Моя ойкумена. Лирика 1979-2009

«А сын сказал: «Желаю, батя…»

А сын сказал: «Желаю, батя,Повоевать в Джелалабаде!»Он был и молод и горяч,Он ухватил свой верный молот,Чтоб молнией живой расколотБыл сарацинов клич и плач.Но что ж молчание хранишьТы, знавший Шипку и Париж?..В последний раз ты видел сына…Охрипло горло муэдзина.Над Гиндукушем встал набат,И запылал Джелалабад.О чем лепечет перепелка?О чем напомнила карболка?О чем ты стонешь, исполин,Харбин знававший и Берлин?О том, что рушатся ущелья,О том, что нет тебе прощенья,Хоть ты ни в чем не виноват…(Когда б не этот «хазават»…)О том, что ночью на СалангеПо-русски молятся «салаги».Струятся души их, как пар,Под смертный вопль – «аллах акбар!»Спасать силком – пустое дело.О доброте душа радела,Но ты не в те пришел краяКласть жизнь «за други за своя».Здесь на последний оклик: «Брат!»Огнем дохнет Джелалабад.

Довольно, друг…

Довольно, друг, проклятий и хулы,Довольно преждевременных прощаний.Я не прошу ни мира, ни пощады,Я правды не хочу из-под полы.Из-под полы, с оглядкой, на ушко,В кармане кукиш, холодок под сердцем:– Слыхать, опять не спится иноверцам!Ан, золотым крикливым петушкомКудахчет с телевышки комментатор.– Что комментатор! Поголовно врут.В Америке, слышь, отыскался Брут,А победил – так сволочь и диктатор.– Нет, нет святых, наглеет сатанизм.И Брут нет, есть транснациональныйКартавый спрут – он силой инфернальнойСосет народы…– Этак пароксизмПоследний грянет.– Непременно грянет!Пошлятина и серость так и прут,Ползут и душат – тоже добрый спрут.– Да, доигрались. Мол, стираем грани,А стерли зубы…Милые мои!Радетели России и семьи,Родители намеков и шептаний,Политик, экономик знатокиПровидцы руку моющей руки,Пророки всех брожений и шатаний,Вам горла поперёк! – любой успех,Вам невдомёк, что, может, больше всехВам! вам он нужен – лжи фальшивый колос.Вы все рабы бесплодной молотьбы…Неотделимо слово от судьбы.Без голоса – не гаркнуть во весь голос.

Почти греческая эпитафия

Петру Степанову

Я погиб возле Трои.Мы там с корешами троили.Меня звали Патроклом.А мать называла Петром.Возле стен коммунизмадрузья меня в яму зарыли.Возликуй, Капитал!Пошевеливай вёсла, Харон!

«– Какая же вера у вас, мужики?..»

– Какая же вера у вас, мужики?– Нема ей! Своёму своя.– А доля какая у вас, мужики?– Работа, забота, семья.– А где ж ваша воля?Вольны ль, мужики?– Вольны. Но не знаем про то.– А слава-то, славаесть, мужики?– В вине она,в ём – золотом.– Не пьян, не с похмелья,Но жажда палит.Уймите же душу, друзья!– Все выпито, парень.А кроме того —иная жажда твоя.

Рядовой

Я умер возле вечного огня…Под стук ночной капели, в карауле.Шел снег. Собаки лаяли в ауле.С плаката вождь косился на меня.Почетный пост. Или великий пост?..Зима кончалась. Лишь один КорчагинСознанье леденящими очамиСмотрел на слёзы ангелов и звёзд.А пламя трепетало на ветру,Плясало в самом центре пентаграммы…От лозунга-плаката из ПрограммыМне тупо – стало муторно к утру.Корявый огнь лизал мне сапоги.«Калашников» мой сглатывал обойму.Тьма не имела смысла. Было больно.Упало сердце, и пошли круги-круги-круги…Ночь без молитвы – каинова ночь.Прерывен пульс на судорожном вдохе!И чем короче очередь в итоге,Тем пулевидней смысл многоточь…                                                                 и яушелпутемметампсихоза…Огонь погас.А остальное – проза.

«В белый полдень на синем кладбище…»

В белый полдень на синем кладбищеОн глядел в молодое лицо…На овальную гладь фотоснимка,На эмаль, что уже пожелтела,На зернистый гранит пирамидкиИ опять в молодое лицо.Да… лицо… Вот и дата. И имя.Имя… Чье?.. Имя было… Зачем…Тень-лицо улыбалось открыто,Так открыто, что чудиться сталиВ нем какие-то искры движенья.Блики снежного дня?.. Торжество,Торжество было в этой улыбке!Почему торжество?Он запнулся,Он смутился под взглядом прошедшим,Так что паникой спертое сердцеЗаметалось по камере тела.И, не выдержав, он отвернулся.…Креп морозец. Сорока приселаНа рябину в соседней оградкеИ просыпала снег на тропинку,И пронзительно так закричалаВ ледовитой пустыне кладбища,Что шарахнулось эхо в кусты.Он пошел торопливо и мутноПо тропе мимо старых и новых,Мимо братства солдатского тлена,Мимо пленных останков германцев,Мимо наших, задушенных шахтойИль раздавленных, или убитыхПылью, водкой, трудом, пустотой…Он стремился, не видя дороги,Побежденный, зажатый испугом,Знак иной, непонятной свободыНе приняв, как мессию еврей.И сорока его провожала,Стрекоча, и кресты обступали,И светилось таинственно Имя,И лицо улыбалось вослед…

Тоска по призраку

Все больше нас – надменных и сухих,Свободных и безапелляционных,Размерявших на блюдцах порционныхЛюбовь и смысл,Страдание и стих.Все в пользу, все рассчитано, все в срок:Когда войти, о чем распространяться.Диета – символ веры сыроядца.Разумность – долголетия залог.Но не бессмертья…Боже упаси,От сытости и самосозерцанья.…Рябит в глазах от звездного мерцанья.И оглашая космос бубенцами,Из топота и храпа вырастая,Косматый призрак мчится по Руси.

Ненастный пляж

Я шагаю за белой стаейПо песку ползущих газет.Глин гусиный летит в Потайю,Вслед за чувством грядущих бед.Надрываются волны шумом,И валы в нахрапе идут.В небе реющем и угрюмомЧайки тоже кричат беду.Ветер рвет края покрывала,Кем-то брошенного в песке…Света мало и горя мало —Дайте горя моей тоске!..По причала скрипучим плахамВыйду в море, где свист и гром.Пусть идет все, что было, прахом!Все, что будет, – горит огнем!..1982

Метаморфоза во время

крымской грозы

Я смотрел, как над зданьем клубилась гроза,Прозревая всем сердцем, как душно, в упорСила дыбится – вот она!Больно глазам…Но неведомо мощнои наперекор:Ниоткуда,Из мирно дремавшей души,В дерзком, злом ликованье смертельной борьбы,Словно в тесном сосуде очнувшийся джинн,Вдруг восстала гордыня моя на дыбы.Для чего это, боже?И будет ли толк?Но не волен! – свиваем в тугие жгутыЯ влекусь…Где-то рядом запел водосток,Где-то вынесло раму…Огня и водыДайте досыта!Вот уже в водоворотПревращаюсь…Все выше круженье смерча.Подо мной —Отупевший от страха курорт.Надо мной —Мрак небесный рассечен сплеча.Кто ослеп от лихого зигзага судьбы?Кто не выдержал молнии белую спесь?Там внизу по углам – болтуны и рабы.Не ищите их здесь.Не ищите их здесь.

Проклятие

…И будет день безоблачен и светел,Но упадетпроклятие в траву,Замечется, залихорадит ветерИ растерзает лапами листву.Огромный горбзатмит сиянье буден,Займет полнебатушей жировой.Придёт гроза,Прокатит черный бубенИ хлынет наземь влагой горловой.Здесь молниям ветвисто низвергатьсяС тяжелым хряском сломленных дерев.Здесь в низком беге тучам содрогаться,Влача сплетеньявывернутых чрев.В ожесточенье брошенное словоПодымет тьмы-стихии на дыбыИ вызовет из бездны духа злого,И все смешает в заверти борьбы.И, гибкий конусвыпустив из тучи,Тяжелым смерчем по небу кружа,ЗаплачетУтолённо и тягучеПроклятиеисторгшаядуша.1981

Преодоление

…И тошно по миру влачиться,И невозможно напролом,И страсть загнали, как волчицуПод непролазный бурелом.Как это было?..Я остался,Гордыней горе разрубя,На бесконечности дистанцийИ без тебя,И без себя…Автобус уносился в осень.И солнце – молньей шаровой —Скользило по верхушкам сосенПод свист судьбынад головой.1981

«На песке…»

На пескеу самого моряСтроил дом архитектор Боря.В три обхвата,Крутой детина,Самоучка,Оригинал,Гнул он творческую дубинуИ порядкомперегибал.Разворотит скалу на блоки,Дом построит в один присест,Глянет, плюнет,шмяк! – и обломки…После – спатьпод сырой брезент.А назавтра,Глухим запоем,Дом помянет,И наяву —Рим, Акрополь и ПерсеполисЧерез бред его поплывут:Храмы, фрески, пилястры, фризы,Барельефы, фронтона скат,Алебастровый блеск карнизов,Строй колонн над грудами скал,И ваятели,И ваянья,И богини,И мудрецы,И в отсутствии богобоязни —Звуки лир да слепцы-певцы…Но – похмелье.И проклят Бахус.А прояснится голова:Выйдет к морю,Рванет рубахуИ орёт          таковы слова:– Смыслу нету!..Ий-эх, роди ты,Окаянная хлябь – окиян,Хоть каку ни на естьАфродиту,Чтобы я с нутрапросиял!..1981

Молитва Робинзона

Господи, друг мой единственный,Островитянину дай,Нет, не покоя, не истины,Дай зацепиться за край…Пусть и неверный, и призрачный,Дай зацепиться за крайТолько надежды… А иначеПрямо сейчас забирай.Из одиночества вызволи,Смой мою утлую суть!Ради чего, справедливо лиКару такую несу?Все эти тропики райские,Вся эта жизнь через край:С грозами, зорями, красками,Граем играющих стай,Все это острова таинствоВ гулкой пустыне морей!..Господи, ужели станетсяТак одному умереть?..Пусть и неверный, и призрачный,Дай зацепиться за крайТолько надежды… А иначеПрямо сейчас забирай.1983

«Как наплывы горящей ангины…»

Как наплывы горящей ангины,Как бредово тяжелые фразы —Увядающие георгиныНад кристаллом синеющей вазы.Бренным летом душ опалима.Розой пепла цветет папироска.И от горечи неотделимаЭта сникшая зыбкая роскошь.Утопает в слезах отраженье…Смята лет полинявшая мякоть…И в груди пустота отрешенья,И на пальцах – цветочная слякоть.

«В березовом храме Отчизны…»

В березовом храме Отчизны,Пред образом чистых небес,Любимая, мы беззащитны,Беспамятны чудно и без…рассудны…Все верно, родная!..Одна лишь надежда на то,Что жизни арба заводнаяРазвалится до холодов.Все тщетно: мы не отшутились,Не спрятали, не погребли…Ты помнишь ли, как очутилисьВ последнем Эдеме Земли?Бесстрашьем возвышено счастье!А то сладострастье молвы —Всего лишь молвы сладострастьеПред горним огнём синевы.Нам кары досрочно отсчитаныЗа каплю счастливой вины.Я знаю, что мы беззащитны!Как взгляда распах – беззащитны.Как правды лицо – беззащитны.Мой ангел не прочит кончинуНо шепчет, что мыСпасены.

«Ты слушала, как платье примеряла…»

Ты слушала, как платье примеряла,Ты слушала признание, да-да,Признание, какая красота,И как изящно, как тебе пристало…Но шовчик, шов кривой, ах, ерунда!А рюшки, здесь вот, очень уж безвкусны.Покрой хорош, но как-то… как-то грустно.Да, грустно. Видно, скоро холода.Ты так мила, так явно молода.Тебя не стоят лучшие наряды:Вода ручья – одежда для наяды,Но вот беда: и вправду – холода…

Два стихотворения

1. Игра с огнем

Лукавая пленительная ночь.В прищуре глаз – бесовские соблазны.Мы жажду тела в силах превозмочь,Но не играть с огнём уже не властны.Игра с огнём – не озорство, не блажь.Над безднойВсеми гранями играетТвой дерзкий дух. И вот – впадаешь в раж!И вот скользишь по самому по краю…Не раскрывайте дольше парашют.Целуйте змей! Ходите по канату!Берите самый гибельный маршрут —Пешком на полюс                       иль пешком по аду!Бессмертье – ложь.Гниенье – та же ложь.Судьба мужская на щите червлёном!И пусть поёт и пляшет молодёжьВ том городе – пустом и зачумлённом.…Игра с огнём! Не в ней ли бытияВеками ускользавший смысл неверный?Как к мачте Одиссей – к скелету нервнымУзломДушаПрикручена твоя!1982

2. Жестокий романс

Кошачий выгиб смел и грациозен.И блеск смолы сквозь сомкнутость ресниц.Как смысл твой неприступен и тернист!Как профиль твой надменен и нервозен.Какая осень в очертанье плеч,Какая плавность… Но, увы, в контрастеСокрыта суть. Тебе не уберечьЗа ленью взгляда – напряженье страсти.Стеснение тяжелого огняРазъест однажды эту величавость,И под тобой затлеет простыня,И зарево зардеет за плечами.Так отвернись, разыгрывая грусть…Ты пропадёшь, а я уж не вернусь.1982

«Нет, я Вас не люблю ни сегодня, ни завтра…»

Нет, я Вас не люблю ни сегодня, ни завтра.Но зачем же Вы снова глядите в меня?И зачем этот голос, что волны азартаПоднимает в душе моей день ото дня?Это солнечный зайчик шалит безнаказан.Не пытайте судьбу…Повинуясь родству,Приближается шторм,он моралью не связан,Он сгибает стволы,он срывает листву.

Дошкольный роман

Гроза детсада,                       бич микрорайонаМалыш ИльяВлюбился тяжело.Забыта власть,Заброшена корона,И думой отуманено чело.Принцесса неприступна и прекрасна.Илья красой сражен и осиян.Увы, но объяснение напрасно,В ответ одно – «нахал и грубиян».О, дух мятежный,Ты рождаешь подвиг!Перевернув все барахло семьи,Илья взял шпагу,                      полбутылки отпилКефиру,Алый плащ на плечи… и,Презрев детсад, ушел в тореадоры,А ей сказал:– Все кончено, прости!Прошла любовь.Завяли помидоры,Сандалии жмут,                      и нам не по пути.

Плавание

1

Корабельщик лихойРазвеселые лодьиМастерил, выпускалНа моря Беловодья.Нос-корму загибалНад открытостью палуб,Чтоб от вала лодьяНа волне танцевала б.

2

В Поднебесной странеБерег облака близок.В птицекрылой волнеИзогнулись карнизы.И парит не спешаВозле облака фанза,И вступает душаВ поднебесную фазу.

3

…И – ни лодий, ни крыш.Сон неясный и зыбкий.Но припомни, услышь,Ощущенье улыбки…Облака, облакаИли волны напева?И чему-то слегкаУлыбается Ева?

4

Знаю, доля твояИ чиста, и бездонна;Что подъемлет краяГуб заветных, мадонна?И, пометив чело,Чуть надменный как будто,Так же тайно-светлоУлыбается Будда?

5

Будет! будет рядитьО значении тайны.Мы-то знаем: что такВ них светает-витает,Что хранит корабли,Что дома согревает…Мы-то знаем с тобой,Как все это бывает.

«Не трожь меня, любимая жена…»

Не трожь меня, любимая жена,Не трожь меня, посланец воли вышней.Нет, я не пьян. И мне не будет лишне.Допью. И даже выловлю все вишниСо дна…             И что мне бог, что – сатана?..Никем из них душа не спасена…Я все равно уеду, дорогая.Нет, не герой…            не спятил…                        не другая…И не твоя – ничейная вина.Все просто.И, как водится, однаПричина…             Ну, зачем ты? Надоело!Тоска жива.Вот в этом все и дело —Она сильнее страсти и вина.Я знаю – на краю Большой земли,На берегу арктического моряГудит скала,И северные зориНад ней колышет сумрачный залив.По галечнику хрусткому дойдуИ, обдирая рыжую штормовку,Взберусь наверх,            на краешек,                        на бровкуИ помолчу у моря на виду.Один лишь миг —Полярная скала,Да чаек гвалт            у глаз и под ногами.Лишь ощутить,                        как холоден тот камень,И как земля огромна и светла.

«Разве?..»

Разве?Разве бьют часы?Это гвозди.Гвозди всасывает древесина.Здравствуй.Ты, знать, будешьЗвезда Немезида.Молоток или молотВбивает те гвозди?Сизиф или Молох?Труд не жертва,А жертвы – не труд…Что за солнечный город,Что за странные зданья меня ожидают?Пирамиды и стелы.Что за мрачная вышивка черным по белому?И знаки.И звезды, как стрелы.Застарелая родина —Робкая,Как снежинка на ощупь.В нашем векеЕще дровами топили печи.В нашем векеЕще говорили «очи».В нашем веке,Наверное, все было проще.А в прочем?..Говорите мне «ты»,ЛюбимыеИ нелюбимые люди.Перелетные рукиУже улетели к ненастной планете.Перелетные очи,Наверное, жажду свою утоляют.А я —Удаляюсь.Я – ветер…Я утихающий ветер.Эх,Как моя мама сказала б:«Гроза да к ночи».И вы мне тоже не верьте.Я сочинитель.Страшно любил бесплатно проехать,И вот – изловилиЭТИ.И теперь яНи знаменатель и ни числитель,А просто ветер.А вы меня сдуру снова на «вы»:«Володя, вы ли?»::::::::::::::::::::::::::::::::::::::Слышите, плахи поютИ гвозди сладостно стонут?Вы говорите «не стоило»?Думаю,Стоило…

«Я пришел непрошено незвано…»

Я пришел непрошено незваноВ мир, где травы держат навесуСизых рос белёсые поляны.И лишь солнце трогает росу.Цедит утро млечный ток тумана,Тёкот дятла слышится в лесу.Как войду и что с собой внесуВ тишину, что стынет изваянно?..Тень тропы… Но поперек пути мнеКапель зернь висит на паутине —Знать, туман запутался в сети.Где найти дороги серединной?Наклонюсь, пройду под паутиной:Пустяки, но лучше обойти.1985

Голос древнего поля

Есть ли какое подобье тебе,                          предрассветное степи дыханье?Эта начальная тёмная дрожь, эта остуда в груди…Вот уже тронуло ветром поля,                          колыхнулись овсы и пшеницы,Облако зреет на гребне зари,                          слышится ржанье коня.Вот уже вновь возникает во мне                         в нескончаемом рокоте славыДавняя-давняя песнь, древняя-древняя жизнь.Снова мне чудится дивная весть                         в набегающем гуле пространства.Что так далёко поёт? Что так высоко звенит?1985

«А река не полней полыньи…»

А река не полней полыньи.А погибель не более боли.Колесо не длинней колеи.Боже мой, то, что жизнью зовём, —Точно так же дороже любови…Комья глины. Лопата и лом…А река уже с морем сомкнулась.Уж измерен весь путь колесом.Боже мой, то, что жизнью зовем, —Чем же, милая, обернулось?..

«В пустыне в закатном покое…»

В пустыне в закатном покоеЯ слышал – камни поют.В безмернейшей из колоколенИ ныне, вспомню, стою.И звёзды по куполу зреют.И кремни, блестя как стекло,Искрят меж собою, теряют,Что за день с небес натекло.И шорох разрядов, и гравийЧуть вздрагивает на миг.И кажется – вот заиграетМне благовест меркнущий мир.Пространство могуче и голо.Огулом рождается звук.Ты в космосе пробуешь голос.Ты музыкой рвёшься из рук.Та песня безводных угодий,Те шорохи звёзд и камней…И страх, словно льдина, уходитИ влагою тает во мне?..

«Одиночество, одиночество…»

Одиночество, одиночество…Ничего не ждёт, не пророчится.Ничего не ждётНа обочине.Лишь весной душаЗаморочена.В мёртвом городеТихо бродится,Словно люди здесьИ не водятся —Люди сгинулиВ скорлупе квартир,В мёртвом городеТолько я один.Утро брезжится.Лето близится.Мне об щеку майВетром лижется…1979

«Что же сталось, друг мой одинокой?..»

Что же сталось, друг мой одинокой?Что же скажем, не кривя душой?День над Иртышём и ОринокоСтал нам одинаково чужой.Слышишь, милый, пусто человеку.Или он уже не человек?Начертили мелом соловейку,Но какой без песни соловей…Вскрикнула душа и улетела.Не слышна пичуга за леском…Говорят, что боги (было дело)Здесь гуляли в облике людском.Боги удалились на Олимпы,Лишь один остался горевать.Он отбросил молнии и нимбы,Сердцем стал вражде повелевать.Видно, дело вовсе не в подобье —В жертве!..Боже, сколько нас – калек!..Я бы помолился о Потопе,Да боюсь – не выплывет Ковчег.

«Я у Бога не много просил …»

Я у Бога не много просил —Лишь таланта:– Дай поднять! – сколь достанет сил,Столь и ладно…И упало на плечи мнеБремя света.И услышал – гудит в огнеГолос ветра:– Ты свободен отныне. Но —Доли счастьяУж не даст тебе ни вино,Ни причастье.Пусть наверх до небесных вех —Путь утраты:От восторгов, борьбы, утехДо расплаты.Не меня ли потом кляня,Полный силы,Будешь зрить средь ночи и дняКрай могилы?Недоступно тоске груднойВзмыть за тучи.Непосилен – любви земнойСон горючий.И раздавит тебя гораСлез и свет…Расступись же, Земля-Сыра,Мать-Планета!

«Выбор пал…»

Выбор пал.И не игрушка, не жертваИ не лет мотылька на огонь.Лишь привиделось – мчит скаженноБелый Конь,Белый Конь,Белый Конь.Подлетел,И – копытом оземь.И подумалось второпях:– Для чего? Разнесёт и сбросит…Только некому, кроме тебя.Может, плакал о доле иной он?И уже невесом-невесомПрокричал:– Ни в чем не виновен!..Но навстречу:– Виновен во всем…

Вспоминая о русских поэтах

Не взорвать болтовней да с налету,Дело прочно —Круши не круши…Надо жизнью платить за свободуМысли, слова,в итоге – души.…Вот теперь она – вольная птица,А не вол, что бредёт колеёй…Все простится,И все разрешится,Все останется только её…

Маковский. Биография

Он был последним дворянином,Вернее просто сиротой,И декабристская равнинаЕго прияла на постой.В военном сумраке детдомаПросыпал золото кларнет.И вот в оркестре СибревкомаОн кларнетист, а не корнет.Не снятся пяльцы. Мерзнут пальцы.Но выдувается мотивТого вселенского скитальца,Что гибнет, беса укротив.Маковский будет музыкантом,Эстетом культпросветных лет,А после младшим лейтенантомИ укротителем ракет.А грянет сокращенье армий,Поступит в университетЕще не знающий о кармеТо ль математик, то ль поэт.Увы, не то – ни то, ни это:Ни диссертаций и ни книг.Он – бич. Он орфик туалета,Хоть Канта с Гегелем постиг.Навеки нищая свобода!Нет меценатов, Обь – не Тибр.Звучи ж, сибирского рапсодаАпполинеровский верлибр!Последний дворянин Маковский,Той революции послед,Ни по-французски, ни по-польскиНе знал. Хотя ценил балет,Хотя любил после попойкиШарденом и Ватто блеснуть,Иль на краю больничной койкиРужевича перелистнуть.Иль жестом шляхты ПосполитойОн запрокидывал кадык(Уже седой, три дня не бритый)И пил, как музыку, язык.Но он устал тащить свободуНа старческом уже горбу:Поэзия глядела в воду,Вода перетекла в судьбу.И, вспомнив Лермонтова свойски,Как в прошлый век, как в прошлый раз,Махнул рукой… Собрал авоськиИ тихо сгинул на Кавказ.

В Коломенском

…Я знаю – истина в вине.

А. Блок

Какие сумрачные краски.Какая ширь и тишина.Внизу Москва едва виднаЗа дымкой.Здесь же – домик царский,Дубы, церковки и простор…Простор —Его мне не хваталоВ теснящем сумраке квартала,Что так похож на коридор,Который кончится стеною…Туман ложится на ладонь.Недалеко до холодов,И зябко чувствовать спиноюДыханье чье-то.Не понять —То время, осень или ветер…А может, совесть ждет ответа?..Приспели сроки заполнятьПустоты юного задора,Но вот, увы,Не знаю чем.Виной – что грузом на плече?Иль ощущением простора?Но толку,Что в моей винеДух истины?Ведь горе – наше.И слаб я, истину познавший……Церковный колокол во мнеЗвенит светло и похоронно.Обрыв высок.Судьба крута.Традиционная воронаКричитна краешкекреста…

Сон

Процежен тишиной, рассеян и высокДымок рассвета. Вздох…Как будто и не снилось,Как тягостно и зло нагрузлой тьмы кусокДавил, и все росло и в воздухе носилосьТо чувство, где близки и тьма и высота.Ты грезил – ну, вот-вот, и то, что не бывало,Свершится. И не сон, не бред, маетаМеталась в темноте, на части разрывала.Как женщине, в ночи почуявшей исход,Когда живот, ожив, уж не удержит плода,Тебе хотелось жить и вырваться из-под,За грань удушья тьмы и временного хода.В кромешности слепой до тошноты душеЖелалось претворить себя – превоплотиться!До капли просветлеть, открыться. И ужеМиг близился и жег. И заново родиться,Быть может, предстояло. Скоро! Только где?И кем? И почему? – ты не имел понятья.Роились тени сна в предутренней звезде…И вот, освободясь как будто от проклятья,Ты ощутил себя, бредущим и немым,В полях, среди ветров проселочной дороги,В ладонях той родной, прогорклой синевы.И – пусто за спиной. И – ничего в итоге.Дорога на подъем. Суглинок. Скользота.По щиколотку грязь. И словно больше нетуКого-то… Вовсе нет! И жёлтого листаНа веках у земли тяжелые монеты…Ты плавился, ты плыл – как горная руда,Когда металл течет из тающего камня…Любовью всей и не!.. любовью ты рыдал!Достигнув всех вершин, закончив все исканья…

Миф о пророке. Вариации

IПоплачем о несбыточном, поплачем,Вина испивши с пеплом пополам.Свой причет старой притчей обозначим.Воспомним храм, перебирая хлам.Поплачем о несбыточном… Давно лиПророк речь шатала голытьбу?И варвар из нагорной АнатолииК ногам пророка рвался сквозь толпу.Он жаждал исцеления.УгрюмоВдыхал пары проказы и дерьма.И лез – как раб из запертого трюма —По головам без веры и ума,По язвам спин, не знавших ветра воли,По лицам – и убогим, и тупым,Он лез по шевеленью зла и боли,Сшибал калек, плевал в глаза слепым.Но был наказан…Схлынул проказа,Однако знака вещего лишен,И сник, и смят был – более ни разуОн к страждущей толпе не подошел.Не так ли волчью грудь сминает стадо? —Так голос горний свой запрет изрек:– Не для тебя спасенье и награда,Жестокосердый гордый человек…Нам не достичь любви ценой насилья.Нам не избегнуть краха, множа кровь.Чернеют даже ангельские крылья,Коль ими помавает не любовь.IIА как же те, что днесь у ног пророкаВнимают очистительным речам?Увы, Увы!.. Ни совести, ни бога,Тем паче – состраданья к палачам.И даже крохи смысл тех реченийАпостолы не в силах восприять.Первейшее из их предназначений —Сознаньем приближенности сиять.Забыли светоч жертвенного пыла,И призваны, и живы для чего.И с ними дева блудная забылаРаскаянья святое торжество.Они давно и прочно приобщились,И в сонме слуг – горды и велики.Хлеба делить искусно научилисьИ изгонять бесовские полки.А если кто прорвётся сквозь завалыСмердящих тел, во злобе и крови,Бог милосерд – зачислят в подпевалы:Живи, живи – уже не до любви.IIIПоплачем о несбыточном… И – амен!Сладка кутья. Томительна звезда.И на распутье каркающий камень.Гласит – и так, и эдак пустота.И немо бродит бывший прокажённый,Ловя в прошедшем ясные слова.И пьют мужья. И увядают жены.Ни счастья, ни покоя… И праваТекучая наука Гераклита:«Сухое – влажно, хладное – тепло».И зеркало весеннее разбито,И на ладони талое стекло.Не так ли я, взыскующий о чуде,По головам шагал, по головам.На свет, на голос шел, еще бы чуть и…Но дар исчез. Но жребий миновал.Лишь солнечный осколок на ладони.Сожму кулак до алого тепла…Поплачем… пока талою водоюВся жизнь, вся жизнь                       меж пальцев потекла.