Хроники пепельного мира

Кстати, пару раз я сообщал о флешке старшим офицерам, которых встречал в селах на пути нашего следования. Офицеры не знали, что делать с такой информацией, не имели на этот счет инструкций и вообще были очень заняты. Один подсказал мне, что в Выровске ночью будет развернут оперативный штаб, и что флешку лучше отнести туда. Теперь у меня есть цель, хотя сомневаюсь, что моя информация им чем-то поможет. Поможет только тот, кто знал, что на упавшем самолете.

Очень скоро я узнал еще и то, что военные проводят эвакуации в пятидесятикилометровой зоне от места падения самолета. Вывозят людей из всех городков и сел. Многих везут в Выровск, где спешно оборудуют места ночлега для беженцев, но есть и другие крупные города, которые дадут приют несчастным на ближайшие дни. Зима не позволяет разбивать палаточные городки, а потому используют школы, больницы, муниципальные организации и много еще кого. Проводиться так же мобилизация резервов, так как людей для организации эвакуации не хватает. Я всегда думал, что у нас раздутая армия, а вдруг случилась катастрофа, и людей нет. Это при том, что МЧС и гвардию тоже привлекают. Власть использует всех, кого может.

Откуда я это знаю? Военные рассказывают. А еще километрах в десяти от огненной стены начало ловить радио и появилась мобильная связь. Я пытался звонить родственникам и друзьям, которые были в городе, но они молчат. Некоторые не в сети, кто-то не берет трубку. Я волнуюсь, но надеюсь на лучшее. Практически все жили вдали от места падения и наверняка успели выехать. В Выровске можно будет поискать своих.

Зато коллеги из других городов в курсе катастрофы и рассказали много интересного. Власть объявила об огненном апокалипсисе часа через два, после падения самолета. Называют это мощным взрывом, вызвавшем пожар. Когда журналисты с вертолетов сняли огненное кольцо, властям пришлось признаться, что природа пожара неизвестна. В этой части страны введено чрезвычайное положение. Всех будут эвакуировать, но тем, кто уезжает сам, рекомендуют не задерживаться на пятидесяти километрах, а ехать дальше. Оптимальным называют триста километров! Кроме того, проходят закрытые международные консультации. Похоже, масштаб трагедии колоссальный, и я не до конца его осознаю.

Сидя на одном из привалов, и жуя шоколадный батончик, я наблюдаю как вереница грузовиков въезжает в село. Машины есть почти у всех, и большинство уже выехало, но остаются одинокие, пожилые люди, которые и ехать то никуда не могут, да и не хотят. Военные их уговаривают, затем помогают грузить вещи. С военными есть врачи, многим нужно успокоительное. А есть и те, кто уже готов, собрал вещи и ждет своего места в грузовике. Собак и котов разрешают забрать. Остальных животных приходиться оставить. Многие открывают клетки и загоны, в надежде, что животные сами убегут от огня. Удивительно, я несколько раз видел, как коровы или свиньи начинают неторопливо семенить в сторону от огня. Животные ощущают опасность. Кстати, птицы тоже ощущают огонь, и в небе роятся стаи птиц, которые собираются в некие подобия облаков и плывут подальше от огненного кольца.

Еще спустя пару километров я начал встречать грузовики военных, с которых раздавали сухие пайки и воду. Люди охотно брали и тут же садились обедать. Я не преминул возможностью перекусить и взял один себе. Обедать среди всех я не хотел, а потому присмотрел себе заправку, стоящую в сотне метров от основной дороги, на пути к небольшому городку. Возле заправки стояло несколько автомобилей, и я решил, что она еще работает. Деньги я прихватил и рассчитывал прикупить еще продуктов. При заправке был магазин.

Пока я шел к заправке, один автомобиль отъехал, а второй начал заправляться на его месте. Заправщика не было, водитель сам вставил в бак пистолет, а затем отправился в магазин. Я вошел следом за ним. Заправка оказалась брошена работниками и уже изрядно разграблена. Водитель сгребал с прилавков воду и тащил бутылки в охапке к машине. Он пробежал мимо меня молча, а когда вновь вернулся замер передо мной и спросил:

– Вы же не работаете здесь?

– Нет, – я качнул головой.

– Тогда хорошо, – он бросился внутрь. – Я видел где-то здесь полуфабрикаты.

Он быстро отыскал холодильник и начал набирать из него пачки с полуфабрикатами. Я вошел в магазин и огляделся. Можно было взять воду, напитки и мелочь вроде чипсов. Шоколад тоже еще оставался.

– Вас военные не смущают? – спросил я, не решаясь что-то взять.

– А что они сделают, расстреляют меня? – водитель закончил с полуфабрикатами и разглядывал другие полки.

– Это мародерство, – ответил я.

– Вы новости не смотрели? – он бросил на меня взгляд, затем вернулся к своему делу. – Здесь ничего не будут спасать или охранять. Пятьдесят километров ничейной территории, которая скоро сгорит, если они не придумают, как потушить этот огонь.

– Все равно есть правила, – упрямо ответил я.

– У вас есть пистолет? – спросил незнакомец.

– Нет, – я удивленно пожал плечами.

– А у меня есть, – уверенно ответил водитель. – Очень полезная вещь. Но все равно, никто не будет выставлять патрули. Людям нужно как можно скорей отсюда убраться, и им разрешено взять с собой все, что угодно. Вот если я залезу в чей-то дом, тогда я стану мародером. Или отниму что-то ценное у другого беженца, тогда я еще и преступник. А если я просто пытаюсь спасти себя, взяв немного продуктов, и бензина, то это не мародерство. Это борьба за выживание. Вы тоже себе что-то возьмите. Нам еще долго бежать от огня.

– Почему вы думаете, что они не найдут способ потушить огонь? – я скрестил руки на груди.

– Вы слышали, что они уже пытались сбить его бомбами – у них ничего не вышло. Потушить такое пламя тоже вряд ли удастся. Этот огонь будет гореть до тех пор, пока есть чему гореть, – незнакомец отставил в сторону один пакет и принялся набирать второй. – Я уеду как можно дальше, чего и вам советую.

Я не только слышал о бомбах, но и видел их. Да что там видел, я час хромал из-за них.

– Сейчас сюда еще кто-то придет, и он заберет здесь все оставшееся. И вы не брезгуйте, – водитель потащил пакеты в машину.

Я проводил его взглядом и подошел к раскладке шоколада и батончиков. Люди зачем-то набирают скоропортящиеся продукты, в то время, как сладкое хорошо восстанавливает энергию и храниться дольше. Моя мораль меня погубит. Мимо заправки проехал армейский автомобиль, но никто не вышел из него, и не сделал замечание. А ведь незнакомец как раз складывал пакеты в багажник. Я снял свою сумку и сложил в нее немного батончиков, и воды. Есть наверняка какое-то негласное разрешение брать все, что нужно для выживания. Это пугало меня, но пугало не только потому, что я чувствовал себя вором, а еще и потому, что в правительстве определенно не знали, как погасить огонь. Пятьдесят километров – это очень много. Это большая фора, которую люди отмеряют себе сами, потому что не знают, как долго будет пожар, и как далеко он зайдет, но точно знают, что его так просто не остановить. Значит точно знают.

Я покинул заправку как раз тогда, когда к ней подъехало еще несколько автомобилей, а машины моего собеседника уже не было поблизости. Я ел на ходу. Мне было не уютно сидеть и просто наблюдать за потоком людей и машин. Мне хотелось идти. Острая потребность в продолжении пути. Я ел молча, шел немного в стороне и ни с кем не говорил. Огненная стена все еще виднелась на горизонте. Интересно, как много нужно пройти чтобы она исчезла, скрылась за горизонтом. Чтобы даже пепельного облака не осталось. Пока она там за спиной, мне кажется, что меня преследует какое-то зло, от которого я не в силах убежать.

Еще час пути и вот первая крупная авария. Армейский грузовик смял несколько легковушек. Военные быстро оцепили место, приехал военный медицинский автомобиль, но правда в том, что помощь водителю грузовика не нужна, а водитель и пассажиры первого автомобиля погибли на месте. Смятый автомобиль и четыре тела под покрывалами на грязной дороге. Второй машине повезло больше. Водитель не пострадал, а трое пассажиров отделались мелкими ушибами. У грузовика отказали тормоза. Я иду мимо, поглядываю в сторону покрывал, которые уже успели пропитаться кровью. Народ вокруг обходит это место, сторониться аварии, машины сбрасывают скорость, начинают ехать осторожней. Иногда можно бежать от одной катастрофы к другой.

Поток людей вокруг меня редеет. Военные постепенно подбирают беженцев и везут дальше. Никто не отказывается от этого, кроме меня. Хотя, я не отказываюсь, я предлагаю свое возможное место другим. Я не играю в благородство, но что-то меня останавливает. Пока я иду, я всегда могу оглянуться и увидеть огонь позади. Мне хочется его видеть? Я не скажу, что люблю огонь, но в этом огненном кольце что-то есть. Может быть и вправду, это дело высших сил, пославших нам испытание.

Похоже, я погорячился, когда решил, что людей стало меньше. Километрах в семи на север от моего теперешнего места есть еще один крупный город. Эвакуация там началась позже и только сейчас потоки жителей из него начали двигаться к пятидесятикилометровой отметке. Машин на дороге стало больше, но кроме этого толпа людей двигалась в мою сторону. Кто-то шел по главное дороге, кто-то шел проселочными дорогами, но многие шли прямиком через поля. Зимний пейзаж: снег и множество темных силуэтов, бредущих полем. Над ними гудят вертолеты. У следующего перекрестка пробка из бесконечно сигналящих машин. Они пытаются вклиниваться в потоки военных грузовиков и автомобилей беженцев, но сделать это не просто. А кроме этого на дорогах и обочинах стало больше брошенных машин, чьи владельцы не рассчитали правильно запас топлива. Хорошо, что на полях грунт замерз и по нему теперь можно идти. Сейчас тоже мороз, но я его не ощущаю. Сколько я уже иду? Сколько километров я прошел? Но я знаю, что идти еще очень много.

Вот еще одно село. Довольно большое. Здесь люди еще не успели собраться и к моему приходу эвакуация только началась. Я вошел в село в поисках магазина, но он оказался закрыт. Местные посоветовали мне еще один магазин, с другой стороны села, но там был настоящий ажиотаж – люди покупали все, что было на прилавках. Хоть не крали.

– Вы видели пожар? – ко мне обратился местный житель, догадавшийся, что я один из первых беженцев.

– Да, видел, – подтвердил я. – Только на пожар это не похоже.

– По телевизору показывают какое-то кольцо, – добавил еще один мужчина, постарше первого.

– Они там что-то взорвали? – вновь спросил меня первый.

– Там разбился самолет, – ответил я.

– Я думал врут, – сообщил первый.

– Я его сам видел, – добавил я.

– Ни черта к нам не дойдет, – снова встрял второй. – Нас пугают чтобы вывезти с нашей земли. Пожар-пожар. Чушь! Так ничто гореть не может.

– Я видел своими глазами, – ответил я. – Все, что говорят по телевизору – правда.

– Мне уже пятьдесят семь лет, и по телевизору за это время ни разу правды не сказали, – махнул рукой второй.

– Ну иногда бывает, – первый снова обратился ко мне: – Там на видео горело даже поле снега, а больше там гореть было нечему. Взрывная волна тоже так не движется. Вы ничего не знаете об этом?

– Я ничего не знаю, – я отступил. – Но, лучше уйти отсюда как можно дальше. Может быть и пятьдесят километров не предел.

Толпа шушукалась, а я отошел в сторону. Аккуратное село. Небольшие ухоженные домики. Сады. Можно на пенсии купить здесь домик и писать мемуары о том, как однажды мне приснилась огненная стена.

– Вы из первого города? – ко мне обратилась какая-то женщина.

– Да, – я кивнул, ощущая себя немного знаменитостью.

– Там всех эвакуировали? – к женщине подошел мужчина. Мне подумалось, что это ее муж.

– Боюсь, что нет, – я качнул головой. – Мало кто смог спастись из тех, кто был ближе всего к огню.

– Но огонь ведь пришел с востока? – переспросила женщина.

– Верно, – подтвердил я.

– Мой брат живет на севере, – сообщила мне женщина. – С ним с утра нет связи.

– Связь пропала почти сразу после взрыва, – ответил я. – Тогда огонь еще быстро двигался.

– А сейчас замедлился? – спросил мужчина.

– Может быть полтора или два километра в час, – подтвердил я. – Военные очень быстро начали эвакуацию, я думаю с ним все хорошо.

Я не был в этом уверен, но ведь не пугать же людей.

– Почему военные? – спросил мужчина. – Есть же МЧС, спасатели, гвардия наконец. При чем здесь военные?

– Их быстрее всех подняли по тревоге, – ответил я, но и в этом я не был уверен.

– Это из-за масштаба пожара, – решила женщина. – Подняли тех, кто был ближе всего к пожару. А вы сейчас куда идете?

– В Выровск, – ответил я. – Там у них должен быть штаб, а я кроме всего еще и журналист. Хочу поговорить с офицерами штаба.

– Хороша затея, да они будут отмалчиваться, – отмахнулся мужчина.

– Поедем в Выровск, может быть брат там? – спросила его женщина.

– Хорошо, – согласился мужчина и обратился ко мне: – Вас подвезти туда?

– Не нужно, возьмите лучше кого-то, кому трудней идти, – я отказался, ощущая тем не менее слабую боль в ногах.

– Тогда сейчас, – женщина скрылась в ближайшем доме.

– А люди что говорят? – спросил меня мужчина, и добавил: – А военные?

– Никто ничего не знает, – я покосился на поток людей вдали. – Военные выполняют приказ, офицеры ничего не комментируют, а люди просто идут от огня. Зона эвакуации радиусом пятьдесят километров, но многие пойдут дальше. Огонь идет даже полями, на которых кроме земли и снега ничего нет.

– Видимо где-то сильно облажались, наши ученые, – вздохнул мужчина.

– Я тоже так думаю, – я скрутил ладони и принялся на них дышать. – Что-то везли на самолете. Может быть новая бомба, или химия какая-то.

Мужчина кивнул, а из дома показалась женщина с ключами от автомобиля.

– Это наш старый пикап, – она протянула мне ключи. – Там бензина чуть-чуть, и он сам барахлит, но еще поездит.

– Я не могу взять, – отмахнулся я.

– Тогда его возьмет огонь, – пожал плечами мужчина. – Вам может быть он больше пригодиться. Проедете лишних двадцать километров на нем, если не заглохнет.

Я помедлил, затем взял ключи.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Он стоит под навесом, рядом с гаражом, – указала женщина. – Мы сейчас отъедем и можете забирать.

– Вы не закроете дом? – спросил я.

– Закрою только дом, – ответил мужчина. – Ворота оставлю открытыми.

Муж, жена и две дочери погрузились в свой новенький минивэн и отправились в сторону общего автомобильного потока. Я стоял, вертя в руках ключи. Подарок так неожиданно свалился мне на голову, но мои ноги были благодарны дарителям. Я летом прохожу приличные расстояния, но зимой отвыкаю от долгой ходьбы.

Старый пикап был двухместным. В кузове лежал какой-то хлам: картонные коробки, деревянные поддоны и брусья разного сечения. Я открыл кузов и все выбросил. Народу на улице становилось все меньше. В село приехали первые военные, которые начали давать инструкции местным жителям. Один из сельчан закрылся в своем доме и наотрез отказался уходить. Он грозил военным своим ружьем, но те продолжали упрашивать его. Наверняка таких случаев много, и это лишь первый, который я увидел. Пришли какие-то женщины и принялись его уговаривать, а он посылал их и требовал оставить его одного.

Я облегчил автомобиль как мог, проверил масло, топливо и аккумулятор. Всего хватало на небольшую поездку. Может быть дотяну до Выровска. Хуже всего дело обстояло с топливом, но по опыту я уже знал, что заправки на главных трассах пустые и мне негде взять бензин. Искать заправки не было времени, и оставалось рассчитывать на то, что есть в наличии. Я завел мотор, выехал со двора и неспешно поехал к выезду из села. Неизвестный мужчина продолжал отбиваться от военных. Они еще немного поговорят с ним, а потом оставят в своем доме. Интересно, можно ли переждать огонь? Например, забраться в подвал и надеяться, что воздуха в нем хватит, пока сверху бушует огонь. Наверняка кто-то уже успел попробовать так сделать. Жаль в моем городе нет метро, там наверняка можно было бы спастись.

Глава третья. Штаб

Теперь я еду в общем автомобильном потоке. Раньше шел в людском, теперь еду в автомобильном. Один раз подвез женщину с дочкой, от одного села, до другого. Женщина говорила практически весь путь. Похоже, разговорчивость у нее проявилась на нервной почве. Она рассказывала о том, что во втором селе ее ждет муж с сыном и другими родственниками, рассказывала, что вещей они почти не берут, делилась последними теориями происхождения огня и даже, пыталась шутить. Как на зло я оказался ее противоположностью – все время молчал. При этом я не хотел побыть наедине с собой и подумать о чем-то в тишине. Нет. Я весь путь наедине с собой и уже успел все передумать, что мог. Просто я не знал, что ей ответить. Я не верю в конспирологию и пришельцев, и уж тем более не верю в страшный суд. Мы сами себе и суд, и палач.

Когда мои пассажиры сошли на своей остановке, я даже облегченно вздохнул. Других желающих сесть ко мне в машину не было, но спустя пару сотен метров я подобрал еще одну семью. Муж с уже взрослым сыном разместились в кузове, а жена ехала в салоне, на единственном пассажирском кресле. Она была молчаливой, но все время поглядывала в заднее окно на своих близких. У них было немного вещей и клетка с котом. Кот ехал в салоне и почти весь путь с интересом разглядывал окружающий пейзаж. Он никогда не видел такого количества людей, разом оказавшихся не просто на улице, а на междугородних трассах. Я был солидарен с котом, ведь сам впервые вижу такую картину.

Я всегда вожу очень аккуратно, не превышаю скорость, держусь в рамках правил. У меня полно встреч, но если правильно рассчитать время, то не нужно никуда спешить. Сейчас, на загруженной дороге, я тащусь едва пятнадцать километров в час, а кто-то умудряется гонять. Еще один перекресток и еще одна авария. Я медленно объезжаю разбитый автомобиль. Второй лежит перевернутый на обочине. Я притормаживаю, открываю окно и слушаю разговоры вокруг. Парень угнал автомобиль и уходя от погони врезался в поток автомобилей. На сей раз погиб только вор. Еще двое получили легкие травмы, и медики уже забрали их. Я закрываю окно и еду дальше.

Мои пассажиры сошли у следующего села. Туда прибыли автобусы для эвакуации, и они смогли пересесть в более комфортный транспорт. Однако, мне стоило сесть вместе с ними. Мой пикап прожил еще пару километров, после чего в нем закончилось топливо. Просить немного бензина у других водителей нет смысла, им самим не хватает. Ближайшая заправка разграблена. Еще одна все еще целая, но лишь потому, что возле нее военные развернули небольшой координационный центр. Впрочем, бензина там тоже уже нет. Я скатил пикап на обочину и оставил его там, дожидаться огня. До Выровска меньше десяти километров, а до заката еще часа полтора. Я устал, хочу спать и есть, не хочу идти. Что мне остается? Не спать, не есть, но идти. Впрочем, я могу перекусить, но лучше терпеть до Выровска, чем расслабиться на подступах к нему. Потом будет сложней вновь набрать темп.

Над нами постоянно пролетают вертолеты. Одни движутся в сторону огня, другие от него. Журналисты, военные и ученые осматривают поле боя с огнем. У одного беженца, который идет рядом со мной, громко работает радио. Сплошной поток новостей о том, что правительство беспрерывно заседает, в столице собрался консультативный совет из представителей других стран, а военные вывозят людей тысячами. Никто не говорит о причинах пожара, или о способах его тушения. Несколько ученых дали интервью и объяснили, что такое огонь, как проходит реакция окисления и что снег не горит. Но наблюдения говорят, что снег именно горит, а не тает. Ученые не могут дать этому объяснения и требуют проведения разных опытов и наблюдений. Впрочем, в том, что я слышу по радио, не чувствуется суета. Наверняка в паре сот километров отсюда нет никакой эвакуации, паники и люди просто смотрят очередное шоу по телевизору. Это где-то там, а не у них.

Выровск в три раза меньше, чем мой город. Он полностью окружен полями, здесь перерабатывают зерно, почти нет тяжелой промышленности, но на юге есть отличные сады. Город разрезают сразу три реки, но сейчас все они покрыты льдом. Я бы сказал, что это очень неудачное место для концентрации беженцев. Уже к обеду все свободные места под размещение людей были заняты, а к вечеру население Выровска увеличилось вдвое. К счастью здесь все еще исправно работает железная дорога, а правительство перенаправило для эвакуации поезда. Многих сразу сажают в вагоны, и они едут куда-то дальше, где их возможно встретят и приютят. Автомобилей в Выровске больше чем в столице. Грузовики военных, автобусы из моего города, немереное количество автомобилей. Многие решили переночевать именно здесь, но это почти невозможно. Выровск встречает меня огнями, звуками поездов, ревом армейских грузовиков. Мне даже кажется. Что в этом городе теплее чем среди полей. Обилие транспорта разогрело воздух. Впрочем, дышать здесь тяжело, по той же причине.

Я принялся искать место под ночлег. Первая школа на моем пути уже была закрыта для приема беженцев. Ночлег в ней обустроили где только могли: в актовом зале и спортзале, в классах и кабинетах. Парты сгребли в стороны и расставили раскладушки, разложили матрасы, нашли где-то старые кровати. Поваров из школьной столовой вызвали к вечеру в школу, готовить ужин для беглецов.

Следующая была больница, но и она была занята. Правда она принимала не всех беженцев, а только раненых и травмированных, но таких тоже было много. Толпы людей на улицах шатаются из стороны в сторону, в поисках ночлега. Много где местные горожане выходят на улицу и зазывают беженцев к себе. Почти все делают это бесплатно, почти все.

Я почти час шатался улицами, успел съесть пару булочек из местной пекарни, но аппетит от этого стал только злее. Уже стемнело и стало резко холодать, когда я увидел здание театра. Конечно, в театре тоже размещали беженцев. Матрасы и раскладушки расставили ровными рядами в вестибюле и в самом концертном зале, прямо на сцене. Многие уже уснули прямо в креслах. На театральной площади военные поставили две полевые кухни и две большие палатки, обогреваемые печками. Это был мой шанс на ужин.

Солдаты готовили первое, второе и раздавали сухие пайки. Я не отказывался ни от первого, ни от второго, ни тем более от сухого пайка. Сладкое давали только детям, но в избытке был чай и печенье. Я выстоял очередь к полевой кухне и получил небольшой жестяной поднос с набором бумажных тарелок и стаканчиком. Даже вилка и ложка были картонными, но пользоваться ими было вполне возможно. А вот мест за столами совсем не было. Я покинул палатку и сел на лавочку, стоящую на театральной площади. На улице был мороз, но печь, обогревавшая палатку, была всего в двух метрах от меня, так что сидеть было тепло.

Пока длился ужин, я наблюдал за движением масс на улице. Через полквартала находился небольшой спортзал, куда как раз свезли гору матрасов. Где они их столько набрали? Закрома родины полнятся матрасами? Теперь уже точно не полнятся, ведь в спортзал они привезли очевидные отбросы матрасного производства. Матрасы были все рваные и в пятнах. Похоже, другие они попросту не успевают подвезти. Следом за матрасами приехали и автобусы с беженцами. Люди спешно выбираются из автобусов, заходят в здание, военные что-то им рассказывают. Там нет полевой кухни и многие идут сюда, на театральную площадь. К сожалению еда закончилась и теперь раздают только пайки. Люди жалуются и пытаются скандалить, но выбора у них нет.

Я закончил ужин и выбросил посуду в бак рядом с палатками. На улице слишком холодно чтобы изучать город, и я отправляюсь в театр. Впрочем, здесь успели занять почти все места. Людей очень много и от этого везде постоянный гул разговоров и детского плача. Последние места есть на сцене, и я отправляюсь туда.

Я никогда не был на сцене, и вот сейчас иду по ней, как главный герой странной пьесы, где все остальные актеры просто спят, развалившись на старых матрасах. Впрочем, здесь матрасы получше будут. Они хотя бы чистые. Я нахожу свободный матрас и сажусь на него. В зале жарко, отопление работает на полную. Я снял с себя куртку и свитер, но разуваться не стал. Одеял нет, и мне приходится укрыть ноги курткой, а верх свитером. Если будет жарко, то всегда можно раскрыться. Усталость берет свое, но сон все время где-то рядом, где-то поблизости, но никак не приходит. Свет в зале приглушенный, но полностью его не стали выключать. Надеюсь, за ночь огонь не успеет дойти до нас. Детский плачь стих. Я смотрю на людей, измученных, все потерявших, но странно, сам я не ощущаю, что что-то потерял. Впору придаваться философским рассуждениям о том, имел ли я что-то? Было ли что-то по-настоящему мое? Оставим философию для других времен. Сейчас лучше придаться сну.

Мне снился гул приближающегося пожара. Мне кажется, что он у меня за спиной, что он вот-вот настигнет меня. Я ищу в себе силы бежать, но сил нет. Я ослаб и почему-то болит левое плече. Вероятно, я где-то ушиб его. Гул все ближе и ближе, я пытаюсь идти, силюсь сделать шаг, но тело словно не мое, а гул все ближе и ближе, и я уже жду, что вот-вот меня накроют пепельные хлопья. Гул уже не где-то позади, он уже внутри меня – я часть гула. Затем я открываю глаза и вижу, что это гул людской массы, которая проснулась и теперь собирает вещи, чтобы покинуть свое ночное пристанище. Собственно, я ведь тоже часть этой массы.