Следы. Рассказы

После сытного угощения, сидела на лавке у тёплой печки, ждала расчёту. Слышала голоса мужиков и женский, тоненький… О чём шла речь? Не её дело, только вот уж темняться стало, а ей же на «передачу». Так электричка раньше звалась. Чё-то, вроде не ладно… Пискнула, дескать, домой ей пора… Но, опять же, пока ничё худого. Женщина молодая, красивая булку хлеба вынесла, в наволочку завернула. Надюха рада, готова ещё ждать! Наконец, вышли, сели в машину. Куда-то ехали, не очень долго? Вышли все. Где, не понятно? Девочке объяснили, куда надо пролезть и что сделать. Не дурочка, всё поняла, протиснулась, не то в щель, не то в дыру, там пробралась, открыла чё надо и тем же ходом обратно… И всё? Делов-то! Один мужик за рулём… сидят, молчат. Главное, булка хлеба рядом! Вскоре и те появились, парочка. Не пустые. Надюхе дела нет. Мало ли у кого, какие дела… Быстро на вокзал!.. А передача давно ушла. Теперь до утра ждать. Сунув в руки девчонки наволочку с содержимым, эти добрые люди быстро удалились в неизвестном направлении! Сама Надюха так расказывала: – Сижу на лавке, на вокзале, людей не много. Можно прилечь, подремать, да свербит в одном месте – хочется посмотреть, чё там? Ведь денег обещали. Да и ладно, и Бог с ними, с деньгами… и без денег хорошо! Хлеба, вон целая булка! Но в наволочку что-то ещё положили, тяжелее стало. Правда, не велели никому показывать! А как утерпеть? Все спят кругом, кто увидит? Да и хлебца бы укусить… с краешку… Открываю наволочку… а там… Батюшки, пачки!.. Деньги!!! Я обомлела… потом обрадовалась… сдуру, давай считать, разложила на коленях! Мозгов-то нет… Вот и пришло время спросить: – Уважаемая гражданочка Надюха, … и где это вы столько денежек взяли?.. Спросили!.. Десять лет дали сроку! За воровство! Пришлось рассказывать всё. И откуда хлеб, и откуда деньги. Пять лет – на «малолетке», и пять лет на Магадане!!! За крупное хищение государственных средств из гос. банка, города Иркутска. Так с кличкой «воровка» и жила десять лет. Сколь там этих, проклятых денег было до сих пор, не знаю! Сидим у дома на лавочке, две беременные женщины соседки. Рассказываем друг дружке про свою жизнь. Врать и придумывать, резону нет. Да и хуже не придумаешь! Все десять лет «от звонка, до звонка», как у нас говорят. А как? Это уж долго рассказывать. Кто сидел, тот знает! А кто там не был, так и не доведи, Господь, тому бывать. Чтобы долго не рассусоливать да людей добрых не пугать лагерной жизнью, лучше про любовь Надюхину расскажу, с её слов. Много лет дружили мы с ней. Не гостевали друг у дружки, а приходили, как сестра к сестре. Секретов не было вовсе. Какие, к лешему, секреты! Девчонок своих, Радку мою да Жанку её, и то в один день родили. Пока я, как медведь по весне, орала в роддоме трое суток, Надюха нарисовалась. Приспичило…! Недели две Жанку не доносила… смех… меня догонять пошла… Бабы в доме меня судили-рядили за глаза (попробовали бы иначе), а Надюха всё знала и понимала, хотя её не трогали. Она замужем была, а я второго ребёнка без мужа!.. Но, речь не обо мне. О любви!!!

Любовь, такая штука… она не спрашивает, вор ты или честный, где живёшь, сколько лет, есть деньги или нет, красивый человек или не очень… этой безбашенной любви всё до «лампочки» Но, где бы она не случилась, всегда красивая – хоть с цветами, хоть и без цветов!!! Приходит ни откуда, как ураган, берёт в свой сладкогорький плен, и всё!!! В Магадане на лесоповале и пришла к Надюхе любовь нежданная (а у кого она жданная?) в виде такого же заключённого. Деляны рядом, вот и встретились два одиночества. Его звали Виктор Мороз, а её просто Надюха. И встреч-то было, раз-два и обчёлся… Условия не те, чтобы объятия не разнимать… Да много ли для страсти надо? Забеременела от любимого Мороза. Радости конца не было. Ей два года осталось, ему пять. Доживём, встретимся на воле. Мечты…! Родилась дочка. Викторией назвала – в честь любимого! Надюха няней стала работать в лагерном приюте. Иногда со своим Морозом парой слов перекинутся, улыбкой, и то сердца горят при Магаданских морозах. Как бы ни было, вышел Надюхин срок. Взяла она дочку на руки и вышла на свободу! Господи, благодарю тебя, что дал силы, преодолеть всё, что люди присудили! Не воровка больше, хотя и не крала сроду ничего. Свобода! Ещё и Виктор договорился с дежурным, чтобы проводить, хоть и не расписанную, жену с дочкой. И когда он заходил в домик, где ждали машину освобождённые, раздался выстрел!.. В спину! Упал её драгоценный Мороз лицом вниз, как будто поклонился до земли, прося прощения у своих любимых, не расписанной жены и крошки дочки, которой даже личика не видел. Из зависти, к чужому счастью убили, как бы при попытке к бегству!!! Беспредел был. А дома, в родной Хайте, не приняли «зычку» с выблядком. Кто это с воровкой знаться будет. Воровали все, кто, где что мог. А не пойманный-то, не вор!.. Отец погиб на фронте. Мать показала на дверь. Без них тошно!!! А вот радовалась, жить торопилась, как ни коверкала её эта самая жизнь. Хохотушка Надюха в сорок лет замуж вышла, успела двух девчонок родить, Викторию замуж выдать и умереть от рака. Пожила бы ещё, чё уж в пятьдесят пять то умирать? Мне не довелось похоронить подругу – я сама лежала в онкологии.

1981 г

СВИДАНИЕ С МУРИНО

Есть такое село Мурино на самом краешке самого прекрасного озера в мире Байкала. Стоит себе 150 лет и в ус не дует. А чего ему дуть, если расположилось между морем и небом. Живёт себе 150 лет и ещё, дай Бог, три раза по стольку. Любые встречи-свиданья вызывают воспоминания. Два дня назад я встретилась с Мурино. Без году семьдесят лет назад я провела в этой деревеньке полтора месяца своего послевоенного голодного детства. Этот полустаночек с красивым вокзальчиком из тёмного дерева, эта широкая дорога, ведущая прямо в добрые, сильные руки великого Байкала, как откровение, что Бог есть, и Он милостив. Я бегала босиком по этой непривычно широкой дороге прямо в объятии озера-моря и долго сидела у самой воды, слушая её нежный, тихий плеск-разговор. Она пела мне о будущем… А где ещё мечтать о несбыточном, как не у живой воды? Перебирала разноцветье камешков, улетая детской мечтой в неведомые края. А пока я сама жила в неведомом краю. Было это из области «фэнтэзи», как сейчас говорят. Но лирика лирикой, а привезли меня сюда на откорм. Уж больно мала и худа была девчонка после многих мытарств. Сразу после войны моя сестра с мужем не были демобилизованы, а были отправлены вот сюда в Мурино. Муж сестры, Соловьёв Николай Дмитриевич, офицер сапёр по военной профессии со своим отрядом сапёров, то ли строили, то ли ладили эту железную дорогу. А это тебе не комар чихнул, это «Москва – Владивосток», участок Кругобайкальской железной дороги, самый трудный и сложный Великой Транс-Сибирской магистрали. Во куда меня занесло опять. Как помню, в те поры по этой «железке» летели навстречу друг другу с запада на восток эшелоны со всяким грузом, ехали солдаты в теплушках с японской, составы с вооружением. Страшно было смотреть, как летели эшелоны, тревожно гудели при встрече, распуская за собой чёрные шлейфы дыма. Не было тогда электровозов. Как умудрялись машинисты водить день и ночь свои паровозы, беспрестанно кидая уголь в ненасытные горла топок. Но и была в этих, летящих всегда вперёд, железных монстрах какая-то притягательная сила. Я любила подолгу стоять и заворожено смотреть на летящие составы, и тоже хотела куданибудь улететь далеко-далеко, на край земли, и посмотреть, что там, за краем. Хозяйка домика, куда определили сестру с мужем, была немногословной и на вид суровой. Она меня не обижала, но работой нагружала. И когда я убегала к вокзалу и, стоя под откосом, неотрывно глядела на этих летящих железных птиц, она подходила сзади и окликала меня…

– Мара, подь-ко сюда, – звала меня домой добрая хозяюшка и всегда старалась впихнуть мне какую-нибудь еду. – Ну и чё ты там милая не видывала? И не надоест тебе? Чё-то ты девонька от людей отчуждаесся? Чё-то всё одной тебе охота быть? Можа, обидел хто? Я молчала, не зная что ответить, и принималась за работу, какую она мне укажет. Даром хлеб-то сами знаете, где есть, в мышеловке…. Я не была ленивой, но и рвать жилы, например, мыть чего-нибудь не любила. До сих пор терпеть не могу мыть полы, стоять в этой унизительной позе: вверх попой, вниз головой. Но я не о своих трудовых подвигах, я о Муринской сказке собралась писать. Вот всегда у меня так, всё сыздаля получается. Нет, чтобы конкретно, так мол и так… нет, развезу хляби, как деревенская дорога в распутье. Ну, чё теперь сделаешь? Как умею. Сидит у меня в памяти это Мурино. А как я омулем досыта наедалась, как к соседке через дорогу ходила покупать у неё огромную ягоду викторию, такую крупную, что иную ягодку откусывать приходилось, так велика была. А омуль – благородная рыба. Моя сестра с хозяйкиным сыном Аликом часто в море выходили глушить толом целые косяки этой красивой серебристой рыбы. Лично для меня – это самая вкусная рыба на свете. Выпросилась я однажды у сестры взять меня с собой. Мне скоро четырнадцать лет, столько воды кругом, а я только и ловила малявок в банку на Лене, когда скиталась брошенным щенком. Господи, сколько здесь еды! Тайга рядом. А там всего полно!.. Выпрошусь бывало у баб взять меня с собой по ягоду, обомлею от изобилия и таёжной красоты.

Бабы стайкой бегут в лес вперёд, а я не умею по лесу бегать, как лосиха. Мне много не надо. Я теперь сытая, мне интересно всё видеть. И я во все свои голубые глазки пялилась на эту таинственную и красивую жизнь леса. А ягоду в те времена брали просто руками да осторожно, чтобы веточку ненароком не обломить, или выдернуть из земли. А про ягодники и говорить нече. Черника, голубица, позже клюква, но главная ценность, брусника. Стоит склониться к земле, и увидишь крупную, красную блестящую и спелую до черноты волшебную бруснику. Сразу вспомнилось, как я Стасика от лишаёв лечила. Разотрёшь свежую ягодку на лишае, глядишь, дня через два-три кожа у ребёнка чистенькая. Никаких тебе лекарств. Здесь в тайге и в Байкале было столько еды, что мне даже стыдно стало есть это богатство одной. Ведь у меня в Иркутске подружка Васёнка осталась, и при том тоже не сытая, а я тут… это как-то неправильно. Зайцем сгоняла за подружкой. Спали с ней на одной лавке. Сейчас мне одной тесно сидеть, а тогда мы, две тростиночки умещались и ничё с нами не сделалось. Вот уж и поели мы той ягоды досыта. Другой-то еды всё равно не было. Решили мы с подругой торговлей заняться. А чё? Ягода, как сейчас говорят, на халяву. Угольная платформа, пожалуйста, зайчиками в Слюдянку «бизнес» делать. Набрали по ведру прекрасной брусники, прикатили бизнесменки липовые, стоим на этом бело-розово-мраморном вокзале, торгуем. Гранёный стакан с «походом», три копейки.

А кому тут брусника нужна? Люди сами бегают на сопки. Ведро-то в полчаса нахватают. Да к тому же мы с Васёнкой чёрные, как негры. Когда едешь на угольной пустой платформе, пыль угольная да дым из паровозной трубы своё дело делали. К таким торгашкам никто и подходить не желал. Короче, лопнул наш «бизнес» как мыльный пузырь. Даже Васёнке на обратную дорогу не наторговали. Так зайцем на третьей полке за чужим багажом и уехала моя подруга ни с чем. Хорошо, что неделю от пуза ела рыбу и ягоду. Вот здешним-то хорошо. Мне бы здесь жить! Не довелось… Но эта, неведомая большому миру деревенька, которая как родная мать приняла и накормила чем могла, измученную войной и голодом девочку. Низкий поклон тебе Мурино!!!

Март 2015 год

ВОТ ТАК ВСЮ ЖИЗНЬ

И вот так, всю жизнь… то дура, то овца!.. С одной стороны будто бы и правильно, ведь люди-то не глупее меня. Выходит, что я сама себя шибко умной считаю.

А на самом деле это не так. Когда мне говорят умные слова, я ещё ерепенюсь, чего-то доказываю – иногда до нехороших слов дело доходит. Ведь доказывать свою правоту каждый старается, прав он или нет. А что, кому охота побеждённым быть? Вот тебе и ссора, вот тебе и скандал! Ну, а я что, хуже всех выходит? Правда, сначала ору, будто об угол ударилась. Позже, когда одна остаюсь, часто побеждённая, думаю, что всё-таки я права!.. Взять вот случай один. Бегу с работы, сумочка тяжёленькая – есть, чем детей сегодня накормить. Настроение весёлое, жизнерадостное. А что? Май месяц, не октябрь. Большое дело! На зиму одной одёжки сколько надо! А чего про зиму думать, если весна на дворе. Тем не менее, хочу заметить, что май месяц у нас ещё в шапках и куртках ходят. Холодина же. Бегу. В подъезде, на втором этаже, прижавшись к тёплой батарее, стоит мужик. Стоит, ну и стой он, никому не мешает.

Я ужин приготовила (фарш-то готовый) быстро с пельменями управилась, побежала за хлебом, мусор заодно выкинуть. Мужик стоит. Бегу обратно. Он всё стоит. Ну и пробежать бы мимо, кто меня за язык дёргал? Нет, остановилась. – Ты чё это, мужик, в нашем подъезде устроился? Объяснил человек, извинился. Ну и иди к себе на свой этаж… нет, прицепилась, давай «автобиографию» пытать. – Да из Черемхово я. Приехал к сестре, а их дома нет. Вот, в соседнем доме. – А чё в наш пришёл? – Так там двери сломанные, холодно ночью-то будет, а из двух выгнали. Ходил в гостиницу, мест нет. Да Вы не волнуйтесь, я уйду. – Ладно. К себе пошла. Какое мне дело тут… до всяких. Вскоре дети собрались, поужинали, похохотали над маленькой – сидит, тарелку с едой обняла, сытёхонька, сама спит, чуть носишко в кашу не макнула. Сашку со Светкой всё мир не берёт. Она сразу после смерти матери подошла ко мне, прижалась. – Тётя Мара, можно я Вас мамой звать буду? И что я должна была ей ответить? Вот этот бычок и заревновал. Мало я его буцкала. Спать дети вовремя отправились, как заведено мною. Они никогда мне не перечили, знали, что ничего хорошего от вяканий и нытья не будет. Мне-то и телевизор не посмотреть, сломался. Надо в ателье везти или звать мастера, а чем платить? Ладно, всё равно устала. Легла спать. Хоть бы в одном глазу… что за чёрт? И вдруг, в голову: мужик! Что, где он? А мне какое дело до него – сам взрослый!

Нет, не спится. Встала, на часы глянула: час ночи. Опять легла. Вспомнила, как холодно и одиноко не дома, да ещё и ночью. Ну и что, что мужик? Тоже человек. Встала, поверх длинной ночнушки кофтёнку накинула, выхожу в подъезд. Тишина. Спустилась на второй этаж, нет мужика. Куда он делся? Может, выше ушёл? Тихонько зову: – Мужик, ты здесь? – нет, тихо. Выхожу на улицу. Теперь меня не остановить, пусть в тапках и ночной рубашке. Мне всё равно. Я должна его найти. Наш дом не маленький, десять подъездов. Я живу в средине. Куда идти? Заходила в каждый подъезд и тихонько окликала: – Мужик, ты здесь? Я нашла его, привела домой. Сварила с десяток пельменей. Он съел их с бульоном. Носом швыркает – замёрз. Спать будет на кухне. А наши хрущёвские кухни… корове хвоста протянуть негде. Собрала, что постелить, свет выключила, пришла к Радочке на кроватку, свернулась калачиком… и уснула, как пропащая. Только утром сообразила, что я сделала что-то не то!.. Выхожу на цыпочках на кухню. То я сделала, очень даже то. Спит мой мужичок, раскинулся. Носки снял, аккуратно на табуретке висят. Своей курткой укрылся. Спит спокойно. Слава Богу! Тихо разбудила, чаю вдвоём напились. Взял свой чемоданчик, и мы распрощались. Дети даже не проснулись и не знали, что у нас постоялец ночевал. Радостная, довольная на работе со смехом рассказала своим бабам своё происшествие, и в ответ получила: – Ну, ты и овца. А если у него в чемоданчике голова отрубленная лежала.? И так далее…

Дня через три в дверь постучали. Он принёс детям торт и наладил телевизор. В чемоданчике инструмент был. А имени я его не помню, но это не важно. Я, правда, овца?

СТРАНА, КОТОРОЙ НЕТ…

Люди бросаются в авантюрные путешествия по разным причинам, часто даже сами не понимая, куда и зачем едут или идут. Плывут на кораблях мечты, летят на «боингах», пешком и на вездеходах… Да по-разному люди, состоятельные и не очень, гоняют дурака по белому свету. А мы чё, рыжие? Мы тоже не лыком шиты, хотя и в Сибири родились. Тоже кое-где побывали. Нечё от нас нос воротить! Не варнаки какие-нибудь. Хотя, если поближе посмотреть, есть что-то в нас разбойничье. Лично я еду не абы как. Не последняя я дура за красотами по миру мотаться. Согласилась поехать с дочкой в трудовой лагерь, и токмо ради зарабатывания больших денег (тыща рублей за лето) и царских условий для проживания. Про царские условия наплёл мне мой начальник, прекрасный человек, ставший моим другом – красавец, отличный коммерсант, армянин из Сибири Джумаль. Правда, он вскоре поплатился за свою коммерцию и отсидел срок, но другом моим остался.

Таких деловых, при этом весёлых и добрых людей, я не видела. Жаль, в женихи мне не годился. Слишком молод. Он-то и уговорил меня разными льстивыми словами поехать с его «ордой» малолетних идиотов в пределы Астраханские загорать. Врал, конечно, как сивый мерин. Тыщу рублей пообещал за два месяца. Конечно, за такие немыслимые по своей величине деньги, я бы ринулась хоть на край света. Тем более, что мне не привыкать к таким вояжам, но только ради заработка. Дети мои растут, их одевать надо, а на какие шиши? Тут чё-то не приходилось особо выбирать… согласилась. Перспектива более чем заманчивая, поскольку ехать за деньгами (ради Бога, не подумайте, что за туманом), дело стоящее во всех смыслах. А кто меня осудит? Пусть попробует сам такую халяву! Догадываетесь, что деньги мне нужны были не на недостроенную виллу, или скажем, на поездку за дальние рубежи нашей Родины. Тем не менее мерзкие меркантильные мысли рисовали в моём воображении красивые, но недорогие сапожки дочке к школе. Всё-таки в восьмой класс идёт и притом со мной опять поехала, может, чё и сама заработает. Дальше сапожек, туфелек для Светки и куртки для Сашки мои корыстные цели не распространялись. Ехали мы с толпой пэтэушников, с которыми был заключён договор на пять лет с местным колхозом на уборку овощей и фруктов.

Пока победители арбузных полей и фруктовых садов были в дороге, вырвавшись на просторы Европы балдели вовсю. Ехали в общих, старых вагонах целых семь суток. Это только до Волгограда, а нам надо ближе к Астрахани, проехав ещё часть калмыцких степей. Но, не о степях речь. Это я уже проходила при поездке на Камчатку. Один, в один! Калмыцкие степи, «семечки», супротив Тихого океана. Ехали долго и весело. За всю неделю не случилось ни одного мордобоя, хотя поводов к этому было хоть отбавляй. Ученики училищ и ПТУ были в основном из посёлков и деревень. Недоучившиеся в школе, нигде не бывавшие прежде, почуяв в ноздрях ветер свободы, вели себя безобразно, всё время сбегая или ненароком отставая от поезда. Их ловили, ждали, возвращая на место. К тому же при таком движении, что называется ни шатко, ни валко, от безделья они, растущие организмы, всё время хотели есть. При всей любви ко всему съестному, при остановке нашего ковчега где-нибудь ночью среди поля, семнадцатилетние Ромео не прочь были прогуляться с ровесницами, или натаскать им охапки травы вместо букетов. Но у нашего Джумаля было зоркое око, и за всё лето ни одной беременности не случилось. Дети его уважали и слушались, как они сами выражались, «без балды». Деткам выдавали кое-какой паёк и каждый день водили на небольших станциях в столовку поесть горячего. Зато они радовались, предвкушая нажраться от пуза фруктов, каких они и в глаза не видывали. Честно говоря, я тоже никогда вживую не видела, как эти самые фрукты растут. И все мы от своих мечтаний были счастливы. Всё оказалось так, но с поправкой на то, что одна молодёжь ехала и летела побеждать и развлекаться, а другая пахать на полях под палящим солнцем собирая овощи и фрукты. Шёл год восьмидесятый. Со всех концов земли ехали не такие счастливые, как мы люди в столицу нашей Родины, на Московскую Олимпиаду-80. А мы, естественно, ехали загорать на просторах юга, собирая помидоры, арбузы и прочие фрукты для кормёжки этой самой Олимпиады… Мы тоже были причастны к её победам и поражениям. Были её участниками. Чудо, что за жизнь была. Подробности нужны?

СТРАНА, КОТОРОЙ НЕТ

ЧАСТЬ 1

– А что, разве такая страна есть? – Вы спросите обязательно! А мы вам ответим: – Естественно! Конечно, есть, мы ведь в ней прожили целых два месяца с хвостиком. Вы сразу же заинтересуетесь: – Где, как, когда и почему так далеко? А вот тут мы можем ответить вам только на один вопрос: что там делали? А делали мы… Нам не трудно на любой вопрос ответить, только мы считаем это пустой тратой времени. Время, как говорят умные люди, это деньги, хотя мы в такую версию добывания денег не верим. А вот что мы там делали конкретно для добывания денег, об этом без всякого лукавства можно и рассказать.

Конечно, если о трудовых подвигах на полях Астраханской области, то тут я пас. На полях я была один раз, но до сих пор стоит в глазах картина уничтожения прекрасных спелых помидор не пригодных к транспортировке. Собирали только молочной спелости, остальное под трактор. Смотреть было больно на помидорную кровь, смешанную с землей. Как на траках танков во время войны. Сколько же добра гнило и запахивалось на этих полях? И не было видно трудящихся. Вот почему везли сюда детей из Сибири собирать для здешних жителей ихний же урожай. Сколько гнило тонн яблок, и ни один человек не пришёл и не собрал хотя бы ведро. По приезде на место, как только мы свалились со степного обрыва в займище, где стояли бараки, а это «стойбище» располагалось вольно в заброшенном яблоневом колхозном саду, и наши охламоны впервые увидели живьём яблоки, правда, ещё зелёные… Изобилие халявных яблок и полная свобода опьянили сибирских ребятишек. Дикие африканские вопли, треск ломающихся веток заполнили тихий умирающий сад, полный чудесных яблок многих сортов. Тысяча деревьев остались брошенными, а рядом заложен был новый сад. Зачем? Но эти вопросы решать не мне. У меня своих забот полон рот. Свои заботы оказались весьма обширными. Я, как повар свою работу знаю. Стаж почти тридцать лет. Дочку с собой взяла. А куда её, если сама на всё лето уезжаю. Обрадовалась поначалу, дескать на югах побываем, фруктов ребёнок поест, позагорает. Короче, мечта идиотки исполняется во всей красе! Но, как всегда, судьба не без подарков. А как же?! Пришлось не только кормить, но и лечить. Нет, доктор у нас был. Девчонка из мед. училища. Со второго года обучения. Она никак не могла отличить аспирин от стрептоцида и падала в обморок при виде крови от царапины. На третий день пребывания на ниве собирания урожая, Главный пришёл ко мне с разговором. Поговорить было о чём! – Ты, это… Николаевна, помоги Людмиле. К ней уже трое с поносом обращались… Дело пахло керосином… Я всё поняла. Большие деньги надо будет отрабатывать большой работой. – Дак как же я… когда и где буду этих засранцев принимать? Ты головой то соображай! – взьярилась я. – Не на кухне же? – Зачем на кухне? Не надо на кухне. Пойди к Людмиле в мед. пункт, там им всё скажи… – Чё я им сказать должна? О, Господи, Джумаль, я же не врач, я – повар!!! Ты по какой специальности меня нанимал? Ты мне сколько зарплат обещал? Все вопросы утонули в жалобном возгласе сильного мужика: – Николаевна… выручай… пажалуйста… буду по гроб жизни… Будет он, гад, по гроб жизни… по мой гроб! Врача надо было везти и зарплату хорошую платить. Слабо сердце женщины. А сердце матери и вовсе кровью обливается за ребёнка. А эти оболтусы, полусироты, в сущности, ещё дети, стояли кучкой за дверями штаба и мучились недержанием. Пять мальчишек, и две девочки. Ведь сколько ни предупреждали, не увещевали не есть грязными руками, не есть на поле, там всё обработано ядохимикатами, не есть зелёные яблоки и другие фрукты. Всё было благополучно тут же забыто. Или вообще не услышано.

ЧАСТЬ 2

А дальше надо бы, как говорят умные люди, хотя бы в общих чертах изобразить наше место временной дислокации в этом, Богом данном месте. Итак, три длинных барака, склад и пара куриных избушек, составляли наш жилой ансамбль. В виде Пентагона. Внутри квадрат для собраний и вечерних танцев с комарами. Кстати, таких монстров я нигде и никогда не видела. Как только уставшее солнце падало без сил в Волгу охладиться, только дети собирались на танцы под старенький магнитофон, тучи огромных кровососов накидывались на всё живое. Глянули бы вы на это сборище со стороны!.. Велика жажда юного возраста пообщаться с себе подобными в неформальной обстановке, ведь в степи на уборке вместе. Из одежды одни выгоревшие плавочки, да у девчонок кое-какие повязочки на не совсем ещё окрепших грудках, спят с открытыми окнами и дверьми. Почти никакого различия, а на танцах все преображаются, движимые какой-то невидимой силой притяжения и в то же время стеснения (тогда ещё стеснялись). Худо-бедно девочки как-то ещё готовились на выход в свет: расчёсывали волосы, мыли лицо и шею, одевали, что есть из платьишек поверх брюк. Без брюк никак, комары не дают и вздохнуть… Пацаны особо не заморачивались. У них на все случаи жизни были выданы комбинезоны защитного цвета для работы и такого же цвета курточки со штанами. Нет, не брючки это были. Взлохматив пятернёй свой нечёсанный овин, не глядя в зеркало (какое зеркало? вам самим не смешно?), замотав чем попало голову от комаров, они яростно выплясывали на пентагоновском квадрате. Этот дикий кураж со стороны походил на пляски на Лысой горе… Лиц различить невозможно, спины так плотно усеяны комарами, что фигуры танцующих походили на лохматые спины медведей. Странное это было зрелище. Единственная лампочка на высоком столбе в пыльном воздухе почти не освещала танцплощадку, и только тускло-радужные круги указывали на присутствие электроосвещения. Зато музыка гремела, наверное, в Астрахани было слышно. Музыке особого значения не придавали… играет и ладно, ритм есть… барабаны бьют что-то среднее между полковым маршем и индейским там-тамом. Кеды ещё целые. И тем не менее, Джумалю не раз приходилось кричать, что танцы закончены, ведь детям вставать в пять утра, и работать до наступления непереносимой жары. А мне во сколько вставать? – вот это как раз никого не волновало. И моя соплюха тоже недовольно ворчала, что дескать жаль что-ли этому вредному Джумалю… ещё бы хоть с полчасика… Ну, тут она у меня, как говорил Жванецкий, «не длинно говорила». Мадам не работает, мала ещё и живёт на халяву. Главный пообещал, что не вычислит за дочку из моей зарплаты. Поэтому, где бы и надо, я рот не разевала – себе дороже.