Хроники пепельного мира

Я тихо вышел из палатки и огляделся. Девушки нигде нет. Вероятно, она отправилась предаваться мрачным мыслям наедине. Пойду придамся сну.

Сегодня предпоследний день февраля. То есть, формально еще зима. Теплеет в наших краях ближе к середине марта, а в конце марта все еще может выпасть снег, хоть это и редкость. Но в феврале снег лежит почти всегда. Почти всегда и почти весь февраль. Огненная стена греет воздух вокруг себя, топит не только снег, но и металлические конструкции, однако ее тепло можно ощущать на расстоянии в сотню метров. На расстоянии в десятки метров можно ощущать жар, но при этом он еще не обжигает. Климатолог мне как-то рассказал, что огонь греет воздух, отчего средняя температура подогревается на несколько градусов, но тоже не очень далеко от огня. Максимум несколько десятков километров. Итого, потепление вблизи огненной стены есть, но оно не значительно. Так объясните же мне, почему в лагере, который находится в добрых пятидесяти километрах от огненного кольца, наступила настоящая весна? Мало того, что температура ночью была не ниже восьми градусов тепла, так еще и утром, когда я вышел из палатки, она уже перевалила за четырнадцать градусов. Зимняя куртка мне больше не нужна, да и обувь нужно сменить.

За завтраком я поднял эту тему, но климатологи только развели руками. Потепление наблюдается вокруг огненного кольца на расстоянии в сотню километров, и более того, чем больше становиться огненное кольцо, тем дальше от огня начинает теплеть. Кажется, огонь сломал не только наш мир, но и наш климат. Это при том, что внутри огненного кольца температура колеблется в пределах семнадцать-восемнадцать градусов. Во всяком случае там, где был я.

После завтрака все разошлись по своим делам, и один только я остался без дела. Я здесь своего рода достопримечательность – первый человек, побывавший в пепельном мире.

За утро у меня дважды взяли интервью. Оказалось, журналисты как-то узнали о моей миссии, хотя изначально она была секретна. Вопросы были глупыми, они плохо понимали, что нужно спрашивать и уповали на то, что я сам дам им нужную информацию. Конечно, я бы мог им многое рассказать, но где-то внутри моего мозга сидела заноза, которая предпочитала скрытничать и утаивать. Простите, коллеги по цеху, но быть может, действительно сейчас не все можно говорить. Хотя никаких бумажек я не подписывал и понятия не имею о том, что может быть секретным. Ну, кроме реагента, конечно.

Часам к десяти пришло распоряжение журналистов не пускать и от меня отстали. Я снова стал никому не нужным, а потому нашел пристанище в главной палатке лагеря. Здесь происходило кое-что интересное.

С утра в распоряжение ученых поступили переоборудованные военные беспилотники. Их запускали из военной базы в сотне километров от нас, а затем передавали управление нам. Вместо ракет дроны несли камеры, датчики и детекторы, а вместо бомб зонды для сброса.

Я отыскал на кухне автомат с кофе, налил себе большой стакан и устроился в углу палатки на свободном стуле. На нескольких больших экранах можно было наблюдать за картинками из камер дрона и за данными датчиков. Датчики сообщали о вещах совсем мне не понятных, а вот картинки с камер были интересны. Попивая кофе, я наблюдал как дрон приближается к колоссальному огненному валу, дугой тянущемуся до самого горизонта. Дрон летел немного выше и можно было наблюдать как позади огненной стены остаются сплошные пепельно-серые поля. Огонь возвышался на добрый километр, хотя по заверению ученых он почти перестал расти в высоту.

– Высота тысяча двести, дистанция тысяча пятьсот, – сообщил пилот дрона. – Набор высоты.

Дрон начал подниматься еще выше, чтобы жар огня как можно меньше вредил беспилотнику.

– Тысяча пятьсот, сближение, – сообщил пилот.

Огненная стена медленно проплывала под дроном и можно было во всех подробностях разглядеть серое облако над ней, из которого бесконечно шел пепел.

– Сигнал слабеет, – предупредил пилот.

– Зайди вглубь на километр, – попросил Данилов.

Пилот направил дрон к небольшому селу, чтобы мы могли лучше разглядеть последствия огня.

Находясь по ту сторону огня, я мало разглядывал окружающую действительность, а потому сейчас с большим интересом наблюдал пепельный мир на большом экране. Черные коробки домов, некоторые без крыш, остовы автомобилей, обуглившиеся пеньки на месте деревьев. Все покрыто ровным слоем пепла. Строения повыше покосились, или вовсе обрушились. Кирпичная водонапорная башня продолжала возвышаться над селом, но серостью своей не могла выделиться из общего унылого пейзажа.

– Сброс, – сообщил пилот.

От дрона отделился небольшой металлический цилиндр, пролетел вниз сотню метров, после чего над ним раскрылся купол небольшого парашюта.

– Включаю ретранслятор, – добавил пилот.

Дрон играл роль не только разведчика, но и ретранслятора для радиосигналов. Огонь не пропускал никакие радиоволны, а значит связь с пепельным миром была возможна только через ретрансляторы на дронах, или через спутники. Кстати, картинка со спутников у нас тоже была, но по каким-то причинам не удавалось добиться необходимой четкости. Спутниковые снимки выходили замыленными.

– Пошли данные, – сообщил кто-то из ученых.

На его мониторе появились данные с датчиков зонда.

Я отпил кофе и обвел взглядом присутствовавших здесь ученых. Они изрядно оживились. Только сейчас я заметил Марину, сидевшую возле противоположной стены и склонившуюся над ноутбуком. Она внимательно смотрела на колонки цифр и иногда делала записи на планшете.

– Сигнал тридцать процентов, – предупредил пилот. – Быстрое снижение сигнала.

– Еще пять минут, – Данилов подошел к пилоту и склонился над его монитором. – Поднимись повыше.

Пилот начал набирать высоту. С ростом высоты сигнал стал крепче, но на трех километрах он снова начал слабеть

– Похоже сильные электромагнитные поля излучает не только стена, но и что-то внутри пепельного мира, – предположил один из коллег Данилова.

– Двадцать процентов, – сообщил пилот. – нужно уходить или потеряем дрон.

– Еще минута, – попросил физик.

Оператор услышал просьбу, но совладать с дроном уже не мог. После двадцати процентов сигнал резко упал до нуля, связь с зондом прервалась, а сам дрон развернуло в воздухе и он, без управления, пошел по длинной дуге вглубь пепельного мира.

– Чуть-чуть не успели, – послышалось в палатке.

– Давай еще один, – попросил Данилов. – Нам нужно получить данные, хотя бы на сегодня.

Пилот принялся выводить еще один дрон на взлетную полосу, а в палатке воцарилась тишина. Я решил нарушить тишину своим вопросом:

– Разве дроны не могут летать автономно, без управления? По программе?

– Могут конечно, – ответил Данилов, – но не над огнем. Спутниковая навигация там не работает, а инерциальная система дает колоссальные погрешности, буквально в километры. Мы сделаем их автономными только тогда, когда поймем почему это происходит.

Я понимающе кивнул и снова отпил кофе.

Пока дрон летел к стене я успел пройтись по лагерю и помог разгрузить новоприбывший грузовик с формой. В этом деле у меня был свой корыстный интерес, ведь нам привезли весеннюю форму. После разгрузки я рассчитывал получить более легкую обувь, однако для начала мне пришлось перетащить с десяток ящиков в ангар с припасами, а уже там мне выдали новенькие ботинки и легкую куртку. От всего остального я отказался, дабы уж совсем не походить на военного.

Когда я вернулся в палатку дрон уже прошел стену и теперь кружил над местом падения первого беспилотника. Сигнал был слабым, а картинка с камеры шумной, но все равно можно было разглядеть беспилотник, зарытый носом в пепел. Крылья у него оторвало при падении, хвост надломился, но очертания стальной птицы хорошо угадывались на сером фоне.

– Связи с зондом нет, – покачал головой пилот. – Сбрасываю второй.

Еще один парашют начал свой медленный спуск над пепельным миром. Забавно, но наши дроны и зонды – это единственное движение, которое есть по ту сторону огня.

– Здесь стоит более мощный передатчик, – сообщил пилот. – У нас есть небольшой запас по времени.

– Огонь рано или поздно заглушит всю связь, – ответил кто-то из ученых. – Слишком мощные поля он генерирует.

В этот момент у Данилова зазвонил сотовый и он несколько секунд слушал чей-то голос в трубке. Затем ученый спрятал телефон и сообщил всем присутствующим:

– К вечеру у нас будет робот в пепельном мире.

Не скажу, что все встретили эту новость ликованием, но народ заметно оживился. Сегодня вечером один из дронов сбросит в пепельный мир гусеничного робота, который будет по меньшей мере двое суток передавать нам данные о радиополях по ту сторону от огненной стены. Так ученые планируют собрать данные о помехах и научиться их преодолевать. Для ретрансляции сигнала будут использовать сразу несколько дронов, а сам робот будет постоянно ехать следом за стеной.

Тем времени второй зонд все же успел собрать необходимые данные. Данилов предложил немного понаблюдать за стеной с ее обратной стороны, но, когда дрон опустился ниже полутора километров, связь с ним прервалась. Пепельный мир упорно не хотел открывать нам свои тайны.

– Хорошо, – Данилов устало потер затылок, – будем работать с тем, что у нас уже есть.

Он обвел взглядом палатку и вышел из нее. Кое-кто последовал за ним. На экранах осталось изображение от камер наблюдения за огнем, которые были установлены в паре километров от стены. Я снова оказался предоставлен самому себе. Журналистов ко мне не пускали, и даже более того, другие ученые меня игнорировали, в том числе и Марина. Хотя ее можно понять, у нее сейчас очень много работы.

А теперь о роботе. Небольшой робот-сапер оборудовали портативным дизельным генератором, увеличенным баком и мощным передатчиком. Я не говорю уже о раскладных антеннах для считывания радиоволн. В таком виде робот прикрепили к стратегическому высотному беспилотнику и оборудовали мощной парашютной системой. Работу всех систем дрона проверили трижды. Антенны и передатчики способны работать даже при сильном радиоподавлении. Военные поделились своими технологиями. Главная проблема была в другом: робот собрали один и обращаться с ним следовало со всей осторожностью.

До вечера я любовался красотами огненной стены на экранах мониторов, и заревом на горизонте. Нам уже сообщили, что лагерь перенесут в другое место. Мы все время бежим от огня. Мы не боремся с ним, не предпринимаем никаких попыток. Идей нет. Мы все время отступаем под натиском стихии. Телевиденье у нас только спутниковое, но мне удалось посмотреть несколько репортажей с места эвакуации. Людей массово вывозят. Возле столицы и других крупных городов разбиты огромные лагеря для беженцев. Сами города переполнены людьми, на улицах хаос и пробки. Количество несчастных случаев при эвакуации зашкаливает, все происходит впопыхах. Военные пытаются ловить мародеров, но их слишком много, преступность растет. Мне надоедает смотреть эту жуть, и я покидаю палатку. На улице тепло и все еще светло. Над моей головой огромная стая птиц летит прочь от огня. Вдали трасса с бесконечными грузовиками, автобусами, автомобилями. Все смешалось и уже невозможно понять, военные там или гражданские. Над нами кружит чей-то маленький дрон. Наверняка журналисты наблюдают за нашим лагерем.

Я нашел самое укромное место в лагере, сел на пустой ящик и снял легкую куртку. Температура растет каждые сутки, и я с опаской поглядываю на зарево, опасаясь, что огонь сделает еще один рывок к нам. Снег под ногами растаял уже давно, осталась только грязь, да и она местами подсохла. Мне здесь не уютно, но другого дома у меня теперь нет. Я бросил взгляд на палатки ученых. Они постоянно снуют туда-сюда, что-то делают, работают с оборудованием. А ведь у многих из них тоже больше нет дома. Огонь лишил нас пути назад, теперь или мы его победим, или он нас. Пока мяч на его стороне.

Вечером все вернулись в главную палатку, а с ними и я. Там меня ждали новости. Во-первых, связь с зондами полностью утрачена. Во-вторых, робот уже в пути. Это было куда интересней, чем простые железные болванки на парашютах.

Дрон с роботом прошел над стеной и взял путь на небольшую пустошь, за только-что сожженным поселком. Все затаили дыхание. На экранах были данные нескольких камер, включая тепловизоры дрона. В тишине помещения один только оператор дрона как-то двигался и издавал звуки, тихо повторяя какие-то цифры с экрана. Я не вслушивался, но догадывался, что речь идет о скорости и высоте.

Самое удивительное в том, что в пепельном мире нет ветра. Казалось бы, воздух должен двигаться в сторону огня снизу, и от огня сверху, но вместо этого там был полный штиль. Дрон быстро приблизился к расчетной точке и сбросил груз. На экране мы увидели сразу три купола парашютов и робот начал свой медленный спуск. Дрон круто развернулся и начал кружить над местом сброса. Данилов переглянулся с коллегами.

– Принимаю управление, – сообщил нам оператор робота.

Он сидел рядом с пилотом дрона и теперь на его мониторах побежали цифры, а затем появились изображения с камер. Воздух вокруг нас словно сгустился от напряженности. Дрон коснулся земли, и оператор резко включил передний ход. Маленькая машинка сделала рывок вперед, проехала десяток метров и остановилась. Парашюты упали позади робота, после чего оператор нажал несколько кнопок и стропы отцепились.

– Ура! – прокатилось по палатке.

– Вот сюда давай, – Данилов подскочил к оператору и указал направление движения.

Робот повиновался и направился к остаткам дома на окраине поселка. Темнело быстро, но огненная стена ушла не слишком далеко и ее свет был все еще ярок.

– Мир, населенный роботами, – сострил один из присутствующих.

Остроумное утверждение, которые раньше подходило только Марсу. Теперь и на нашей Земле есть такой мир.

Людей в палатке стало меньше. У всех была своя работа, а наблюдать за роботом должны были только руководители научной группы. Я разжился протеиновыми батончиками, устроился на раскладном стуле в углу и наблюдал за главным экраном, на котором робот делал срез деревянной балки. Огонь не успел проникнуть глубоко в дерево, как он не успевал проникнуть глубоко в камень, бетон, железо и грунт. Примерно пятнадцать сантиметров бетона уже надежно защищали от огня, что уж там говорить о сорока сантиметрах грунта. Ниже этой отметки все еще существовала жизнь.

Несколько часов первый дрон кружил над роботом, потом его сменил другой дрон. Пилота и оператора тоже сменили другие люди. Данилова было некому сменить, а потому он пил четвертую чашку кофе за вечер. Марины поначалу не было с ними, но ближе к полуночи она пришла, улыбнулась мне и устроилась со своим ноутбуком поближе к оператору. Вместе они искали следы воздействия огня на некоторые отделочные материалы. Видимо девушка хотела отыскать что-то достаточно огнеупорное против нашей кары небесной.

Тем временем дрон-ретранслятор не только связывал нас с маленьким роботом, но и продолжал съемку местности при помощи своей тепловизионной камеры. Вблизи огненной стены все было раскаленным, но уже через сотню метров температура сильно падала, а через две сотни метров сравнивалась с привычными семнадцатью градусами. Пепельный мир остывал очень быстро, и только отдельные металлические конструкции продолжали долго излучать тепло. Вот только эти конструкции всегда были неподвижны. Я внимательней посмотрел на экран. Картинка с тепловизора была очень четкой, фон был обычным. Несколько пустых зданий, груда мусора, какая-то конструкция лежит, а рядом теплое пятно. Камера скользнула в сторону, я перевел взгляд на другие экраны. Знаете, это чувство, когда нужно срочно привлечь общее внимание к чему-то. Только ты один заметил что-то важное, но есть доля нерешительности, а вдруг это какая-то глупость и ты зря отвлечешь других от важной работы.

– Можно вернуть камеру назад? – спросил я.

– Какую? – оператор оглянулся и посмотрел на меня.

Да все оглянулись и посмотрели на меня.

– Дрон только что снимал какое-то место, и мне там показалось…

Я сделал вид, что еще не готов утверждать, что же мне там показалось. Вид получился убедительным, и пилот дрона начал вращать камерой. В темноте картинка менялась не слишком сильно, а потому он взял более общий план.

– И что мы ищем? – спросил Данилов.

– Источник тепла, – уверенно ответил я.

– Может свинец расплавился, – пробормотал пилот. – Вот здесь?

Он указал на разогретую огнем автоцистерну.

– Нет, там пятно было поменьше, – ответил я.

Мне стало неловко, я захотел отмахнуться и сказать, что мне, наверно, показалось, но ведь мне не показалось. Я встал со стула и подошел к пилоту. Марина с оператором были заняты своими делами, но и они отвлеклись от них, и теперь на мне сошлось полтора десятка пар глаз. Не уютное ощущение.

На экране мелькнуло тепло. Я хотел встрепенуться, но это было другое место, и теплое пятно было другим. Затем камера дрона повернулась еще немного, и я узнал металлическую конструкцию.

– Вот здесь был источник тепла, – уверенно указал я пальцем. – Точно видел что-то яркое.

– Это упавший дрон, – сообщил пилот. – Он здесь с утра лежит.

Черт! Дрон мог загореться от падения и его пламя ввело меня в заблуждение.

– Наверно он еще горел, – вздохнул я.

– Он вообще не горел, – поправил меня пилот. – Просто упал и развалился от удара.

– Рядом было что-то теплое, – напомнил я.

Пилот пожал плечами и повернул камеру, затем сделал общий план места, но ничего теплого поблизости уже не было.

– Стоп, – теперь Данилов подошел к пилоту и указал на монитор. – Вот здесь минуту назад был источник тепла. Я видел его, когда ты искал упавший дрон.

– Все видели, – добавил кто-то позади нас.

Пилот выполнил разворот и включил функцию поиска источников тепла. Программа сама указывала нам на теплые точки, но все они оставались неподвижны. Минуту дрон шел по дуге мимо упавшего беспилотника, затем выровнял курс и продолжил поиск в другом направлении. Наконец впереди замелькал яркий объект.

– Вот! – дернулся Данилов. – Ближе!

Общий план сменился крупным. Мы все отчетливо видели человеческую фигурку, быстро убегавшую вдоль улицы.

– Черт возьми, – ученый наклонился близко к монитору, – почему он убегает?! За ним!

– Не могу, – покачал головой пилот, – я и так слишком далеко от робота. Потеряем связь.

– А робот? – Данилов посмотрел на оператора.

– Я не догоню человека, – ответил оператор. – Могу подъехать к упавшему беспилотнику.

– Давай, – кивнул ученый.

Дрон еще несколько минут показывал нам фигурку человека, мелькавшую между зданий, но скоро она скрылась из виду. В свою очередь робот неторопливо ехал в сторону упавшего беспилотника, тщательно маневрируя между завалов мусора и остатков зданий.

– Мы предполагали, что люди там остались, – заговорил Данилов, – но до этого момента ни разу не встречали выживших. Пересидеть огонь можно в глубоком подвале, в метро, может еще где-то. Но почему он убегал от нас? Наоборот, он должен искать способ выйти к нам. Есть же сети метро по ним можно выйти, и еще есть трубопроводы.

– А это был человек? – спросил я.

– А кто еще? – удивился Данилов. – Похож на человека.

На экране появился кадр с камеры дрона, на котором отчетливо виден теплый силуэт.

– Определенно человек, – решил Данилов. – Это не инопланетное вторжение. А зачем ему дрон?

Кстати, робот как раз подъехал к остаткам дрона, и мы принялись их осматривать. Незнакомец умело снял крышку дрона, вывернул наружу часть проводки и какие-то узлы. Он что-то искал внутри дрона, но камера робота не могла проникнуть внутрь. Пришлось манипулятором срезать часть обшивки и только после этого заглядывать внутрь.

– Пропал резервный аккумулятор, – заметил пилот.

– И знал же, что искать, – добавил оператор робота. – Так просто никто не разберется во внутренностях беспилотника. А еще у него есть уцелевший инструмент.

Мы все замолчали. Я пялился на экран, остальные переглядывались. Напряжения не было, а только непонимание.

– Вот что, – Данилов отошел от пилота на середину палатки, потер лысину и решил: – завтра, по следам в пепле, мы найдем этого человека и попытаемся вступить в контакт.

– Если он будет не слишком далеко от огня, – напомнил пилот.

– Мы выстроим мост из дронов, для ретрансляции, – ответил ученый. – Так мы можем забраться вглубь на несколько десятков километров. Может на тридцать. Он не успеет так далеко уйти.

– Это сломает нам программу исследований, – возразила Марина.

– Сбросим ему припасы, – предложил кто-то из ученых.

– И средства связи с инструкцией, – добавил пилот.

– Можем попытаться вытащить его, – решил Данилов. – Это программе не помешает, может быть даже мы получим дополнительную информацию от того, кто длительное время прожил в пепельном мире.

И в этот момент половина экранов погасла. Пилот недоуменно потыкал какие-то кнопки и постучал по экрану. Оператор включил перезагрузку системы. Военный, который отвечал за работу ретрансляторов на дронах, взял трубку полевого телефона и сообщил о неполадке, ему ответили, он повернулся к нам и сказал:

– Дрон по нашу сторону огня потерял связь с дроном по ту сторону. Никакого сигнала, вообще.

– Как это никакого сигнала, – оператор робота запустил систему и принялся читать отчет о последних секундах связи.

– Может быть огонь стал излучать больше помех? – спросил еще один ученый.

На экран вывели данные о помехах. Огненная стена была спокойна, помехи минимальны.

– Наверно слишком далеко оказались в пепельном мире, – решил Данилов. – Робот потерял связь и перешел в режим ожидания. Завтра выстроим мост из дронов и продолжим работу.

Все стали покидать палатку. Я вышел следом за Мариной, нагнал девушку возле ее домика и спросил:

– Как тебе сегодняшние открытия?

– Сегодня мы узнали о пепельном мире больше, чем за все предыдущее время, – ответила Марина.

– И у тебя есть идеи? – поинтересовался я.

– Особо нет, – девушка пожала плечами. – Странно все это.

– Что именно? – заинтересовался я.

– Человек который убегал от нас. Там же тишина, только гул огненной стены, да грохот, если что-то падает. Но огонь был уже далеко и ничего не падало. Он точно слышал беспилотник и убегал от него.

– Может быть ему очень срочно нужен был аккумулятор? – предположил я.

– Знаешь, мы сегодня действительно многое узнали, но ведь и вопросов у нас появилось еще больше, – ответила Марина. – А если мы потеряли наше оборудование?

– Тогда построите еще.

– Время уходит, – она опустила глаза и добавила: – У нас вообще нет времени.

Она зашла в свой домик. Я еще секунду стоял в нерешительности, потом зашагал к своему временному жилью.

Глава шестая. Сильные мира сего

Последний день зимы. Сейчас не високосный год, а значит на календаре двадцать восьмое февраля. И сегодня первый раз, на моей памяти, в этот день идет дождь. Ладно, я немного погорячился, дождем это назвать сложно, но тем не менее, эта моросящая мелочь усугубила окружающую грязь до такой степени, что вояк еще ночью заставили разбирать деревянные паллеты и делать из них мостки. Главная дорожка протянулась от обеденной палатки к научной. Еще несколько мостков тянулись к городку ученых и на выход из лагеря. Легкая армейская куртка была без капюшона, и я без особого удовольствия пробежал от своего фанерного домика в столовую, где разжился бутербродами и кофе. Мне не хотелось тратить время на завтрак, а поскорей вернуться в наш научный центр – там продолжали разворачиваться главные события. По пути мне встретился тот самый лейтенант, который инструктировал меня перед поездкой через туннель. Он пожелал мне удачи и подарил на память ту самую фотокамеру, которая была заполнена снимками пепельного мира. Теперь память фотокамеры пуста, а по мнению офицера я могу отснять еще что-то полезное. Камеру я спрятал в карман.

Итак, ночью поиск потерянного оборудования был попросту невозможен. В общих развалинах и грудах металлолома трудно было отыскать упавший дрон или робота. Утром над аэродромом погода была совсем не летная, дул сильный боковой ветер и поиск утраченного решили перенести на час, а потом еще на полтора часа. Только после этого ветер стих и в воздух подняли беспилотник. К огненной стене он прилетел быстрее, чем вчера, ведь сам огонь заметно приблизился к аэродрому. За стеной дрон отыскал местность, где мы вчера потеряли оборудование, и пилот приступил к поискам. Искали часа два, но ничего не нашли. Вообще. Никаких следов. Я как раз вошел в палатку, в которой в полной тишине сидело пятнадцать человек с недоверием косившихся на большие мониторы.

– Как успехи? – спросил я, отпивая кофе.

Данилов вздохнул, перевел на меня взгляд, затем сосредоточил его на моей чашке кофе и ответил: