МатриСарго. Книга 1

– Добрый день! Меня зовут Лилия, – перевёл мне Рамиз, стоявший рядом.

– Марина, – ответила я, и мы обменялись пожатием рук.

– Анвар, – представился другой гость. Он был на голову выше Рамиза, и светло-каштановые волосы обрамляли его жгучие карие глаза.

– О… По-русски! – воскликнула я от неожиданности. – Марина, очень приятно.

– Это мой двоюродный брат, – представил брата Рамиз.

– Наши папы были родными братьями, – пояснил Анвар свою родственную связь.

– Были? – переспросила я.

– Нет, и сейчас есть, просто немного русский подзабыл, – смутился Анвар.

– Э… Проходите, пожалуйста, – предложил Рамиз гостям, пропуская их вперёд себя.

Все прошли в зал. Сестра предложила всем сесть на большой полукруглый кожаный диван, повидавший виды на своём веку, но считавшийся по сей день престижным для нашего сознания и как степень благополучия. На столике стояли яблоки и апельсины с бананами в красивой вазе для фруктов, орешки, печенья в маленьких вазочках. Рамиз принёс горячий кофе, приготовленный по-восточному в маленьких чашечках – аромат кофе с кардамоном быстро заполнил пространство и восхитил очаровательную обстановку общения вокруг нас.

Я сидела напротив Лиллиан – это было моё первое тесное знакомство с представителем этой страны. Лиллиан была выше на голову своего суженого – блондинка с нордическими чертами лица и шикарных размеров своей женской красоты.

– Это тебе, Лиллиан, а это тебе, Анвар, – сказала я, протягивая им сувениры, привезённые с собой специально для такого случая, – статуэтки девушки и парня, одетых в азиатские национальные костюмы.

– Так, – ответили они почти одновременно и стали рассматривать сувениры, которые были куплены в нашем универмаге ЦУМ.

– «Так» – это что, по-датски «спасибо», что ли? – спросила я наугад.

– Да, – ответила сестра.

– Надо же, как интересно, мы тоже говорим «так», только в другом значении.

– Вы русская из России, из какого города… из Москвы? – вдруг спросила меня Лиллиан и перевела взгляд на Анвара. Он, сосредоточившись, стал переводить мне, но не успел открыть рот, как Рамиз поспешно ответил ей и тут же перевёл мне, делая это синхронно. Анвар всё так же сидел с открытым ртом, всё же успев издать первый звук.

– Я из Советского Союза! – радостно заявила я. – Мой родной город находится в Средней Азии. А почему все говорят «Россия», и в аэропорту тоже? – повернув голову к сестре, спросила я.

– Потому что вы все говорите по-русски, – ответил мне Рамиз.

– Ну так что? Они разве не знают, что у нас много республик, где говорят на разных языках.

– Вы для них все русские. Кстати, я был там, у вас в Москве, – сказал неожиданно Анвар, – мне очень понравилось там.

– Правда?

– Он мой однокурсник тоже, – уточнил Рамиз, – вместе учились у вас там.

– Так ты, Анвар, у нас тоже учился? – я обратила свой взгляд в сторону Анвара. – А я думаю, откуда ты русский язык знаешь… Теперь ясно.

– Нас много здесь, – ответил Анвар.

– Весь факультет, можно сказать, сюда рванул, – шутливо выдала Оля.

– Да… – протянуто произнесла я, и при этой фразе всплыло в памяти…

…Я сидела в самолёте – сейчас взлетит самолёт, и под окнами окажется Москва-столица. Как на картинке, будут маленькие автомобили ездить по дорогам. В салон вошёл парень и встал в проходе: «Смотри, братан, мы куда летим? В Данию вроде. А самолёт весь „чёрный“. Может, мы рейс перепутали?!» Кто-то из пассажиров громко ответил: «Ты потише, здесь все понимают русский!» Я оглянулась: действительно, вокруг меня – ни одного европейца. Странно, когда я летела из Азии в Москву, то весь самолёт был забит иностранцами и кругом слышалась английская речь, а теперь я лечу в Данию, и… Удивительно!!! Но мне было как-то стыдно за этого парня: он ещё не выехал за пределы Родины, а уже успел её опозорить, да я и сама из Азии. Но парень извинился, просто вырвалось у него, но действительно странно…

– Кто в Швецию, а кто в Германию, ну, в общем, у кого где родственники уже были, туда и подались, – договорил Анвар. – У меня здесь уже старший брат был как пять лет, а у других дяди и тёти.

– А другие из Польши сюда приехали, наши там тоже учились, – добавил Рамиз.

– У тебя там ведь сестра учится? – спросила я по памяти.

– Она в Швецию сейчас уехала, там будет устраиваться.

– Да? – спросила я и подумала про себя: «А почему не вместе?»

– Здесь пара месяцев, и выдают жительство! – громко заявил Рамиз.

– Так быстро? А как же язык?

– Обычно надо ждать два года, но так как мы без гражданства… то…

– А почему у нас не остались? – спросила я и с любопытством взглянула на них, как бы со стороны.

– Вы неправильно живёте! – вдруг ни с того ни с сего выдал Рамиз.

– Как неправильно?.. Почему неправильно? – в замешательстве спросила я и опешила. – Ну… Да, – сказала я, непонятно зачем для самой себя, вроде как согласившись с ним, и почувствовала какое-то внутреннее сопротивление. «Правильно жить в разваленных хижинах среди обломков камней» – пронеслась в моём сознании фотография… фотография с его домом: он подарил нам на память, когда приезжал познакомиться с нашей семьёй.

– А у вас там долго ждать надо… А здесь всё быстро… И… Нас здесь много, – Анвар посмотрел на Рамиза и улыбнулся широкой улыбкой.

– Ага… – только и смогла я сказать, потом посмотрела на Лиллиан и улыбнулась ей. Она молча смотрела на нас и ничего не понимала, о чём мы говорим, но Анвар тут же исправился и начал медленно переводить ей наш разговор, при этом активно жестикулируя руками.

Я прошла на кухню вслед за сестрой, она заваривала чай для нас двоих. Чайник уже закипел, и пар струйкою поднимался вверх, затуманивая слегка окно. На подносе стоял чайный сервиз – наш подарок из дома.

– Вот предложим гостям чаю испить, заодно и сервиз наш покажем, – сказала я обрадованно.

– Здесь обычно кофе пьют, – ответила сестра.

– Оля, а вы их не будете кормить, только кофе и фрукты? – спросила я.

– Здесь так не принято, как у нас.

– А мне как-то неудобно, что гости пришли и вы их не угощаете. У нас просто так кофе не поставишь – посчитают негостеприимными хозяевами, – сказала я с ноткой иронии в голосе. – А ты, кстати, не говорила, что у него двоюродный брат здесь и сестра тоже.

– Почему не говорила, рассказывала вам про его родственников.

– Ты говорила, что у него много братьев и сестёр, и они все живут у себя на родине… Сестра вроде в Польше учится… А оказывается…

– Да они там все братья и родственники между собой, поди разбери, кто есть кто, – пробурчала сестра, ставя чашки для чая на поднос.

– А ты что не в настроении?

– Ты надела кофту без рукавов, это неприлично! – сделала мне замечание моя младшая сестра. – Рамиз сказал мне, – добавила она.

– Как это? Что ты такое говоришь? Я не понимаю тебя, мы же так одеваемся! И вообще, я же приехала в Данию, а не в…

– Рамиз сказал, что у нас дома так нельзя, чтобы так ходить, – перебила сестра.

– Здрасьте, я ваша тётя! Это же ваш подарок!.. Сама же предложила!.. И если мне память не изменяет, мы вроде не говорили Рамизу, в чём ходить у нас, когда он к нам гости приезжал, мы же его гостеприимно встретили, – вспыхнув от возмущения, резко ответила я. – Я считаю, что гостям неприлично делать замечания, как они одеты, по крайне мере, у нас это не принято.

Гости разошлись, и мы принялись с сестрой убирать со стола. Танечка, утомившись за вечер, уже лежала в кроватке у себя в детской. Я подошла к ней, подтянула одеялко повыше и поцеловала её в щёчку. Рамиз включил телевизор и, удобно расположившись в кресле, смотрел телевизор. Я пошла на кухню помочь сестре помыть посуду.

– Смотри! Видишь? – спросила сестра, протягивая мне чашку из сервиза.

– Вижу, а что? – ответила я недоумевая.

– Надо выбросить, – выдала она.

– Как выбросить? Зачем?

– Плохие, видишь, не отмываются от чая.

– Как? Что ты такое говоришь? – спросила я и, взяв чашку в руки, стала озадачено рассматривать её на свету: на ней был коричневый налёт от чая. Затем я попробовала её промыть ещё раз под струёй горячей воды. Сестра стояла рядом и наблюдала за мной. – Ну, смотри: как новенькая! – показывая ей эту же чашку, я посмотрела на сестру внимательно. Золотая каёмка заблестела в игре вечернего света с розовыми цветочками на этой чашечке, и мне показалось, что мамины руки изящно держат её… как тогда… и голос пронёсся эхом: «Как ты думаешь, им понравится?»…

– Да? Странно, а я мыла-мыла…

Я вышла из кухни. «Этого не может быть, – подумала я про себя, разведя руками. – Это ведь подарок из дома!»

VI

Ветки винограда с молодыми листьями изящно обвивали окно моей комнаты. Я лежала у себя в комнате, медленно просыпаясь. Солнечные лучи уже вовсю пробивались в комнату сквозь листья, лето начинало заявлять о своих правах, не дожидаясь ухода весны с её утончёнными манерами.

«Весна – Прикосновением своим раскрывая цветы восходящими лучами – Благословляет нас сем чудным благоуханием, сохраняя сокровенность цветения.

С блеском налакированные от раннего утречка дождиком листья гармонично меняли свои цветовые гаммы под солнечными бликами: от светло-зелёного до ярко-изумрудного – созидая прелюдию утра, просыпающегося нового дня и сопровождаемую крылатыми певчими».

Майские лучики раннего солнца заполняли комнату розово-жёлтым светом. В комнату вошла мама и села напротив меня возле окна. Она была необычна, не как всегда, от неё исходило сияние – сияние счастья и радости. На ней была красивая кофта лимонного цвета. Шёлковыми волнами платок красиво ниспадал на её плечи, обрамляя их своими полупрозрачными аврорными оттенками и придавая воздушность изящным движениям её рук. Концы платка чудесно сходились на груди, оригинально завязанные двойным узелком, напоминающим бутон розы, что придавало шарм.

Она смотрела на меня и улыбалась, как будто хотела скорее сказать хорошую новость. Это было необычно – увидеть маму в таком настроении, после тяжких невзгод, свалившихся на неё в последнее время. Я приподнялась на подушке и посмотрела маме в глаза, как будто в их глубине хотела увидеть, откуда идёт такой горящий взгляд…

– Ну, доченька, как дела? Скоро поедешь за границу, я так рада за тебя, хоть бы у тебя всё хорошо устроилось. Я поменяла тебе деньги – вот двести долларов, положи их… – и, обведя комнату глазами, она добавила: – Положи за ковёр, чтоб не пропали.

– Мама, ну кто их возьмёт?

– Мало ли что, подальше от чужих глаз.

– Ладно, положу, чтобы тебе спокойно было, – сказала я. – Раньше всё клали в шкаф под постельное бельё, – вспомнила я и улыбнулась.

– Я так за тебя переживаю. Как долетишь? Как там всё сложиться? Но думаю, что всё будет нормально.

– Жалко, что нет прямого рейса и надо через Москву лететь.

– Ничего, побудешь в Москве сутки и потом уже прямым рейсом в Данию. Ты звонила к своей знакомой?

– Да, это Белла, – ответила я. – С ней я договорилась уже.

– Не помню эту девочку. Это со школы?

– Ты её видела, она ко мне приходила много раз, мы вместе учились в музыкальной школе.

– А… Вспомнила… Такая хорошая девочка, с вьющимися шикарными волосами, – сказала мама. – Она в Москву переехала?

– Она вышла замуж за москвича и осталась жить в Москве. Представляешь, случайно встретила её на улице, и она пригласила меня к себе в гости: адрес дала и свой телефон.

– Да… Давно она к нам не заходила.

– Так она после школы сразу и уехала – поступила в московский вуз и только на каникулы сюда приезжала.

– Ничего, что давно не виделись, она же согласилась тебя принять, и тем более вместе учились. Они тебя встретят в аэропорту?

– Да, обещали, но если что, то адрес её у меня есть.

– А ты пригласила их к нам в гости?

– Конечно, пригласила. Но когда я её встретила, она уже собиралась назад: у неё отпуск заканчивался, она приезжала родителей навестить.

– А ты у себя на работе всё уладила? Смотри, чтобы потом не было неприятностей.

– На работе отпуск дали на месяц, визу тоже дали в посольстве, теперь осталось собраться, – сказала я и мысленно представила себя… В самолёте… За границей… У сестры.

– Надо подарки им купить, ведь будут ждать гостинцев из родного дома. Особенно наше солнышко – как она там? Так соскучилась по ней! – говорила мама… с воспоминаниями. – Мне всё время кажется, что вот-вот выйдет из детской и улыбнётся… – И глаза её засветились радостью.

– Я сегодня собираюсь пойти в город и посмотреть, что там есть. Хочу купить куклу Танечке и красивое платьице.

– Вставай-ка… Давай съездим за город, там в сельмагах больше выбора, что-нибудь посмотрим. Сегодня суббота, отец дома и свозит нас.

VII

Мы выехали на машине на просёлочную дорогу. В окнах мелькали поля и горы, налившиеся зеленью, перемешанной с голубизной неба. Тёплый ветер приятно ласкал мои волосы через приоткрытое окно в машине.

С одной стороны дороги – поля, маками усыпанные, расстилаются красным ковром до подножия гор и радуют красотой своей. Запах освежённых маковых полей после утреннего дождичка душистым воздухом проникал вместе с ветерком в салон машины, и повеселевшее утро улыбалось мне солнечными лучиками и звонким щебетанием птиц.

«Нежным дыханием лёгкий ветерок колыхал трижды перистые лепестки красных цветов. Воздушным барежем, словно красной вуалью, прикрывала весна земную красоту, придавая таинственность и элегантность долинам гор.

Белоснежные вершины гор, окаймляя сказочную картину, завершали пейзажную живопись, нарисованной весной:

– Красные маки, пылающие в отблесках белых снегов».

Показался маленький сельский магазинчик.

– Останови здесь, – попросила мама папу. – Пойдём посмотрим, что там у них есть.

Мы вошли в магазин, в котором продавалось всё, начиная от одежды и кончая продуктами.

– Смотри, какой красивый набор чайного сервиза, – сказала мама, взяв в руки одну фарфоровую чашечку. Солнечные лучи – в белой глазури рассеиваясь и отражаясь в узорах из розовых цветов яблонь и нежно-зелёных листочков – сиянием своим завершали композицию золочёной окантовкой. Поворачивая чашку в разные стороны, мама любовалась игрой света.

– Как ты думаешь, им понравится? – спросила мама.

– Конечно, – коротко ответила я. – Подарок как раз для всей семьи, и для гостей можно поставить на праздничный стол.

– Очень удобные ручки у них, и цвет красивый, – сказала мама, продолжая держать за ручку чашечку, наклоняя её то вправо, то влево.

– Сколько стоит этот сервиз? – спросила мама у продавщицы в белом халате, стоявшей у прилавка и обслуживавшей покупателей.

Горянка – с золотистым отливом кожи, невысокая девушка с красивыми восточными глазами, с иссиня-чёрной косой, каких можно встретить в здешних краях. Отпуская товар, она быстро считала на обычных счётах, проворно передвигая деревянные костяшки то вправо, то влево. Национальные браслеты с бирюзой и топазом звонко позванивали при взмахе её руки.

Она завернула товар в коричневую плотную бумагу и протянула его покупателю. Аксакал в стёганом халате поправил войлочный колпак с разрезными полями, взял свёрток и пошёл к выходу; на выходе он остановился, достал из кармана платок и стал протирать глаза, держа в одной руке камчу.

– Десять штук яиц и плюс двадцать пять рублей, – ответила продавщица.

– Каких яиц? – с удивлением спросила мама. – Что ещё за яйца!

– Сначала нужно сдать яйца – куриные яйца. Такие правила. И без печатей! Десять штук яиц за каждый товар! – чётко протараторила продавщица. – А то в городе купят и сюда везут, чтобы сдать, – сделав хмурое лицо, добавила она.

– А если мы переплатим стоимость яиц, можно нам купить этот сервиз? Мы нездешние.

– Не могу продать. Село должно поставлять городу яйца, поэтому местные жители должны сдавать яйца, чтобы купить дефицитный товар, – ответила громко продавщица, уставив свой взгляд поверх нас куда-то в пространство.

– Давай заедем к нашим родственникам, у них должны быть яйца, здесь недалеко, – сказала мне мама уже на выходе из магазина.

Мы сели в машину, в которой дожидался нас папа.

– Вот попали так попали! – проговорила мама и рассмеялась. – Видите ли, теперь нужно со своими яйцами в магазин ходить. Скоро будем молоко с собой брать в обмен на их молоко. Вот так и придём потихоньку к коммунизму!

– Какие ещё яйца? Только купил, что, дома яиц нет?

– Подожди, сейчас по дороге расскажу, – ответила мама, – такого ты ещё точно не слышал.

– А я ещё в самом начале подумала, почему очереди нет в этом магазине, всего-то пара покупателей была, – сидя на заднем сиденье, я громко внесла свою лепту.

– Всё ещё пользуются десятичным абаком, – сказала мама. – В городе уже давно кассы ввели.

– Так… Куда сейчас едем? – твёрдо спросил папа.

VIII

Широкая пыльная дорога упиралась в горы, которые стояли, как каменные дворцы, доходя до небес, вокруг шелестели высокие тополя, рядом проехал трактор. Мы подъехали к небольшому домику: кирпичные свежевыбеленные стены… голубая веранда… белые тюлевые занавески… невысокая деревянная ограда… журчащая вода в арыке под сенью деревьев… Калитку открыла нам тётя Маруся.

– А я только что собралась на рынок, вы меня случайно дома застали, – громко проговорила тётя Маруся.

– Значит, нам повезло, – ответила с улыбкой мама.

– Здравствуйте, – сказала я и обняла тётю Марусю.

– А вы как? – спросила Маруся.

– Мы решили проехаться по сельмагам и в ваше селенье, так сказать, заглянули, – с настроением произнесла мама и посмотрела на папу – он как раз закрывал дверцы в машине и коротким кивком поприветствовал свою сестру.

Добрые живые глаза и добродушная улыбка, её волнистые русые волосы были аккуратно зачёсаны назад и закреплены полукруглым гребешком, а заплетённая коса красиво уложена на затылке. Она была невысокого роста и плотного телосложения, красивая и пышущая здоровьем, от неё веяло светлой душевной теплотой.

Мы зашли в летнюю кухню. В комнате стоял запах испёкшегося домашнего хлеба – на столе, прикрытые вышитым полотенцем, лежали большие булки белого хлеба.

Мама и я сели на скамейку, что стояла около стены рядом с окном, а папа, пододвинув к себе табуретку, тоже присел, затем, положив руку на кухонный стол и посмотрев в окно напротив, значительно произнёс:

– Так… Это…

– Здесь у вас в одной лавке импорт выбросили, мы по дороге уже заглянули туда. В городе-то он не залёживается, с прилавков сметают всё подчистую!.. – с эмоциями произнесла мама и энергическим жестом руки как бы смела крошки с края стола.

– Да тут он никому и не нужен, тут в огороде да в поле с утра до вечера. Тут свой местный импорт – фуфайка да сапоги кирзовые! – в шутку ответила тётя Маруся, и все рассмеялись.

– Так они сейчас по-новому сделали, товар на яйца меняют, – заметила мама. – Мария, есть у тебя с десяток яиц? Выручи нас, пожалуйста.

– Да больше, наверно, насобирается! Я ещё в курятник-то не заходила с утра, но со вчерашнего дня в корзинке есть, в чулане стоит, сейчас схожу, принесу вам, – с любезностью предложила она.

– Придумали, тоже мне! Это только у нас могли до такого додуматься, со своим товаром в магазин ехать, – с горячностью высказалась мама. – У меня в голове не укладывается, как можно до такого додуматься!

– А я и не слышала ещё, это же когда… – развела руками тётя Маруся.

– Новое постановление вышло, а от кого и когда… Никто его не читал, и я его тоже не видел, – с иронией изрёк папа.

– Сами, наверное, придумали себе, чтобы план выполнить, – подумала и вслух высказала тётя Маруся.

– Самоуправством занимаются. Что, их кто-то здесь будет проверять? – подчеркнул папа.

– Мария, можно мне кружечку вашего квасу? Так хочется глоток сделать, – спросила мама.

– Юрий, спустись в погреб, принеси кваса. И с собой возьмёте заодно. – Вытерев руки о край фартука, она открыла одну дверцу деревянного шкафчика, расположенного под столешницей, и стала доставать стаканы; на двух полочках, покрытых клеёнкой, стояли тарелки и гранёные стаканы, а на нижней – эмалированные чашки и кружки.

Папа вышел во двор. Я посмотрела через ситцевую занавесочку в горошек, которая закрывала пол-окна, и тоже вышла вслед за папой. По двору важно ходили куры, напротив дома стоял амбар: выбеленные извёсткой стены, зелёные створчатые двери, одна створка была немного приоткрыта и слегка поскрипывала от сквозняка. Справа от амбара деревянная дверца вела в погреб: солнечным светом освещало каменные ступеньки, которые уходили в потёмки, на меня дохнуло холодком да пряным духом солений…

Я заглянула в амбар: чисто подметённый глиняный пол, в углу стояли мешки, наполненные зерном – пахло свежестью и приятно обдавало каким-то особенным, непередаваемым деревенским духом; маленькое окошко, за которым виднелась груда уже изготовленных кизяков: через сквозные промежутки вольно гулял ветерок, осушивая их к осени и разметая стебельки соломы; пылом раскалит он верх да края печи – завьётся от него приятный сизый дымок из трубы, окутает сначала избу, потом тополиные листья и, струясь с горным ветерком в прозрачном воздухе, медленно сольётся с синеватым туманом, сползающим со снежных хребтов Гималаев.

– Самый вкусный квас! Я такого кваса ещё нигде не пробовала, – с наслаждением отпив глоток, похвалила мама. – Мария, как ты его делаешь?

– Это надо, чтобы квас в погребе «доходил», а в квартире, как у нас, он такой не будет, – выразительно подчеркнул папа. – И хлеб, испёкшийся в деревенской печи!.. А не в духовке газовой, – пояснил он, выразительно подняв указательный палец вверх.

– Я хмелю туда ещё добавляю, из хлебной закваски оставляю, – ответила тётя Маруся, дивясь с улыбкой на брата.

– Мария, все аргументы сводятся к тому, что мы к тебе в гости на квас будем заезжать, – пошутила мама.

– На здоровье, всегда рады вам, – с душевным гостеприимством ответила тётя Маруся.

Я тоже отпила немного холодного квасу и почувствовала на губах пенящийся и золотистый нектар; неимоверный запах хлебных пашен, обвеянных горным ветром, жар печи и добрые руки тёти Маруси – всё это создавало домашний хлебный напиток.

Тётя Маруся, или Мария Кирилловна, как к ней обращались товарищи по работе, была старше моего папы на восемь лет и очень похожа с ним, но с женственными чертами лица. Красивый голос её звонко раздавался в воздухе, и улыбка озаряла её лицо – папа спокойно и коротко отвечал ей своим мужским баритоном. Энергичная и жизнерадостная Мария: в ней бурлила жизнь, передавая кровь потомков казаков. Папа был менее эмоциональным, но в спокойном и уравновешенном характере скрывалась сила, которая могла в любую минуту вырваться наружу и словно казачья шашка в мгновенье встать на защиту своей семьи и своего рода.

Несмотря на различия в их характерах, это никак не отражалось на их отношениях как брата и сестры, которые искренне любили друг друга и помогали друг другу. Был ещё младший брат Николай, внешне больше по матери – его гладкие тёмные волосы спадали прямыми прядями, в отличие от брата ему не достались черты лица, схожие с Цезарем, хотя и присутствовали фамильные черты. Николай был младше Марии на двенадцать лет и до сих пор жил одним домом со своей матерью, то есть с моей бабушкой Анисьей (в девичестве Куприяновой), там же обосновался со своей семьёй в одном большом доме, где все вместе вели хозяйство. Он был тихим, немногословным и самым младшим – последним ребёнком в семье – со всеми привилегиями, переходящими в будущем в статус «оберегаемого мужа».

Маруся хлопотала около нас; кофта с баской в голубой мелкий цветочек очень шла к её светло-серым глазам.

– Блины нынче с утра напекла, будете? – спросила тётя Маруся.

– Спасибо, пока не хочу, – ответила мама и посмотрела на меня, я тоже помотала головой.

– А я попробую, я уже проголодался, – сказал папа.

На подоконнике сидела кошечка и поглядывала на молоко в крынке, нежно мурлыча и умильно потягивая мордочкой запахи, доносившиеся с печи. Тётя Маруся поставила на стол перед папой глиняную миску с блинчиками и к ним такую же мисочку с топлёным домашним маслицем. Кошка аккуратно, подушечками своих мохнатых лапок прошлась по краю и спрыгнула на скамейку возле нас.

– Ну-ка, брысь! – легонько прикрикнул папа.

– Кис-кис, Мурочка, – позвала я её к себе. – Ой, какая она пушистая Мурка, – сказала я и, посадив её к себе на колени, стала гладить.

– Вот зачем за столом, – сказал папа, строго посмотрев на меня.

– Потом руки помой, если будешь со стола еду брать, – добавила мама.

– Хорошо, – спокойно ответила я.

Маруся, тоже отпив немного квасу, поставила кружку на стол и продолжила рассказывать о здоровье бабушки и последние новости о наших родственниках. Муж её Лукьян Адрианович (по фамилии Полтавец), который с любовью заботился о ней, умер от тяжёлой болезни несколько лет назад, и осталась она одна с дочкой, которая была старше меня на тринадцать лет. Анастасия, или, как часто её называли, Настёна (в честь бабушки по папиной линии), была очень похожа на своего папу: тёмно-русые волосы и зелёно-карие глаза, добрая и отзывчивая. В столице она закончила учёбу в университете и осталась преподавать литературу в средней школе, при этом на каждые выходные приезжала домой помогать маме по хозяйству.