Индийский принц, или Любовь по заказу. Исповедь функции

– Вот эту можно, – улыбнулась.

Хозяин одобрительно кивнул и махнул рукой:

– А больше ничего не нравится? Выбирай. Еще бери.

Мне стало совсем неудобно. И так одну получила. Не наглеть же. И Винаяк уже фырчал под боком. Я подумала, что за другие придется платить, а раскошеливаться ему. Даже если я потом с его же зарплаты и верну, все равно неприятно быть должницей.

– Нет, спасибо. Все нравится, но одной хватит.

– Ну как хочешь, – пожал плечами хозяин и махнул парню завернуть в пакет.

Тот подошел ближе и игриво сверкнул глазами: флиртует. Я улыбнулась и взяла сверток. Еще раз сияя поблагодарила.

– Да не за что, – махнул небрежно хозяин. – Не каждый день ко мне ходят русские девушки, которые говорят на хинди.

Виджендра судорожно достал из кармана портмоне и вытащил пачку сотенных.

– Сколько я должен за кофту? – протянул две купюры.

Хозяин насупился и покачал головой.

– Нисколько. Я же сказал, это подарок.

Винаяк сквасился и, кинув всем до свиданья, вытолкал меня из магазинчика.

– Что ты ему такое сказала пока меня не было? – зашипел на меня.

– Ничего. Просто мы говорили о России, что там снег и холодно. О том, что мне очень понравилось в Дели, хотя еще ничего не видела, потому что первый день.

– Да? Не может быть. И поэтому он сразу подарил тебе кофточку? Такую дорогую?

– А она дорогая? – заглянула в пакет.

– Ну не очень, но все-таки. Он просто так бы не стал никому ничего давать. Я не понимаю… что в тебе такого?..

Всю дорогу до следующей остановки в магазине фильмов, он пыхтел и возмущался, бубня себе под нос, что такое в жизни не случается. Но почему я?

Когда вернулись под вечер в гостиницу и заказали порцию овощной пакоры, он снова вернулся к разговору о подарке:

– Все-таки ты особенная. Сколько раз я брал с собой Риту, армянок, других, но никто им ничего не дарил. И вот тут тебе. Странно. Наверно, тебя как видишь, сразу влюбляешься. Я тоже, когда тебя первый раз увидел, ты мне сразу понравилась. Я был очень рад, что Нагендра Комат предложил тебе у меня поработать.

Я сразу поняла к чему он клонит. Обычная лесть, чтобы затащить в постель. Я только усмехнулась: спасибо, и принялась за свои с утра оставленные фрукты.

Когда смеркалось, мы возле своего отеля поменяли авторикшу на велосипедного и отправились в сторону Садара, пересекая безсветофорные перекрестки. Ужасная повозка пугала меня своей покатостью и отсутствием поручней. Я поглядывала, как другие спокойно восседали на подобных – привычка, я же только и вскрикивала при каждом столкновении с машинами, телегами, коровами и обещала себе никогда больше не ездить на рикшах.

Любопытные мотоциклисты объезжали нас и уже, не глядя перед собой, оборачивались на меня, сталкиваясь с другими зеваками. Пользуясь моим страхом, Виджендра держал меня за руку, приговаривая, что с ним я не упаду. И я верила и держалась за него, потому что во что еще было верить.

Слава богу, ехали так не долго. Вылезли в ужасных трущобах, где продавали буквально все: от бижутерии до телевизоров.

Незадолго до нашего приезда тут прошел праздник встречи весны – холи. И теперь беднота дотаскивала рубашки, майки, брюки с цветными пятнами краски, даже дикие коровы и собаки лазили, словно вымазанные йодом и зеленкой.

– Не отставай от меня, иначе потеряешься, – предупредил Виджендра, протискиваясь сквозь толпу к распродаже дешевых трусов и носков. – Тут всегда дешево. Я в Москве одежду не покупаю. Разориться можно на одних носках, – засмеялся. Я тоже.

В эту минуту кто-то наглый пощупал мои бедра. То ли ругаться и драться, то ли спрятаться за Винаяка. Я так растерялась, что пока раздумывала, момент упустился и я осталась с неприятным осадком в душе. Словно меня выпачкали грязью, а умыться негде.

– Я специально вожу тебя с собой, чтобы ты привыкала, запоминала. Потом будешь за товаром одна ездить. Я устал. Вместе поедем только в Пакистан и Дубай. Вот в Дубае та же Индия, только чисто. Ты себе представить не можешь, сколько там живут индийцев, на каждом шагу. Но там ужасно жарко. Плюс пятьдесят. Хуже чем здесь. Ну сама увидишь.

Мы переступили канавку, в которой бежали друг за другом длинные серые крысы. Тесные узкие лестницы. Третий этаж недостроенного дома. И мы в типографии. Тут лепят огромными тиражами яркие плакаты болливудских звезд, календари, наклейки. Тут грязные и уставшие копошатся, разбирая по стопкам скользкие листы, режущие пальцы, женщины и подростки. Младенцы-голыши самостоятельно лазиют по тюкам. Ни учебы, ни бизнеса им, ни перспективы. Для них Индия – не экзотика, а суровая правда жизни. Они как тараканы, сбившиеся стаей перед отравленным печеньем.

Мне мир не переделать и я стараюсь не думать с болью в сердце о всех нищих и обездоленных планеты. Смиренно жду, когда Виджендра наберет себе стопы самых популярных и раскупаемых для Москвы киногероев.

Но проходит час, другой, третий и я от однообразия и приглушенного шума станков в другом зале теряю самообладание.

– Ну потерпи еще немного. Я понимаю, как ты устала, – жалостливо просит Винаяк, я киваю и сцепливаю зубы, чтобы не завыть.

Когда наконец этот ужас кончается, мой босс просит выбранные плакаты упаковать и с посыльным доставить ему в отель. А мы спускаемся – улицы уже немного притихли, над головой ночь, потому что темнеет уже в половине седьмого – снова берем рикшу и, слава богу, благополучно добираемся до нашего района.

– Теперь пойдем поедим и купим тебе обувь. Мне совсем не нравятся твои резиновые, – фыркает Виджендра, указывая на мои мыльницы, как называли пластиковые и резиновые туфли, пришедшие в моду из Китая в девяностых и оставшиеся в памяти народной под этим смешным названием.

Мы зашли в ресторанчик, где теснились многочисленные французы средних лет. Заказали на выбор Винаяка то, что не сготовишь дома, особенно в Москве. Разные гарниры из индийских овощей, которых даже названия не знаю. Тут расчитано в основном на туристов, потому и не шибко остро. Особенно понравились мне бесплатно прилагающиеся на закусь маринованные луковки и в конце ужина для свежего дыхания зернышки фенхеля.

Сандали мне после ужина выбирали долго. У меня кожа белая, тонкая и чувствительна ко всяким мозолям – секундное дело превратить ноги в мясо. Поэтому искали «нарам» – мягкие, из натуральной кожи. И нашли. Виджендра не пожалел выложить за них около двухсот рупий и сказал, чтоб я сразу же и обулась, положив свои резиновые в пакет. По дороге в отель купил мне диковинных фруктов, кроме манго запомнила название лишь одних —чику – похожие внешне на картошку, а вкусом на переспелую хурму. Приторные, с крупными черными косточками внутри.

После вчерашнего инцидента-приставаний, я боялась возвращаться в номер и все оттягивала время. Но что делать. Придется опять отбиваться.

Оказалось, что нас перевели в тесный номер с одной двухспальной кроватью. И тогда у меня аж внутри все закололо. Договорился, гад.

– Эта комната дешевле, – заметил Винаяк, доставая из пакета мои трусы, которые повесила в прежней комнате сушить на батарейке. Залилась ли я лиловой краской или сдержалась, не видела со стороны. Но вырвала белье и кинула к себе в сумку.

Включили телевизор. Винаяк пошел принимать холодный душ, а потом с арахисом умял пол-литра неразбавленного виски.

– Устал. А это помогает отдохнуть. Ты не думай, я не алкоголик.

– Я и не думаю.

Попробовал меня обнять, я отстранилась и предупредила, что никакой близости между нами не будет.

– Я думал ты меня отвергаешь, потому что не верила, что я возьму тебя в Индию, что возьму с собой из номера погулять по Дели. Доказал тебе, что ничего для тебя не жалко. И в ресторан. И обувь купил. А ты все равно не соглашаешься. Почему ты такая холодная? Разве тебе секс не нужен? – почти заплакал пьяненький.

– Нет, – а сама подумала: не с тобой сушеным крючком.

Он обиженно отвернулся и почти сразу захрапел. Я, уставшая за странный необычный день, тоже захотела на боковую. Решила спать с краю. Едва спустилась в глубь подсознания, как Винаяк закричал сквозь сон, дико забормотал. У меня от страха сердце гулко забилось и я проснулась. Он начал пинаться, брыкаться, махать кулаками, угрожая кому-то невидимому и пошел кружиться по всей кровати. Я схватила простынь и соскочила на пол. Постелила себе у двери, так что слышно было сопение спящих, как стороживые псы у порога, служак, и так промаялась до раннего утра, пока Винаяк не проснулся отлить.

– Ты чего на полу делаешь? – напугался он.

– Ты толкался, кричал всю ночь. Я и ушла.

– Правда? – задумался. – Просто я устаю очень. Поэтому ночью плохо сплю. Поэтому просил тебя быть со мной. Одному мне еще хуже бывает. Давай ложись на кровать, я уже не буду толкаться.

Я перебралась на прежнее место и устало уснула, слыша, как вернулся Виджендра и обнял меня за шею, прижавшись головой к плечу. Не было даже сил оттолкнуть его. Но он, к счастью, безобидный. Без моего позволения ничего лишнего не посмеет.

Так мы проспали до ярких звуков, долетающих с улицы. Окна в номере не было и потому включили свет.

Сегодня выходной. Воскресенье. И сегодня идем по достопримечательностям. Как все-таки здорово, что я согласилась поехать в Дели. В груди радостно прыгали эмоции и бились вырваться наружу.

Принесли утренний чай и услужливый симпатичный парень, постоянно восхваляющий как глашатай мою красоту, специально для меня купил яблочный сок. Винаяк поел горячих алупарата – лепешки с картошкой. Угрожал, что если я сейчас с ним не позавтракаю, то неизвестно когда еще поем. Меня это ничуть не испугало. Жарким летом без еды можно обходиться очень долго, была бы вода. А соку себе я всегда закажу.

На несколько минут я осталась одна, пока босс бегал заказывать такси. Вернулся и мы отправились на прогулку.

Шофер, кудрявый усатый мужик, похожий на комедийного грузина Мкртчана, включил радио. Там снова модная «Бивафа». Как человек, верящий в знаки, в то, что Вселенная постоянно через все с тобой разговаривает, я не могла понять, почему именно меня постоянно называют неверной. Относила это к себе, если поют в моем присутствии. Но ведь мне изменять некому. Я свободна. А Винаяку? Разве я предала его, что не захотела стать его любовницей? Я сразу говорила, что ничего никогда не будет. Он не поверил и обнадеживал себя попусту. Где ж тут моя вина? Совесть говорила, что на ней нет ни пятнышка. И я решила: песня как песня. Пока думала, приехали к Президентскому дворцу, откуда открывалась перспектива к далекой Арке – Воротам Индии, через похожие на Елисейские поля лужайки.

– Теперь посмотрим один храм, – взял меня за руку Виджендра и пожал ладонь. – Спасибо, что согласилась поехать со мной. Одному всегда скучно. Нет компании погулять. А так даже есть кому меня сфотографировать.

В ответ я только улыбнулась. Я ведь не с целью самопожертвования захотела слетать на три дня заграницу. Сама по себе эта первая поездка – целое приключение. Не каждый даже в наступившем двадцать первом веке при относительно свободных выездах может позволить себе даже в многомиллионной Москве выехать зарубеж. Пока еще не наступило светлое будущее, когда, для хотя бы многих, это будет равносильно вылазке на выходные покопаться на даче в крапиве. И уж тем более для меня.

Мы вышли из машины и направились к розовому резному храму.

– Это Лакшми Нараяна, – указал на него Виджендра, – я очень люблю это место. Храм новый, в двадцатом веке построили, но в нем много силы. Как это объяснить… святое место тут, мистик, понимаешь? Что попросишь – все исполняется. Так что пока поднимаемся, придумай, что пожелаешь.

Как человек не очень религиозный, временами даже больше атеист, я все равно продолжала верить в исключительные чудеса и волшебные палочки: взмахнул, щелкнул пальцем и вот тебе, что хотел. Вот и к этому храму отнеслась сразу с почтением, а вдруг и правда сказочное место, вместилище эдаких добрых фей, что могут из золушки сделать принцессу.

Меня пропустили в отдельную комнату для иностранцев, чтобы я могла там под бдительной охраной разуться. Фотоаппарат отбирать не стали, но предупредили ничего внутри не снимать.

– Какие к тебе почести особенные? – завистливой змеей зашипел мой протеже, когда мы встретились с ним на лестнице. Я не ответила.

Прохладный мрамор ласкал ступни. Спускающиеся навстречу люди останавливались, глядя на меня, словно ожившую богиню. Я побарывала в себе неловкость. Особенно удачно получалось это, прячась под солнцезащитными очками.

– Знаешь, почему они все на тебя так смотрят? – шепнул Виджендра.

– Нет, почему?

– Потому что в Индии есть примета. Когда ты в первый раз увидишь белого человека – загадывай желание и оно сбудется. А если тебя захотят потрогать, значит сбудется даже не одно желание.

– И правда сбываются? – приподняла недоверчиво уголок губ.

– Люди верят. А во что веришь, то и происходит. Ты не забыла про желания, чтобы попросить у Лакшми тут в храме?

– Нет, – как только он еще снаружи сказал мне о возможности чуда, я ужаснулась от множества нахлынувших желаний. Что же хочу: жить в Москве? Найти высокооплачиваемую работу? Поступить на французское отделение в колледже при МГУ? Стать знаменитой и богатой?.. и тут как молния, меня осенила одна единственная мысль-любовь. Я знаю, чего действительно хочу без всяких «но».

– И что попросишь? – лукаво заглянул мне в лицо. – Часто ездить в Индию?

– Нет, – я покачала головой. – Это личное. Я скажу это только богине.

Виджендра обиделся и насупился.

Мы поднялись на просторную, залитую золотистым солнцем веранду. Из нее направились в тенистую арку, под которой в зале с ароматным дымком в нишах стояли парочки влюбленных воркующих богов. Перед ними коробки с прорезями, куда люди кидали бумажки с желаниями и рупии, чтобы просьбы поскорее исполнялись.

Мы подошли ближе и встали напротив, сложив молитвенно ладони у груди, как хиндуисты. Виджендра закрыл глаза и его губы беззвучно зашевелились. Я взглянула на мраморные парочки и резкая тоска обожгла грудь.

– Любви! Вот чего я хочу! – почти взмолилась. – Вы тут стоите вместе, вы любите друг друга, вам хорошо. Вы счастливы. Я тоже хочу быть счастливой. Я одинока. Я хочу красивого нежного умного парня. Хочу, чтоб мы с ним очень сильно любили друг друга. Хочу великую настоящую любовь, как в кино, как в книгах, о которой мечтают и не верят. Вы можете, потому что у вас такая есть. В вас верят миллионы, значит вы существуете. Значит у вас есть сила и возможность мне помочь. Я прошу только любви и счастья.

Виджендра открыл глаза и протянул мне пятьдесят рупий одной купюрой.

– Вот, возьми. Я хочу, чтобы ты положила за нас двоих. Твоя рука —это хорошо. Сразу подействует.

Я не стала расспрашивать, почему он так решил, и опустила мятую бумажку в щелку. Появился из-за алькова ничего не видящий пандит с мантрами в руках. Он обходил с бормотанием статуи и мотал, как заведенный, головой.

Мы осмотрели весь храм, куда пускали посетителей. Я восхищалась свежестью и яркостью, величием и совершенством форм, красок. На прощанье стукнули по колоколу. И чтобы оставить себе на память этот удивительный и легендарный мандир, обошли его с боку, куда вел путь в парк. С гигантскими добродушными слониками из розового камня, с лужайками для пикников с видом на храм, с искусственными ручейками, фонтанчиками с магическими кобрами посредине. И в этом парке укрывались от полуденного зноя многочисленные семьи, из под тени кипарисов, лиственниц и пальм, зорко следившие за мной.

Мы пофоткались и вернулись к машине, поехали осматривать следующие достопримечательности.

– Сейчас мы сначала заедем в один магазин, – шепнул Виджендра, чтобы шофер его не услышал, как будто мог понять по-русски. – Это всего на пять минут. Походим, посмотрим. И ему за нас дадут комиссионные. Тут в Индии так принято. Увидишь.

Машина завернула в тесный проулок, где не разъедутся два встречных авто, и остановилась у белого одноэтажного магазина. У порога нас уже поджидал зазывала, вскочил и согнулся вдвое, подметая травяным веником невидимую пыль перед нами.

Мы вошли внутрь и очутились в пещере сокровищ Сим-сим. Только разбойники стояли за стойками или ходили по залу, предлагая чаю, воды и раскошелиться. Чего здесь только не было. Я ахнула от скопления в одном месте золотой и серебряной парчи, шелков, серебряной посуды, мраморных статуэток, самоцветов, украшений, достойных самых прославленных королей. В середине разместилась даже настоящая мебель махараджей. Ковры с драгоценными камнями висели тяжело на стенах. С них сверкали и манили топазы, аметисты, розовый и белый жемчуг, сапфиры, равных по величине которым не сыскать, наверно, даже у короля Саудовской Аравии. Бриллианты и рубины горели в золотых оправах в виде мужских и женских перстней, серег, браслетов. Увидела на витрине и миниатюрные шкатулки-секретницы из малахита. Не успела моргнуть глазом, как черная влажная рука протянула мне фантастической красоты ожерелье из граната, такого сочно-насыщенного, что захотелось съесть, как если бы камушки ожили и превратились во фрукт.

– Что ты хочешь, выбирай, – шепнул обольщающе Виджендра.

– Но тут же все дорого, – развела я руками. Зачем предлагать выбирать, если он ничего мне тут не купит, а сама я вижу такую роскошь впервые. Обернулась, чтобы с некоторой завистью взглянуть на двух радостно-возбужденных европейцев, что за чаем уже скупали восточные материи.

– Неужели ничего не нравится и не хочешь? – снова шепнул лукаво Винаяк.

– Наоборот, мне здесь нравится все. Я все хочу. Особенно тот набор посуды из серебра, достойный султанов из сказок «Тысячи и одной ночи», кувшин, поднос и шесть миниатюрных бокальчиков для кофе. А еще то ожерелье гранатовое, что продавец показывал.

Мой работодатель усмехнулся:

– У тебя зарплаты не хватит все это купить.

– Потому и не за чем было спрашивать, – усмехнулась в ответ.

– Ладно, идем. Шоферу уже заплатили за нас.

Провожая нас голодным жадным взглядом, продавцы оскалились, выдавая за приветливость желчное отчаяние.

Не успели мы залезть в машину, как она уже остановилась перед крепостной стеной, за которой величаво парила в небо знаменитая башня.

– Это Кутуб Минар – символ Дели, – гордо указал на нее Винаяк и встал в очередь, купив мне туристический билет за пять долларов, а себе, как местному, за пять центов.

– С этой башни раньше очень много людей вниз падало, – продолжил он, когда мы прошли внутрь. – С женой разведется кто – тынц с башни. Плохой студент экзамены завалит – тоже вниз головой. Кого жених бросит или с работы уволят – все бегут прыгать с Кутуб Минара. Поэтому вход на нее закрыли. Теперь только снизу на нее смотри и восхищайся.

Развалины древнего дворца, бывшего чьего-то владычества. Остались лишь жалкие крохи, редкие каменные следы, нераскуреченные вандалами надгробия. Как же быстротечна жизнь и как сурова. Ведь жили когда-то крепкие сильные и красивые люди. Любили, мудрили, ели, пили, болели. Ушли и кто сейчас их знает? Кто помнит о них? Вот так пройдут века, тысячелетия и другие люди, ультрасовременные, посмотрят на развалины спальных районов, типа Солнцево в Москве, или на Лубянку и тоже скажут: смотрите, здесь творилась история. А какие они были люди до нас, то есть уже мы, они не скажут. Даже фото и кинопленки не покажут всего того, что было в действительности. Утешает лишь, что о нас потомки узнают больше, чем мы о предках. Мы оставляем после себя не только руины и парящие башни, мы оставляем знания, кино, картины, книги. И нас будут переиздавать, переснимать, чтобы прочувствовать то же, что чувствовали мы, как мы сейчас экранизируем по двадцать раз того же Дюма и ставим Достоевского. И все мало.

А Кутуб Минар – он похож на полигон, на космический аэродром. Башня служила маяком. Вторая, недостроенная – вообще имеет вид разобранной ракеты.

– Смотри, как все на тебя смотрят, – с гордостью нашептывал Виджендра. – Когда я ездил с Ритой, она одевалась в сари или шальвар-камиз и ее принимали только за светлокожую индианку. Мне нравится с тобой гулять. Все мне завидуют.

Остановились перед железным толстым столбом, вросшим в землю внаклонку. Огороженный от любопытных ладоней толпы, он отражает солнечные блики и будто кряхтит.

– Ты знаешь, что это легендарный столб. Он намного древнее самого Кутуб Минара. Даже они, кто строил здесь все, не знали, откуда взялся этот столб. Он сколько стоит здесь, не ржавеет и не падает. Чудеса, правда?

Я взглянула на огромный скипетр великана и пожала плечами: ну что тут удивительного. Говорю же, что местечко на полигон похоже. Наверняка перволюди-инопланетяне и воткнули. Застолбили за собой земличку. Потом забыли вернуться или передумали.

Мне это объяснение показалось простым и логичным, даже если научно не доказанным. Какая разница, ведь все равно никто загадку не разгадает, так почему мне из-за нее убиваться и мучиться.

Нагулявшись и нафоткавшись, мы вышли к машине, но ее не оказалось на стоянке.

– Ты постой пока у входа, а я поищу, – оставил меня обескураженную одну стоять на виду у толпы зевак босс и убежал. Как только он исчез, ко мне набежали со всех сторон: а можно вам руку пожать, а можно ваши волосы на память, а можно с вами постоять, а сфотографироваться? Мадам, возьмите, плиз, ребеночка за ручку, чтобы он, когда вырастет, показал всем снимок себя с вами. Мэм, а вы откуда? О! мэм хинди ати!

Виджендра пришел вовремя, раскидав всех и вытащив меня из толпы.

– Нашел шофера. От отъехал на дорогу и ждал на обочине. Вот и он.

Пока амбасадор подъезжал и разворачивался, из проезжающей битком набитой детьми машины, мне слали поцелуйчики и махали руками.

– Да ты тут популярна, – усмехнулся Виджендра и усадил на заднее сиденье.

Храм бахаи в виде каменного цветка показался еще издали, один из знатных символов Дели. Кто не посетил Лотос, тот не был в столице.

Машина припарковалась рядом с воротами и мы с Винаяком вошли в зеленый ухоженный парк, все тропинки в котором вели к храму. Я так радовалась, что себя не помнила. Все казалось сказкой, ожившей легендой. Переплились реальность и вымысел… и среди всего этого возникает неожиданный образ.

Четкие яркие черты лица. Широкие брови. Островатый длинный нос, похожий на арабский. Большие глаза. Романтическая непобритость в лице. Нормальное телосложение: не худ, не толст. Держится прямо. Одет стильно. Пышная шевелюра и не кудрявый, что меня неприменно бы оттолкнуло. С детства не приемлю даже сильно волнистые волосы у мужчин. Противно. Если б знать почему.

Он смотрит с восторгом, обожая. Как красиво. Горячий воздух. Пылкое солнце. Пряные ароматы цветов. Индия – сказка моего детства. Второй день пребывания. Кружится голова от восторга. Вчера были только рынки, торги. Сегодня уже храмы, сады. И это красивое лицо… но исчезает моментально, будто и не появлялось.

Я иду по красным плитам дорожки. По обеим сторонам розовые клумбы, за ними – салатовые газоны. Легкий зеленый ковер, мягкий, волнующий. Манит. Дома сейчас грязный серый снег, временами выглянет солнце и осветит желтым мокрые стены домов. А здесь лето в самом разгаре. Все поет. Цветет. Дышит. Я тоже дышу каждым дуновением. Каждой взлетевшей в воздух пыльцой. Чирикают чужеземно пташки. Их трель бальзамом ложится на душу и щемит, блаженно, сладостно. Как струны ситары переливаются вдали сигналы машин. Звон в голове. Не от жары – ее я почти не чувствую, млею. Не от яркости красок и непереносимых глазам лучей – спасают очки. Звенит воодушевление. Я парю. Ноги словно не касаются земли. Я над всем этим миром. И от волнения звенит. Это мои мысли: стукаются друг об друга, не могут собраться воедино. С ума посходили от радости. А я их и не гоню. Пусть порезвятся. Мне же хорошо!

Навстречу идут толпы. Мужчины. Женщины. Молодежь. Все как один не могут отвести от меня глаз. Неужели они не видели никогда белого иностранца?! Тут же олно туристов! Для меня – дикость. Высоко поднятая голова не позволяет стесняться и прятаться. Слава – это замечательно. Даже пьянит. Пусть никто тут не знает твоего имени, но ты у всех на виду. Все толки только о тебе. Кто-то без стеснения даже кажет пальцем в мою сторону. А потом сравнявшись и пройдя дальше, все еще оглядывается вслед: неужели я не мираж и им не кажется белая кожа, золотые волосы, парящий силуэт. Я настоящая. Только для многих так и останусь загадочным призраком.

Красно-черный полосатый свитер. Обогнал нас. Обернулся. Тут я его и заметила. Черты резко встали перед глазами и отпечатались в голове, на сердце. Разве так бывает? Внутри все мигом замерло. Биение остановилось. Было ли дыхание? – не заметила. Сон? Видение? Снова он. Такие черты лица – в них все, что я искала от идеала мужчины. Красота. Мужественность. Экзотичность. Четкость. Живописность. И взгляд. Это не пресмыкание, не заискивание, как у многих за полтора дня здесь. И не грубое похотливое желание белого тела. В этом взгляде я увидела себя со стороны: я —богиня. Я – мисс мира. Я – все.