Полная версия
ИСПОВЕДЬ СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА
Чуть раньше по моей просьбе купили лобзик. Выпиливал года два. Были всякие рамочки для фотографий, всевозможные чаши, декоративные тарелки и прочее. Такого рода работа в молодости сильно способствует выработке терпения, усидчивости и прочих качеств, которые потом помогают в жизни.
Началу весенне-летней рыбалке предшествовали весенние каникулы. В сельской местности весенние каникулы начинались недели на две позднее, чем в городе. Объяснялось это тем, что сельская школа собирала ребятишек из нескольких близлежащих деревень. Добирались до школы все ребята собственным ходом. Как правило, школьные дороги пересекались или мелкими речонками, или оврагами. Весной эти реченки и овраги превращались в бурные потоки, и перейти их не было никакой возможности. Поэтому весенние каникулы ребята проводили дома. К концу каникул уже можно было ловить рыбу наметом. Тоже интересно.
Было еще одно «развлечение». Квартирка была хоть и маленькая, но холодная, поэтому к каждой зиме надо было запастись большим количеством дров. Привозил дрова отец, поскольку в силу малости и живого характера брать меня в лес на заготовку было опасно. Все остальное, а именно, перепилить длинные бревна на поленья, переколоть и уложить было на нашей с мамой совести. Пилили мы с мамой долго, поскольку пилить приходилось двуручной пилой. Клали с трудом бревно на козла и пилили. Когда силы нас покидали, я говорил: «Мама! Давай Дружбой!» Мы брали каждый ручки пилы своими двумя руками и начинали из последних сил быстро двигать пилу туда-сюда. В то время только-только появились у лесорубов мотопилы Дружба, которую мы и изображали. Переколоть и уложить была моя задача. В укладке мама иногда помогала, а колол всегда сам. Очень полезный навык для руки.
Уже будучи женатым, заехал в Воскресенское повспоминать, и заказал бывшему соседу, с дочкой которого мы в то время дрались, уже очень пожилому мужику маленькие лапти, как сувенир лапотных краев. Когда, недели через две приехал за заказом, в них щеголяла его внучка, отдавшая их только после больших уговоров. Живы лапти до сих пор.
Киндяковы
Когда мы приехали, Киндяковым старым было лет за семьдесят. У них был большой по деревенским меркам дом, построенный уже в советское время. Рядом стоял полуразвалившийся, дореволюционный. Судя по дому, это были очень, очень мелкопоместные дворяне. Несколько раз упоминали о своем довольно близком знакомстве с художником Кустодиевым, дача которого была приблизительно в десяти километрах. Как они сохранились, пережив все страшные времена, не знаю. Эта тема не обсуждалась, С моей стороны в силу молодости, а значит глупости, а с их стороны в силу старости, а значит мудрости. И наши родители части ходили к ним в гости, а я бывал у них очень часто, потому что у Евгении Борисовны был приемный сын и мы с ним подружились. В молодости Борис Сергеевич был, естественно, офицером. Сохранилась шпага, причем на ножнах был орден святой Анны. На чердаке лежало множество журналов. Запомнилась «Нива» и «Мурзилка». Как говорила Анна Ивановна, Носов «Незнайку», как героя, содрал с этого самого «Мурзилки». Анна Ивановна была очень хорошая хозяйка, воспитанная в старых традициях, и она очень многому научила маму. В то время мама не работала, и мы содержали много скотины: корова, поросенок, стадо овец, куры, гуси, индейки. Делалось это просто в силу крестьянской привычки к труду. Едоков было всего четверо, если не считать кошку и собаку. По-хорошему, ел один отец. Вот осенью большинство забивалось, а весной скармливали той же собаке. Когда Анна Ивановна увидела это безобразие, она вмешалась, и мы стали делать какие-то заготовки, так чтобы они не портились. До сих пор помню, как она
Семья Киндяковых. Слева-направо: Борис Сергеевич (глава), приятельница Клара Михайловна (библиотекарь), Анна Ивановна (хозяйка), рядом я, через голову Валерка Горохов, приемный сын Евгении Борисовны, с которым я и дружил, находящейся радом с ним, Горохов, второй муж Евгении Борисовны.
принесла инструментарий, которым они с мамой делали колбасу, и какая колбаса была вкусная. Кстати, тогда же стали варить варенье в настоящем медном тазике с ручкой, специально для этой цели сделанным. Его, естественно, принесла Анна Ивановна.
Дом у них стоял на крутом берегу, окнами на луг и реку. Зимой вот с этого крутого берега все местные мальчишки и катались на лыжах. Внизу на выходе с этой горки получалось что то, вроде трамплина. Отец купил новые лыжи. И я решил на них показать класс. Во время спуска на этом «трамплине» подпрыгнул, но видимо высоко. В результате чего тело оказалось почти горизонтальным, а лыжи, вертикальными. В таком виде они и вошли в снег. Сезон заканчивал на старых. Много было малозначительных деталей, которые оставили об этой семье очень хорошие воспоминания.
Весь день, и летний и зимний был заполнен очень плотно, несмотря на отсутствие каких либо официальных развлекательных мероприятий.
Отец
Это был человек оригинальный, с характером и замечательным практическим умом, при этом обладал большим трудолюбием. Жаль только, что он вырос и сформировался в то время и в той среде, которая явилась причиной наличия и больших недостатков характера, которые и не позволили ему реализоваться в полной мере. Он вырос в большой и бедной семье, где его отец уходил в отхожий промысел, но достатка в семью это его ремесло не приносило. Приезжая домой с промысла, занимался воспитанием, и в его понимании это означало наказания. В этих условиях образование отца закончилось во втором классе, после того, как он промахнулся из поджигалки в учительницу, которая, была к нему «несправедлива». Потом его забрали дальние родственники в Москву работать маляром. Там он и работал, пока не забрали в армию.
Из малярской, московской жизни он несколько раз рассказывал юмористический случай. Был у них, намного их старше, бригадир. За то, что он ко всем обращался со словом «Душенька», его так заглаза и звали. На улице Солянка была пивная, куда они всей бригадой ходили. Сценарий всегда был один и тот же. Они с напарником подходили к столику, за которым стояла какая-то будущая жертва. Он говорил напарнику: «А что, душенька, выпью я сейчас двенадцать кружек пива, не касаясь руками?» Будущая жертва, конечно, не верила. Тогда он говорил не верящему: «А что, душенька. Спорим. Если не выпью, то я тебе ставлю. Если выпью, то ты всю бригаду угощаешь». Уверенный в своей правоте, не верящий спорил, и всегда проигрывал на радость бригаде.
Как одного из лучших лыжников части, его добровольно отправили на войну с финнами. О войне он не распространялся. Подтвердил только, что кукушки (женщины-снайперы на деревьях) на самом деле были. А что касается бытовых условий говорил, что за все время войны, а он был там от начала до конца, «ни разу не брался за ручку какой-нибудь двери». Ночевали всегда в снегу и, как не странно, никто ни разу не заболел.
Про Отечественную вообще ничего не рассказывал. Ранен был три раза. Когда пришел по демобилизации, то сразу отчудил. Пошел на «беседу». Пошел не один, а с пистолетом «вальтер», трофеем. По старой традиции с кем-то повздорил. Устроил стрельбу, к счастью, без жертв. На другой день к нему пришел участковый (народная почта сработала) и сказал: «Геннадий! Я же тебя знаю. Ты ведь все равно кого-нибудь застрелишь. Отдай пистолет!» Убедил. Пистолет пришлось отдать. Когда он пришел с войны, было ему всего 25 лет. Несмотря на практически отсутствие образования, отец обладал замечательным практическим умом. Благодаря только трудолюбию, этому уму и характеру за какие-то два года он поднял колхоз. Принял он колхоз у некоего Смирнова, замечательного тем, что был сильно рыж, имел таких же рыжих детей и часто повторял ругательство, когда был кем-то недоволен «Заход паршивый!» Кто такой заход, не знаю.
Одна из двух военных фотографий. На обороте написано, что это около Селигера в 42 году. Погоны ввели в 43. Видимо забыл.
Отец тогда построил новый животноводческий в котором доярки и свинарки ходили в белых халатах, это в пятидесятые то годы. Строила этот комплекс приезжая бригада. Тес пилили пилами, по технологии, слегка показанной в фильме о Петре первом, когда он строил свой флот. Комплекс в то время так и называли «Пакинским». Навел порядок, и народ в него поверил. К сожалению, его природные недостатки, а именно прямолинейный и бесхитростный характер не позволили проработать в колхозе так долго, как он хотел. Работал очень много, мы его почти не видели, т.к. он уходил когда мы спали, а приходил, когда мы опять спали.
Теперь о «плюсах» характера. Где-то в 57 году проходило бюро райкома, на котором в числе выступающих был и отец. На этом бюро присутствовал некто Флорентьев, бывший в то время первым секретарем обкома партии Костромской области. (Он вскоре стал министром сельского хозяйства РСФСР). Во время выступления этот Флорентьев постоянно перебивал докладчика и в конечном итоге сказал, что приедет в колхоз и научит отца работать. На что отец ответил: «Где Пакин был, Вам там делать нечего!». Эту фразу Флорентьев проглотил, но ровно через неделю, не предупреждая райкомовских, приехал прямо в колхоз и жил у нас несколько дней. Уезжая, сказал, что отец был прав. Скорее всего, он помогал отцу строить животноводческий комплекс. После этого лучшая техника приходила в первую очередь к нему. Так и появилась новенькая ГАЗ-51А, стоящая в пожарном гараже, а потом и ГАЗ-69А (первый настоящий советский «джип»), предмет зависти многих. Жалел машины отец, поэтому ездил я на них тайком от него, рискуя подставить шоферов.
Помню, как он переживал, что у него нет живота. У всех начальников есть, а у него нет. В его представлении начальник должен обладать признаком солидности, коим и является живот. Живот и не мог появиться, потому что режим, когда вставать в четыре часа утра и ложиться заполночь, вряд ли этому способствовал. Да еще и принимать близко к сердцу все гадости, которых было множество в колхозной жизни, тоже плохо способствовало увеличению талии. Живот появился, когда он ушел из начальников. Как я уже говорил, образование у него было два класса, но он не выбивался из своего круга. Сказать в нужное время «да, уж» помогало, а умение определить, когда нужно это сказать дала ему природа.
Независимый характер привел к тому, что его исключили из партии, правда, потом восстановили, а секретаря райкома, отца будущих моих друзей, инициировавшего это мероприятие, сняли.
Когда ему навязали секретарем парторганизации колхоза подлого человека он ушел с этой работы, хотя планировал там жить всегда. Его ценили. В этот сложный, в психологическом плане, период, нашелся человек, подставивший ему плечо. Это был председатель колхоза «Русь Советская», Старостин. Он взял его к себе в колхоз заместителем, причем зарплату между ними уравнял, отдавая ему свой излишек.
Отношения у нас были сложные. Может от того, что он не мог забыть своего первенца, да и занят он был всегда. Общего языка у нас не было никогда. Но, как всегда говорила мудрая мать, он вас любит. Просто он такой. У него тоже не было нормального общения со своим отцом. В том, что он любит, мы могли убедиться неоднократно. Простой пример. Когда после школы нас сагитировали поступать в военные училища, отец, не предупредив меня, поехал в ракетное училище, в город Серпухов, куда я должен был поступать, чтобы узнать, что это такое. Протолкался у ворот, поговорил с курсантами, узнал что надо и, приехав, сказал, что поступать можно. Живя в голодные послевоенные годы, мы не знали, что это такое.
Это уже в Островском. Если бы не авоська, можно было принять за английского денди.
Отец со Старостиным на новой-старой работе. Старостин был единственный председатель в районе с высшим образованием. Кукуруза у него росла.
Один раз он показал, как нужно быть наблюдательным. Было это в Островском. Мы с ним шли с огорода в дом. Проходили мимо входа во двор, там было скользко. Он шел первым и прошел, а я поскользнулся и упал. В не очень мягкой форме он прокомментировал мое падение и сказал, что увидел след поскользнувшейся курицы и принял меры к осторожности. Учись на чужих ошибках. Хотя сам до старости так и не научился за лестью узнавать подлых людей. Был доверчив, чем и я страдаю, как и сын Олег.
Имел своеобразный юмор. Как пример. В Воскресенском жила одна женщина, страшная любительница поговорить. Отвязаться от нее было невозможно. Один раз она идет навстречу отцу с полными ведрами воды на коромысле. Отец был без ведер, и решил этим воспользоваться, чтобы вылечить ее от болтливости. Когда она подошла, он решил с ней поговорить, у него-то полных ведер на плечах нет. Эксперимент продолжался более получаса. Все равно первым сдался он. Придя домой сказал, что она только коромысло с плеча на плечо переносила. Излечить ее от болтовни ему не удалось.
Уже после ухода из колхоза его назначили директором вновь образуемой Машиномелиоративной станции. Дело в том, что в 62 году Хрущев к ленинскому лозунгу «Социализм, это советская власть плюс электрификация всей страны» добавил еще и химизацию сельского хозяйства. К химизации еще прилагалась мелиорация. Вообще то, мелиорация подразумевает улучшение, но тогда под улучшением понимали осушение, как правило, торфяных болот. Тогда все делали с размахом. В эту, вновь созданную, организацию была прислана новейшая по тем временам техника, новые бульдозеры, экскаваторы, автомобили, трактора Беларусь. И все это совершенно другого качества. И вот в 63 году на праздник Первомая отец предложил пройти этой колонне новой техники перед праздничной колонной. Это произвело большое впечатление на демонстрантов. Как видно, у него были еще и задатки PR-менеджера. Впереди этой колонны ехали со знаменами на двух мотоциклах один водитель на Иже и я на Урале. Строй я держал плохо, за что получил от отца потом множество замечаний.
К сожалению, эта замечательная идея, не подкрепленная соответствующими экономическими рычагами, при многом хорошем, привела к тому, что на берегах многих водоемов образовались терриконы из минеральных удобрений, уменьшающихся весной естественным образом, осушались большие сухие болота, а мелкие, требующие как раз осушения, оставались нетронутыми.
Старший брат Иван, дочь Света, жена Зина. Фотография довоенная. Этот брат и подарил отцу и бритву и ружье, которое храню до сих пор. В войну он был комендантом какого-то немецкого города. Отец – красавец.
Родственники по отцовской линии. Примерно 1980 год. Двоюродный брат Вовка, его отец Воробьев Алексей Иванович, его сын Славка, тетя Вера, жена брата моей бабушки, Сергея Андреевича (вот к ней я и ездил в валенках в девятом классе, и ел самые лучшие котлеты), тетя Нина – сестра отца и жена Алексея Ивановича, Долгов Михаил Михайлович, капитан второго ранга, замечательный человек, его жена Алла Владимировна, тащившая у меня зуб перед Нарвой, куда я вначале был распределен после института.
Кстати в то время Островский район специализировался на выращивания льна. Его колхоз, называвшийся «Рассвет», тоже специализировался на льне. Школьников часто посылали на прополку, но это мало что давало. Когда появились гербициды, и сорняков не стало, лен вырастал по пояс. Отец рассказывал, как он ложился в льняное поле и любовался, как над ним колышутся голубые цветочки льна. В рамках реализации этой технологии в Островском работал льнозавод, который из высушенного льна и делал волокна. Как отходы производства, были целые терриконы из внутренней части льняного волокна, называемого трестой. Учитывая, что земли Островского района, это в основном довольно тяжелые суглинки, эта самая треста, вывезенная на поля, могла бы сильно их облегчить, да и органикой подкормить. Но эти терриконы гнили годами без использования. Мало было руководителей, которые читали академика Вильямса. Даже к себе на огород отец отказался привезти торф, который сильно бы облегчил как весенние, так и осенние работы, да и урожайность бы поднял.
К сожалению, и в то время идеологическая тупая составляющая и желание сохранить свой пост мешало провести это мероприятие с пользой для региона. Я этого не видел, а вот Городков Александр Николаевич, будучи хоть маленьким, но руководителем, насмотрелся этого. Людей, таких как отец, которые могли резать правду-матку, при этом давать результат, было не очень много.
Жаль, что отсутствие образования не дали ему реализоваться в полной мере. Как бы сейчас сказали – «талантливый менеджер». Как то недавно я подумал, сколько же лет ему в то время было. С большим удивлением обнаружил, что ему всего было каких-то тридцать семь лет. Как же трудное время заставляет рано взрослеть.
Жизнь он знал хорошо. Когда уже в Островском, разбирая какой-то школьный конфликт, я много возмущался, говоря о несправедливости к какому-то школьному товарищу, он сказал: «Ой, Юрка! Тяжело тебе будет жить с твоей справедливостью». Не ошибся.
Драчливый характер сохранил до конца жизни. Запомнился один эпизод. Мы с ним и сыном Романом постоянно ездили на рыбалку на Половчиновское озеро. Он это озеро хорошо знал с детства, т. к. находилось оно примерно на половине пути между Займищем и Порослем. Один раз мы задержались на рыбалке и отец предложил не ехать домой, а ночевать в одном оставшемся в Половчинове, доме. Половчиново, это деревня, когда то стоявшая на берегу озера, собственно, и давшая ему название. Ну, оставаться, так оставаться. Приходим в этот дом, а там на ночлег уже расположился мужичок, примерно одних лет с отцом. Этот мужичок каждое лето приезжал из Иванова, и ловил крупных окуней в самом глубоком месте озера. Он был родом из этих мест. Входим мы в этот дом, и начинается примерно такой разговор.
Отец: Здравствуй, Вася! Мы тут вот немножко припозднились. Мы тут вот на полу приляжем.
Вася: Нечего тут вам делать. Это только мне Валентина разрешила тут жить. (Валентина, это хозяйка)
Отец (обескуражено): Да что ты, Вася. Мы же тебе не помешаем. Давай выпьем понемножку.
Вася (грубо): Нечего вам тут делать.
Отец (уже раздраженно): Вася! Ты кончи!
Вася (опять грубо): Это только мне Валентина разрешила!
Отец (раздраженно): Последний раз говорю! Кончи!
Вася: Нечего вам тут делать!
Отец: А-а-а, б..дь!!! Забыли, как я тут вас гонял!!! (Это про молодость)
С этими словами подбежал к оппоненту, и тремя ударами переубедил. После чего предложил повторно выпить и больше не скандалить. Вася, на всякий случай, согласился. Так мы и переночевали, можно сказать, спокойно.
Недели через две, когда у Ивановского гостя спросили, как рыбалка. Он сказал, что окунь клевал плохо, да еще Пакин морду набил.
Кроме драчливости, он сохранил в себе кое-что другое. Когда в 65 году я ему сказал, что мы с Лариской ездили на Скомороховское озеро, он оживился и спросил: «Ну, ты как?» Я ему ответил: «Как ты мог подумать?» Ответ был аналогичен фразе Барбоса, который будучи в гостях у Шарика, сказал, что у него в холодильнике колбаса бы не лежала. Отец сказал, задумчиво глядя в сторону: «Я бы не упустил!»
Сейчас сильно жалею, что у меня не хватило ума понять то, что поняла мать. Он жил для нас.
Переезд в Островское
Время текло, дело шло к окончанию семилетки, и надо было учиться дальше. Отцу работа нравилась. Люди, когда поняли, что ругается и требует не для себя, его приняли. Колхоз через два года его руководства всегда был в передовиках. Поэтому, уезжать из деревни он не хотел. А поскольку мне надо учиться в Островском, до которого 15 километров, решил построить там дом. Для чего в деревне Волчье, купил дореволюционный еще дом, подрубил три венца и перевез его в Островское только для того, что бы я в нем на время учебы жил вместе с Кокой. Если доучусь и куда-нибудь уеду, на дом наплевать. Как дом строили и где, я даже не видел. Привез меня отец в восьмой класс, договорившись пожить у каких-то его знакомых. Одел он тогда меня хорошо. Ботинки новые, опять же штаны. Но самое главное, был куплен (уж не знаю где) меланжевый пиджак, серый в мелкую разноцветную крапинку. Как потом выяснилось, этот пиджак запомнили многие одноклассники. С тех пор люблю такие пиджаки. Жил я у его знакомых, где то месяц. Помню, что было и холодно и не очень сытно. Не очень они были доброжелательные. Отец понял и перевел меня в интернат, стоящий прямо на въезде в Островское. Ничего хорошего о жизни в этом помещении сказать не могу. Хорошо, что в конце концов, интернат переехал в другое помещение за рекой, рядом с начальной школой. Там я и прожил целый год. К интернату еще вернемся.
Главное, первые впечатления о школе. Тогда проблем с демографией не было, и набралось два восьмых класса. Школа представляла собой двухэтажное, кирпичное внизу и деревянное наверху, здание еще дореволюционной постройки. Чистое и аккуратное.
Поселок Островское, улица Комсомольская и ее обитательницы.
В то время в Островском улицы еще не освещались. Освещение провели, когда поселок подключили, в том числе и с нашим участием, к центральной энергосистеме. Кроме отсутствия освещения отсутствовал и асфальт, поэтому вечером, особенно весной и осенью, пройти, не испачкав ботинки и штаны, было невозможно. Взрослые старались добраться домой до темноты, а мальчишки пользовались фонариками. Это был самый модный и нужный предмет. Фонарики были у всех, поэтому сразу установилось негласное соревнование, у кого лучше. Самые распространенные были обычные советские плоские фонарики, но они котировались слабо, т.к. светили недалеко, и не так ярко. Лучшими были китайские. Они были на круглых батарейках, имели хороший отражатель, лампочку с хорошо центрированным волоском, что позволяло сделать из фонарика микропрожектор, светящий далеко. У меня такого не было. У друга Женьки был.
Наш дом.
Переехали мы в новый дом после окончания девятого класса. Сам переезд в памяти не остался. Остались в памяти трудности освоения нового жилья. Место, на котором разместился наш участок, раньше был дорогой, поэтому земля там была, как камень. Отец решил заложить большой сад. Поехал в Костромской питомник и привез оттуда, как помню, 24 деревца. Перед тем как это проделать, он предложил мне выкопать ровно столько квадратных ям шириной и глубиной в метр. Что я и сделал. Пригодился опыт копки ям, при проведении школьной практики, когда мы ставили электрические столбы в выкопанные самими ямы. Скорее всего, эти же ямы на двадцать лет отбили охоту заниматься огородничеством. Было посажено около двадцати яблонь, сливы, две невежинских рябины, вишни. Часть яблонь не выдержала морозов. Особенно жалко было яблоню китайка медовая. Яблоки были желтые, полупрозрачные и очень сладкие. Остальных не было жалко, поскольку с ростом они затеняли огород, а без огорода и цветника мать жизни не мыслила. Да и участок оказался меньше отведенного по старинной русской традиции. Поскольку отец стал строиться после соседей, оказалось, что и тот и другой прихватили землю, каждый со своей стороны. Потом это испортило отношения.
В этом доме опять напомнила о себе винтовка. По приходу в класс меня взяли в сборную школы по стрельбе. С целью совершенствования навыков дали и винтовку. Тогда и в районном центре с этим было просто.
Один раз послала меня мать за водой. Выхожу и вижу, что метрах в шести у забора сидит чей то нахальный кот. Прихожу с водой, он опять сидит. Сходил еще раз, он опять не уходит. Взял винтовку и решил его попугать. Выстрелил ему под ноги. Кот подпрыгнул выше метра и моментально скрылся. Я тоже скрылся к своему другу Женьке, сразу забыв про кота. Прихожу с гулянки, а мать ругается, зачем я убил соседского кота. Ей сосед выговорил, что мы убиваем котов и кидаем к нему на участок. Оказалось, что пуля срикошетила от земли, и бедный нахальный кот умер на соседнем участке.
Второй случай почти такой же. У нас была кошка. К ней, естественно, ходили коты. Они же, естественно, орали. Все это происходило на чердаке. Один раз у меня лопнуло терпение и я, взяв винтовку, полез на чердак. Они разбежались. Я выстрелил, но не попал. Как оказалось, это я в кота не попал. А попал в окно соседского дома. Пуля, пробив наружное стекло, застряла на втором. Пуля замедлилась фронтоном дома, который она пробила. Опять ангел-хранитель.