Слава. Гладиатор поневоле

От этих мыслей стало тошно, и Слава демонстративно сплюнул на пол, как бы утверждая свою независимость и желая хоть как-то нагадить своим поработителям. Естественно, на его «попытку бунта» никто не обратил внимания.

Предводитель терпеливо дождался минуты, когда все успокоились, и начал говорить. Его голос, усиленный каким-то невидимым устройством, летел далеко, доставал до самых задних рядов. Вячеслав, вслушиваясь в его слова, с ужасом понимал, что теперь он точно попал, да еще как попал! И обратной дороги у него, похоже, нет.

Как оказалось, они находились на борту межгалактического корабля-матки, служащего для поимки «скота», так именовали эти существа тех, кого ловили на провинциальных планетах, не входящих в Союз Планет. Корабль назывался «Мезгрин». Он являлся собственностью человека с зеленой кожей, звали человека Наалок. Слава не вполне понял, почему земляне не знали о том, что их время от времени навещают подобные корабли, почему похищения совершались тайно, но решил узнать об это в дальнейшем, если, конечно, выживет. А вот с этим имелась проблема. Жить ему оставалось до тех пор, пока корабль не пришвартуется к базе на планете Алусия. Суть была в чем – он являлся рабом. Как и остальные пятьсот землян. Их предназначали для того, чтобы они умерли на потеху инопланетной толпе, продержавшись на ринге как можно дольше. И самое главное: вначале устроят большую резню, женщин и мужчин разделят на команды и пустят друг на друга – мужчин – на мужчин, женщин – на женщин. Те, кто выживет, будут обучаться в школе гладиаторов, в конце концов они все равно умрут, но немного позже. То есть – вариантов никаких.

Вячеслав не хотел и не умел убивать, но он и не хотел быть убитым. Альтернативы не имелось: хочешь жить – убивай. Их, насколько можно, подлечили (вот куда делось его плохое зрение!), мкары дали им первоначальные знания – общегалактический язык, на котором говорили все цивилизованные существа, кое-какие сведения о том, как жить в этом мире… и все. Больше никакой информации. Зачем информация скоту, который через несколько дней, а то и часов, умрет, оставив после себя лишь лужу крови и испражнений. Скот, он и есть скот.

Наконец Наалок сообщил, что сейчас они станут дожидаться своей очереди выхода на арену, а пока могут подкрепить силы концентратом из автоматов с едой и питьем.

Слава сразу почувствовал, что ужасно хочет есть, но не рванулся к стене, из которой вылетали брикеты, стоило приложить к ней руку в определенном месте, а остался стоять, наблюдая, как народ давится, пробираясь за питательными брикетами. Опять у него возникла ассоциация: так фашисты кидали объедки толпе до безумия голодных красноармейцев, и те дрались за краюху хлеба. «Фашисты неискоренимы – что земные, что инопланетные! – подумалось ему. – Но будь он проклят, если доставит им больше удовольствия, чем это необходимо для выживания».

Через двадцать минут толпа рассосалась и засела чавкать, хрустя жесткими брикетами и шумно всасывая розовую жидкость из пластиковых прозрачных контейнеров – жидкость оказалась хорошим утоляющим жажду средством. А одновременно – легким наркотиком, снимающим усталость и поднимающим настроение. И сексуальное возбуждение. Это он тоже откуда-то знал. Видимо, в мкаре имелись какие-то зачаточные сведения на этот счет.

На вкус брикет напоминал ореховое масло или уплотненные грецкие орехи, а жидкость – залия – была похожа на обычный морс с кисловатым и вяжущим привкусом. Слава равнодушно съел брикет, лишь бы забить желудок и поддержать силы. Потом сел к стене, закрыл глаза и стал прислушиваться к своим ощущениям – стало полегче, и на душе посветлело. Землянин понимал, что это действует залия, но все равно было гораздо легче, даже несмотря на то, что он знал: это искусственная эйфория. Пленник расслабился, приготовился ждать – то ли смерти, то ли того, что ему грозило помимо смерти.

Рядом услышал пыхтение, крики, жалобный плач. Открыл глаза, посмотрел – здоровенный детина пытался содрать шорты-юбку с той девицы, которая понравилась Славе. Вернее, ноги ее понравились. Вернее… в общем, что-то ему в ней понравилось – может, ноги, может, попа, может, пухлые губки и наивный взгляд голубых глаз, неожиданных у брюнетки (наверное, крашеная).

Шорты уже практически сдались, и рука насильника – туповатого здоровенного парня лет двадцати с кепочкой-восьмиклинкой на голове – уже шарилась между ног. Все вокруг на всякий случай отодвинулись, не желая попасть под раздачу. Так всегда бывает: свидетелей много, а вот помощи дождаться не от кого. Да и свидетели-то сразу исчезают в какой-то тине, когда узнают, что надо ходить в суд, на допросы к следователю…

Слава терпел, пока не треснули кружевные трусики, и их обрывки не полетели в сторону – как завзятый интеллигент, он не хотел вмешиваться не в свое дело: не его же насилуют! Но стало тошно – насилуют девушку на глазах у сотен людей, и ни одна сука…

– Эй ты, придурок, – оставь девчонку! – Голос после долгого молчания прозвучал надтреснуто и хрипло.

– Кто придурок? – оскалился шпаненок. – Молчи, ботан, а то и тебе вдую! А ты, сучка, не вертись! – Парень пристроился и запыхтел дальше под рыдания девчонки, умоляюще смотревшей на Вячеслава глазами-льдинками.

Слава поднялся, подошел к лежащему на девушке уроду и с размаху, так, что стало больно ноге, пнул его в бок. Хрустнули кости, шпаненок отлетел на метр и заблажил гнусавым голосом:

– Уби-и-ил… убил, сука! Я тебя все равно достану! Я тебя убью, козел! – Слава подошел и с размаху пнул мерзавца, надеясь перед смертью сделать хоть одно хорошее дело – может, зачтется на том свете? Кастрировать такого урода – святое дело!

Шпаненок взвизгнул дурным голосом и потерял сознание. Девушка лихорадочно натягивала на голые бедра в обрывках колготок свои шорты-юбку, привлекавшую взгляды мужиков.

Слава со стыдом почувствовал, что заводится, глядя на ее манипуляции. Но возбуждение прошло, когда он увидел кровавые следы на ее бедрах: «Черт! А девчонка-то была девственницей! Мерзкий урод! Может, ему башку свернуть? Все равно терять уже нечего…» Вячеслав сам удивился столь кровожадным мыслям и усмехнулся – может, его мать согрешила со шведом? А что, потомки викингов – буйный народ… особенно когда нажрутся в Питере. Или это финны нажираются? Да какая разница!

Девчонка осторожно перебралась поближе к нему и тихо спросила:

– Можно я рядом с тобой сяду?

– Сиди, – равнодушно сказал Слава и про себя подумал: «Мне только дружбы теперь не хватало – перед смертью… Да она скорее всего и не выживет – такая мелкая и худая!» Девушка действительно была невысокой, но Слава напрасно принижал ее достоинства – она была хорошо сложена, очень спортивна и, судя по всему, достаточно крепка. Конечно, что она могла сделать против сильного мужика? Драться надо уметь. Тем более сейчас, когда стресс явно уменьшал силы.

– Как тебя звать? – неожиданно спросила девушка. – Я – Лера. Валерия.

– Я Слава, – неохотно ответил он, помолчав с полминуты.

– Ты откуда родом? – не отставала девчонка.

– Из Питера, – с большой неохотой ответил он и предложил: – Давай помолчим, а? Надо подготовиться к тому, что нас ожидает.

– А что нас ожидает? – с неожиданной дрожью спросила девушка. – Может, мы еще выживем? Ну скажи, Слава, ведь выживем?

Вячеслав посмотрел на трясущиеся губы девчонки и подтвердил:

– Ну, конечно, выживем!

А что он еще мог сказать? Что через несколько часов им выпустят кишки? Что шансов нет ни у него – простого учителя литературы, ни у нее – не сумевшей защитить свою девственность даже от простого хулигана.

Тянулись минуты, переходили в часы – сколько их прошло, Слава не знал. Давно очнулся шпаненок, натянул штаны и отполз от Вячеслава подальше. По его лицу так и читалось: «Ну погоди, я тебя достану!» А время все тянулось…

Наконец прозвучали команды:

– Встать! Всем встать!

Забегали охранники, защелкали болевики, люди с криками, руганью и слезами стали подниматься. «Настал для кого-то последний час!» – подумал Вячеслав.

Их выстроили в колонны, разделили мужчин и женщин. Леру оттолкнули от Вячеслава, и ему почему-то стало тоскливо – была хоть одна живая душа, с которой он мог поговорить. Недолго общались, но бывает так, что искорка проскочила – и все – люди уже не совсем чужие. Впрочем, эта искорка может так же неожиданно потухнуть, Слава об этом знал. Вот не было у него этой искорки ни с одной из женщин, с которыми он общался, даже при бурном сексе. А тут – пигалица какая-то в драных колготках, с синяками на бедрах, мазками крови на одежде, и поди ж ты… протянулась какая-то нить. Он постарался выбросить девушку из головы и сосредоточился на одной-единственной проблеме, над которой стоило задуматься: как выжить!

Когда Вячеслав наказывал насильника, поразился своей жестокости: никогда не бил человека с такой силой, с желанием если не убить, то покалечить. Покопавшись в собственной душе, пришел к выводу: люди, попадая в экстремальные ситуации, меняются – одни ломаются, становятся мягкими, как воск, текут под напором обстоятельств. Другие – сгибаются, терпят, сжимаются, как пружина, чтобы потом распрямиться и ударить со всей силой – к таким, скорее всего, относился и он, Вячеслав.

Впрочем, повода испытать себя у него до сих пор не было – если не считать случая, когда он выкинул из автобуса пьяного хулигана, одолевшего пассажиров приставаниями и матом. После того как он вышвырнул пьяного отморозка, схватил его за шиворот и метнул со ступенек автобуса, долго думал: «А зачем мне это надо было? Ну доехал бы себе… а если бы тот ударился головой? Меня бы засудили! Зачем полез?!» В общем, пошли нормальные рассуждения стандартного интеллигента, для которого важны только он сам и долгие разглагольствования о роли человека в мироздании.

…Их довели до круглой комнаты, которая, похоже, являлась лифтом или каким-то транспортным средством по типу челнока – это Слава понял, когда его сердце как будто ухнуло вверх, поднявшись до самого горла. «Лифт» был скоростной, но ехать в нем пришлось не менее пятнадцати минут, из чего он заключил, что от места отправления до места назначения большое расстояние – скорее всего десятки километров. Запоздало подумал о том, что нигде – ни на корабле, ни в лифте, он не ощутил невесомости – вероятно, работали гравитационные аппараты, поддерживающие гравитацию на том уровне, на котором она находилась на планете Наалока. Он прикинул – где-то процентов шестьдесят от земной, слишком легким он себя ощущал, да и рост Наалока оказался высоким – при довольно тонких костях. Впрочем, это не мешало инопланетянину двигаться быстро и мягко, словно кошка. Движение, которым зеленокожий разрубил женщину, было таким отработанным, точным и быстрым, что стало ясно – тут действовал специалист и для него этого плевое дело. По прикидкам, рост Наалока был около двух метров, может, чуть побольше. А вот четверорукие оказались гораздо ниже ростом и массивнее, из чего Слава сделал вывод, что гуманоиды с планеты, обладающей большой силой тяжести.

Выйдя из лифта, пленники оказались в большом зале с кушетками. Больше там ничего не было – голые стены, залитые мертвенным светом, льющимся с потолка, кушетки, знакомый уже пол, собирающий всю грязь – и больше ничего. Подумалось: а почему пол не жрет ботинки и вообще все неживое, что на него попадает? Стоит компьютер, обслуживающий эту систему, или, может быть… пол живой? Вячеслав пришел к выводу, что одно другого не исключает, и сосредоточился на изучении своих собратьев по несчастью.

Рядом сидел негр, похоже, из какого-то африканского племени (кроме масаев Слава никаких племен не знал и предположил, что это и есть масай). На африканце были набедренная повязка ярко-оранжевого цвета и множество бус тоже ядовитых, кислотных цветов. Лицо негра выражало решимость стоять до конца. Славе подумалось: понимает ли он, куда попал? Где оказался? Эти люди отстали от европейцев в развитии на сотни лет – знает ли он вообще, что такое лифт, что такое космический корабль? А может, и знает – может, они не такие уж дремучие, как думают европейцы. Американцы тоже на полном серьезе считали, что в России все ходят в шапках-ушанках, а по городам бродят медведи. Так и тут…

Слева сидел краснорожий американец – он был хмур, на его широком, немного располневшем лице бродила странная полуулыбка, придававшая ему несколько саркастический вид, будто мужчина смеялся над самим собой.

Заметив интерес Славы, он подмигнул ему и сказал:

– Ты русский, да? У меня предки из России, давным-давно уехали на Аляску. Представляешь – зарекался ездить к любовнице, обещал жене, что покончу с этим делом. А позвонила – и полетел к девке! Такая славная девка – двадцать лет, огонь! А мне сорок, и разве можно упустить такой случай? Ну скажи, часто двадцатилетние влюбляются в сорокалетних? Вот и наказал меня Бог. Только вышел от Сильвии, тут эта гадость… Теперь – ни жены, ни Сильвии – никого. Не спрашиваю, как тебя зовут, может, мне придется тебя убить… Извини, ничего личного, но я сделаю все, чтобы выжить. Хочется еще как-то потаскать свой зад по миру – пусть даже по такому дерьмовому, как этот.

– А ты его видел-то, этот мир? – усмехнулся Слава. – Может, он и не такой уж дерьмовый?

– Скорее всего, дерьмовый – грустно парировал собеседник. – Видал, как бабу разрубил этот зеленокожий урод? В хорошем мире так сделали бы? И за что? Просто за небольшую истерику… Знаешь, я не наци, но теперь у меня желание уничтожить всех зеленокожих. Плохая нация! Хороший зеленокожий – мертвый зеленокожий. Кстати, глянь на япошку – или кто он там – китаец, что ли… Сидит, как будто у себя на веранде – никаких тебе волнений, никаких беспокойств – медитирует. Я даже позавидовал. Тут думаешь, вспоминаешь все свои грехи и грешки, а он закрыл глаза – и спокоен! А нигер, – он незаметно кивнул в сторону сидевшего справа масаи, – видал, какой здоровый? Метра два ростом! Попробуй его одолеть, такого гиганта! Интересно, они нас выставят по одному или разделят на команды?

Скоро все выяснилось.

В зал вошел один из помощников Наалока и пролаял, скаля острые зубы:

– Сейчас всех поделят на две команды. Одна команда станет биться против другой. Кто останется жив – получит шанс обучаться дальше. Кто погибнет – негодный скот. За вашей дракой будут смотреть наставники и выбирать себе лучших – для обучения. Остальных отправят на арену, их растерзают звери. Старайтесь показать себя, чтобы вас выбрала лучшая школа бойцов!

Люди зашумели, посыпались какие-то вопросы – но оборотень повернулся и вышел, он решил не обращать внимания на «скот». К людям подскочили охранники и пинками стали разгонять их по разным сторонам зала. Слава заметил, что масаи и американец остались на его стороне, а японца-китайца забросили на противоположную. Он нахмурился – этого вот спокойного узкоглазого стоило бояться больше всего. Впрочем, кто знает, какие неожиданности могут таиться в других людях? Может, вон тот пожилой мужик – мастер кун-фу или тайный убийца спецслужб? А этот парнишка с трясущимися от ужаса губами – специалист по рукопашному бою? Хотя – этот-то точно нет. Того и гляди обмочится…

Между разделенными мужчинами пробежали двое из свиты Наалока – они были почти неотличимы от людей – такие же и ростом, и чертами лица… если бы не вертикальные зрачки – точно можно было бы сказать, что люди. Гуманоиды ловко тыкали какими-то жезлами в землян, и у одной группы на местах соприкосновения с жезлом возникали красные мерцающие знаки, у второй – синие.

Слава тоже получил такую «печать» на грудь и с интересом заметил, что она пульсирует в такт его сердцу.

Наконец все завершилось, появился оборотень и объявил:

– Ваша задача – победить другую команду без оружия. Можно все. Нельзя только добивать потерявшего сознание. И самое главное – нельзя стоять в стороне: пассивные бойцы будут жестко наказаны, может быть, даже убиты. Сейчас подадут команду – красный пульсирующий свет – и вы пойдете вон туда, там откроется проход. Выйдете на арену и станете ждать сигнала. Опять вспыхнет пульсирующий красный свет, и вы наброситесь на противника. Будете бить его что есть силы. Об окончании боя вам скажет тот же сигнал. Не спрашиваю, понятно ли вам: кому непонятно – тот сегодня умрет. Итак, вперед, будущие бойцы!

Запульсировал потолок, залил все красными сполохами, лица присутствующих сразу стали нереальными, как в дурном сне. Зазвучал мерзкий сигнал, напоминающий то ли сигнал «скорой помощи», то ли сигнал полиции, то ли… в общем, у всех без исключения связанный с какими-то дурными воспоминаниями и неприятностями. Ну кроме, может быть, воина масаи – по нему было видно, что он испуган, но изо всех сил сдерживается, старается не показать своего страха – мужчина масаи не должен бояться ничего! Ни боли, ни злых богов, посылающих ему страшные испытания! А что бой – бой, он и есть бой. Масаи готовятся к бою с младенческого возраста.

Колонны бойцов вышли на арену – а она оказалась поистине огромной. Сколько арена составляла в диаметре – определить оказалось невозможно: с два футбольных поля, а может, даже больше.

Слава задумался – как же эти скоты будут видеть происходящее при таких размерах арены? И тут же выругал себя за посторонние мысли – ну какое ему дело, как эти негодяи будут наблюдать за происходящим? Может, у них трансляторы какие-то? Вполне вероятно…

Вячеслав стал лихорадочно вспоминать все, что когда-то читал о рукопашном бое, о единоборствах.

Он не строил иллюзий – никогда в сферу его интересов не входили драки. На него мало нападали – он с детства был довольно высоким и очень сильным. – Когда вырос, глядя на его руки, можно было поверить в то, что некогда люди легко ломали подковы – кисти рук крупные, огромные, перевиты толстыми венами; а его худоба, о которой иногда с интересом рассказывали сексуальные партнерши, не была худобой туберкулезного больного – жилистое, сухое тело, как канатами, перевитое узкими стальными мышцами.

Мать всегда с завистью говорила, что дает же Бог некоторым людям возможность есть что хотят и когда хотят в любое время дня и ночи, и ведь ни черта не полнеют! А тут – только посмотришь на торт, и уже килограмм веса добавится! Она очень строго следила за своим весом, посещала тренажерные залы, и сколько Слава помнил, у нее всегда водились мужики, и не один. Его мать обладала довольно яркой внешностью и очень нравилась мужчинам. А они – нравились ей.

Похоже, что яркую внешность, которую не портили даже очки, она передала своему сыну, а вот откуда у него взялось жилистое тело с потрясающим обменом веществ – мать говорить отказывалась.

Итак – Вячеслав был довольно высок, выше среднего роста, очень-очень силен, вынослив, по свидетельству его сексуальных партнерш и собственным ощущениям после утренних пробежек. Но при всем при том он знал, что против спеца в рукопашке не простоит и минуты. Вернее, может, и простоит, но недолго. До тех пор, пока спец не отшибет ему голову. Короче, нужно было выработать стратегию боя.

Пока колонны шли к арене, выработал тактику – всегда становиться так, чтобы за спиной не было ни одного врага. Не бить кулаками, носками ног – и так одна нога стала побаливать после того, как пнул шпану, насильника Леры – бить надо тоже уметь, а он, похоже, отбил большой палец ноги. Хорошо еще, если не вывихнул, а только ушиб – болело ощутимо, заставляя не забывать о том, что добрые дела наказуемы. Значит, бить надо локтями, рвать руками, душить, швырять – благо, сила позволяет, а еще – наносить удары «твердым тупым предметом, предположительно головой», как было написано в обессмертившем себя протоколе осмотра тела потерпевшего.

Удары головой, кстати сказать, одни из самых страшных в рукопашке – такими ударами можно покалечить или даже убить, а для наносящего удар – максимум останется синяк на лбу, да потеряет ориентацию на долю секунды. Отдаленные последствия микросотрясений мозга в расчет не шли.

Отряды вышли на арену и по знаку распорядителей выстроились друг против друга нестройными рядами. От вспышек пульсаторов, примостившихся на груди у каждого пленника, рябило в глазах, они сливались в бесконечную волну света, переливающуюся подобно неоновым огням рекламы. На лицах людей были написаны отчаяние и желание выжить – пусть даже за счет других. Впрочем, разве это не стандартное поведение людей в обычной жизни? Просто тут все было доведено до абсурда: хочешь жить – убей, забей, затопчи, порви!

Прозвучал сигнал, и люди с ревом бросились друг на друга, как две волчьи стаи, бьющиеся за обладание территорией. Было забыто все – рассказы родителей о том, как надо себя вести в обществе, проповеди на тему «возлюби ближнего, как себя самого», жалость и сострадание. Все подчинились одной идее – убить и не быть убитым. Последних, тех, кто остался позади всех и впал в ступор, вывели из него жестокими ударами болевиков и пинками послали вперед, на бойню.

В этой толпе мало кто являлся специалистом по рукопашному бою, а может быть, и рукопашники забыли все, что умели, осталось лишь желание душить, кусать, выкалывать глаза и рвать рты – это все и происходило в действительности.

Слава тут же получил оглушающий удар в ухо, отчего в голове сразу зазвенело, закрыл ухо рукой, нагнулся и получил мощный удар в челюсть, благополучно выдержавшую зубодробительный напор.

Другой человек уже валялся бы на полу, но Вячеслав чудом устоял и успел захватить ногу бьющего, колено которого и врезалось ему в подбородок в то время, когда он, согнувшись, ощупывал больное ухо. Своими здоровенными ладонями Слава схватил нападавшего за бедро, приподнял, опрокинул на пол, а потом, взяв за грудки и за ляжку, поднял и с размаху метнул тело в толпу набегающих «голубых», разом выбив из их числа человек пять.

Сообразив, что эта тактика может быть успешной, он стал поднимать с пола упавших противников и с уханьем и ревом метать в куча-малу – в основном падали бойцы противника, иногда он цеплял и «своих», но, как сказал один покойный юморист, «вырвал я эту березу и загнал всех в воду! И городских, и своих – когда мне их сортировать-то? Завтра на работу…»

Возле учителя образовался костяк сопротивления – рядом встали американец и масаи, оборонявшие его с боков, а он шел, как ледокол, сбивая с ног противников, разбрасывая их, как кегли шаром для боулинга.

На него налетел японец-китаец, тот и правда владел какими-то приемами единоборств и быстро сообразил, что от Славы, возможно, зависит исход битвы – надо только поддать ему как следует. Вот тут Вячеславу пришлось туго – за две минуты он получил столько повреждений, что не только двигаться, стоять стало трудно – сломанный нос, подбитый заплывший глаз, рассеченные губы. Японец бил в него, как в боксерскую грушу, и если бы не крепкий костяк Славы, он уже лежал бы на полу, покалеченный или мертвый.

Впрочем, Вячеслав и так лежал бы, если бы не американец, спасший положение – тот бросился сзади под ноги японцу, применив прием регби, япошка покатился через америкашку, и через секунду Слава успел захватить рукопашника за правую ногу. Японец был небольшого роста и весил килограммов шестьдесят – Слава поднял его в воздух, размахнулся, как дубинкой, и изо всех сил хряснув об пол, намертво вышиб дух. Он, вероятно, убил противника: глаза его были открыты и не закрылись после того, как бездыханное тело подпрыгнуло, словно мяч, и осталось лежать на полу.

Бой продолжался, Вячеслав убрал со лба прядь волос и посмотрел на происходящее – «красные» зажимали «голубых», но те, выстроившись кольцом, отбивались довольно активно, наносили пинки и не давали вытащить себя из плотного строя.

Неожиданно его спину прожгло, словно огнем. Он оглянулся – охранник махал ему:

– Давай, скот, бей, круши! Чего встал, ублюдок ленивый! Бей их!

Еще удар, и Слава чуть не кинулся на четверорукого, который с улыбкой на безносом лице ожидал, что пленник бросится на него и можно будет запороть его до смерти.

Это отрезвило, бывший учитель побежал вперед, туда, где добивали остатки вражеского отряда.

Посчитав, что лучше старой тактики ничего не придумать, он крикнул:

– Чего вы толчетесь вокруг них? Хватайте лежащих и бросайте в толпу! – И показал, как это надо делать, – поднял здоровенного мужика с выбитым, висящим на ниточке глазом, и метнул его в толпу противника, сбив с ног двух наступавших бойцов. Потом бросил еще одного, еще…

Его примеру последовали остальные «красные» – по двое хватали лежащих и, как кули, швыряли в обороняющихся. Через десять минут все было кончено – из «голубых» на ногах не осталось никого.

«Красные» стояли, тяжело дыша, крепко побитые, но живые – их осталось около двадцати человек. Сколько точно – Слава сосчитать не мог – у него мутилось в голове, трудно было дышать из-за сломанного носа. Сила – силой, но он чудом выжил после атаки специалиста по рукопашному бою. Будь кости его черепа чуть послабее, осколки переносицы вошли бы в мозг, и все закончилось бы так же, как у этих несчастных – пульсация их огней прекратилась.