Табор вернулся на Землю. Детективный роман

– Привезла Лену и Катю Коваленко, – ответила Зара. – Помнишь Розу, у которой мужа убили, Дарика? Это их дочери. А Роза в областной больнице. Ей будут операцию делать. Нужны деньги. Роза попросила нас отвезти девочек к тебе. Насчёт денег будем решать с папой. Он сегодня приезжает из командировки.

– Васька не скупой, – проворчала Рада. – А гроши то у него есть? Он хоть и генерал, а копилку не заимел. Не цыганская у него душа. Бесхитростный. А воровать, Господь руку отводит. И слава ему!.. Мы тут тоже покумекаем насчёт грошей. И сколь же просят доктора?

– Много, – говорит Зара.

– Эх! – вспыхивает Рада. – Всё равно загубят красавцу. Не умеют наши доктора делать операции. А гроши им сразу подавай! И не вернут ведь, если что!.. А Дарик плохой был человек. Людей обижал. В карты обыгрывал, большие деньги выручал. И за это ему попадало… И за это убили.

Бабушка обняла Зару за талию, и они пошли к самому красивому из домов, что возвышается на фундаменте из красного кирпича, с широкой террасой, с колодцем из бетонных колец, с палисадом в котором густо растёт уже отцветший лилейник.

На полпути Рада останавливается и оборачивается ко мне.

– Рома, не стой столбом, поставь машину возле колодца, закрой и замкни её. А то гайки потом будешь собирать по всему двору. И заходи в дом. Не стесняйся…

Шумная вереница цыганят, словно живой ручеёк влилась вслед за бабушкой Радой в террасу и расположилась на диванах и стульях за сдвинутыми столами. Из сумок, привезённых нами, на стол легли пакеты с конфетами, пряниками и прочими сладостями. Зара с помощью старших девочек распаковала и разложила в вазочки их содержимое. Рада достала из серванта чашки, блюдца и ложечки.

Пока на газовой плите грелся огромный железный чайник, детвора молча изучала гостинцы, возвышающиеся перед ними, но никто к ним не притрагивался в ожидании разрешения от хозяйки дома. В фарфоровый заварник Рада насыпала чай из пакета и положила туда же по несколько щепоток сушёных трав из мешочков, висевших на стене. Заваренный чай несколько минут выдержали под тряпичным колпаком. Потом каждую чашку наполнили душистой заваркой и кипящей водой. По терраске тут же распространился запах мяты и диких трав.

Зара распаковала несколько коробок с тортами и разделила их между сопящими и глотающими слюнки малышами. Смотреть на них без улыбки было невозможно. Я поражался их терпению.

Рада заняла место в торце стола, меня и Зару посадила возле себя, напротив друг другу. Лена и Катя Коваленко сели возле Зары.

– К вечеру соберутся наши женщины. – Рада придвинула к себе чашку с чаем. То же самое сделали ребятишки. – А после полуночи приедут на своём «кабриолете» и хмельные музыканты. Если останетесь, я познакомлю вас с ними. Зара, ты ведь никого из них не знаешь. Здесь вот детки Чеботару, Ионеску, Дожу. А теперь и Коваленко. Это всё мои троюродные внучатые племянники. Родня. После войны кочевали с их родителями. По Румынии, по Венгрии. А из Штефанов только ты Зара. Мы не плодовитые. У меня с Виссарионом один Васька родился. А у Василия только ты. – Бабушка посмотрела на меня. – А ты, Рома, если возьмёшь мою внучку в жёны, не стесняйся. Троих, а то и пяток деток должны народить. Я погожу помирать. Хочется мне своих правнуков повидать и понянчить.

Зара опустила глаза. А я, наверное, покраснел. И мысленно представил, как по нашей квартире снуют черноглазые цыганята.

Однако старая цыганка склонна к шуткам и фантазиям. Не думаю, что она видит в постороннем человеке, то есть во мне, своего будущего родственника. И для меня её прогнозы всего лишь повод для беседы, нескучной, но и не обязывающей к конкретике. Попьём чайку, потреплемся и останемся «при своих».

– Ну, – сказала Рада, – чего не пьёте чай? Остынет ведь!..

И взвод будущих скрипачей и гадалок принялся ковырять чайными ложечками торты, шуршать фантиками, шмыгать носиками и прихлёбывать ароматный чай. И вид у всех стал благопристойным.

Лена и Катя ведут себя более сдержанно. Они, по-видимому, хорошо пообедали у Штефанов и не спеша пробуют торт. Запивают чаем, поглядывают на меня и улыбаются. Вокруг снова замерцал синий туман.

А бабушка Рада медленно разворачивает фантик конфеты и с нескрываемым любопытством поглядывает на девочек. Изучает, наверное, новое пополнение.

Зара вспыхивает блестящими антрацитами из-под густых ресниц очами и указывает ими мне на чашку с чаем.

Я пробую пьянящий аромат цыганского снадобья.

Рядом с утренним одуванчиком и синей лилией появляется лиловый василёк. И мне с ними становится хорошо…

Глава четвёртая

Время в гостях пролетело быстро.

Когда солнце склонилось над дремучим лесом, с юга на хутор наползла чёрная туча и принялась сверкать молниями и рокотать по округе «огромными колёсами цыганской кибитки, обутыми в железные обручи». Так разъяснила испуганным малышам природное явление бабушка Рада.

Ожидался дождь, но его почему-то не было.

Я и Зара, после чаепития и подробной экскурсии по отреставрированным домам и по приусадебным участкам, собрались возвращаться в Энск.

В освобождённые от привезённых гостинцев сумки бабушка положила несколько банок с маринованными огурцами, помидорами, молодым чесноком, а так же пакеты со свежими овощами и пучками зелени. Дары природы я разместил в багажнике машины. Зара пыталась отказаться от подарков, но хозяйка хутора шикнула на внучку, и её сопротивление проигнорировала.

Прощание было коротким. Малыши, спрятавшиеся от грозы в бабушкиной террасе, помахали нам ручками, а Рада проводила до автомобиля.

Я выкатил «шестёрку» на центр площади и вышел из неё, что бы попрощаться с бабушкой. Она разговаривала с внучкой. Речь шла о сёстрах Лене и Кате Коваленко. Предполагалось, что девочки должны задержаться в хуторе на неопределённое время, пока не выздоровеет их мать. Рада уверяла, что они сиротами не останутся и будут равноправными членами их большой семьи. Потом она вспомнила, что сегодня утром к ним в хутор приезжал богатый господин, по виду большой начальник, на дорогой машине, и справлялся о детях, которые по возрасту должны посещать школу. Особенно его интересовали сёстры Коваленко, о приезде которых Рада ещё не знала. Господин сказал, что по прежнему месту жительства они учились, и прерывать этот процесс было нежелательно. Он обещал снова приехать к ним и записать девочек в одну из школ города Энска. Ещё он сказал, что является начальником Зары Васильевны. А как звать этого господина она не помнит, хоть он и представился.

– Виктор Васильевич, – сказала Зара. – Надо же, побеспокоился! Он очень помог мне. Мы вместе ездили в областной центр на совещание преподавателей. Там я зашла к Розе Коваленко и узнала о беде, свалившейся на её семью. Её при мне поместили в больницу. И девочки оставались без присмотра. Вот я их и привезла к вам. Роза сказала, что Виктор Дожу её двоюродный брат, и он обещал помочь.

– Всё правильно, внученька. Не оставим деток без присмотра. Накормим, оденем, обуем. И в школу пусть ходят. Нам и остальных нужно в школу записать. Особенно мальчишек. Без грамоты сейчас не прожить… А начальник твой, про тебя, Зара, хорошо говорил. Чай романа с ним не было?

Рада посмотрела в мою сторону.

– Ты Рома не ревнуй! Это я так, к слову пришлось. А господин этот, видный!.. И уважительный!.. Может и впрямь наших сорванцов к учёбе приучит?

В это время над нами сверкнуло, и сразу сто кибиток покатились по каменному тракту, грохоча железными колёсами.

– Ой! Страшно-то как! – шутливо воскликнула бабушка. – Пойду к малышам! А то трусишки описают! Ну, до свидания!

Рада обняла Зару и снова принялась промокать глаза.

– А с тобой прощаться не буду, – сказала она, обернувшись ко мне. – Плохая примета. Ты ведь, Максимка, для меня только Рома. Хороший значит человек. А когда возьмёшь мою внучку в жёны, тогда уж и обнимемся…

Реплика старой цыганки показалась мне несерьёзной. Потому что она улыбалась. Но её взгляд рентгеновскими лучиками стрельнул в меня, словно оценивая товар, который можно купить почти даром, а можно и повременить.

Когда наша «бригантина под алыми парусами» вошла в ольховый пролесок, с небес на нас свалился штормовой ливень.

По кабине неожиданно застучали тысячи водяных молоточков. Вокруг заплясали молнии, освещая придавленные от напора воды придорожные кусты. Грохот от капель и непрерывающегося грома налёг на перепонки.

Щётки едва успевают смахивать тяжёлые струи. Разбитая цыганским «корветом-кабриолетом» дорога тут же наполняется водой. Пришлось переключиться на первую скорость, что бы ни соскользнуть в кювет. Покачиваясь на ухабах, «бригантина» уверенно ползёт к трассе. Земля не успела пропитаться влагой и колёса всё ещё цепляются за хорошо высушенный под солнцем грунт.

Зара держится правой рукой за ручку над дверью, левой за сидение. В её глазах сверкают чёрные молнии. Она мечет их через низвергающийся по лобовому стеклу водопад и что-то говорит, или шепчет. Ничего не слышно. Колдует, наверное.

Конец просёлочной дороги появляется перед нами в виде небольшого, но крутого подъёма на трассу. Намокшая песчано-глинистая площадка может оказаться препятствием, которое «шестёрка» вряд ли преодолеет в спокойном темпе. Я быстро переключаюсь на вторую скорость и плавно нажимаю на педаль газа. Десять метров, отделявшие нас от нормальной дороги, машина использует весьма результативно, ревущий мотор разгоняет её и окунает в желтеющий впереди барьер. «Бригантина» стремительно взмывает над препятствием, как на набежавшую волну. Однако брызги от дорожной обочины в виде песка, превратившегося в полужидкое месиво, накрывают машину плотным слоем. Педаль вдавлена в пол. Впереди не видно ни зги. Поток воды и щётки едва успевают смахивать песчаную завесу.

Медленный полёт вверх на вершину волны и плавный переход в параллельное положение. Руль налево и аккуратное торможение на обочине справа.

Слава Богу, не занесло и не выкинуло по скользкой поверхности на противоположную сторону трассы!

И вообще, в гробу я видел путешествия в лихую погоду по цыганским тропам!..

Зара по-прежнему смотрит вперёд, на кадры природного веселья, возникающие на миг после ленивого взмаха стеклоочистителя.

Мы стоим. Ливень смывает остатки грязи с ветрового стекла. Гром гремит реже и тише. Молнии сверкают где-то за хутором.

Сглотнул слюну, освобождая заложенные давлением ушные перепонки. Теперь только грохот от капель по крыше, лёгкая дрожь от работающего мотора и затихающее сердцебиение.

Выключаю двигатель, останавливаю стеклоочистители и наблюдаю, как струи воды разбиваются о капот.

Потом на нас обрушивается идеальная тишина. Дождевая стена отходит к хутору и сзади в салон врывается вечернее солнце. Впереди вымытое синее небо с высокими ватными облаками, не участвовавшими в только что закончившемся бедламе; покрытая жёлтыми лужами трасса и висящие над ней половинки двух бледных радуг.

Зара по-прежнему держится за ручку над дверью и за чехол сидения. Губы плотно сжаты, глаза закрыты.

Теперь она медитирует, прогоняет зависшую над хутором грозу.

– Я жуткая трусиха! – говорит девушка и сверкает в мою сторону «космической глубиной». – А вы как себя чувствуете, уважаемый Рома?

Имя Роман мне нравится. Оно, наверное, кочует с цыганами по временам и волям от самой Индии и напоминает им бога Раму. Или приобретено у римлян и румын.

А впрочем, это лишь мои фантазии. Рома, по мнению бабушки Рады, просто – хороший человек…

– Настроение нормализуется, – наигранно произношу я и глажу рукой руль. – Было бы неприятно забуксовать в этой грязи. Спасибо «бригантине», вытянула! И вам спасибо, ненаглядная колдунья! Ваши чары так же помогали нам!

– Я старалась! – улыбается Зара. – Теперь домой?

– Домой. Попутно заедем на автомойку. Потому что езда по этой новой дороге основательно нас испачкает.

– Хорошо, Максим, – говорит девушка.

– Зара, мы можем перейти на «ты»? Будет проще вести беседу…

– Нет, Максим! – говорит она. – Это мой женский принцип. Он как барьер. Стоит его открыть, и в наших отношениях появятся лишние слова, с помощью которых придётся защищаться от самих себя. Возникнет непринуждённость. А это – естество, которое, потеряв контроль, помчит, словно машина без тормозов. Так что, Максим, повременим ломать барьеры природной сущности. Посмотрим, не завянут ли наши цветы раньше времени…

Да она, наверное, святая, неизвестная мне «Зоренька-Зара»!

Бабушка Рада тоже человек весьма прямолинейный. Придусь к их двору, буду Максимом, не придусь, останусь просто Ромой. И оба варианта не обидные.

– Максим, а у вас были женщины?

Как у нас говорят: хороший вопрос.

Если бы Зара спросила: есть ли у меня девушка, с которой я встречаюсь, мне было бы проще ответить. А слово «женщина» подразумевает иное: спал ли я с ними… в свободное от службы время. И в то же время даёт возможность совершить ответный ход.

То есть и я могу спросить… Но не спрошу!

Невежливо узнавать у малознакомых девушек об их сугубо личных секретах!

У меня были женщины, с которыми я имел половые отношения. Без любви, по обоюдному согласию, ради удовольствия…

Я должен исповедоваться. Я не могу лгать этому человеку.

– Да.

Наверное, ложь была бы ей милее.

Я посмотрел Заре в глаза. Что там? Обида? Ревность? Ненависть?

Нет! Она тихо кивнула в знак согласия с моим откровением.

– А вы знаете, что такое любовь, Максим?

– Да. Мне нравилась одна девочка в пятом классе. Тогда я впервые изведал томление и муки любви. Через год её перевели в другую школу и всё тихо угасло. Потом я встретил её в институте. Томление проснулось. Мы начали встречаться. И даже хотели пожениться. Призыв в армию помешал этому. А после демобилизации выяснилось, что у нас никакой любви больше нет. Остались одни плотские желания, которые бывшая любовь, во время моего отсутствия в Энске, удовлетворяла с другими мужчинами.

– У меня тоже были увлечения, – сказала Зара. – Но они заканчивались, когда визави замышляли проигнорировать мои принципы.

Святая! Как есть – святая!

Эту девушку я не смею трогать и терзать своими похотливыми желаниями. Этот цветок недолжен быть сорванным ради сиюминутного увлечения. И её принципы будут мной сохранены. Пусть даже для кого-нибудь другого, тоже святого и с романтическими убеждениями…

Моя же святость утрачена, а романтизм, как метод воспроизведения действительности в её идеализированной форме сотруднику полиции противопоказан. Нам дано видеть жизнь без прикрас. Ибо такое бытие мы должны познавать, и, по возможности, исправлять…

Интересно, что цыганка Зара нашла во мне?

Посмотрела в сумерках под навесом АЗС на взъерошенного владельца «Жигулей» и пришла к выводу, что сей типаж можно использовать в качестве «визави». А дальше что? Есть ли у неё виды на меня? Или она в очередной раз испытывает свои принципы?

А что?! Вот возьму и женюсь на ней!..

Эй, капитан Грей, на своей старенькой «бригантине», ослабь шкоты! Всего-то прошло меньше суток, как вы знакомы с Ассоль! Околдовала она вас, в повелителя произвела, сулит зароки. Эвон, бак вашей «тачки» обещала заправить! Аж два раза! А вы прямо-таки в свой паспорт намереваетесь её прописать. И подарить ей свою фамилию.

Послушай, как красиво звучит: Зара Васильевна Рощина…

Цыганка – жена мента! Коллеги в моём отделе обалдеют!..

Но, притормозим…

Сначала нужно изучить друг друга, сделать предложение, познакомить с родителями и, плюнув на все пересуды, экивоки и прочие неприятности, отвести её под венец.

А что?! Отведу под венец, всем попам назло!

Мне недавно стукнуло двадцать шесть годиков.

А Заре сколько?.. Окончила школу, институт, работает… и не замужем?

Обложила себя принципами как душман гранатами и к себе никого…

Если только сама соизволит сдаться на милость господина и покорителя сердца. Родители постарались и наградили дочь удивительными качествами.

Я конечно не уродина. Даже наоборот, внешность примечательная, говорят, похож на актёра Коренева в молодости. На киношного Ихтиандра. Только я в плечах шире и с французскими усиками. И подругу мне хотелось бы иметь такую как Зара.

Ну, так завоюй её! Не спеша! Она рядом, и не упускай её из виду!..

У Зары зазвонил мобильный телефон. Полина Ивановна беспокоилась о дочери.

– Отец вернулся из командировки, сейчас он в комендатуре, собирается домой, – сообщила Зара после окончания устного отчёта маме о путешествии в Озерки. – Ждут нас к ужину… А в Энске грозы не было!.. Поехали?

– Поехали…

Ни утреннего одуванчика, ни лилии, ни василька. Не проявились они после краткой исповеди.

И синего тумана тоже нет…

«Бригантина» причалила к генеральскому дому вместе с предвечерием приятным для глаз. Солнце спряталось за массивными кубами домов. И в томном полумраке призывно засверкали рекламы магазинов, кафе, ресторанов.

По обе стороны от чугунных ворот во двор генеральского дома так же нервно трепещут синим и красным неоном вывески: «Продукты» и «Цветы».

Ненавязчивый намёк забывчивым ловеласам.

Меня пригласили в гости. И являться в дом Зары без цветов было бы не прилично.

– Максим, машину поставьте во дворе на стоянку, – сказала девушка и показала, куда именно припарковать «шестёрку». – До улицы Маршала Крылова после ужина дойдёте пешком.

Ну да, конечно, не зря же пригласили в гости. Будем пить шампанское. Ночевать не оставят. А до дома пешим ходом – километр. Нормальное расписание для последних двух часов сумасшедших суток, подаренных мне колдуньей.

– А теперь, Зара, подождите меня минут десять, – сказал я, втиснув «шестёрку» между иномарками. – Я сейчас!..

В магазине «Цветы» мне сделали два букета чайных роз. В продуктовом красиво упаковали торт, шотландский виски и французское шипучее вино.

Букеты я вручил Заре. Один из них предназначался Полине Ивановне.

Нагруженный сумками с подарками от бабушки Рады и своими презентами, я проследовал за колдуньей в дом, где меня ждали её родители.

Нет, конечно же, не только меня. В первую очередь там дожидались приезда дочери. Но в свете моего первого появления в квартире генерала, наверное, желали видеть и меня, покусившегося в присутствии мамы, Полины Ивановны, на «честь и достоинство» дочери и на генеральские тапки.

Старший прапорщик Крошечка снова пылесосила цветистый палас. При нашем появлении она улыбнулась, стукнула ногой по выключателю жужжащего аппарата и лихо взяла под козырёк.

– Вольно, Оксана Петровна! – сказал я, пропуская Зару к лифту.

– Товарищ лейтенант, для вас имеется работа. – Крошечка подошла к столу и извлекла из ящика увесистую бандероль. – Только что доставили из типографии. Для генерала Штефана.

– Я помогу, – выручила меня Зара и приняла от Крошечки пакет.

В лифте всё было по-прежнему: и включенный фонарь над столиком, и свежая пресса. И красивая колдунья с духмяными цветами и обворожительным взором.

Она обернулась ко мне. И жгучий антрацит снова впился в мой мозг. Её пухлые губки прильнули к моим губам. Поскольку руки у нас были заняты поклажей, поцелуй длился не долго. Ровно столько, сколько хватило торопливому лифту воспарить на одиннадцатый этаж.

Утренний одуванчик, лилия и василёк потеснились, и рядом возникла чайная роза.

И синий туман вроде бы завьюжил окрест…

В первом фойе Зара взглядом оценила одежду на мне.

Брюки слегка помяты, туфли в пыли. А так – порядок, для таксиста сойдёт… А вот для жениха на смотринах – не очень.

– Не помешало бы надеть костюмчик и галстук? – спросил я.

– В следующий раз мы вас нарядим, Максим. – Девушка показала взглядом на дверь в квартиру. – Вы не извольте беспокоиться. По внешнему виду мы – пара. А здесь нас будут проверять на внутреннюю совместимость.

Этого мне только не хватало! Тестировать что ли будут?!

Зара набрала на входной двери код. Правая створка щёлкнула и отворилась. Во втором фойе с картинами было по-прежнему свободно. Но не пусто.

Возле окна с видом на заходящую звезду по имени Солнце стоял человек, ростом ниже моего, поджарый, одетый в военную форму, без головного убора. Фуражка лежала на низком подоконнике. Рядом стоял чёрный портфель и перевязанная бечевой коробка. Наверное, с подарками жене и дочери.

– Папка! – пискнула Зара и вместе с цветами и бандеролью в руках подбежала к генералу. – Папка! Как я по тебе соскучилась!..

– А я по тебе, моя красавица! – пробасил генерал и знакомым от бабушки Дары взмахом руки снял с волос дочери резинку. Пучок рассыпался и укутал обоих чёрным волнистым светом.

После объятий Зара обратила внимание на меня.

– Папа, это Максим, мой парень!

– Да-да, – как-то печально произнёс генерал. – Полина Ивановна мне говорила о вас. Я буду рад познакомиться с вами поближе… К сожалению, не сегодня… У нас… беда.

Зара вскинула взгляд на отца.

– Что случилось, па?!

– Мужайся дочь!.. Умерла Лидия Петровна. Только что позвонили из Киева.

– Бабушка Лида?! – воскликнула Зара.

– Да Зара. Мама в трансе!.. Сейчас будем собираться. Рейс из областного аэропорта на Москву в пять утра. А оттуда в Киев.

Генерал посмотрел мне в глаза.

– Извините, Максим… Не сегодня…

Глава пятая

Капитан Зинченко только что заступил на суточное дежурство. Выглядит прилично, настроение не испорчено назойливыми посетителями и бесстыдными правонарушителями. «Обезьянник» пуст. Начальство, прибывшее на службу, закрылось в кабинетах и решает проблемы по своим направлениям.

Сидит дежурный офицер в своём «аквариуме», старательно усиживает бутерброд с салом и запивает только что налитым из термоса горячим чаем. Круглое лицо капитана выглядит счастливым. А это значит, что накопленную за три выходных дня энергию он готов излить на первого, попавшего на глаза коллегу. Он у нас очень говорливый, если сыт и не устал.

И какой чёрт дёрнул меня прийти в родной отдел полиции сутра в пятницу, будучи в отпуске. Согласно отпускному удостоверению я должен появиться здесь на следующей неделе во вторник.

Три дня проведённые в Энске после возвращения из большого путешествия по Валдаю и малого в цыганский хутор Озерки показались невыносимо скучными.

Из-за томления, давно не испытываемого мной, я не находил себе места. Почему-то не тянуло в кино и театр. Не читалось, хотя на полках домашней библиотечки пылились новые детективы и фантастика. Не тянуло к друзьям и подругам. И напиться не хотелось, да и не любитель я спиртного.

Передо мной всё это время сверкали ночными звёздочками глаза цыганки Зары…

– Тю! Максимка! – сказал Зинченко, отправляя в рот остатки бутерброда.

– Здравия желаю товарищ капитан!

Я намеревался пройти мимо «аквариума» и заглянуть в кабинет участковых, но Зинченко отодвинул створку окошка и окликнул меня.

– Погодь-ка, лейтенант Рощин! Не спеши!

Завязывать беседу с капитаном не хотелось, и я ускорил шаг.

– Погодь-погодь! – приподнявшись со стула, командирским голом позвал дежурный. – Ты куда это так резво?!

Я подошёл к окошку и, облокотившись на парапет, заглянул внутрь дежурки.

– Слушаю вас, товарищ капитан.

Зинченко извлёк из свёртка ещё один бутерброд и протянул мне.

– Попробуй! Мамка из батькивщины прислала.

– Спасибо, товарищ капитан. Только что плотно позавтракал.

– Тю! А я так с чайком за милую душу. – И Зинченко вцепился крепкими зубами в кусок бекона на краюхе чёрного хлеба. – Знаешь, что для хохла дороже большого шмата сала? – спросил он и посмотрел на меня.

– Огромный шмат сала, – сказал я, так как знал ответ на вопрос.

Зинченко пожевал, прихлебнул чаю и согласно кивнул.

– Угадал!.. У меня к тебе дело, Максимка. – Подумал немного: – Два дела.

– Я в отпуске, товарищ капитан!

– Так гуляй себе, хлопчик! А те дела тебя касаются! Первое: вот тебе бумага на получение нового обмундирования. В ателье с тебя мерки снимали?

– Да, ещё до отпуска.

– Вот пошили тебе новый мундир и фуражечку. Будешь форменным полицейским. А то который год в ментовском щеголяете. Всё хранится у старшины. Он будет в понедельник. Получишь, значит… Второе: сей момент загляни к старшему из «закадычных».

«Закадычными» друзьями за глаза у нас называли начальника криминального отдела Токарева и начальника следствия Светлова.

– А кто из них старший?

– Тю! Не знаешь? Конечно же, Петрович! На целый год!

– Токарев?

– Ну! Опять угадал! Так прямо сей момент и иди!

Подозрительно быстро отстал сегодня от меня капитан Зинченко.

А запах от украинского бутерброда исходит очень даже привлекательный.

Что бы ни отвлекать дежурного от поглощения сала из батькивщины, прячу вещевой аттестат в карман, отхожу от аквариума и иду к Токареву.