Сила смысла. Создай жизнь, которая имеет значение

Странная взаимосвязь между счастьем и уровнем самоубийств подтвердилась и еще в одном исследовании. Благополучные страны наподобие Финляндии и Дании также показывают высокий уровень самоубийств. По мнению некоторых социологов, причина заключается в том, что быть несчастным в стране, где так много счастливых и довольных людей, особенно тягостно и невыносимо. Другие предполагают, что уровень счастья в этих странах повышается, потому что самые несчастливые люди самоустраняются.

Однако исследование Оиши и Дайнера предлагает другое объяснение этой загадке. Сопоставив статистические данные, они обнаружили поразительную закономерность: счастье или несчастье не позволяют спрогнозировать самоубийство. Показатель, от которого реально зависит уровень суицидов, не что иное как осмысленность жизни, а точнее, отсутствие смысла в жизни. В странах, где меньше всего жителей считали свою жизнь осмысленной – например, в Японии, – уровень самоубийств самый высокий.

Проблема многих людей, решивших покончить с собой, – ровным счетом та же, что и у загадочного незнакомца, который пришел к Дюрану и попросил найти причину жить дальше. Хотя в целом его условия жизни были сравнительно благополучны, он тем не менее верил, что жить ему незачем, а смысла в жизни нет. В наши дни его мнение разделяют миллионы людей. Четверо из десяти американцев не находят удовлетворяющий их смысл жизни. И почти четверть американцев – а это около ста миллионов человек! – не чувствуют, что их жизнь имеет какую-то цель или смысл.

Очевидно, что решение этой проблемы заключается не в том, чтобы понизить уровень жизни и превратить благополучные США в подобие Сьерры-Леоне. Современность, возможно, и лишает некоторых из нас смысла жизни, но у нее есть и масса преимуществ. И все же как людям, живущим в современном обществе, отыскать смысл жизни и ее цель? Если мы не заполним трещину между осмысленной жизнью и современной жизнью, она будет неуклонно расширяться, и это дорого нам обойдется. Религиовед Хьюстон Смит писал: «Каждый из нас временами ловит себя на том, что задается вопросом, ради чего жить. А этот вопрос подводит к другому: когда нам плохо, стоит ли продолжать жить? Те, кто решает, что дальше жить не стоит, сдаются, и не всегда путем самоубийства, а зачастую через медленное самоуничтожение, ежедневно сгибаясь под тяжестью бытия – иными словами, поддаваясь депрессии, слабости и отчаянию».

Именно такая участь постигла знаменитого русского писателя Льва Толстого. В 1870-е годы, в возрасте около 50 лет, он впал в экзистенциальную депрессию, столь острую и опустошающую, что его неотступно терзало желание покончить с собой. Толстой заключил, что его жизнь совершенно бессмысленна, и эта мысль переполняла его ужасом.

Стороннему наблюдателю депрессия писателя могла бы показаться беспричинной. Толстой был не только знаменитым писателем, но и аристократом, у него было все: богатство, слава, почести. Он был женат, имел несколько детей. Два его шедевра, «Война и мир» и «Анна Каренина», были опубликованы в 1869 и 1878 гг. и получили колоссальное признание. Толстой завоевал международную известность, при жизни считался одним из величайших писателей своего времени и мог не сомневаться, что его произведения станут классикой мировой литературы.

Большинство людей были бы рады и куда более скромным успехам. Но в расцвете своей славы Толстой решил, что все эти достижения – лишь ловушки бессмысленной жизни, а потому ничего для него не значат.

В 1879 году Толстой в отчаянии принялся за «Исповедь», автобиографический отчет о своем духовном кризисе. «Исповедь» начинается с описания того, как в юности, будучи студентом университета, а затем военным, он вел разгульную жизнь. «Ложь, воровство, любодеяния всех родов, пьянство, насилие, убийство… Не было преступления, которого бы я не совершал, – пишет он, возможно, слегка преувеличивая, – и за все это меня хвалили, считали и считают мои сверстники сравнительно нравственным человеком». Именно в тот период жизни Толстой «…стал писать из тщеславия, корыстолюбия и гордости», руководствуясь желанием получить славу и деньги.

Вскоре он примкнул к литературным кругам и интеллектуальным сообществам России и Европы, где буквально молились на идею прогресса. Толстой стал одним из адептов этой религии. Но затем два потрясших писателя впечатления открыли ему всю пустоту веры в совершенство человека и общества. В 1857 году Толстой собственными глазами наблюдал смертную казнь на гильотине в Париже: «Я видел в Париже, как в присутствии тысячи зрителей отрубили голову человеку гильотиной. Я знал, что человек этот был ужасный злодей; я знал все те рассуждения, которые столько веков пишут люди, чтобы оправдать такого рода поступки ‹…›, но в тот момент, когда голова и тело разделились и упали в ящик, я ахнул и понял не умом, не сердцем, а всем существом моим, что все рассуждения, которые я слышал о смертной казни, есть злая чепуха, что сколько бы людей ни собралось вместе, чтобы совершить убийство, как бы они себя ни называли, убийство – худший грех в мире», – пишет Толстой.

Второй трагической историей стала бессмысленная смерть его брата Николая, умершего от туберкулеза: «Другим случаем сознания недостаточности для жизни суеверия прогресса была смерть моего брата. Умный, добрый, серьезный человек, он заболел молодым, страдал более года и мучительно умер, не понимая, зачем он жил, и еще менее понимая, зачем он умирает. Никакие теории ничего не могли ответить на эти вопросы ни мне, ни ему во время его медленного и мучительного умирания», – вспоминал Толстой в «Исповеди».

Оба эти события потрясли Толстого, но не изменили его. В 1862 году он женился, и семейная жизнь отвлекла его от сомнений. Помогла переключиться и работа над романом «Война и мир», которую он начал вскоре после женитьбы.

Толстого всегда интересовал вопрос о том, что придает жизни смысл, – эта тема красной нитью проходит через все его произведения. Левин, которого принято считать автобиографическим героем и отражением Толстого, мучительно решает этот вопрос на незабываемых страницах романа «Анна Каренина». В конечном итоге герой приходит к выводу, что его жизнь не бессмысленна: «Жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее – не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее».

Однако вскоре по окончании «Анны Карениной» Толстой начал смотреть на жизнь мрачнее. Чем бы он ни занимался, его неотступно преследовал вопрос о смысле жизни. Внутренний голос в его голове упорно спрашивал: «Зачем я здесь? Для чего? В чем цель и смысл всей моей деятельности? Зачем я существую?» С годами этот голос звучал все настойчивее: «Прежде чем заняться самарским имением, воспитанием сына, писанием книги, надо знать, зачем я это буду делать. Пока я не знаю – зачем, я не могу ничего делать», – писал Толстой в «Исповеди».

Там же он формулировал вопрос иными словами: «Вопрос мой – тот, который в пятьдесят лет привел меня к самоубийству, был самый простой вопрос, лежащий в душе каждого человека, от глупого ребенка до мудрейшего старца, – тот вопрос, без которого жизнь невозможна, как я и испытал это на деле. Вопрос состоит в том: „Что выйдет из того, что я делаю нынче, что буду делать завтра, – что выйдет из всей моей жизни?“ Иначе выраженный, вопрос будет такой: „Зачем же мне жить, зачем чего-нибудь желать, зачем что-нибудь делать?“ Еще иначе выразить вопрос можно так: „Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?“»

Поскольку Толстой не мог ответить на эти экзистенциальные вопросы, он пришел к выводу, что его жизнь бессмысленна: «„Ну хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире, – ну и что ж!..“ И я ничего и ничего не мог ответить». Толстой чувствовал себя так же, как пророк Экклезиаст, писавший: «Суета сует, все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки» (Еккл. 2, 22). Толстой верил, что абсолютно ясна и неоспорима лишь одна истина: жизнь заканчивается смертью и исполнена печали и страданий. Мы и все, что нам дорого – наши близкие, наши достижения, наша личность, – в конечном итоге бесследно исчезает.

В конце концов Толстому удалось выбраться из пучины нигилизма. Он начал с поисков людей, которые жили в гармонии с собой, и стал выяснять, в чем они видят смысл жизни. По словам писателя, большинство людей в его окружении – аристократия и литераторы – вели поверхностную и пустую жизнь и ничего не знали о том, как наполнить ее смыслом. Тогда он расширил поиски за пределами своего круга и с изумлением обнаружил, что миллионы обычных людей вокруг, судя по всему, нашли ответ на вопрос, который поглощал его. Эти «простые люди», как их назвал Толстой, необразованные крестьяне, черпали смысл жизни в вере – вере в Бога и в христианском учении.

Хотя Толстой уже к студенческим годам пережил разочарование в религии, в зрелые годы, вследствие духовного кризиса и поисков смысла жизни, он вернулся к этому взгляду на мир. Заинтересовавшись верой, которая была жизненно важна для крестьян, он изучил различные религиозные и духовные учения, в том числе ислам и буддизм. Поначалу Толстой обрел пристанище в родном ему русском православии, но в конечном итоге порвал с ним и стал жить в соответствии со своей упрощенной версией христианства. Основой его верования было учение Христа, изложенное в Нагорной проповеди.

Толстовское определение веры довольно расплывчато: он считает ее фундаментально иррациональным знанием о смысле человеческой жизни. Ясно одно: Толстой был убежден, что вера связывает человека с чем-то большим или даже бесконечным, лежащим за пределами «Я». «Какие бы и кому бы ни давала ответы какая бы то ни была вера, всякий ответ веры конечному существованию человека придает смысл бесконечного – смысл, не уничтожаемый страданиями, лишениями и смертью», – писал Толстой в «Исповеди». Хотя он и не верил в церковные чудеса и святыни, но обрел смысл в том, чтобы жить «по-божески», – а это, по Толстому, означало жить «по совести» и, подобно Христу, посвящать себя другим людям, особенно беднякам.

Завершив работу над «Исповедью», Толстой отнюдь не закончил поиски смысла жизни. Он продолжал их и в последние десятилетия своей жизни. В этот период Толстой «опростился», отказался от употребления алкоголя и мяса, отверг свои аристократические титулы и освоил сапожное ремесло, поскольку считал, что физический труд облагораживает и сам по себе есть добродетель. Много времени и сил Толстой посвящал тому, чтобы улучшить жизнь крестьян, и даже пытался раздать свое имущество бедным (эту идею наотрез отвергла его жена и мать его многочисленных детей, Софья Толстая). Он также выступал в защиту прогрессивных идей: отказ от частной собственности, следование пацифизму и непротивление злу. Эти убеждения Толстого привлекли к нему обширную группу последователей, «толстовцев», которые тоже стали жить по его принципам, воспринимая его как духовного учителя.

Тем не менее последние годы Толстого никак нельзя назвать легкими. Стремление жить осмысленной жизнью существенно сократило его земной век. Российское правительство заклеймило его как радикала, а православная церковь предала отлучению и анафеме; брак Толстого распался. Измученный постоянными ссорами с женой и жаждой духовной жизни, в октябре 1910 года Толстой бежал из своего поместья и отправился поездом на Кавказ. Он надеялся прожить там остаток дней своих как религиозный отшельник. Но его надеждам не суждено было сбыться: в пути Толстой заболел пневмонией и скончался в доме начальника железнодорожной станции Астапово. Однако его идеи и личный пример продолжали влиять на мир и человечество, и не только посредством его романов (к слову сказать, начальник станции после краткого знакомства с умирающим писателем тоже обратился в толстовство). Толстовская доктрина непротивления злу вдохновила политическую кампанию Махатмы Ганди в Индии – а та, в свою очередь, послужила источником вдохновения для Мартина Лютера Кинга-младшего, который возглавил движение за гражданские права.

Для Толстого смысл жизни открылся в вере. Но многие люди не верят в Бога, религиозные учения не трогают их души. Есть и другая категория: верующие люди, которые все равно пребывают в поиске смысла земной жизни. Таким людям одной лишь религии недостаточно, она не удовлетворяет их духовные запросы. Возможно ли найти смысл жизни иным способом, не полагаясь на веру как на источник этого высшего смысла? Для многих людей в наши дни «вот в чем вопрос», как говорил принц Гамлет.

Судя по всему, Толстой ответил бы на этот вопрос отрицательно. Но не исключено, что есть и другие пути к постижению смысла жизни, которые или дополняют путь веры, или, для неверующих, помогают заменить ее. Возможно, мы способны наполнить жизнь смыслом, даже если все и всё, ради чего мы стараемся, трудимся и живем, на что надеемся – наши близкие, наши достижения, наше наследие, – когда-нибудь бесследно исчезнет и будет забыто. Именно эту мысль и стремился доказать в своем эссе «Миф о Сизифе» французский писатель и интеллектуал Альбер Камю.

Камю писал свое эссе в конце 1940-х годов, и неудивительно, что его так влекла проблема смысла. В отличие от Толстого, Камю родился в небогатой и незнатной семье. Его отец, Люсьен Камю, был простым батраком на ферме. Мать, неграмотная и глуховатая Катрин, в годы Первой мировой войны тяжело трудилась на фабрике, а затем ходила по домам уборщицей. Родители Камю поженились в год смерти Толстого – в 1910-м. Три года спустя в маленьком приморском городке Мондови в Алжире Катрин родила мальчика. Когда разразилась Первая мировая война, Люсьена призвали в армию, но воевал он недолго: уже через месяц был тяжело ранен в кровавом сражении при Марне и вскоре скончался от ран. Альберу тогда было меньше года.

Шестнадцать лет спустя в жизни Альбера Камю вновь произошло трагическое событие. В 1930 году у него диагностировали туберкулез, а в среде алжирских бедняков в те времена это означало смертный приговор. Камю был еще подростком, и ему пришлось лицом к лицу столкнуться с фактом, что он смертен, а также с тем, насколько хрупки нити, связывающие каждого из нас с жизнью. Лежа в постели, он читал философа-стоика Эпиктета, который писал на эту тему так: «Бояться нужно не смерти и не боли, но страха смерти или боли». Выздоравливая, Камю пытался отыскать смысл в продолжении его жизни. Он решил, что в болезни были свои преимущества: она подготовила его к неизбежному концу, тому, который ждал его в будущем, как и всех нас.

Когда Камю выздоровел и вернулся к учебе, он решил, что жизнь лишена смысла. Эта идея нашла выражение в его автобиографическом рассказе, опубликованном в журнале Sud: «У меня больше ничего нет, я больше ни во что не верю, и невозможно жить так, убив в себе всякую нравственность. У меня больше нет цели и смысла в жизни, и я умру». Когда Камю поступил в Алжирский университет, он стал писать лучше и продолжил исследовать вопрос о смысле жизни, погрузившись в изучение философии. Альбер окончил университет в 1936 году. В ту весну он написал в дневнике, что хотел бы писать философские труды об абсурдном.

К эссе «Миф о Сизифе» Камю приступил в те времена, когда Европу уже терзала следующая мировая война. Он жил в Париже, на который сыпались яростные немецкие бомбардировки. Стоял июнь 1940 года. К середине июня немцы вошли в Париж, и Франция на четыре года оказалась в оккупации. Камю успел бежать из города буквально за считанные дни до начала оккупации. Он писал эссе о Сизифе в небывало морозную зиму 1940 года в нетопленой квартире в Лионе – писал обмороженными руками в мозолях, а в 1941 году эссе было закончено.

Хотя интерес Камю к смыслу жизни был обусловлен давней философской и литературной традицией, но времена, в которые он жил, придавали его поискам особую остроту и актуальность. Франция была погружена в хаос, вишистское правительство вело себя трусливо, по Европе триумфально шествовал фашизм, и мир казался Камю абсурдным и бессмысленным. «Миф о Сизифе» посвящен тому, каково жить в подобном мире. Эссе открывается знаменитыми строками: «Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема – проблема самоубийства… Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, – значит ответить на фундаментальный вопрос философии». «Никто еще, – продолжает он, – не умирал за онтологический аргумент, за доказательство существования Бога. Но многие люди умирают за смысл жизни: кто-то кончает с собой, потому что считает свою жизнь бессмысленной, а кто-то жертвует собой ради своих идеалов. Имеет ли жизнь смысл – это единственный по-настоящему важный вопрос, которым когда-либо задавалась философия и на который она когда-либо искала ответы. Следовательно, это самый важный вопрос в мире».

Камю пишет, что мы жаждем рационального объяснения мира, ищем порядка и единства, но мир хаотичен, разобщен и жесток – он лишен рационального и разумного принципа. Мы задаемся вопросом, зачем существуем, как явились в этот мир и для чего, но в ответ мир молчит. Можно попытаться удовлетворить свою жажду истины, обратившись к Богу, религии или другому трансцендентному источнику смысла, который мы принимаем на веру. Однако, если мы принимаем на веру лишь то, что знаем с абсолютной уверенностью, то, как выражается Камю, существовать могут лишь отдельные «истины» – единственной Истины нет.

Для Камю тот факт, что люди неустанно ищут смысл жизни, но нигде в мире его не находят, отражает абсурд жизни. Всё – от грандиозных исторических событий до огромных усилий, которые каждый из нас прилагает в своей жизни, – кажется бессмысленным. Осознав, что внешнего источника смысла не существует, как нет и высшей цели наших усилий, мы впадаем в состояние «тошноты», если говорить словами современника и единомышленника Камю, философа-экзистенциалиста Жана-Поля Сартра.

Конечно, чтобы ощутить давление этого абсурда бытия, вовсе не нужно быть французским экзистенциалистом или русским писателем. Выступая на шоу Конана О’Брайана в 2013 году, комик Луис Си-Кей рассказал о том, как сам испытал нечто подобное сартровской экзистенциальной тошноте, абсурду Камю и ужасу Толстого. Как и все великие комики, Си-Кей – философ, прикидывающийся клоуном. «За всем в вашей жизни, – поведал он ведущему, – таится эта пустота, вечная пустота. Знание о том, что все напрасно и что вы один. Оно где-то в глубине. И иногда, когда сознание у вас совершенно ясное и вы ничем не заняты, не читаете, не смотрите кино, не работаете, – оно вдруг наваливается на вас, и вы думаете: „О нет, вот оно опять наступает – пронзительное одиночество и бессмысленность жизни“. Оно накатывает на вас все чаще. Такая беспримесная печаль. Жизнь неимоверно печальна, просто жить – само по себе очень тоскливое занятие».

Когда безутешный Толстой пришел в своих рассуждениях к такому же выводу, он заключил, что самоубийство – единственный разумный способ спастись от абсурда жизни. Как мы знаем, Толстой в конечном итоге избрал другой путь. Он нашел смысл жизни в вере. Но Камю отверг и веру, и самоубийство, – он не счел их выходами из тупика бессмыслицы. По его мнению, невозможно узнать, есть ли Бог и истинно ли любое из тех убеждений, которые мы принимаем на веру. Это означает, что мы должны научиться жить осмысленно, не прибегая к Богу или вере. Однако покончить с собой – то же самое, что сдаться слепым силам бессмысленного мира, сдаться абсурду, тем самым потворствуя ему и преумножая его.

Возможно, звучит все это весьма мрачно, но, как утверждает Камю, абсурдность жизни вовсе не обязательно ведет к отчаянию. Скорее, это открывает перед нами новые возможности. «Даже в рамках нигилизма, – пишет Камю, – возможно найти способы преодолеть нигилизм». Когда нам больше не навязывают смысл из внешнего источника, мы обретаем свободу и вольны создавать его для себя сами. Как писал Сартр: «Жизнь априори лишена смысла… От вас зависит, придать ли ей смысл, а ценность жизни – не что иное как смысл, который вы изберете».

Камю иллюстрирует свою мысль, заканчивая эссе похвалой Сизифу, герою древнегреческого мифа: боги приговорили его снова и снова вкатывать на вершину горы огромный валун, который, не достигнув вершины, скатывался обратно вниз. Эту бессмысленную работу Сизиф был обречен исполнять на протяжении вечности. Трудно представить себе более бессмысленное существование, чем то, которое влачит он. Но Камю хочет показать нам, что жизнь Сизифа на самом деле очень значима. По сути, древнегреческий герой служит нам всем примером.

По мнению Камю, чтобы жить осмысленной жизнью, требуется выработать пренебрежительное отношение к абсурду. Воплощением именно такого отношения и является Сизиф. Согласно мифу, боги покарали его за то, что он обманул их и попытался избежать смерти, но, отбывая вечное наказание, он не жалуется и не надеется на лучшую жизнь. Более того, презирая богов, которые захотели устроить ему вечную пытку, Сизиф демонстрирует три качества, которые неотделимы от осмысленной жизни: страсть к своему делу, свобода и бунт.

Каждый раз, когда Сизиф возвращается к подножию горы, куда скатился злосчастный валун, он оказывается перед выбором: сдаться или трудиться дальше. Сизиф выбирает борьбу. Он принимает вызов и всецело отдается тяжкой работе – снова и снова вкатывает камень на вершину крутой горы. Презрев богов, он стал хозяином собственной судьбы. Камень – его миссия, как утверждает Камю, – то, что придает его жизни смысл и цель. Может показаться, будто его труды пусты, но на самом деле Сизиф наделяет их смыслом, когда исполняет свое дело, торжествуя. «Самой борьбы, самого преодоления пути вверх по склону, – пишет Камю, – уже достаточно для того, чтобы вложить в сердце человека отвагу. Нужно воображать, что Сизиф счастлив».

Борьба сама по себе. Когда Камю предлагает нам представить, что Сизиф счастлив, он не подразумевает под этим беззаботное блаженство. Он говорит о победоносном чувстве свершения, достижения, о довольстве результатами, которое возникает, когда посвящаешь себя трудному, но стоящему делу. Камю хочет показать нам, что, по примеру Сизифа, мы в силах жить полной жизнью, принимая борьбу с достоинством – принимая, как он выражается в своих записных книжках, «горестность и величие мира».

Этому принципу Камю неуклонно следовал в собственной жизни. В 1940 году, работая над «Мифом о Сизифе», в письме другу он описывает свое душевное состояние так: «Счастлив ли я? Не будем об этом… Но, даже если моя жизнь трудна, я не перестаю любить. Сейчас работа и жизнь для меня не разграничены. Я и работаю, и живу одновременно, с одинаковой страстью». Если Толстой обрел смысл жизни в бесконечности, то Камю обрел его в конечности, в ежедневной задаче жить. Эпиграфом к «Мифу о Сизифе» служат строки древнегреческого поэта Пиндара: «Душа, не стремись к вечной жизни, но постарайся исчерпать то, что возможно»[1].

Вместо того чтобы сдаться под натиском мира, мы в силах напрямую и со страстью противостоять ему, создавая для себя смысл жизни из боли, утраты и борьбы, которые испытываем. «На вопрос о том, как жить без Бога, у Камю было три ответа: жить, действовать и писать», – вспоминает Оливер Тодд в биографии Камю.

Точно так же, как для Сизифа камень был сутью, наполнявшей его жизнь смыслом, для Камю самым главным было писательство. Он верил, что каждому нужна такая суть, нечто главное, какой-то проект или цель, которой человек решит посвятить свою жизнь, будь то огромный валун или маленькая роза.

Я упоминаю розу не случайно. Давайте обратимся к чудесной сказке «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери. Она – прекрасное воплощение этой мудрой философии. Маленький принц живет на крошечной планете, где все свое время тратит на уход за растениями и цветами в саду. «Это очень скучная работа, но совсем не трудная», – говорит принц. Однажды он видит розу, которая расцвела в саду, – цветок, какого он раньше никогда не встречал. Принц влюбляется в таинственную розу – преданно поливает ее и укрывает от ветра. Но роза – тщеславный и эгоистичный цветок, и в конце концов принц устает от нее. Он решает покинуть свою планету и пуститься в странствие по Вселенной.

Его путешествие – поиски мудрости и понимания, в пути он встречает много удивительного. Посетив несколько планет, Маленький принц оказывается на Земле, где попадает в розовый сад. Хотя принц и бросил свою розу, он все еще любит ее, поэтому вид множества других роз приводит его в безутешное отчаяние. Ведь он думал, что его роза – единственный подобный цветок во Вселенной, но теперь убедился, что на свете таких сотни.

Принц погружается в пучину отчаяния, и тут к нему обращается мудрый Лис. Новый знакомый преподает принцу множество уроков, но самый главный из них касается той розы, которую принц оставил на родной планете. Лис наставлял его, что эта роза – не одна из множества, она особенная, потому что принц сам дал ей так много: «Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу. Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу».