Винчестер. И другие рассказы

Прилетевшие с Куряха промывальщики занимались пока подсобной и другой работой: каждый имел смежную специальность. Прошлой весной Винчестер общался с эдаким широко универсальным специалистом по прозвищу «Перелётная Птица». Вместе обедали в районной столовой и разговорились.

– В ту пору всего тремя профессиями владел: электро, газо, сварщик. Подрядился глупыш на великие заработки в Сибирь. – Перелётная Птица густо припорошил обод пивной кружки солью и отпил пару жадных глотков. – Теперь на лозунговую мякину не клюю! Три тома трудовых книжек, ландкарта неоглядного Отечества! – Он снова присыпал, зажмурил выцветшие глазки и со вкусом заглотал пивко; выцарапал из карманов смятую пачку «Примы» и засаленный документ. Винчестер не проявил должного интереса, и Птица сунул трудовую книжку обратно за пазуху.

– Привезли нас полста завербованных на таёжную станцию. Утречком выгрузились из вагона и поёживаемся с похмелья. Станция, вишь, три хибары без магазина, в рот ей прокисшую клюкву!.. Но встречать, как водится, начальство на вездеходе подкатило. Середь них мордатый будмин в кожаном реглане и в бурках. Морозец нас щиплет и ветерком обдаёт, а этот хорь в галстуке, при шляпе!..

– Что за «будмин»?

– Кхмы!.. Будущий министр, значит. Принялся зажигательно агитировать на трудовые свершения. Народ сник от мрачной перспективы, а я ведь мужик порывистый, дипломатиям не научен, – Птица хитровато прищурился, на секунду обволокся табачным дымом, – возьми, да с отчаянья выкрикни: «А посколь мы зарабатывать будем?» Будмин посмотрел на меня, фыркнул как скаковая лошадь и гордким голосом отчеканил: «Лёжа с лопатой, по семь кусков!..»

Перелётная Птица загадочно хмыкнул, оголив редкие куньи зубы, смачно допил пиво, неспешно и обстоятельно, как партизан в лесу, затушил окурок, припалил новую сигаретку и с дымом выдохнул:

– Небось, не обманул, в рот ему зелёную бруснику! Семь сотен заедино с сапёрной лопаткой. Толщина рудной жилы семь дециметров, в полный рост не встать. Пластунским способом по штреку ползали!.. Ну что, инженер, за складную повесть повторим по кружечке пивка, а?.. – и Перелётная Птица нагло выпучил осовевшие глаза. – Оченно поиздержался я ноне, а завтра в Якутск, на слёт бичей отбываю. Бродник я, где только ни был; за год четырежды на крыло вздымаюсь. Не могу жить осёдло, душа киснет и бунтует, в рот ей душистую землянику! Привык свободно перемещаться. Ну, как? не пожадничаешь, скупердяй!..

– Занятный ты элемент! – неохотно вставая, произнёс Винчестер; щедро высыпал на столешницу горсть монет. – За-нят-ный, – повторил раздумчиво. – Ты вот что: в охотку выпей за меня; через час на Варгай улетаю…

Перелётная Птица благодарно закивал головой. Пока не затворилась входная дверь, провожал молодого геолога мудрым, постигающим взглядом.

Много одиноких бездомных мужиков прижилось по северу; бездетных, с алиментами, с жаждой пить и перемещаться, покуда жив. Ни дома, ни семьи, ни заботы о детях, что остаётся?.. Единственно работа!.. Мыкают по свету и качественно делают ломовую и каторжную, без ламентаций и нытья, со стремлением крупно заработать, чтобы вскоре с купеческим шиком прокутить и снова безропотно впрячься в копотливый изматывающий труд. От надсадной работы забываются в водке, от губительной водки спасаются любой работой. В самом деле, съезжаются на негласные сходы, где бестолково болтают и безудержно пьют; ночуют зимой в канализационных колодцах. Внезапно откидывается на ребро чугунная крышка и из круглого люка вылезает подурнелый на рожу бич, знакомый по таёжным кочевьям. Каждую весну сбиваются в шумную стаю и, распавшись на косяки, летят в разные концы республики, до следующего весеннего созыва. Легки на подъём, все пожитки уносимы в заплечной котомке. Зимогоры, бессребреники, неимущие скитальцы. Необычный, кюветный и социально опасный образ жизни; в полевой геологии замены им нет, достойны монумента из бронзы. За тысячи пройденных совместно с геологами маршрутных километров, за миллионы взятых проб, за погонные метры шурфов и скважин механического и ручного бурения, за кубометры закопушек, канав и траншей, за перемытые горы отвалов и многое, не упомянутое другое; кратко – за месторождения.

9

Винчестер попинал приступок, стряхнув с валенок налипший снег, и ввалился в сенной чулан. Впотьмах нащупал дверную скобу и, торкнувшись в обитую кошмой дверь, без приглашения вошёл. За столом, в полушубке наопашь, сидел Жора-Хлястик; испещрённый записями лист бумаги синел перед ним. Увлечённый подсчётами арифметик не протопил печь, и в комнате ощутимо подмораживало.

– Ах, Коля!.. Входи, дорогой; проходи, разболокайся, – встрепенулся Жора, будучи рад пришедшему гостю. – Присаживайся…

Приход геолога оказался кстати, и хозяина сразу оживил. Жора-Хлястик бытовал нараспашку, не скрывая генеральных планов. Как и братья, называл Винчестера именем и был близким ему человеком на Хатыннахе. Имя чтимого друга не искажают. Он величал старика уважительно, не как прочие бесцеремонно-фамильярные. Будучи разных поколений, накоротко сошлись они из любви к семиструнной гитаре; Жоре она сопутствовала всюду. Правда, пел он, безобразно фальшивя, наобум зажимая лады и вразброд теребя струны, но Винчестер прощал диссонансы, чудаки и чудачества необходимы. Ну, нет уха к музыке, хихикнул бы классик.

Винчестер выучился бойкой игре, живя в общежитиях, где на гитаре не бренчал разве ленивый. Он бегло музицировал боем и переборами, имел приятный лирический тенор и песенных текстов помнил без повтора на гастрольное турне. Во всяком разе, когда, взяв высокий аккорд, Винчестер запевал тоскливую «Журавли пролетели, журавли пролетели…» и достигал строки, где «оставила стая среди бурь и метелей одного, с перебитым крылом журавля…» – на дублёном ветрами и морозами шоколадном лице Жоры-Хлястика проступала страдальческая гримаса, душевная внутренняя боль. Вопреки просьбе закончить песню, Винчестер всегда обрывал пение. До финального курлыканья ни разу не допели, но постепенно сдружились, и он часто навещал чудаковатого меломана.

В редких таёжных селениях сходить в гости за много вёрст дело житейское. Горожанину лень спуститься к мусорному баку или к приятелю в смежный подъезд; город не сплачивает, а разобщает людей. Можно неделями не встречать соседа по лестничной площадке, узнать полное имя в день случившихся похорон. В посёлке знаком со всеми, и с друзьями-приятелями близость постоянная. Хотя возрастом он годился в сыновья, у Жоры росли в Сибири внуки, они почасту, с взаимной пользою общались. Разбередив души пением, непринуждённо беседовали. Жора доказывал, что незачем Винчестеру проводить молодость в глухомани. Исчерпав аргументы, он вскакивал как гражданин укушенный собакой и, азартно колошматя по впалой груди, сипло призывал:

– Ты погляди на меня! Я смолоду по северам! А кто я?.. Что такого значительного из себя представляю?.. Чем славным оправдал прожитые годы?.. Каких почестей удостоился под старость?.. Нищий, хворый и одинокий; живу как сыч в глухом болоте!..

Взвинтясь вопросами громко заданными самому себе, он как малахольный начинал метаться по комнате, продолжая горячо убеждать умолкшего с гитарой на пузе юношу.

– Ни со второй, ни с первой женой вместе и года не прожил. Мои дети без меня росли и повзрослели! Кочую с участка на участок как маркитантка в арьергарде, как петый дурак, как… (Абсолютно негодный к печати поток обсценной лексики). – Имущества справного не нажил! Своего угла на тихую безбедную старость не обрёл! Деньги завидно дивные получал, а где? где они? куда все до копейки подевались?!.. – распалялся он всё яростнее.

– Счастлив, кто жизнь свою украсил бродяжной палкой и сумой… – выразительно пропел Винчестер, тренькнув гитарными струнами.

– Конченый алкоголик я, буйный и запойный! Лакаю всё, что от спички горит! Иногда гибельно напиваюсь, память утрачиваю и мерзких чертей пугаюсь! – резко сбавляя обороты, сознавался Жора начистоту. – Должна быть отдушина в серости буден, клапан для выпуска отчаянных эмоций! Может, мне жизни ровно две пятилетки осталось…

По свойству холериков, легко впадающих в аффекты, импульсивный Жора внезапно, как и вспыхивал, смиренно затихал; тем паче юный собеседник не прекословил, выслушивал откровения молча, хотя не во всём бывал солидарен.

– Нет, Коля, милый. Дорабатываем нынешний сезон, – ровным миролюбивым голосом предлагал Жора, – я оформляю отпуск за три года, а ты увольняйся! Закупаем гостинцев и с задорной песней, да под гитарный перезвон, едем ко мне в Омск!..

Развалясь на лежанке, Винчестер согласно кивал, пытаясь воспроизвести полузабытый перебор. В усилии зажмурив глаза, на визгливой ноте запевал программную: «В горы я убежал из города, сжёг на первом костре мосты…» Окончательно утихомирясь, Жора готовил литровую кружку крепчайшего чая. Нейтрализуя вяжущую горечь, Винчестер подмешивал в насыщенный настой столовую ложку сухого либо сгущённого молока. От стакана духмяного пойла сильно розовели глаза, учащённо пульсировало сердце, чесались колени и зудели мышцы конечностей. Подмывало вскочить и как Жора измерить шагами комнату, вымахнуть с топором во двор и, не отвлекаясь на перекуры, наколоть высокую поленницу дров; так застоявшийся жеребец рвётся из стойла на пробежку.

Вскоре жалкие сетования горького неудачника сменялись безудержным оптимизмом дерзновенных мечтаний.

– Отдохнём, погуляем, – сладко причмокивал Жора, малыми глотками поглощая нестерпимо горький чай. – Будем от гимна до гимна грудастых комсомолок любить! – заявление несусветное, не под лета.

– Ты нынче пекариху случаем не видел? – через минуту снова вскидывался охаверник, переходя с шага на побежку. – Хотел бы я знать, какой химией её панталоны пахнут!..

Жора назойливо ухаживал за пекарихой. При интимных посиделках в пекарне горланил льстивый мадригал: «Не прячь арабка тонкой талии, абайи чёрной не носи…» Таких прелестей за полковой дамой не значилось. Она была вздорная колотовка со свислым задом и тайком от начальника приготовляла брагу.

10

Март разнился от февраля долготой светового дня. Морозы послабели незначительно, но надолго всходило слепящее солнце, и в думы назимовавшихся людей вкрались надежды близких перемен. Всё также сумеречным утром сходились рабочие в дом горных мастеров, оживляя его весёлым гамом и отравляя едким табачным дымом. Первым рейсом взрывники везли на линии аммонал, и вахтовка воротившись, снова двигалась вниз по долине. Холод незамедлительно выстуживал покинутые жильцами дома обезлюдевшего посёлка. В неравной схватке перевес всегда был за грозно сиявшим якутским морозом.

В полдень с базы экспедиции пришли большегрузные машины с продуктами и железными зумпфами для промывки, материальным знаком скорой весны. Тревожным симптомом её неизбежного наступления стал приезд франтовато одетой молодой специалистки. Правая дверца мощного «Маза» отворилась и в шлейфе парового тумана показалась симпатичная мордашка, в раме коричневой овчины капюшона. Пройдя ледяной Индигиркой, машины остановились на разведочных линиях, миновать которые не могли. Все бывшие на поверхности горняки сгрудились вокруг приезжих, забыв о проходчиках на забоях и шанцевом инструменте, калившемся в кострах.

– Ре-е-жьте мм-е-ня нна ку-куски, ннам-мазывайте гг-а-ды нна хлебб!.. – заикаясь, выговорил изумлённый Мазай, как сорняки на прополке выдирая из бороды мелкие сосульки.

– Грядёт весна!.. Клянусь стиральным порошком и туалетным мылом! – отверз уста говорливый Моряк, убравший с лица изветшалый и дурно пахнущий от избытка грязи серенький шарф.

Винчестер и брат Саня протеснились вперёд и ревниво оценивали неожиданный подарок, по эстафете присланный с экспедиции. Потупив взор, смущённая девица тёрла шерстяной варежкой зябнущий нос не малых размеров. Всеобщего восторга и любопытства совсем не разделил начальник участка, хорошо знавший, какое брожение в мозгах сулит данный приезд. На фефёлу-пекариху стали засматриваться и собачатся до кровной обиды, за молодицу ожидай перестрелки. Можно умело повелевать сбродом одичалых золоторотцев и даже паивать их досыта водкой – пьяных бесчинств и рукопашных побоищ не будет. Вооружённый мужчина кулаками не дерётся, а подчинённые могли стволами ощетиниться, и отягчал пояс каждого зачехлённый нож. Но всколыхни мужское общежитие вакантная незамужница – и стерегись! Разнопёрые кавалеры станут домогаться её круглосуточно: языкастый поговорить, заботливый дровишек и льда наколоть, загрубелую душу умягчить нежностью; кто в надежде на взаимность, юбочник с коварным умыслом. Тропу натопчут и не ослабят натиск, пока не выделит избранника, увенчав связь женитьбой. Когда новобрачных оградит закон, вот тогда отступятся.

«Ведь просил же урода не присылать сюда геологинь!» – нехорошо помянул Баркенов начальника по кадрам. «Расходись! – приказал он, – сглазите девку!.. А вы, – оборотился к дружным братьям, – вечером обустройте коллегу. Жарко печь протопите в светлице. Сейчас всем работать, по местам стоять!..» Баркенов уселся в кабину и вместе с новенькой отбыл в посёлок. Взбудораженный люд стал нехотя разбредаться по рабочим постам. Довольные, что свидание с приезжей вменено в обязанность, Винчестер и брат Саня, гуторя и паясничая, двинулись на обход шурфов, чтобы засветло пронумеровать свеженарытые проходки.

Потревоженная ходоками, нещадно сотрясаемая взрывами, изъеденная гусеничными траками и обезображенная зевами шурфов стенала Земля. Природа равновесно сбалансирована, пока не вторгся варвар с мотором. Свежими срезами белели срубленные топором деревья, не сумев смолой выплакаться на морозе; распуганные гвалтом и тяжёлым запахом соляра покинули насиженный слой животворной почвы звери и птицы. Никто и ничто не смогло противостоять человеку, в погоне за одним расточительно губившему остальное. Движущий стимул освоения северных территорий – месторождения полезных ископаемых: золота, нефти, урановых и прочих руд. Малочисленный исконный этнос подмяли, а пришлый иноверец подобен хапуге. Земля произвела человека себе на погибель.

Природа севера дика и сурова на вид, но очень уязвима и раны залечивает дольше, чем пышная южная. В изначальных верованиях северян Земля-Мать и Вода-Мать почитались с всегдашней святостью. Земля мыслилась в образе исполинского животного, одетого мехом лесов и травы. Как живое существо она ежегодно линяет; рожает птиц, рыб, оленей, крупную и мелкую неразумную тварь; нужно лелеять её и беречь. У нганасан, энцев, ламутов, юкагиров и других северных народностей запрещалось колоть лоно земли ножом и копьём, без нужды рыть почву и заглублять в неё колья. «Не любит кровь, когда её на свет ставят», – вспоминая слова русского языка, говорил старый якут-оленевод, щелками узких от рождения глаз наблюдая пасущееся в низине стадо. Винчестер вышел на него летним маршрутом на Варгае, и сухотелый старец не удивился появлению пешехода. Вековой узор лицевых морщин, похожий на развитую сеть оврагов, не сдвинулся ни в улыбку, ни в удивление, будто он намеренно дожидался прихода геолога. «Пожалуй, невозмутимость туземцев порождена близостью первозданной природы, обычаем жить согласно с ней, она от неотягощённого образованием, ленивого ума», – возможно, так подумал утомлённый ходьбою Винчестер.

«Вишь, тела твой кожей покрыт, твоя кровь держит. Великий горе, когда шкура голый. Эта рана, эта боль. Через дырка бросает душа и смерть ходит. Нельзя шкура земля рваный казать. Плоха беда станет!..»

Издавна бытовали анимистические, актуальные и на завтра поверья. Нельзя безнаказанно губить деревья, вблизи костра рубить дрова, можно поранить духа огня; нельзя плевать в огонь и лить в костёр воду. Ради сбора орехов преступно заваливать кедр; запрещено убивать спящего зверя; не подобает громко кричать и куролесить в лесу, распугивая затаившихся обитателей. Охотничий промысел зависит от духа-покровителя леса, не надо его гневить. «Будь люди суеверны и рачительны, не оскудела бы обжитая Земля; есть выверенная народная мудрость, следуй ей», – может статься, и так отвлечённо подумал усталый Винчестер тогда на Варгае.

В прошлогодний сезон и снискал он неординарное прозвище, за дар злоключений там, где другие фланировали обыденно. Как-то, не доехав версты три до лагеря, он спрыгнул с лошади помочиться и правой ногой угодил аккурат – «кому как, а нам эдак!..» – в медвежий капкан, усиленный приваренными к дугам заточками из электродов. Голень не раздробило по иронии случая: в сапог была всунута ракетница, а обрезки электродов всего лишь оцарапали кожу. Но положение было поистине аховым! Нестерпимая боль ломила ногу, лезли в прорехи мошка и комары, и невозможно ослабить захват, вырваться из цепкого плена. Швыряя в лошадь чем ни попадя, он гнал её прочь, сквернословил, пока безгрешная скотина не ушла без седока в сторону лагеря. Когда его нашли и вызволили, он в забытье бредил. Неделю отлежал Винчестер в районном стационаре, месяц провёл на камеральной работе, вычерчивая геологические колонки и разрезы. Выручила его лошадь, но неприязнь к гужевому транспорту вселилась стойкая.

Сбережённый винчестер, славное оружие ветеранов, ему подарил дед в честь окончания горного техникума. Первое в жизни молодого мужчины ружьё!.. Чувство защищённости и агрессивной силы, неодолимое желание стрелять и убивать!.. Воронёный ствол и лакированная ложа, отцепное цевьё, антабки и предохранитель; латунные гильзы, бездымный порох, пыжи и капсюля; патронташ в опояску… Внук разбирал и собирал, чистил и смазывал; неэкономно, до ссадин в плече расстреливал патроны. Упражнялся в меткости самозабвенно и при всякой погоде; в подвижные мишени и вслепую по стоячим; не видя птицы и зверя, стрелял на ворошок, по направлению шума. При охоте на водоплавную птицу, что на утренней зорьке улетает с воды на хлебные поля, изумил деда. Когда ночью заходили в озеро, стреляя навскидку, на звук, ссадил утку в кромешной тьме. Перед варгайскими полевиками предстал удалой ковбой, с обязательным «винтом» на плече либо подмышкой. Бывалые таёжники поморщились от рекламной бравады, и название американской оружейной фирмы сделали прозвищем. Насмешливое, оно стало нейтральным, когда наречённый выказал незаурядное умение.

Винчестер и дебильный отпрыск московского доцента, принятый в отряд поисковым рабочим, заметили в таёжном прогале чудную полянку. Опередив геолога, уроженец столицы вышел на неё первым, торопясь полакомиться ягодами; в то лето Мать-Тайга уродила их вдоволь. Не успел он сжамкать пригоршню сочной черники, как заметил вблизи под деревом резвящихся котят палевой масти. Мило по домашнему окликая «кис-кис», пошёл к ним, протягивая на ладони ягоды. Окажись дурында в маршруте с другим, отвлекись Винчестер да приотстань, невинный жест мог быть предсмертным. Гулкий раскат выстрела вспорол тишину; звериная туша рикошетом ударила юнца в спину: «прильпе язык к гортани…» Вскочивший пацан увидел крупную, издыхающую в бессильной ярости рысь; в предсмертной агонии она колотилась у ног.

Истинное происшествие это быстро забылось. Потонул при переправе через Индигирку ценный дедов подарок. Неистребимо живучи во времени одни нетленные слова, и Николай Опалин прозвищу не противится; человек свыкается с чем угодно.

11

Вечером Винчестер и брат Саня подыскали для Марины квартиру в одном из пустовавших домов; наперёд запасли дров, принесли складских продуктов. Белолицая, с рябинками на щеках, полногрудая блондинка не чинила недотрогу, и польщённые участливым вниманием братья наперебой живописали новенькой экзотичные реалии здешнего быта. На неделе опекуны знакомили её с делами на участке и невольно сделались главными заступниками от докучливого притязанья бичей. Некогда равносторонний треугольник видоизменился в равнобедренный. Сексуально утешенный брат Гена слишком кичился врождёнными талантами и много якал, обидно навязывал особое личное мнение. «Что ты мне говоришь?! Я не первый год работаю на Севере!..» – звучало надоевшим рефреном не по разу на дню. Радист забыл элементарный постулат геометрии: сумма любых двух сторон превалирует над третьей, и поплатился охлаждением дружеских отношений. Братьев Саню и Колю единили холостяцкая вольница и общая профессия, единодушие в помыслах и воззрениях, да и поэтапная схожесть неотличимых в главном коротких биографий.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.