#БабаМилосская. Наши: «Код да Винчи» и саги Толкиена

Выбор, как известно, не был беспристрастным, каждая сулила бедняге в случае правильного выбора всевозможные блага. Предложение Афродиты, пообещавшей пастушку Елену Троянскую, оказалось самым заманчивым, и Парис вручил яблоко ей. В данном случае Дюмон-Дюрвиль тоже, пусть и подспудно, искал выгоды и обрёл-таки её в свой черёд. Но тогда, на докладе у посла Франции маркиза де Ривьер им правила какая-то безоглядная юношеская черта выдавать желаемое за действительное, уповая, что всё как-то само собой и непременно образуется. А то, что с конечностями не комплект, так это пустяки. Вон вездесущий Оливье нашёл же где-то обломанную мраморную руку, держащую плод… Сыщутся и другие. Надо лишь привлечь внимание к находке на Милосе богатых и главное – влиятельных людей, а там уж всё как-нибудь и непременно… И ведь образовалось! Фантазии и кривды разных людей сложились вполне гладко в одну весьма похожую на правду историю.

В сущности, тогда во лжи Дюмона-Дюрвиля и уличить было нельзя. Никто ведь не спрашивал: «А правду ли вы тут нам говорите или это всего лишь ваша версия?». Если бы такой вопрос последовал, то, наверняка, офицер сознался бы, что выдал желаемое за действительное. Но вопросов не было. Когда же Марцеллюс внёс свой вклад в эту историю, то Жюль словно сам уверовал в то, о чём говорил. Хотя и тогда оставлял себе место для манёвра. Так, через год на заседании французской Академии, докладывая об обстоятельствах находки, он говорил: «Статуя изображала обнаженную женщину, которая в левой поднятой руке держала яблоко, а правой придерживала красиво драпированный пояс, небрежно ниспадавший от бедер до ног». При этом тут же добавлял: «В остальном и та, и другая рука повреждены и в настоящее время отняты от туловища». Но что подразумевал докладчик под «настоящим временем» – тот момент, когда впервые увидел Венеру или когда уже докладывал академикам? Никто опять не задал этого, казалось бы, очевидного вопроса.

На тот момент первоначальное наличие рук уже принято за очевидный факт. Сам маркиз де Ривьер отправляется на Милос, чтобы увидеть место находки, может быть, даже в тайне мечтая лично обнаружить отбитые руки. После его отъезда, в ноябре, консул Брест писал: «Его превосходительство приказал мне заняться поисками рук и других обломков статуи… Есть основания надеяться, что в той же самой нише, где ее нашли, можно разыскать и другие предметы».

Да что там какой-то заезжий маркиз? Даже сын Йоргуса Кентротаса Теодорас в середине века, когда его спрашивали о событиях тридцатилетней давности, вспоминал о руке с яблоком, а отнюдь не о первом впечатлении от облика безрукой Богини, явившейся в слабом свете фонаря, когда он раскачивался на веревке в тёмной крипте. Так уж устроена человеческая память, она охотней хранит заученные истины. Вот и милоссец вызубрил, как «Отче наш», наказ француза, отвалившего им уйму денег, о том, что всем, кто будет интересоваться, в каком виде они нашли статую, отвечать – с руками: одной ловила одежду, другой держала яблоко. Со временем, правда, в памяти осталось только яблоко, очевидно, ещё и из-за того обломка каменной руки, которую отец грозился запихать в задницу какому-то моряку. Вот это было весело!

Так или иначе, лишь 1 марта 1821 года посол отправляет статую в Париж Людовику XVIII, приложив всё, что отыскалось на Милосе и могло рассматриваться в качестве фрагментов самого изваяния или возможной композиции. Король передаёт подарок из Константинополя в Лувр. Здесь у скульптуры начинается поистине новая жизнь. Для начала провели тщательнейшее исследование. Тогда же, кроме редкого сорта мрамора, выяснилось, что прежде статую красили и крепили на неё золотые украшения: как минимум – это браслет на правом плече, кольца в ушах и диадема в волосах.

Можно сказать, изваянию с греческого островка уделяют внимание, как венценосной особе, восседающей на троне супер-державы. Впрочем, среди скульптур она поистине царица. А таковой не положено быть с изъяном. Решено было реставрировать скульптуру, эти работы доверили скульптору Ланже. Первым делом он восстановил форму носа. Затем тщательно изучил все обломки, что прибыли вместе со статуей, но ни по структуре мрамора, ни по форме ни один из них не мог иметь к ней отношения. Когда же он в 1822 году приделал ей руки согласно описанию Дюмона-Дюрвиля, то в художественных и академических кругах разгорелась бурная полемика по поводу истинности воплощения. Так, секретарь Академии художеств Катрмер де Кинси, тот самый, что ввёл в обиход производное от топонима слово «Милосская», считал, что Венера прежде изображалась вместе с богом войны Марсом и опиралась рукой с яблоком на его плечо. Были и другие толкования. Так что в итоге отказались от какой-либо реставрации, и Богиня предстала посетителям Лувра в том виде, в котором её и нашли Кентротасы, но лишь с подправленным носом. Кстати, любители пофантазировать на тему отбитых рук не перевелись и после того, как ещё в конце XIX века французский археолог, исследователь античности Соломон Рейнак доказал, что состояние патины на повреждённых участках свидетельствует о том, что конечности отделены были как минимум за несколько веков до этого.

Да вот ещё что. В наше время уже как непреложный факт признаётся то, что автор шедевра – некий Александр или Агесандр, это, мол, установлено из авторской подписи на цоколе, и что неявность нескольких букв не позволяет назвать его имя с определённой точностью. На самом же деле мы располагаем сведениями, что имя своей возлюбленной гетеры Алексы, чьё полное имя – Александра, приказал выбить на постаменте наместник императора Негод, когда преподнёс ей в подарок эту статую.

Что касается мнений относительно того, что же Богиня могла держать в руках, то они множатся до сих пор. Не так давно высказали идею, что Богиня сучила пряжу. Мол, натурщицей скульптору могла служить гетера, а жрицы любви в ожидании клиентов занимались ткачеством. Гетеры, скорее всего, и к созданию, и, уж точно, к дальнейшей истории Богини имеют непосредственное отношение, но всучить ей в руки веретено… Надо же было додуматься до такого! Мало того – создать 3D-копию с веретеном и пряжей?! Они бы ещё весло ей в руки приладили!

Знаете, если уж говорить о легендах, то мне больше по душе та, что весьма распространена на островах Эгейского моря. Она гласит следующее. Известнейший скульптор долго искал натурщицу для задуманной им статуи. Он объехал многие земли, пока на острове Милос не встретил чудесную девушку, чья необыкновенная красота была под стать грации. Надо ли удивляться тому, что вскоре мастер влюбился без памяти в свою музу. Чувства оказалась взаимными, что лишь ещё больше вдохновляло кудесника резца, вело его руку при создании облика богини. И вот когда творение было практически готово – оставалось вырезать руки, страсть в очередной раз кинула влюблённых в объятия друг друга. Девица с такой силой стиснула возлюбленного, что он задохнулся. Скульптура так и осталась без рук, не нашлось мастеров, способных завершить шедевр.

– Немного странный выбор с учётом заявленного вами курса на правдоподобие, – решился я прервать затянувшийся монолог микробиолога-мифотворца.

– Я сказал, что эта легенда мне по душе. И дело тут даже не в её красоте. Богиня на самом деле таит в себе опасность, во всяком случае, для тех, кто влияет на её судьбу. Возьмём Жюля Дюмон-Дюрвиля.

Жюль Дюмон-Дюрвиль вписал своё имя не только в историю, но и на карту мира

После истории с Венерой Милосской дела у него пошли в гору: он получает чин капитан-лейтенанта и, благодаря покровительству влиятельных особ, организует первое кругосветное плавание, во время которого открывает немало островов. Один из них назовут его именем. Вторая кругосветка, кроме географических открытий, приносит ему славу человека, установившего место гибели известного французского мореплавателя Лаперуза, сгинувшего вместе со своими судами в Океании. Потом следует экспедиция в Антарктиду, уже открытую русскими мореплавателями Беллинсгаузеном и Лазаревым в 1820 году, но хранящую ещё много белых пятен. Так на картах ледового материка появляется Земля Адели, названная Жюлем в честь своей жены, позже море, подмывающее льды этой земли, стали именовать морем Дюрвиля.

Издаются книги, следуют чины… Карьера, заложенная участием в обретении Францией Венеры Милосской, складывается как нельзя лучше. Всё так, пока в один момент не обрывается трагически. В 1842 году контр-адмирал попадает в железнодорожную катастрофу во время поездки в Версаль. Под горящими обломками вагонов гибнут десятки людей, среди них известный мореплаватель с женой и сыном. Другие дети – сын и дочь – умерли в раннем возрасте. Весь род Дюмон-Дюрвилей упокоился на кладбище Монпарнас. Венера Милосская могла быть благодарна Жюлю, но отмстила за нарушение своего покоя.

– А что же со свечным заводиком? Никак сгорел вместе с хозяином?

– Pardon, что за заводик..? Ах, опять вы со своими штучками! Это, вроде, отец Фёдор из «12 стульев» им бредил? Тут вы почти угадали. Конец Йоргуса Кентротаса тоже оказался печален, хотя имя его и вошло в историю. Только это ведь редко кого делает счастливыми. Полученными от Марцеллюса деньгами ему так и не удалось распорядиться, как мечталось. Пятую часть суммы – тысячу франков – пришлось отсчитать турецкому наместнику Саид-паше. Он был практически хозяином острова и в случае отказа поделиться барышом имел возможность превратить жизнь Кентротасов в кошмар. Да и с учётом того, что крестьянин собирался открыть маслобойню, хорошие отношения с властью были просто необходимы. Оставшихся денег всё-таки хватало на оборудование, пусть и не самое передовое. Приобрести его можно было только на материке, и летом того же 1820 года Йоргус с сыном и племянником отправились за покупкой в Афины.

Только на этот раз счастливую троицу, наткнувшуюся весной на статую, ждало фиаско. Корабль, на котором они плыли в Пирей, атаковали повстанцы. Борцы за независимость Греции, под предлогом экспроприации средств на организацию революции, вывернули карманы у всех пассажиров и команды, опустошили и судовую кассу. Мольбы Йоргуса не трогать нажитого непосильным трудом не тронули налётчиков. Да и в самом деле, откуда у простого крестьянина могли взяться четыре тысячи фраков?! Вернувшийся домой ни с чем, Йоргус уже не смог оправиться от такого удара судьбы. Запил. Рака же такой напиток, что быстро превращает печень в разложившийся кусок плоти. Через год всё тело несостоявшегося владельца маслобойки стало гнить на местном кладбище. Говорят, Верги отказался его отпевать. В это же время в стране началась освободительная борьба, завершившаяся через девять лет независимостью Греции. Так что, если Кентротаса и в самом деле ограбили повстанцы, то его вклад в освобождение своей Родины от турок был весьма весомым.

– Да, печально. А что с остальными?

– Судя по тому, что с ними ничего трагического не случилось, их роль в этом деле не столь значительна. Даже деляги Марцеллюса. Его вело, очевидно, уже другое провидение. Тем же, кто дал ему отправную точку, не поздоровилось. В данном случае судьба, как лакмусовая бумажка, взглянешь – и сразу понятно, при делах человек или нет. Взять того же Оливье Вутье, пытавшегося присвоить себе находку Богини. Он умер в восьмидесятилетнем возрасте в Провансе, похоронен в парке собственной виллы Castel Sainte-Claire. Хотя память по себе оставил довольно внушительную, так как написал несколько книг. Другое дело, каких.

Этот малый, надо отдать ему должное, оказался весьма и весьма деятельным. Как только в Греции началась революционная заваруха, он выходит в отставку из французского флота и вливается в ряды повстанцев. За два года Вутье не снискал большой славы – командовал артиллерией одного из отрядов, состоящей из двух-трёх пушек. Но в своих мемуарах, изданных по возвращении во Францию в 1823 году, предстаёт активным участником всех значимых сражений той кампании. Их правдивость иллюстрирует весьма показательный факт. Один из руководителей повстанцев Александр Маврокордато, наслышанный о популярности мемуаров французского соратника, попросил автора прислать ему экземпляр. В полученной им книге не оказалось многих страниц. Это дало основание греку сказать, что в оставшихся страницах, должно быть, не меньше лжи, чем в вырванных. Так что Оливье всегда был верен себе.

– …Кстати, – вдруг спросил мой новый знакомый, – истории о злом роке не наводят вас ни на какие аналогии из вашей жизни или жизни ваших друзей? Признаться, гибель человека, нашедшего в ваших краях клад древнего оружия, меня озадачила. Мало того, навела на ряд до недавнего времени казавшихся уж совсем нереальными выводов. Но для откровений я пока не созрел.

– Об аналогиях, – чуть помолчав, ответил я, – так сразу и не скажешь. А они действительно могут быть?

– Эх-хе-хе… – разочарованно протянул столичный профессор, видимо, ожидавший от меня другой реакции. – Могут, могут… и при том самые прямые.

– Тут есть над чем подумать. Пока лишь скажу, что меня в вашем, как всегда, весьма познавательном рассказе, упорядочившим мои знания в этом вопросе, зацепила одна деталь, к которой я бы хотел апеллировать.

– Вот как? Интересно! – Лев Николаевич, только что выглядевший уставшим от неудачи вывести меня на откровенный разговор, вновь оживился. – Сделайте милость.

– Перечисляя современные версии того, что могла бы держать в руках Венера Милосская, вы в несколько, как мне показалось, уничижительном тоне упомянули весло. Надо полагать, что имели при этом в виду тип парковых скульптур «Девушка с веслом», ставших своего рода притчей во языцех?

– Ну, допустим…

– Я так и понял. Скажу вам откровенно, что когда я стал проявлять интерес к теме Венеры Милосской (что теперь уже не является секретом), подобная аналогия и мне приходила на ум. Только я от неё не отмахнулся и выяснил, что не такая уж она и абстрактная. Дело в том, что у по сути безликого символа «бетонно-гипсового соцреализма» был весьма достойный оригинал. Первую «Девушку с веслом» изваял скульптор Иван Дмитриевич Шадр. Половина 1934 года у него ушла на выполнение заказа Центрального парка культуры и отдыха имени Горького в Москве. И вот в 1935 году скульптуру, изображающую обнажённую девушку во весь рост с веслом в правой руке, установили в центре фонтана на центральной магистрали главного парка страны. Творение к тому времени уже зрелому мастеру удалось: форма головы девушки была чётко обрисована, волосы очень туго натянуты и закручены в два «рожка», лоб и затылок полностью открыты, сама гипсовая фигура, высотой вместе с бронзовым постаментом около двенадцати метров, казалась весьма натуралистичной. От того и подверглась критике, как «излишне чувственная», «откровенно вульгарная», «чуждая советской общности».

– Действительно, возникают параллели с Афродитой Книдской Праксителя и его музой – гетерой Фриной, – подал реплику Лев Николаевич.

– Да, но будут и вертикали. Так вот, несоответствующую моральному облику скульптуру, слава Богу, не уничтожили, что по тем временам было делом обычным, а через год отправили подальше от столицы – в Ворошиловград, позже ставший Луганском. Там-то она и погибла во время войны. Сейчас её уменьшенная бронзовая копия есть в Третьяковской галерее, а где-то в Питере стоит гипсовая. Коротко скажу лишь, что спустя немного времени после ссылки статуи на Украину Шадр создаёт другой – более целомудренный – вариант, но и он забраковывается радетелями советской морали. Только скульптура другого автора – Ромуальда Иодко на эту тему, где физкультурницу нарядили в плавки и футболку, послужит моделью для тиражирования.

Тут, как мне кажется, внимания заслуживают два обстоятельства. Первое – есть большая вероятность того, что Иван Шадр – по паспорту Иван Иванов, взявший псевдоним от родного города Шадринска, – создавал «Девушку с веслом» под впечатлением от Венеры Милосской. Это легко угадывается в формах. Что и не удивительно. Ведь в 1910 году Шадринская дума, по ходатайству столичных художников Ильи Репина, Николая Рериха и других, выделяет земляку средства для обучения в Париже. Уральский парень учится в академии Гранд Шомьер, бывшей в первой трети ХХ столетия самой известной и популярной из всех парижских художественных школ. Среди его учителей сам Огюст Роден. Уралььский самородок имеет возможность копировать произведения, собранные в музеях французской столицы. Венера Милосская, конечно, первая среди них. И вот спустя четверть века Шадр наконец-то решается создать что-то подобное. Сын и внук богомазов, незатейливых церковных художников из народа, готов был воплотить то, о чём его родитель и дед, возможно, и помышляли, но никогда бы не смогли сотворить, в силу даже не другого уровня таланта, а слабой школы. Правда, судьба творения Ивана Иванова оказалась ещё более трагичной, чем у его прототипа.

Это же можно сказать и о модели. Натурщицей для скульптуры стала семнадцатилетняя Вера Волошина. Без всякой иронии типичный образ успешной девушки тех лет: сибирячка, студентка Центрального института физкультуры в Москве. Параллельно с учёбой и занятиями спортом она посещала аэроклуб, прыгала с парашютом и даже освоила пилотирование истребителя И-153 «Чайка». И, вместе с тем, была абсолютно целомудренна. Настолько, что даже наедине с художником не соглашалась остаться, поставив условие, чтобы при позировании в мастерской обязательно присутствовала его жена.

А ведь была не робкого десятка. В то время, когда «Девушку с веслом» вывозят из столицы, она подаёт заявление с просьбой направить её для участия в гражданской войне в Испании, в чём ей было отказано. Во время Великой Отечественной войны девушка стала разведчицей, несколько раз успешно выполняла задачи в тылу врага. Вера служила в одном подразделении с Зоей Космодемьянской – в диверсионно-разведывательной группе штаба Западного фронта, обе погибли примерно в те же дни при схожих обстоятельствах. Только имя Веры, в отличие от Зои, являющейся символом борьбы нашего народа, так никогда и не стало широко известным, даже когда в 1994 году ей посмертно присвоили звание Героя Российской Федерации.

Помните, как раньше, в советское время, принято было говорить: «Два мира – две политики». Времена ушли, а лозунги не потеряли своей актуальности. Я, Лев Николаевич, как любят сейчас выражаться либералы, абсолютный «ватник». И это даже не фигура речи – я в детве и юности не одну фуфайку истаскал. Так вот, для меня «Девушка с веслом» Шадра намного привлекательней и ближе Венеры Милосской. Хотя в силу того, что обе, так сказать, одной природы, и Богиня, как вы её называете, определённо симпатична. Чего не могу сказать о её прообразе.

Шлюха, она и есть шлюха, в какие бы одежды не рядилась, кому бы не подставляла и какой бы расчёт за это не имела. И народ, у которого такие Богини, обречён, что и показала история. Наши же – не мандой в тылу торговали, а воевали наравне с мужиками, и смерть мученическую за Родину принимали. Вот оттого наш народ и смог выстоять и победить в той войне, победит, выстоит и в следующих. Правда, в какой-то момент мы отвернулись от своих мадонн, и сразу слабину дали. Сейчас, вроде, пришло осознание, в чём сила.

Видно, что вам не совсем по нраву то, что слышите, да ещё изложенное в стиле, где смешалась лексика митинга и солдатской курилки. Слова от этого, может быть, теряют в плане искренности, зато позволяют точно и недвусмысленно обозначить свою позицию. Тем не менее, в нашей – как вы настаиваете – истории действительно есть точки соприкосновения. Во всяком случае я рассматриваю Богиню не как слепок с проститутки, а как нечто совсем другого порядка, по многим причинам далеко ушедшее от прототипа.

– И на том спасибо!

– Не за что. Соглашусь, что наши интересы в этом деле могут совпадать, если только вам с побратимами, или как их там, по Ордену не вздумается водить меня за нос или использовать втёмную. Не стоит питать иллюзий и насчёт того, что удастся склонить к принятию ваших, не знаю уж, идейных или корпоративных, соображений, как своих. Как-то так.

Лев Николаевич не смог скрыть того, что озадачен услышанным, но воспарил духом при последних словах. Хотя то, что они оказались не за ним, ставило его в ситуацию форс-мажора и путало все карты. Кому хочешь будет не в губу расклад, когда на руках десятка, валет, дама, король, а вместо туза в прикупе приходит всякая разномастная шваль. И такой долгожданный и, казалось бы, очевидный флеш-рояль* оборачивается блефом. В покер я время от времени играл, не всё-то вам, господа, известно. Ой, не всё. Расставались суше, чем накануне. Условились о встрече через день.

И всё же последнее слово гость постарался оставить за собой.

– Вас, Георгий Петрович, как звали друзья в юности: Гога или Жора? Впрочем, это не суть. Ваше имя имеет очень много разновидностей …. Йоргус. Да, да… Как того самого Кентротаса. В этой истории вообще мало случайностей. Уж поверьте.

*Флеш-рояль – в покере самая сильная и весьма редко встречающаяся комбинация карт, состоящая из туза, короля, дамы, валета и десятки одной масти.

Молочный горн

– Молока бы горячего с мёдом тебе сейчас попить или вина с пряностями… – Петро, как его называли родители, тревожно прислушиваясь к кашлю Чекура, стал вслух вспоминать способы лечения простуды, но потом обречённо махнул рукой и с досадой сплюнул за борт в прозрачную, до самого дна, реку.

Её вода пахла, как холодный клинок меча или наконечник стрелы, чьи запахи вливались легко, но не щекотали ноздрей, не будоражили воображения, а лишь оседали в горле сладковато-приторным привкусом. То ли дело горячая сталь! Её и вдохнуть-то полной грудью опасаешься, как бы не обнесло голову: там к едкости кресала, которым только что развели костёр, наслаивается пьянящее испарение крови поверженного противника, пропитанное его страхом или восторгом смерти… И всё это будоражило и призывало к жизни. Хотя, с другой стороны, возводит на престол вождей и императоров горячее железо, рождает же их – холодное, оно даёт и перевести дух.

Сейчас Петро казалось, что нагретым металлом пахнет вода его родного Тибра в жаркие летние благодатные месяцы. И даже не только протекая по каналам бесчинствующего Рима, а там, где, вырвавшись из ущелий Апеннин к равнине Маремма, она из бурного горного потока превращается в полноводную реку, несущую свои воды в Тирренское море.

Петрио Вар уже почти забыл эти ощущения. Эх, если бы не амбиции его отца Азиния Вара… Патриций пожелал занять место магистра армии Аэция, фактически заправлявшего делами в Западной империи при императоре Валентиниане III. Амбиции… Родителя они привели на место казни у Эсквилинских ворот Рима. Глашатай во всеуслышание проорал зевакам приговор императора, утверждённый сенатом, обвиняющий патриция в государственной измене. Умолкнув, глашатай дал знак ликторам, один из них накрыл голову приговорённого куском материи, другой занёс над головой топор…

Петро не видел казни отца, но столько раз был очевидцем этих кровавых зрелищ, что легко мог себе представить, как всё происходило. Сам он в это время уже был на пути в Грецию. Оставаться в столице, да и в стране было небезопасно, запросто – так, на всякий случай – могли отправить следом на отцом. Знание языков и образование без труда помогли Петрио, ставшему Петросом, найти место управляющего палаццо знатной гетеры, потом явились гунны… Оторвавшись от родной земли и покатившись по ухабам чужбины, римлянин уже не смог остановиться. Как перекати-поле. Эти сухие шары-стебли, гонимые ветром по степи, они видели, когда перетаскивали струги волоком с Танаиса на Ра.

Конечно, Петро понимал, что может идеализировать своё прошлое, которым пришлось пожертвовать ради того, чтобы иметь будущее. А Тибр, скорее всего, покоит где-нибудь на дне родительские кости, ведь тела казненных государственных преступников не погребали, а просто бросали в реку. Но сейчас Петро не хотелось думать об этом, он гнал эти мысли, как мошку. Так или иначе, Тибр рождал вполне конкретные воспоминания, а эта безымянная для них река – тревогу. Она истекала неизвестно откуда и вела в неизвестность, подтачивая понемногу в людях дух воинов, едва не покоривших Римскую империю. И только непоколебимая вера в их вождя, его прочную связь с духами и богами не позволяла унынию переродиться в сомнения. И видеть им недомогающего Чекура совсем ни к чему.

– Хотя вина ты не пьёшь и не держишь… А коров да пчёл разве в этих варварских землях сыщешь?! – закончил с отчаянием свою мысль латинянин и, уже вполголоса, чтобы слова не доносились до других, кто был с ними в струге, добавил. – Мало того, так ещё и к каменной бабе этой всё льнёшь, она остатки тепла из тебя забирает…

– Не ворчи, – оборвал его вождь, при этом тоже стараясь не повышать голоса. – Когда ты уже перестанешь говорить попусту, если не в силах ничего изменить. Если ещё не забыл, я сам варвар и это мои родные земли… Наверное… Ну, если и не эти, то те, куда мы плывём. Вы поэтому и проиграли нам, что много и без надобности говорили да вино своё пили. И ещё не забывай, что я горн и сам знаю, как хворь свести, если на то будет воля Вальги.