Забавы и шутки демиургов. Литературные мифы

Как палач такое своими глазами увидел, так он к окну и кинулся, совсем забыв о том, что они в башне находятся, и высоко прыгать. Но путь недавних жертв он повторил в точности, и та же самая участь его на этот раз поджидала. Недаром говорится, что получишь ты то же самое, чего другим творишь.

Но об этом палач только в последнюю минуту на лету подумать успел.

Бесы же приказали героям бежать без оглядки, потому что палачей у царицы много, и всех точно не перебьешь и в окошки не накидаешься. Они не заставили себя долго ждать и исчезли, а бесы еще немного побыли с беснующейся царицей, объяснили ей, что надо себя умерить немного, потому что карающая длань рано или поздно настигнет и ее, как нынче ее палача настигла. Она слушала их внимательно, и язык во рту окаменел. А что ты им скажешь? В главном они правы были. Царица пообещала быть осторожнее и осмотрительнее со своими женихами грядущими.

Так и растаяли они, слова доброго или злого от нее не услышали, постояли немного на берегу той бурной речки, в которую бросился недавно палач царицы, но его давно уже отнесло далеко, и нигде не было видно, хотя вряд ли он мог уцелеть после такого падения.

А черти, уже став самими собой, в личинах героев им не очень уютно показалось, они еще стояли на берегу потока и, стараясь перекричать его, спорили, кто из героев древних Персей или Тезей с Прокрустом так же почти расправились.

И до того доспорились, что стали друг друга колотить и пинать, так, что в ту самую реку и свалились.

Только после этого купания в ледяной воде и остыли немного. Выбрались мокрые, и страшнее прежнего, обсохли немного на солнышке, взглянули на башню, где было подозрительно тихо, но выяснять, что делает царица не стали.

Они просто отправились дальше, навстречу новым приключениям.

Лирическое отступление кота Баюна

КОГДА Я ВЕРНУСТЬ. Реквием ИЗГНАННИКАМ

Путешествовать любят все, но откуда у русских такая тяга по любому поводу и без повода убегать из страны, если «Дым Отечества так сладок и приятен».

О чем, кроме путешествий, пишут наши классики, почему их герои погибают на чужих бессмысленных войнах, но крайне редко возвращаются в родные усадьбы, отчего они сами себя зачислили в «лишние люди» и бегут от любви, от проблем, а часто просто от жизни на чужбину?

Так и остаются где-то между мирами, и умиляются собственной любви и тоске к России, которую оставили, забыли, не знали прежде и уж тем более не могут понять из милой сердцу Италии или туманной Германии.

– Рюрик не русич, – говорили о древнем князе. Но он-то как раз вернулся назад из мира снегов и льдов. А они русичи?

Невольно думается о том, что может быть есть тайный смысл в том, что наш гений оказался «не выездным», конечно, Михайловское не Венеция, но все-таки он остался с нами навсегда…

Карету мне, каретуА. ЧацкийВот и снова несутся, забыв о России куда-то,Что их гонит в туманы и смутные дали опять?Только там, в тишине, так измаялся ангел крылатый —Наших Чацких, Онегиных больше уже не догнать.Как хранить на чужбине, какая в том боль и отрада,Всюду синее небо, но земли чужие милы?Вот остался один над просторами Летнего сада,А других в эти дали заморские сны увели.И мелькают кареты, их встретит старушка Европа,Перекрестки России оставив давно за спиной,Уносились герои к каким-то чужим перекопам,Шли в печальные битвы, забыв о России родной.Снова в ужасе Рудин рванул, но закончилась битва,Снова где-то Печорин не может покоя найти.Над чужбиной звучат и послания их, и молитвы,Лишь опальный поэт там, в Михайловском, пишет стихи.Посмотреть на других и себя показать всей Европе,Рим, Неаполь, Париж, все годится для русской тоски.Только там, в иноземье, ты вспомнить язык свой попробуй,Если вспомнишь, пиши и картины свои и стихи.Мир прекрасен и мил, кто же спорит, творцы и скитальцы,В звездном небе блудили, домой возвращались не в срок.Долго Пряхи устало искали их где-то, и пальцыНенароком на нити вязли опять узелок.Гоголь плачет о тройке, Италией снова любуясь,И Тургенев в Париже за Русь поднимает бокал.Так живут вдалеке, и тоскуют, и знают другую,Небывалую Русь так, как гений ее описал.Жизнь несется легко или тяжко, труды и заботы,Мир погряз в пустоте и экстазе несбывшихся снов.Знаю, гении наши не могут сидеть, отчего-тоИм в туманной Германии слышится музыка слов.Все бросая опять, о Москве суматошной мечтая,То Париж свой, то Рим оставляют скитальцы во мгле.Жить в Европах легко, а в России душа умирала,Гневно ангелы где-то все звали к родимой земле.И на кладбищах мира остались они в лихолетье,Что же делать, мой друг, им чужбина родней и милей.А былинная Русь снова снился во мгле на рассвете,Ждет напрасно и немо забывших ее сыновей.Что там снова за гром? Отчего так тревожно воюют?Это гений дуэль на Кавказе своем учинил.А Перун в небесах, все увидев, хрипит и лютует.Он вершины достиг и погиб, о, отчаянный мир.И не скоро к нему доберутся по грязи телеги,А угрюмый полковник его хоронить запретит.Мир устал и нелеп, только молния яростно где-тоЭто мертвое тело в немой тишине осветит.Ангел видит во тьме, что куда-то несутся кареты,Не сидится им дома, не сможет никто удержать.В иноземье стремятся, забыв все немые запреты,Эта жажда скитаний, ее не понять, не унять.– Где вы были куда направляетесь, ангел мой, летом?Вод целебных мираж, и желание мир посмотреть.И хранитель усталый напрасно парит над поэтом,«Ни дожить не успел, не допеть ему вновь не успеть».И мелькают во мраке Флоренция, Вена и Прага,Кто на лето туда, кто на вечность уходит шутя.Повод есть убежать, и Европа как будто бы рада…Вот забыв обо всем, в неизвестность как прежде летят.– Эти русские снова, – я слышу, а дальше не ясно,То ли хвалят угрюмо, а может, ругают шутя.И несутся кареты, и ждем их обратно напрасно.Что же делать, мой друг, чем не тешилось наше дитя?Не успев повзрослеть, или может, стареть не желая,Уносились до срока, искали, где им хорошо.Скорбно древняя Русь и Россия опять вспоминаютТех, кто рано ушел, и домой, заплутав, не пришел.Их чужая земля как могла в тишине укрывала,Иноземная речь над могилами снова слышна…И какая-то девушка, имя читая – рыдала….Вспоминала поэта и плакала снова княжна…

Филоложка 4. В которой мы встречаемся совсем с другим героем, и попадаем прямо с Кавказа на бал.

Ничего не скажешь, Россия страна бескрайняя, и очень даже интересная.

Наши черти, когда с Кавказа возвращались вместе с нигилистами, страшно присмиревшими и переменившимся на глазах, больше не думали о лучшем устройстве мира, а только смотрели по сторонам, вспоминали о ночи той губительной, но такой приятной, признали, что стояли на самом краю пропасти. И если бы не черти, то уже рыб бы кормили на самом дне той бурной реки. Куда только все их теории бы делись бесследно.

То, что черти их туда же и заволокли, о том они как-то вроде и не помнили, и после этого они и наткнулись на другую карету, в которой ехал очень важный господин.

Черти быстро перепрыгнули туда, любимым их делом была охота к перемене мест и лиц. Стали они разглядывать этого господина, да и расспрашивать о том, о сем. Он и рассказал им, что три года путешествовал, а теперь возвращался домой, в Москву, чтобы на любимой девушке жениться. Говорил, что давно пора остепениться, да и она его заждалась, видно. Но уж ждет так, что наверное только в окно глядит и дни считает, когда же он назад воротиться, так она в него влюблена безмерно. А что еще юной Пенелопе остается? Только ждать своего загулявшегося в Европах Одиссея.

И так хорошо, так складно и ладно он о том говорил, что любой бы заслушался, даже слезу пустил бы на досуге.

Черти переглянулись. Не особенно верилось, что какая-то девушка, будет сидеть да и ждать три года, если рядом кто-то подходящий оказался. Но может быть этот парень прав, и есть еще девушки в русских селенья.

– Софья, ее зовут Софья, – с восторгом говорил их новый попутчик.

– Мудрая значит, – многозначительно произнес бес Тарас, и еще больше засомневался в том, что так будет, как говорит Александр Андреевич Чацкий, а это был именно он.

Они попрощались с ним перед домом старого барина Фамусова – туза столичного, очень важного господина, куда он поспешил, и вечером тоже решили на тот бал пожаловать.

– Вряд ли что-то важное до тех пор случится, – решили они, и правильно сделали.

Надо и на Москву посмотреть, если сюда занесло их, и себя этой самой Москве показать.

№№№№№№

Гости съезжались на бал. Черти немного грустили, они никого там не знали, кроме недавнего попутчика, но сразу заметили, что прошло несколько часов, а он уже такой грустный и задумчивый стал, от прежних восторгов и приятных ожиданий больше и следа не осталось.

– Я говорил тебе, что не все там так, как кажется, – заметил Тарас

И они стали выяснять, что же там на самом деле происходит.

Но в это время какая-то девица не первой молодости, злая, да что там, просто ядовитая, и произнесла роковую фразу:

Ну, Фамусов, умел гостей назвать, уроды с того света.

И не с кем говорить, и не с кем танцевать.

Если бы она не прозвучала над ушами у чертей, то может, и не случилось бы ничего, но девицу им кто-то специально подсунул.

Распалился Игнат. Черти так обиделись на то, что их с людьми сравнивают, такой обиды нормальному черту и не перенести вовсе. С какой стати, да на себя бы посмотрели внимательнее, тогда они и погнали туда всех чертей, кто поблизости оказался.

Сначала мелькали только тени, потом они воплощаться стали, на гостей натыкаться, дико хохотать, серой воняло страшно. И бросились гости с бала, кто куда, словно пожар начался, впрочем, это что-то подобное и было, правда, дым без огня, но кто в суматохе разбираться станет.

№№№№№№№№№

Черти веселились от души, и тут они и притащили задумчивого и отрешенного парня, Игнат с Тарасом не сразу и узнали своего героя. И даже удивились, что на него это не произвело должного впечатления. Они что, мало шумели и плохо воняли, чтобы он не заметил даже что творится вокруг?

Вот видно, какие проблемы у него были, что на чертей натыкался, но все равно ничего не видел и не слышал. Мечтания его еще большим дымом оказались.

– Надо помочь бедняге, ведь горя всегда от ума бывает, а тут особенно, – говорил Тарас Игнату.

Но на этот раз ничего такого они сделать не успели, потому что музыка (оркестр при появлении чертей играл, как ни в чем не бывало) мгновенно оборвалась, и кто-то шагнул в середину зала.

Черти уже догадывались, что это был тот, кого они даже лишний раз не тревожили и по имени старались не называть.

– Он пришел, – шепотом произнес Тарас.

Игнат и вовсе не произнес ни звука.

Наконец, очнулся и герой. Может, его кто разбудил, только сделали это как раз вовремя.

Все вокруг и наш страдалец Чацкий увидел, как появляется Сатана.

И ему принесли создания в темных одеждах с масками на лицах на блюде отрезанную голову. И когда он пригляделся, то поражен был еще больше. Это была его голова, потерянная им еще с утра, когда узнал, как много перемен за это время случилось в доме, который он уже привык считать по наивности своим. Софья видеть его не хотела с самого начала и не скрывала этого, и сумасшедшим перед гостями окрестила. Правда, об этом он еще не знал, но уже догадывался.

Но все это оказалось детскими шалостями рядом с таким жутким выходом, и тем, что он видел собственными глазами.

– У него что, как у Горыныча было две головы, – поинтересовался Игнат у Тараса, он тоже был озадачен. Бес никак не мог понять, что в этом зале происходит с ними со всеми.

– Три головы, – отвечал Тарас.

– Ты это о чем, – как и герой, бес теперь соображал все хуже и хуже.

– Я о Горыныче, у того было три головы, но и здесь чертовщина какая – то творится, невооруженным глазом видно.

– Да уж, без нас не обошлось.

Но больше ничего они сказать не успели, потому что Он уже обращался к Чацкому, и спрашивал его о последнем желании.

– Если уж голову ты потерял, то проси и нас о чем-то, дорогой мой, все исполним, не сомневайся.

И знал Александр Андреевич, как опасно бывает чего – то желать, только он понял, что ему терять все равно уже нечего было, потому и попросил он.

– Танец Саломеи, пусть она танцует в последний раз.

Видно, он решил, что классический вариант развития сюжета самый лучший и безопасный. Только тот, кто на его голову и на него взирал, думал совсем о другом. А еще говорят, что Чацкий очень умный. Вместо того чтобы мудрости, как древний бог, попросить, если уже чем-то пожертвовал, ему нужен танец обнаженной девицы.

– Он сумасшедший, – выдохнул Мессир, и эти слова стали повторять все, кто с разных сторон стояли вокруг.

Впрочем, они быстро расступились, обнаженная девица влетела в этот круг.

Она была чуда как хороша, даже черти завосхищались, а новый царь Ирод, потерявший голову еще до танца, забыл о Софье, о любви, и обо всем, что не давало ему покоя еще минуту назад, даже о том, что голова его уже красовалась на блюде. Так на него танец этот дьявольский подействовал сильно.

Она танцевала, а он самозабвенно любовался ею. Вот что значит сила искусства.

– Пошли, – толкнул Игнат Тараса, он знал, что тут больше ничего интересного не будет, все уже случилось, но мир огромен, им многое еще хотелось увидеть и узнать.

Филоложка 5 О том, как черти с одного бала попали на другой, что там увидели, и как они спасали Ленского от друга, с которым и врагов не надо

Чтобы далеко не уходить от романа века, и посмотреть, как тот герой поживает, и наведались они в старую усадьбу, где, судя по словам местных бесов, проходил другой бал.

– Вот и чудненько, – радовался Тарас, – будет, с чем сравнить.

И надо сказать, что в усадьбе Лариных им понравилось значительно больше, чем в доме Фамусова, где пришлось даже обидное оскорбление вытерпеть.

Они попали в разгар бала, когда увидели танцующего с Ольгой Онегина и смертельно обиженного поэта. Ревность – страшная сила, она возникает порой на совершенно пустом месте и сжигает поэтическую душу дотла, разве этого не знает тот, кто клялся ему в дружбе совсем еще недавно?

Разбираться в том, из-за чего и что случилось, ни времени, ни желания у них не было. Но и на суде под присягой они могли подтвердить, что Ольга не изменяла поэту. Даже они не поняли, из-за чего эта глупая ссора возникла. О времена, о нравы, что говорить обо всех остальных, из-за чего весь сыр бор, и как Онегин втянутым в дуэль оказался.

– Хорошо, этот поэт, – рассуждал вечером в усадьбе у пруда Игнат, – но тот- то куда смотрит.

– А тот игрок, да и правила теперь такие, – пояснял им Водяной, он вылез приветствовать чертей и поболтать немного с ними, – не может он от дуэли отказаться.

– А если он его шлепнет? – не выдержал Тарас.

Он до сих пор молчал, но теперь насторожился, весь напрягся.

– А он и убьет, только это для него ничего не поменяет.

– И никак нельзя остановить, – наступал Тарас на Водяного.

– Нет никакой возможности, – глубокомысленно заявил тот.

Он был таким же рассудительным и равнодушным, как и этот герой, только откуда такой холод и спесь такая, вот в чем вопрос. Не понимали этого бесы, и понимать не хотели.

Как же Водяные, что уж говорить о Домовых с течением времени на своих хозяев становятся похожими. Только черти были особенными, да и не из этого времени, не успели они еще всей этой светской дури набраться. На этот раз им и спорить даже не о чем было, они просто на рассвете рванулись на то место, куда и отправился, не спавший всю ночь поэт.

И он видел, как мимо какой-то всадник пролетел в древнем прекрасном одеянии. Только Ленский знать не мог, а наши черти не могли не узнать древнего богатыря, красавца Дуная, кажется, он даже подмигнул им на лету.

– А почему он? – спросил Игнат у Тараса, тот и сам уже напряг свой лоб и старался припомнить сюжет именно этой былины.

– Там тоже было что-то типа дуэли, – вспомнил он, – только стрела отравленная назад полетела, и попала в жену его. А потом он и сам на меч бросился.

– Полет стрелы, – неопределенно говорил Игнат, он считал, что если ему что-то померещилось, то это как-то использовать придется.

– Он хотел обмануть мир, но убил себя самого – странная философия, хотя не такая уж и странная, если задумать, но задумываться особенно некогда было.

№№№№№№№№

Онегин уже приехал, совершенно спокойный и невозмутимый, и таким ленивым и безразличным ко всем он казался, вот тебе и герой своего времени. А сколько потом детишек будут мучить, разбирать его, анализировать, нет, надо было что-то сделать.

Герой хорош мертвый, особенно такой, а поэт пусть остается. Их не так много в этом мире, – думали бесы, настроенные на какой-то странный лирический лад.

Все начиналось, как обычно, если поединок можно назвать обычным делом. Но черти были рядом. Они пока прятались за секундантами на всякий случай, хотя их и так не было видно.

А потом Онегин выстрелил, Ленский упал, и поднялся со снега, хотя дырка и кровавое пятно алело на белоснежной рубашке его.

Онегин очень удивился, и выстрелил снова, и то же самое повторилось. Куда делось равнодушие его. Он начал палить снова и снова, приводя всех в изумление. Он сделался совершенно буйным и не мог остановиться. И тогда, чтобы предотвратить это безобразие, и не заставлять Тараса больше падать и вставать, Игнат и махнул слабо рукой. И последняя пуля, им выпущенная в несгибаемого Ленского, повернулась и полетела к нему назад.

Он упал и умер тут же на траве.

Ленский вышел из-за дуба, где он стоял все время, пока оттолкнул его Тарас. Он смотрел на то, что происходило, теперь ему все было видно еще лучше. Да и сами бесы уже понимали, что заигрались, тогда они бросились друг на друга с кулаками и начали драться.

– Мы не договаривались, что ты прикончишь самого героя, что теперь делать, – первым опомнился Тарас.

Интересно, что можно сделать, если герой мертв, и нет ни волхва мудрого, ни волка серого, чтобы живой и мертвой воды принесли и воскресили этого сумасбродного царевича. Может, он был и не хуже всех остальных царевичей, только суетиться и оживлять его не хотелось, убили, так убили.

Правда, была одна загвоздка. Тарас напряженно о том думал, и Игнат уже начал соображать, в этой новой истории вольно или невольно с их помощью Поэт стал убийцей, и осталось ему только мучительно решать, совместимы ли гений и злодейство.

А что наши черти – да ничего особенного, понимая, что ничего не поправить, они и пошли новых героев и новых приключений искать. Так черти породили еще один вечный вопрос.

Лирическое отступление

Филологические фантазии и сны кота Баюна

Вот мой Онегин на свободе,

Острижен по последней моде,

Как денди лондонский одет,

И наконец увидел свет.

А. С. Пушкин

1.Раскинулась ширь до проезжего тракта,И станция снова в тумане видна.С рассветом герои спешили куда-тоДо Болдина или до Бородина.Там к ним выходил Станционный смотритель,Чтоб встретить любезно и вновь проводить.– Онегин, скажите, куда вы спешите?– Я в Болдино снова, куда же спешить?Болконский скучал и взирал он сурово,Опять о французских посланцах твердят,И в мире, наверно, не будет такого,Как этот, куда же они все летят?Ему накануне сражение снилось,Он падал, и снова упрямо вставал,Но вот уже лошадь пред ними забилась,Онегин вскочил и помчался в провал.2.Меж небом и полем несется карета,Он хочет успеть воротиться на бал.Как будто бы в свете есть суть, и воспетый,Чужой и скучающий, как он устал.Им встретиться снова так скоро придется,Но как там Наташа, все ждет в тишине?Татьяна героя уже не дождется,Сегодня как прежде блондинки в цене.И снова тоскует Болконский: -Татьяна,И как он не мог в тишине разглядетьОдну из сестер, ведь такого романаНе будет, а мог быть, и надо лететь.Княжна так рыдала, а он не ответил,И что ей сказать, если пусто в душе.– Татьяна, Татьяна на всем белом светеНе будет прекрасней, она хорошеет.3.И любит пустого угрюмого франта,Что женщины наши, достался ей шут,Жена же попросит устало: – Останься,– Но я не могу, я на битву спешу.Вот так и расстались, о встрече мечтая,И где-то в просторах безбрежных пропалОдин, а второй на заре выступаетНе Болдино, Бородино он видал.Онегин в тот день заплутал ненароком,Что там за усадьба, какая тоска,Кого он увидел в том графе высоком,Стоит неподвижно он с кистью в руках.– День добрый, – склонился, и смотрит устало.– Простите вторжение.– Да ничего.И юная Вера героя встречала,И сразу небрежно пленила его.4Как странно похожа она на Татьяну,Но только в другого совсем влюблена.И Райский допишет ее неустанноПотом, только молодость, свет и весна.– Но кто он? – Какой-то усталый скиталец,Заброшен судьбою сюда невпопад.Уходит, и двое в усадьбе остались.И снова о Марке они говорят….А Марк не Онегин, так просто не сгинет,Он будет терзать эту девушку вновь,И станет рабыней его и богиней,О, эта бунтарская в душах любовь.Онегин покинет с тоской на рассветеУсадьбу, забудет о деве в тиши.И спросит потом, но никто не ответит,И юность погубит, лишенный души.5.С усмешкой расскажет ему ОдинцоваО странном Базарове и замолчит.– Опять нигилисты, да что ж они снова?И речь ее дивно и странно звенит.Она оценила Онегина, знаю,Но он не польстится на эту игру.И снова печальная дама страдает,Найдет себе жертву еще на балу.Там Звездич за ней неотрывно стремится,Готовый на все, ради ночи страстей,Отпрянет, приблизится и удалится,Браслет на ладони, да только он чей?Неважно, свиданье назначено, браво.Но ярость Арбенина, что в нем зажгла?И смотрит на юношу Демон лукавый,О, сколько скопилось в душе его зла.6.– Откуда браслет? – Я не знаю откуда,Его Незнакомка оставила мне.А знаете – страсть вдохновенье и чудо.– Я знаю, что истина будет в вине.Что с ними случится той ночью неясно,Отрава и смерть неповинной, увы.Была Баронесса нага и прекрасна,И значит, ему не снести головы.А страшная весть к ним потом прилетела,Все выяснив, снова сходил он с ума,И бедная Нина металась и пела,Да, горе от ревности, не от ума.Еще говорили, что яростный ЧацкийКарету все требовал, видя в тиши,Как Софья с Молчалиным будет встречаться,О странная дева совсем без души.7Вот так оставляй их, потом возвращайся,Еще сумасшедшим тебя назовут.И мечется в ярости бедный мой Чацкий,Карету никак ему не подают.– Как смела, какою казалась ты смелой,Как будто бы лучше и нет женихов,И только служанка лгала неумело,А Фамусов в ярости, да он таков.Ну что же, Европа опять их встречает,И где-нибудь там, они встретятся вновь.Онегин и Чацкий друг друга узнаютВ Париже и Риме – туда их любовьЗабросила нынче, а завтра вернутся,И дым пепелища вдохнут в тишине,И где-то там новые девы смеются,И ждут женихов и живут, как во сне.8.Но нет, на дуэль их Печорин толкает,Он просто устал и развлечься готов,Онегин с княжной, он за ней приударит.И снова наука любви – не любовь.Но вот уже кто-то несет пистолеты,И тайное явным в тот миг предстоит,Онегин припомнит и бал, и поэта,И выстрелит, и промахнется на миг.Но только Печорин не знает пощады.И слуги к ним мертвое тело несут.– Ну что же, Онегин, прощайте, прощайте,Не здесь, а в аду еще свидимся, друг.И Волохов с ним в тишине растворился,Он славно сопернику тут отомстил,И только полковник армейский ярился,Как пуст этот призрачный, яростный мир.9.И там на Кавказе отыщет Арбенин,Расскажет в таверне, что было потом,И снова куда-то с рассветом уедет,Оставив его в тихом доме своем.И долго пугливая Бела ночамиК нему приходила, моля о свиданье,Но Демон ей больше не отвечает.И слышится девы забытой рыданье.И только царица Тамара хохочет,Она – то расправится с ним как всегда.Ухолит Печорин в объятия ночью,Чтоб больше в тот мир не прийти никогда.И мертвое тело в потоках белело,И долго царица смотрела во тьму,Впервые о смерти его пожалела,И даже рванулась внезапно к нему.10Так рвались к старинным усадьбам французы,И манией стала Москва им зловещей,И долго они той зимой не забудутБесплотные тени покинувших женщин.И пусть император упрямо не верит,Что это триумф пораженья для них,Но странною мерой им время отмерив,Шагает по городу грозный старик.Он их заведет по смоленской дорогеВ леса, заморозит и бросит в глуши.Они заигрались, и смерть на пороге,И странная боль их уже оглушила.– Нет, русичам больше не надо свободы,Им рабство милей, – все французы твердят, —Здесь город пустой, здесь суровы морозы,Все гибнет, они не отыщут себя.11И где-то в Михайловском, юный и пылкийНапишет немного позднее поэт,О том, как Онегин отверг ее – было,А после влюбился, прощения нет.Опасные связи, и сны там и знаки,И снова герои сошлись на балу,И знали они друг о друге? Не знали,Но снятся мне вместе, и эту игруПродолжит какой-то невиданный гений,Мы все в этом мире герои на миг,И кто вам сказал, что убийцы, злодеи,Нет, жители чудных романов чужих.Но если порой в это странной метелиЗаблудится снова навеки душа,То в русскую ширь забрести мы хотели,И в старой усадьбе пожить не спеша..

Филоложка 6 О том, как из Москвы черти перебрались в Петербург, и как они расправились с маленьким Наполеоном.