. Сначала яркие краски белого дня постепенно тускнели и сменялись медленно просачивающейся повсюду серостью. Уже не искрился радостью недавно выпавший и окрепший на морозе снег. Становились почти одного цвета всего полчаса назад яркие красные, синие, белые шапки, шарфики и шубки детей и красующихся женщин. Не сверкали гордостью, потускнев до утра, преимущественно чёрные и белые автомобили – "Волги", "Жигули", старенькие "Москвичи" да маленькие "Запорожцы" различных ведомств и частных владельцев главным образом мужчин. Но поезда метрополитена, вырываясь неожиданно из подземелий на открытые пролёты мостов, пока продолжали гасить яркие глазницы фар, экономя электроэнергию на кажущихся ещё светлыми для них пространствах, тогда как самолёты, опускающиеся в то же время на аэродромные подступы Москвы с по-прежнему ярко освещённых солнцем небесных высот, уже включали мощные прожектора, чтобы не споткнуться о наступающую снизу мглу.

Да-да, именно снизу. Ночь не падала неожиданно, а вливалась очень медленно по самому асфальту столичного города сначала узкими переулками, затем осторожно выбираясь на широкие проспекты, захватывая серым, мглистым, а затем уж и совсем чёрным этажи за этажами, квартиры за квартирами, которые тут же испуганно начинали зажигаться огнями, если в них были хозяева.

Но, не смотря на всю осторожность, захватить город врасплох ночи не удалось. Почуяв опасность, улицы вспыхнули неоновыми лампами дорожного освещения, и дома один за другим начали выплёскивать ослепляющие яркостью огни реклам, витрин подъездов важных и не очень значительных зданий.

Вот когда ночь в страхе подскочила вверх и зависла над морем огней в ожидании всякого удобного случая упасть там, где то ли хулиганы разобьют камнями фонарь, то ли по другим причинам отключится источник света, и тогда чёрная темь напугает случайного прохожего да обрадует целующихся неподалеку влюблённых и неслышно крадущихся по своим неприглядным делам воров да грабителей.

Ночь могла быть радостью и горем, счастьем и бедой. Каждый ра-споряжался ею по-своему.

Настенька не знала, что принесёт ей сегодняшняя ночь. С наступлением темноты страхи всё больше охватывали её тело. Нет, она не боялась темени, это исключалось из её характера. Наоборот, ночью она любила готовиться к экзаменам и зачётам. Ночью писала стихи, так как днём всё мешало творчеству: и бесконечные вопросы бабушки, не устала ли, не хочет ли она поесть, не интересно ли глянуть телевизор, и постоянные телефонные звонки то самой Настеньке, то бабушке с дедушкой, то уехавшим за рубеж родителям, и стуки каблуков по потолку, и звуки города за окнами. Ночью было тихо. Ночью, засыпая, Настенька мечтала о счастье.

Но сегодня наступление темноты заставляло дрожать, будто от холода, хотя в квартире было, как обычно, тепло. И дело, опять-таки, не в том, что кончался очередной учебный семестр в институте, а со второго января начинались экзамены зимней сессии. Настенька не боялась экзаменов – это точно.

Причины… Ох уж эти причины. Если бы Настенька знала сама…

Ну да, пригласили её сегодня праздновать Рождество по старому стилю в общежитии аспирантов МГУ. В семье у Настеньки никто в бога не верил и Рождество ни по старому, ни по новому стилю не праздновали. Да и в стране этот праздник давно уже широко не отмечался.

Другое дело Новый Год. К нему всегда готовились заранее как к самому большому празднику. В Москве после первого декабря в универмагах появлялись ёлочные украшения и главное шары. Игрушки из картона, ваты и проволоки Настенька умела и любила делать с бабушкой, но шары из Германии всегда восхищали, и она любила приносить домой каждый год новые.

Ёлку домой всегда привозили высоченную от пола до потолка, а это целых четыре метра для их квартиры. И сегодня по просьбе папы, которую он передал по телефону из своего зарубежа, ёлку привезли его друзья. Еловый смолистый запах разливался по всей четырёхкомнатной квартире, хотя до пятницы, когда начнётся установка и украшение, прекрасную ель положили в пустующей пока комнате родителей. Сегодня же ещё среда.

В институте, конечно, никакого выходного дня завтра нет, как и сегодня. Поэтому возможно придётся денёк пропустить, что не совсем желательно перед сессией. Но что делать? Как говорит Вадим, Так уж вышло – не поперёк, так дышлом.

Да, Вадим. Всё дело оказалось в нём. Он всё-таки вошёл в жизнь Настеньки, как ни упиралась она, как ни отказывалась встречаться. Они всё же учились в одном институте и виделись чуть не каждый день.

Вадим казался странным. То цветы преподносил в самое неудачное время, когда никаким образом невозможно было отказаться из-за того, что рядом находился кто-то из преподавателей, и не хотелось устраивать сцену отказа при них. То попросил передать деду заграничные командирские часы в знак извинения за случившееся в ресторане. Настенька хотела, было, отказаться, но подумала тогда: “А в честь чего отказываться? Оскорбил – пусть расплачивается. Наверное, это и правильно".

Дед тоже, кстати, не отказался, сказав:

– Противно брать от подонка, да с паршивой овцы хоть шерсти клок. Буду носить. Небось, это генеральские. С отца, может, снял.

Ну, а раз цветы и часы взяла, то продолжать не разговаривать совсем теперь было неудобно. Пришлось иногда останавливаться и слушать его болтовню, рассказы о зарубежной практике, которую он, оказывается, проходил в течение года в Англии, почему и отсутствовал в институте.

Папашу его тогда с высокого поста сняли, но устроить своему сыну жизнь в Лондоне в порядке семейного обмена детьми бывшему большому боссу со свежими связями удалось без труда. Так что на английском Вадим говорил теперь с каким-то специфическим, по его словам, Лондонским акцентом и потому представлял из себя предмет зависти для девушки, мечтавшей об Англии, как о чём-то несбыточном. Ведь в такие страны, как США и Великобритания, можно было попасть на работу лишь детям самых-самых больших людей или очень отличившимся студентам.

Настенька относилась к последней категории и потому верила в мечту побывать на родине Шекспира и Байрона. Тем более, что если и не направят её на практику, то можно же будет съездить хотя бы по путёвке. Уж в этом плане родители да и сестричка старшая помочь смогут. В этом Настенька была уверена. Так что завидовала она Вадиму лишь в том смысле, что он уже там был и всё видел, а она только мечтала об этом.

Да, Вадим. Мысли о нём приходили сами собой безо всякого повода. Настенька старалась говорить себе, что он плохой человек, наверняка, обыкновенный бабник и волокита, доверять ему нельзя ни в чём, папенькин сынок, живущий на его деньги, и так далее. То, что она сама жила на деньги родителей, казалось естественным, но она хоть не транжирила их направо и налево, как делал по всей вероятности Вадим.

Но попытки настроить себя против плохого, как она считала, человека с тем, чтобы не обращать на него больше внимания и не думать о нём совсем, встречали какое-то внутреннее сопротивление. Мысленно ругая Вадима, она не могла заставить себя забыть о нём и быть к нему равнодушной. Более того, ей уже не то чтобы хотелось, но она ждала каждый день встречи с ним, чтобы тут же напружиниться и отвечать короткими фразами типа "Здравствуй и пока, до свидания. Некогда мне" или "Ну, ладно, изливай, что ещё у тебя было в Лондоне. Только не ври".