Спун по имени Фидель

– Ура! – закричал народ и захлопал в ладоши. Все бросились обниматься и поздравлять друг друга с новой весной, с новой традицией.

Аврора прыгала выше всех. А ее бабушка обняла родителей Фиделя и сказала:

– Как давно я не видела такой сияющей ночи!

Глава четвертая

Что во сне грезится – и наяву деется

или Экстренное собрание

Хорошо, что назавтра было воскресенье. Потому что будь это понедельник, проспал бы не только Спун, но и его родители. Но маме Фиделя всё же приснилось, что она опаздывает в школу. За это ее вызвали к доске и велели снять браслетик из бисера, которым она дорожила больше всего на свете, завернули браслет в черную салфетку, сверху сделали надпись мелом: «Он наказан!» и кинули в клетку к хомячку.

Мама проснулась от этой чуши и воскликнула: «Боже, как хорошо, что всё это сон! Мне ведь ужасно нравилось в школе!» Потерла уши, чтобы взбодриться, и поспешила заняться делами.

А на следующий день, в понедельник, сон сбылся.

…Фидель опаздывал совсем чуть-чуть, он только замешкался, когда поднимал монету на улице. Монета была очень старой, и он успел мельком увидеть целую череду ее приключений – из кармана в карман, из руки в руку, от того момента, как ее вынесли с денежной фабрики в чьем-то кармане вместе с десятком других монет…

В общем, когда он открывал двери школы, уже зазвенел звонок. И когда бежал по лестнице на второй этаж, звонок всё звенел, громче и громче, а кругом пусто, все разошлись по классам. От этого внизу живота всё сжималось и делалось холодно, а пальцы немели. Опоздал!

На площадке второго этажа стояла Аврора в плаще и оранжевом парике. Вернее, почти лежала, свесив руки через перила, вид у нее был измученный и сонный.

– Как это? – не понял Фидель. – Что ты здесь делаешь?

– Да бабушка… Ей для науки нужна расписная тарелка из вашего кабинета истории… А ведь она повсюду таскает меня с собой, воспитывает…

– Ну ладно, пока, я бегу!

– Ага, беги, у вас там как раз собрание…

Только тут Спун заметил, что в коридоре полным-полно народу. Он остановился, пытаясь сообразить, что происходит.

Вся средняя школа вместе с учителями толпилась вдоль стен, шушукаясь и пересмеиваясь. Наконец из своего кабинета вышла директор школы.

Никто из учеников не знал, как ее зовут, все называли ее просто Директрисой. Учителя брали с нее пример, родители относились почтительно, а школьники старались лишний раз не попадаться на глаза. Она была такая великая, получила столько наград за школьную дисциплину, порядок в классах, четкие расписания без изменений – что внушала трепет и уважение. Никто никогда не видел, чтобы она улыбалась. Как неприступная снежная гора Сонсузлук, возвышалась она над суетящейся мелюзгой. О ней писали в газетах.

Директриса вышла на середину зала и встала очень прямо. Треть учеников тоже встала очень прямо и дернула другую треть за рукав, чтобы дать им знать. Однако вторая треть учеников занималась своими делами и не очень-то обратила на них внимание. Тогда первой трети учеников пришлось обернуться и хлопнуть вторую треть по плечу, чтобы призвать к порядку. Вторая треть лишь отмахнулась. Это разозлило первую треть, и она громко шикнула: «Тихо ты!». От этого в зале поднялся такой шум, что очнулась третья треть учеников и принялась озираться по сторонам. Очнулся и Спун.

Директриса топнула ногой в специальный железный круг, привинченный в середине зала. Грохот заглушил все голоса, и ученики немедленно замолчали.

– Дети! – начала Директриса. – Дети! Встаньте прямо и слушайте! Наша линейка – чрезвычайная! Поэтому я хочу, чтобы вы достали руки из карманов и перестали болтать. Я сообщу вам нечто важное.

Я знаю, что среди нас много неаккуратных, рассеянных, невнимательных, неряшливых и небрежных. Много также невежественных, забывчивых, нерадивых, ленивых и недобросовестных. Но мы все работаем над собой, так что это еще полбеды.

Однако недавно мне стало известно, что среди нас есть спуны! Они опаздывают в школу, спят на уроках, заражают ленью других учеников. Ведь спунство, дети, – это не просто безобразие, это болезнь!

Многие дети оглянулись на Фиделя.

– Эй, ты чего такой красный? – шепнула Аврора, которая подошла поближе из любопытства. И правда, его щекам стало жарко и захотелось закрыть глаза руками, но Фидель постыдился так сделать.

– Пока я не собираюсь исключать из школы спунов, – продолжала Директриса, обходя всех по кругу, – посмотрим. Я не стала бы исключать из школы больных гриппом или ветрянкой. Но я приму меры. Я собираюсь заняться профилактикой этой болезни! И потому мы установим несколько жестких правил.

Во-первых, мы переносим начало уроков еще на час раньше. Так вы сможете поскорее вернуться домой и скорее лечь спать, а не болтаться неизвестно где до полуночи.

Во-вторых, я велю вашим родителям составить вам четкое расписание дня, чтобы можно было контролировать каждую вашу минуту. Я знаю спунов, на которых это отлично подействовало.

И в-третьих, меньше ерунды! Не отвлекайтесь на пустую болтовню, глупые картинки, нелепые наряды! Только строгий порядок в одежде приводит к строгому порядку в мыслях. Да, и никаких оранжевых париков! – она как раз дошла до Авроры и стащила с нее парик. У Авроры оказались светлые волосы, заплетенные в хитрую косичку вокруг головы. – Ой, ты же не наша девочка! Тогда иди к маме! И хорошо бы мама приучила тебя к порядку к тому времени, как ты к нам вернешься.

– Не очень-то надо! Меня бабушка лучше вас научит! – пробормотала Спунка, отступая за спину Директрисы и стараясь ухватить свой парик.

– Не уверена, что твоя жизнь от этого сложится хорошо!

– А бабушка говорит, что каждый сам создает свой рай, и моя лично жизнь – это точно рай, и я не понимаю, почему кто-то хочет обнести его колючей проволокой!

– Ну и длинный же язык у тебя, девочка! Ступай!

Директриса выпустила парик и закончила речь:

– Дети, жизнь очень трудная! Каждый день приходится воевать и бороться за выживание! И чтобы бороться как следует, надо себя организовать! Сейчас идите на перемену, и со следующего урока принимайтесь за ум.

А вечером Директриса велела всем классам прийти с родителями.

От волнения и страха Фиделю было так худо, что он не мог спокойно идти рядом с папой. К счастью, в его голове заиграла какая-то музыка, он начал сильно-сильно шевелить пальцами в такт, и ему стало получше – музыка заслонила страх.

Собрание проходило в столовой, потому что ни один кабинет не мог бы вместить такое количество публики. А родителей надо было куда-то усадить, потому что стареньким трудно часами стоять в коридоре. Да-да, стареньким, ведь там было полно бабушек и дедушек, и даже прабабушек и прадедушек! Дело в том, что многие родители не пришли: они ведь сами еще недавно были детьми и всё еще боялись родительских собраний. Они прислали вместо себя своих родителей. За порогом школы осталась и мама Фиделя.

– Господа! – начала Директриса. – Мы с вами должны совместно и кардинально решить проблему дисциплины. На днях в лагере был никуда не годный случай: один из учеников, замечтавшись, отбился от группы. Это срывает нам все показатели. Я говорила с другими директорами – им тоже знакома такая проблема. Проблему нужно искоренить. Сегодня замечтался один, завтра двое, а там, глядишь, и вся нормальная жизнь пошла прахом.

Папа взглянул на Фиделя, сжав зубы. Спун ничего не сказал и отвел глаза: молчание и сжатые зубы выходили у папы страшнее всего.

– Кое-какие учителя со мной не согласны, – продолжала Директриса. – Они читают, что среди спунов попадаются весьма одаренные личности. Если их поднимать рано, у них пропадает охота фантазировать – все силы уходят на то, чтобы держать себя в форме и соответствовать распорядку. Но не беда! От пустых фантазий еще никому не было проку. Пусть займутся делом, как все. Спуну нужно всего три-четыре часа, чтобы с утра привести себя в норму. Затем он может полноценно трудиться, как все нормальные люди. Без этих странных фантазий. Как все.

Поэтому я просила учителей, как прошу теперь вас, проследить за детьми. Если среди них обнаружатся спуны – принять особые меры, чтобы не дать заразной болезни захватить город!..

Мама встретила их у школы.

– Я всё слышала, – сказала она. – Вся улица слышала этот гром. Ты накажешь его? – спросила она с таким видом, будто ее саму собирались поставить в угол.

– Посмотрим! – твердо ответил папа.

Глава пятая

Ляг да усни, встань да будь здоров

или Не просто простуда

После всей этой жутко скандальной истории Фидель заболел. От переживаний и оттого, что больше никак не хотел идти в школу. Он не хотел никакой борьбы – но теперь почему-то должен был с кем-то бороться: то ли с собой, то ли с другими, спасая себя. Всё это было ужасно жестоко и глупо.

В горле застряли слова обиды, а в голове скакали и путались мысли. И горло его стало красным, а голова ужасно горячей.

Как и все мамы на свете, мама решила, что это всего лишь простуда. Наверняка ведь он ходит без шапки, если она не видит! А понедельник выдался ветреным…

Она суетилась вокруг него, поправляла подушку, гладила по голове, бегала в кухню и приносила платок, смоченный в яблочном уксусе. И оттого, что она делала всё так быстро, Фиделю казалось, что сам он движется медленнее, медленно поворачивается на бок, медленно-медленно закрывает глаза, медленно засыпа…

Когда он проснулся, вечер был в разгаре. За окном перекликались мальчишки, ведь уроки в школе давно закончились. Звонко стукал мячик о мокрый асфальт.

Фидель повернул голову: возле кровати на низенькой табуреточке сидела Аврора и с любопытством его разглядывала.

Спунка сроду ничем не болела – так уж ее воспитала бабушка, – и ей просто не терпелось получить рассказ с подробностями, правду из первых рук.

– Лежишь? – спросила она. Спун кивнул.

– Болеешь? – Спун кивнул.

– А что у тебя болит? Горло? Ну-ка, открой рот!

Спун послушно открыл рот. Горло было очень красным. Язык был белым.

– Дааа…– только и могла вымолвить Спунка. Она даже привстала, чтобы удобнее было смотреть. Потом высунула свой язык как можно дальше и попыталась скосить на него глаза. А поскольку язык у Спунки был длинным (да-да, ее ведь часто ругали за это! чуть что, говорили: «Ну и длинный же язык у тебя, девочка!»), так вот, раз у нее был такой язык, она без труда рассмотрела, что он нежно-розовый, как и полагается языку.

– Эх! – разочарованно сказала она.

Тут пришла мама и принесла брусничный кисель и печенье. Но Фиделю совсем ничего не хотелось, даже печенья с изюмом – когда болеешь, становишься очень странным.

Ночью Фидель почти не сомкнул глаз. Ему было то жарко, то холодно, и сны снились какие-то всё дурацкие и тревожные. Он просыпался, смотрел на часы – скорей бы день, днем всё не страшно! – но стрелки почти не двигались.

Мама подходила к нему много раз, меняла повязку на лбу, сидела рядом. Она зажгла ночник, и тот светился прозрачным сиреневым огоньком. Даже сквозь дрему Спун видел этот огонь и мысленно держался за него, чтобы не заблудиться среди темных деревьев, которые вдруг окружили его со всех сторон. Деревья подкрадывались, ставили подножки, ловили цепкими ветками, глухо гудели, склонялись, шептали что-то. Но огонёк горел, он то приближался, то удалялся, но продолжал гореть и указывать путь, как маяк.

И вот деревья уже бледнее, уже не так нависают над головой, отступили на шаг. Можно различить привычные вещи – стол, книжный шкаф, подвесные качели. Всё стало знакомым, таким, как обычно.

А потом стены вдруг сделались розовыми, и на полу протянулись солнечные полоски. В комнате появился столбик света, и в нем стали кружиться и красоваться пылинки.

Спун впервые в жизни смотрел на такое чудо. Любая пылинка в этот момент казалась пушистой и нарядной, как будто они никуда не спешили, гуляли и очень нравились себе и друг другу.

Потом проснулись и звуки – голоса машин и голоса птиц. Их было много, они летели навстречу друг другу: «Привет! С добрым утром! У меня такие планы! Впереди целый день!» Воробьи расчирикались в кустах под окном, сразу ясно – выспались, все в делах, вперёд, пора, пора! Грузовики выезжают на службу, перекликаются бодрыми гудками – ты куда? – туда, а ты?

А воздух прозрачный и чистый, каким он никогда не бывает днем, и от этого в голове становится так же прозрачно и чисто, будто тёмные мысли вымели веником вон, и всё опять хорошо. Так вот почему все так любят вставать на рассвете! В этот момент нет ничего сформированного, ничего устоявшегося, всё состоит из прозрачного золотистого света и можно придумать себе любую дорогу, сложить на заказ любой день.

Фидель смотрел на солнечные полоски, и каждая полоска была как обещание. Впереди – целый день, огромный радостный день, весь, целиком, и сейчас – только его начало. Все спешат по делам, все как один, Спун это чувствовал: как будто волна, на которой так легко плыть. Впервые в жизни он встретил рассвет, и ему ужасно понравилось. Это было новое, необычное чувство. Утро дарило столько надежд, столько возможностей, что хотелось бежать, размахивая руками, крича: «Тра-ля-ля! Ура! Новый день!». Дышать этим прозрачным сияющим утренним воздухом было легко, несказанно легко.

Фидель понял, что выздоравливает. Что-то новое вдруг открылось ему, и он пока просто смотрел на всё это, не пытаясь понять.

Глава шестая

Всяк спун – талант, да не всяк талант – спун

или Бытовые чудеса

Аврора сидела на лавке в дому у деда Мевлана, болтала ногами и посвистывала. Вообще-то она зашла за сушеной малиной для Фиделя, но Марфа была занята. Спунка забавлялась деревянными игрушками.

Что за чудо эти лошадки! Так бы и вертела в руках всю жизнь. Что за миленькие цветочки и завитушки! Так бы и любовалась. Так бы взяла и вышила такие же на своей новой кофте.

А вот взять да и вышить! Где у них тут золотые нитки?

Спунка отложила в сторону двух лошадок, соскочила с лавки и прямиком пошла к большому комоду со множеством ящичков.

– Аврора! Не поможешь ли протереть тарелки? – позвала Марфа из кухни. Она гремела посудой, потому что уже настало время обеда.

– Вот скукотища! Да ни за что на свете!

Где у них тут цветные пуговицы? Ну-ка, шкатулочка, иди сюда… Ага, вот – иголочка, ниточка… Ох, какая заколка! Совсем хорошая заколка, только немножко скучная. Приделать к ней бантик и пару блесток…

– Аврора! Не поможешь ли нарезать хлеб?

– Нет! Не мешай мне заниматься искусством!

Точка, точка, запятая, вышла звездочка златая… Нитка, нитка, узелочек, получается цветочек…

– Аврора! Не поможешь ли накрыть на стол?

– Нет уж, есть дела и поинтереснее!

Марфа вышла из кухни. Аврора вертелась у зеркала, в восхищении от себя, на голове у нее красовалась заколка, каким-то чудом превращенная в настоящую драгоценность. Да, удивительно искусный народ эти спуны!

– Видала? Не то что твой скучный обед! – и Спунка подбоченилась гордо.

– Так значит, ты считаешь, что приготовить еду, прибрать комнату и накрыть на стол – скукотища? Не то что твое искусство?

Марфа подозрительно улыбалась. Аврора посмотрела ей в глаза и сказала:

– Конечно!

Конечно, Спунка нисколько не хотела прибираться. Никогда. Было, правда, еще слово «надо», но Аврора старалась о нем не вспоминать.

– А как насчёт небольшой волшебной истории про уборку? – спросила Марфа.

Спунка поморщилась и недоверчиво оглядела комнату. Конечно, предметы в ней совсем не были довольны. Их душа хмурилась.

Покрывало на диване было сбито, на столе разбросаны катушки и пуговицы, ящики в комоде задвинуты кое-как, из них торчали лоскуты и тесёмки. На полу растекалось липкое пятно: Аврора случайно опрокинула вазочку с черёмуховым вареньем.

– Ой! – сказала Аврора и постаралась встать так, чтобы незаметно заслонить от Марфы пятно. Да, похоже, сейчас её заставят навести порядок, а это так противно…

Но Марфа не стала ругаться. Вместо этого она принесла из прихожей ведро с водой, намочила тряпку и запела:

– Море разливалося, волны бежали…

Ой, люли, бежали…

Она присела на корточки и повела тряпкой по полу. Тряпка была мягкая и синяя-синяя, и Спунке показалось, что это и правда морская волна, как рисуют их в книжках.

– Смой, волна, кручину,

Неси грусть-тоску в пучину…

Тряпка прошлась по черёмуховому пятну, и от липкой лужицы не осталось и следа. Спунка смотрела. Марфа продолжала напевать:

– Где же ты, ветер, ветер-буян,

Мети из садочка полынь да бурьян…

Она подошла к неряшливому комоду, стала открывать ящики и убирать торчащие лоскуты. Спунка сразу увидела, что комоду такая забота приятна: он улыбался.

Потом у Авроры в руках как-то случайно оказалась мокрая щётка, и эта щётка как-то невзначай стала сметать в ладошку сор со стола и комода, пока Марфа пела:

– Дождик-дождик, умница,

Умой скорее улицу!

Потом они вдвоём взялись за покрывало, вынесли его на улицу и хорошенько встряхнули. И аккуратно постелили обратно на диван:

– Расстилайся, лужок, гладенько,

Чтоб гулять было сладенько…

Тут Марфа достала белую крахмальную скатерть и расправила её:

– Лебеди летели, крылами махали,

Ой, люли, махали,

На дворе садилися, крылами укрылися…

Спунка подхватила два уголка скатерти и помогла постелить её на стол. И даже расправила складки. Ей всегда нравились лебеди, и она хотела, чтобы им удобно было сидеть на столе.

Марфа меж тем уже несла из кухни блюдо с творогом:

– Катилася телега,

Везла гору снега…

Тарелку поставили на красивую вышитую салфетку, а творог Спунка решила посыпать сахаром.

– Телега-то бархатна,

А снег-то сахарный, –

пропела Марфа. – Ну, чего еще не хватает, догадайся!

– Шли с полей крестьяне

С вилами-граблями…

Спунка догадалась и кинулась в кухню за ложками и вилками. Там она увидела котелок с горячей картошкой и притащила заодно и его. Уже безо всякой песенки.

Вечером она рассказала бабушке об этой чудесной истории с уборкой, и та восхитилась:

– Да, Аврора, искусный человек во всем способен увидеть искусство! У тебя получилось! Надеюсь, теперь ты сможешь сама приготовить обед для друзей?

И Спунка впервые не поморщилась от этой идеи. Напротив, такая идея показалась ей даже заманчивой.

Глава седьмая

У каждого в жизни свое место

или Рассказ о Спунской фабрике

Фидель был еще на больничном, но мама решила, что дружба лечит не хуже таблеток, и отпустила его на часок-другой к новым знакомым. Папа не наказал его: взял тайм-аут, чтобы об этом подумать, таков уж был папа.

Спун сидел у печки, держа чашку с отваром из липы и меда. Аврора уютно устроилась под бочком у Марфы, за которой теперь ходила хвостом. Марфа чинила носки. Дед Мевлан обстругивал новую удочку. Каждый знает – в такие минуты, когда руки заняты делом, а голова свободна, приятно поговорить. Если, конечно, не сморит дремота.

– А у вас в деревне бывали случаи, чтобы спуна унесло наводнение? – как будто невзначай спросил Фидель.

– В деревне-то? Так ведь в деревне, милый мой, почти не бывает спунов. В деревне спун рождается разве что в сотню лет, мало их тут – считай, что и вовсе нет.

– Неужели? – Фидель приготовился слушать.

– Конечно! Откуда бы им тут взяться! Спуном тут не проживешь. У нас ведь как говорится – «Во сне видал пироги – во сне и ешь!».

Хлеб надо вырастить? Надо. Днем слишком жарко, вечером комары. Когда работать? С утра! Кто поздно встает, у того хлеба нестает.

Молока надо? Надо. Это опять с утра подымайся, выводи корову пастись. Пастушок может быть мечтателем, но никогда не будет спуном. Да и мечтать ему некогда – того и гляди волки теленка утащат.

Опять же, грибы-ягоды. Их на всех не напасешься, кто успел – тот и первый. Придешь к вечеру – ни одного гриба не достанется. Много спать – добра не видать.

Вот и выходит, что надо с утра вставать и бежать. Бывает, и в поле к полудню уснешь, как все дела переделаешь, ничего: под голову кулак, а под бока и так.

А если уж ты родился спуном – ищи себе спунское дело. Не гонись ты за остальными, у них забота своя. А спунское дело можно найти и в деревне. Стать, например, гончаром, работать по вечерам. Ты им чашки и миски – они тебе брюкву и молоко. Много искусников и затейников получается из вашего брата. Церковь нашу расписывал мастер – из пришлых, работал ночами. Расписал – и дальше пошел, а красота осталась. Чувствовал он красоту-то, и передать умел.

– А интересно, есть где-нибудь место, где только спуны и ни одного обычного человека? – начал Фидель и затаился, ожидая ответа.

– Есть тут одно… – дед Мевлан почесал подбородок. – Да зачем тебе? Думаешь, среди обычных людей ты не пригодишься?

– А его хотят посадить в колючую проволоку и пытать по утрам! – заявила Аврора. – Вот он и думает, куда бы сбежать от своей Директрисы. Она его позорит при всех и грозится вывернуть наизнанку. Он теперь места себе не находит!

– Однако!.. Ну что ж, расскажу, только вот принеси картошки из погреба, – и дед Мевлан протянул Фиделю корзинку.

После наводнения в погребе всё еще было полно воды. Собственно, воды было просто по пояс. А ближайший ящик с картошкой – не дотянуться рукой. Что же делать?

Спун на мгновение замер, и в голове его проявилась картинка из книжки с пиратами: баграми захватывали они пленный корабль. Нарисованный красками образ совместился с реальностью… И получилось решение. Фидель очень ясно увидел, что надо делать и что искать.

Он вернулся на кухню. Там огляделся и взял кочергу, которой мешают в печке дрова, и совок, которым выгребают золу.

Стоя на самой нижней сухой ступеньке (остальные пять были под водой), он нацелился на большую картошку и с размаху вцепился в нее кочергой, как пиратским крюком. Поддерживая картошку совком с длинной ручкой, он подтянул ее ближе к себе и сбросил в корзину.

Через десять минут он вернулся с добычей.

– Смотри-ка, сообразил! А говоришь, что не пригодишься, – дед Мевлан с удовольствием посмотрел на корзину картошки. – Ладно, раз ты такой фантазер, слушай про фантазерское заведение.

Говорят, где-то на краю соседнего города есть Спунская фабрика. Два раза в сутки, темной ночью и поздним вечером, туда ходит из центра города специальный автобус. Владельцам всех магазинов об этом известно, можешь спросить, ведь они ездят туда за воздушными шариками и подобными штуками.

На этой фабрике трудятся только спуны. Сам директор фабрики – спун, так что он приглашает к себе только таких, как ты. Фабрика начинает работать после обеда, а закрывается ближе к утру.

Фабрика производит очень занятные вещи. Открытки к праздникам – это их рук дело. Цветные журналы, карнавальные маски, елочные игрушки. Не говоря уж о блестках и всяких гирляндах.

Ну, вы понимаете – всё это вещи, которые не нужны прямо с утра. Вечерние вещи. Воскресные вещи. Ведь кому придет в голову надевать с утра карнавальную маску! Спуны и рады: они не любят связываться с утренними вещами. И кстати – у них иногда размещает заказы местная служба Деда Мороза.

Спун замечтался. Он представил себе людей в нарядных одеждах, огромные светлые помещения. Там были гигантские механизмы, горы цветной и белой бумаги, работа десятков рук, оживленные разговоры, рисунки и буквы, чей-то восторженный взгляд… И много, много чудесных книг и открыток… Да, в этом волшебном мире он бы остался!

Ему было неуютно в школе, среди всех этих строгих порядков и беготни наперегонки, среди амбиций и топота, где его дразнили «тихоней». Но ему и не нужно было, чтобы его жалели, ведь у него была сияющая звезда и немало других сокровищ! Ему просто нужно было немного времени, чтобы выразить это. И, может быть, немного терпения от окружающих – чтобы просто выслушать, что он хотел сказать.

Ему нужен был мир вроде его звезды: там каждый двигался со своей скоростью, и не было разницы между обычными людьми и спунами. Там не было смысла бежать наперегонки – ведь опоздать невозможно. Там было не нужно спешить и оценивать, сравнивая себя с другими – у каждого свой талант, своя скорость и свой путь к звезде…

– А я бы работала в карнавальном агентстве, – Аврора в восторге кружилась по комнате. – Делала бы хорошенькие костюмчики и всякие украшения! Пусть меня возьмут! Я стану известной, ко мне будет целая очередь!