Птица дивная

– Прошу прощения, но я не хочу продолжать этот разговор, и пришла к вам сейчас не для этого. Вы пригласили меня вчера! Зачем?

– Не горячись, я не злобно, а по-свойски… Русанова, ты погубила! В овощ его превратила, а ведь он крепкий мужик и ни когда не был волокитой! Значит, все для него было более чем серьезно!

Я, молча, взяла со стола принесенную мною папку и хотела уже уйти, но Абинякин – остановил меня – перегородив дорогу собой.

– Я хочу общаться с тобой. Не могу отказать себе в этом желании – прости, что так откровенно!

Я, оттолкнув его к стене, вышла из кабинета и побежала по коридору, потом по широкой лестнице на первый этаж. Я задыхалась от тошнотворного воздуха, в котором вопреки постоянной духоте и затхлости, струился и находил для себя место – запах свежести – запах моих духов – некий шлейф моего присутствия! Мне показалось вдруг, что из каждого кабинета тянутся руки – липкие, влажные – в надежде вцепиться в меня и прилипнуть к моему телу, к моим волосам… Взгляды, улыбки – от всего этого тошнило и начало вызывать только одно – желание срочно принять душ! Смыть все это и забыть!

– — – — —

…Не задаваясь вопросами, как я и где, и что со мной происходит, Сергей между тем – пил меньше и реже – пытался бороться с собой, с приятелями, которые заманивали его постоянно на карточные турниры с плавным переходом в потребление спирта. Часто вспоминал Вадима Никитина. С его слов – они общались, поддерживали отношения, в основном по работе. Сергей чувствовал неловкость передо мной. Наше чудесное переселение в новую квартиру не давало ему покоя. А о моем поступке в штабе полигона, с вызывающим зависть, предложением – он узнал от Вадима, который, оказалось, был в тесной связке с генералом. Шила в мешке не утаишь, со временем он узнал о происшедшем в ту пору со мной во всех деталях и, не смотря на то, что я всячески старалась избегать в разговорах с ним эту тему – ревновал, очень странной ревностью. Замыкался всякий раз, как «посыльный» с пожеланиями и приветом от генерала – появлялся в дверях нашей квартиры.

– — – — —

Заканчивался май. Все больше становилось «сухих» дней и все жарче они были. Надо было срочно, до жары, отправить дочь к родителям в Подмосковье. Я купила билет на самолет, воспользовавшись, в очередной раз, бронью, которую для меня так любезно, организовал Вадим. Очередь на один единственный рейс, летающий в Москву по пятницам и один раз в день, была огромной. Все, кто мог, стремился вывезти детей – подальше, от надвигающееся жары, песчаных бурь и огромного количества ядовитых насекомых, которые были повсюду, с мая по октябрь: фаланги, скорпионы, выползающие даже в мойки по утрам.

Отпросившись у командира, я увезла Надюню и, через два дня вернулась обратно – с чувством выполненного долга. Муж меня встречал с Алатарцевым. Оба балагурили и рады были моему возвращению.

– Мать, ты представляешь, наш старый друг – великий заправщик космических агрегатов – женится, наконец! – объявил Сергей.

– Алатарцев, ты опять женишься? В который раз я это слышу? – удивилась я, не в силах сдержать смех и иронию.

– Я, конечно! Анжелика, ты не представляешь, как рада Марина – наконец-то, я позволил себя заарканить!

– Вот это да! И когда? Вы столько раз отменяли все, а потом я слышала какой-то невнятный лепет о веских причинах, – продолжала сомневаться я.

– Через две недели мы расписываемся! Здесь!

– Ну, слава Богу! Я так рада за вас. Ведь ты крутила-воротила – еще та! Бедная Марина! Мы – смеялись, обсуждали подробности этого события и незаметно приехали домой.

– Пусто без Надюшки, но и по-другому – нельзя – слишком все серьезно, да и не спокойно здесь становится, – с грустью в голосе произнес Алатарцев, оглядывая ее комнату. Он невзначай коснулся той темы, о которой я все время хотела поговорить, но забывала.

– Что ты имел в виду? – заинтересовалась я.

– Да стройбатовцы задумали не доброе…, а нам командование – лекции читает о возможных бунтах на национальной почве и их, яко бы – ущемлениях и голодовках. Как будто ущемления происходят от нас, рядовых офицеров. Плутовство, какое-то.

– Вот это да! Неужели это правда? Людмила недавно об этом упоминала.

– Анжел, еще какая, правда! Может случиться так, что в один прекрасный день, твой муж приедет домой с оружием!

– Как хорошо, что я ребенка увезла… Ужас…

– Не то слово! Алатарцев открыл окно и закурил. – Есть все основания полагать, что этот бунт начнется с той площадки, на которой ты работаешь и Людмила. Она – самая ближняя к городу. И именно в области вашего управления – этих людей больше всего.

– Подумать только, – заламывая пальцы, произнесла я.

– В общем, ребятки, дружно готовимся к моей свадьбе, а остальное – по факту! Алатарцев, как великий гуманист, вовремя перевел разговор в нужную колею, и всем сразу захотелось кофе, который я бережно привезла с собой, как великий дефицит.

– Что же вам подарить? – раскладывая на столе салфетки и приборы, спросила я.

– «Бочку варенья и корзину печенья»! – загремел красивым баритоном Алатарцев. – Что бы жизнь моя стала, как в сказке. А если честно – не надо мне подарков, главное, что бы вы пришли, а остальное сведем к приготовлению пирога и холодца, помнишь, Маринка тебя просила? Если не сложно, конечно…

Дворец бракосочетаний утопал в солнечных утренних лучах, шарах и музыке. Субботний день предвещал давно ожидаемое всеми присутствующими, рождение новой семьи. Огромный зал с колоннами и большим, белым столом – встретил нашу компанию скрипичной музыкой. Улыбающаяся женщина, средних лет, пригласила всех к церемонии. Мой муж был назначен свидетелем Алатарцева, по его высочайшему желанию, а Ольга – Марины. Родители, сослуживцы – все как у людей. Волнение нахлынуло, слезы на глазах, цветы, Мендельсон!

– Надо же, подумать только – чувствуешь себя этаким пращуром, у которого уже все позади, – шептал мой муж. Я «светилась» от радости за них. Приятно было покупать цветы для этого вечного мальчишки и Маринки, которые похожи были сейчас на будущих пионеров перед присягой. Забавно.

– Ой, они целуются! Все! Ура…! – закричала я, но мой голос уже растворился в гомоне и криках окружавших меня друзей и знакомых.

– Ну что, окольцованные! Как ощущения? – спросила я

– Анжелика, если честно, то я не знаю во что я вляпался! – с улыбкой Алена Делона ответил Алатарцев, но Маринка – хорошая девчонка и это успокаивает.

Мы редко навещали их, потому что всегда казалось, что Марина крайне щепетильно относится к друзьям своего, теперь уже – мужа и к их женам. Страх потерять Алатарцева, прослеживался даже в ее манере все время поправлять свои роговые очки. Дурнушка с добрейшей душой и Алатарцев – высоченный «гусар» – киношный типаж, удалого разухабистого щеголя. Мезальянс, казалось бы – внешний, но на любое противоречие всегда есть своя закономерность и состояла она в данном случае в том, что душа Алатарцева очень была похожа на Маринкину внешность. Это их очень сближало. Копошась в своих комплексах, они всегда находили точки соприкосновения и смотрели на мир в четыре глаза и в одном направлении – как мне казалось.

Застолье после церемонии состоялось на квартире у Алатарцева. Большая «двушка» в новостройке, такая же, как у нас – вместила всех приглашенных. Мы с Людмилой пытались управлять торжеством – экспромтом, в духе нашей дружбы. Кто танцевал, кто пел и музицировал на гитаре. Много курили и болтали о будущем

Алатарцев на некоторое время «ушел в себя» – сидел за столом и что-то писал карандашем на тетрадном листке. Марину обхаживали родители Сергея и ее родня. Людмила – растяпа, пролила на мое алое шифоновое платье компот и устроила возню с солью и салфетками.

– Слушай, а где ты купила такое платье? – спросила она, собирая на совок остатки соли.

– Есть такой магазин в Москве – ЦУМ называется – там и купила, – игриво ответила я.

– В нем ты похожа на птицу… как же оно тебе идет! Сама жгучая такая и вдруг алый цвет… Людмила бросила веник в угол и взяла в руки фужер. – Предлагаю выпить – за нас и нашу дружбу в этих чудесных песках! Она выпила до дна и захохотала над какой-то чепухой, о которой внезапно вспомнила. А я начала высмеивать нашу неповоротливость и разлитый компот на мое платье.

– Анжелика, я так хочу курить – не могу больше терпеть! Пойдем со мной, пока Семен не видит. Не замеченные ни кем, мы вышли на балкон. Теневая сторона. Блаженство после кондиционера – будто в духовой шкаф погреться зашли.

Через некоторое время, в балконных дверях появилось добрейшее лицо Алатарцева. – Ага! Вот вы где! А ну – брысь за стол! Потеряли мы вас, девушки. Не уважаете вы меня совсем!

Пришлось подчиниться и мы друг за другом вернулись к столу. Новоиспеченный муж – поднял руку и попросил внимания, с трудом удерживая равновесие от излишне выпитого. Кто замолчал, а кто даже не услышал и продолжил, и петь, и танцевать. Он развернул тетрадный лист и торжественно начал читать – с жестами и выразительно – то ли «Оду», то ли признание – в стихах! Из всего текста я, занятая разговорами с Людмилой, успела уловить только последнюю строку: «Богиня Анжелика – в ночи!»

Мы с Людмилой переглянулись. За столом наступила короткая пауза, после чего такое началось! К нам – обходя соседние стулья, стремительно подошел мой муж и резко отодвинул Людмилу в сторону. После этого, взял меня за руку и потащил к выходу, при этом, я едва успела сорвать с вешалки свою сумочку.

Вся сцена с нашим исчезновением прошла на удивление быстро. Хмельные гости едва сообразили, что произошло, и только это, уходя, я успела заметить. Ужас сковал мое тело и мозг. Я чувствовала, что теряю способность и двигаться, и думать, и говорить.

Был уже поздний вечер. Сергей уложил меня в постель и приглушил ночник. Засыпая, я испытывала огромную благодарность мужу за редкую заботу и внимание, и не меньшую благодарность к Людмиле, которая умудрилась напоить меня красным вином, благодаря которому я улетала сейчас в бесконечно – желанные для меня просторы сновидений.

– — – — —

Раскинув в стороны руки, не открывая глаз, я нежилась в уютной постели и наслаждалась покоем. Шелковое черное постельное белье, прохладное и легкое, приятно обволакивало мое тело, волосы волнами струились по большой подушке. Где я? На небе или на земле?

Я открыла глаза. По стройной ноге скользил солнечный луч. Аромат жасмина, нежный запах, был частью меня! Прозрачные руки утопали в нежности шелка… Моя, едва прикрытая нагота – не смущала меня… ни сколько.

Я одна, в пустой квартире. Сергей, видимо, уехал рано утром. На столике – лист бумаги с посланием…, наверное, от него. Что в нем? Читать – не читать? Нет, не буду… потом! Все – потом!

Широкая чашка прозрачного коричневого стекла – полная клубники. Это – мне…, несомненно, эти ягоды приготовил для меня мой муж! …Какое красивое утро, и какое счастье, что ни кого нет, ни кто не тревожит меня сейчас!

Послание от мужа на журнальном столике – манило к себе, но я не решалась приблизиться к нему – не решалась прочесть. И все же – что там? Разогревая свое любопытство, я вдруг разозлилась – злостью ощетинившийся кошки. Захотелось смять его, не читая или – сжечь. Именно – сжечь! Как сжигают все тайное и опасное!

Оставив в покое мысли о муже, я встала с постели и плотно задвинула шторы. Мрак и покой стали все гуще – как я и хотела. «Лунная соната», как зов из параллельного измерения – увлекла за собой в забытое – былое. Сколько вопросов, оставшихся без ответа! Сколько всего причудливого и не понятного окружает меня – постоянно и удивляет все сильнее!

– — – — —

Я обернулась на звук закрывающейся двери и чьих-то неторопливых шагов. Людмила, улыбаясь, приближалась ко мне – все ближе и ближе. Мне пришлось вернуться в реальную жизнь – проснуться, осознавая присутствие другого человека совсем рядом со мной. Сон – закончился. Пора…

Красивая и свежая, явно в хорошем расположении духа, Людмила поздоровалась со мной и протянула пакет с чем-то, видимо к чаю.

– Ну, конечно, кто бы сомневался в том, что ты придешь с пустыми руками! Что у тебя в пакете? Я так голодна, что даже клубники не хочу!

– Как ты, моя нимфа? Выспаться удалось?

– Еще как! Глянь – почти двенадцать, а я приняла вертикальное положение десять минут назад!

– О, клубничка! Твой принес?

– Ага, приятно так – проснуться, а тут тебе сразу проявление мужской заботы, – произнесла я, пробуя бордовую и спелую ягоду, следуя за Людмилой в кухню – туда, где она сразу же начала хлопотать и напевать свою любимую песню «о медведях» из «Кавказской пленницы». – Я смотрю, ты – то же Зацепина уважаешь?

– Да, есть такое дело, – заглядывая в сахарницу, ответила Людмила.

Я присела к столу и положила на руки подбородок. – Вот ведь, какая ты! Знаешь, что я сгораю от нетерпения, а ты? Что вчера было – потом, когда мы ушли?

– Я вот думаю, – отвлеченно, разглядывая меня, произнесла Людмила. – Куда тебя спрятать так, чтобы не нашли? Так ведь найдут же, демоны! Сразу бы люди зажили спокойно. Прав был Русанов – утопил бы тебя тогда и сразу бы у всех мозг на место встал.

– Спасибо, тебе, подруга…, не получится, сама понимаешь, «Планида у меня такая!»

– Причем тут это? – закричала Людмила, с яростью бросив в мойку нож.

– Да притом! С детства у меня все так! Когда мне было пять – моему жениху – тридцать два! – закричала я. – Ходил и подарки дарил! Родителей моих посещал и повторял им, чтобы берегли, а он будет растить меня для себя! И не только это! Масса еще всего было и похлеще!

Людмила замолчала и стала доставать сигареты из сумочки. – Алатарцев – идиот, туда же! Ты знаешь, что вчера было? Нет, не знаешь! У тебя вон Бетховен с утра и клубничка! – бросив пачку сигарет на стол, продолжила она. – Он хотел убежать за вами, а Маринка перекрыла ему своим телом проход и руками за косяк вцепилась и слезы у нее градом по щекам. Он весь вечер на полу потом просидел в коридоре. Вот и представь теперь – какое «амбре» у вашей дружбы! Анжелика, а ведь это была свадьба!

Я молчала и кивала – в полной прострации. – А о его симпатиях – понятия не имела.

– Да, для всех это был сюрприз! Такой вот свадебный компот получился! Надо же, в дурном сне такое не встретишь! Стихи чужой жене читать – на своей собственной свадьбе.

– Хоть из дома не выходи, – все больше мрачнела я.

– Помолчи лучше.

На семейных посиделках с Алатарцевыми мы больше не встречались. Сергея – видела, иногда, рядом со своим мужем, когда они с работы возвращались, да забегал он, так же, иногда – по делу. Если собирались у нас, Алатарцев, все равно приходил – но один и вел себя так, будто и не было ни чего, избегая смотреть на меня и говорить со мной.

В один из вечеров – вскоре, после произошедшего на свадьбе, я пришла домой, уставшая и озабоченная мыслями об организации переучета, коим любезно приковал меня сильнее к рабочему месту новый командир части. Чужие ботинки небрежно валялись в прихожей рядом с ботинками мужа. – Эй, вы! Кто тут у нас?

– Анжелика, это мы – у нас тут продолжение культурной программы. Мой муж и Алатарцев – шальные и хмельные – сидели в моей кухне. – Чего ты засуетилась? Иди к нам! Выпей с нами!

– Нет, не буду я с вами сидеть. Завтра трудный день и мне хочется отдохнуть. А вы тут что хотите – делайте, только не шумите, а то выгоню – обоих!

– Ты слышал, Серега, что твоя жена сказала – не зудеть и не жужжать! Вон, в углу, мухобойка висит – зажужжишь и она тебя – хлоп! И все! Пропал офицер Советской армии!

– Моя жена? А где она? Нет ее, тебе померещилось!

– Это тебе, пьянь ты, гидролизная – померещилось! Слушай, а зачем тебе Анжелика? А? У тебя же балерина есть! Ты че ей ответил?

– Да тише ты, – зашипел мой муж.

– А…, скрываешь от нее…, ну да, конечно! Так тебе удобно. А ты расскажи жене – от кого ты письма получаешь.

– Да мне и за деньги ни кто не нужен! Любовь вся эта – бредятина! Шурка – да – пишет мне на «часть», я так захотел! Ну и что?

– А Анжелика в это время пироги тебе печет, встречать ходит тебя к «мотовозу», дочь тебе родила – зачем?

– Не мешай мне – тебе не понять. Я теперь многоженец! Одна жена проблемы мои собой закрывает, а другая жена – обещает…, а че она обещает? Да ни че! Я люблю – Шурку и Анжелку – люблю!

– Чудак ты на букву «М», редкий ты циник. Ну, надо же так нажраться! – сокрушался и мял свое лицо Алатарцев

Я слышала весь этот разговор – «пьяный бред» и плакала – тихо – тихо. Впервые я пожалела, что не курю… – закурила бы. Вдруг удар огромной силы – выбил мою входную дверь. Я, в ночной рубашке, выбежала в коридор – Абинякин? О, Господи! И то же – пьяный! Что вам угодно, Александр Васильевич?

– Где твой муж? – шатаясь и икая, произнес он. Резким движением руки отбросил меня в строну. С трудом удерживая равновесие, это грузное чудовище – разгоряченное и злое, как вепрь – направилось в кухню, пачкая ботинками ковровую дорожку.

Мне захотелось провалиться сквозь землю, но сил от страха, хватило только на то, что бы сползти по стене на колени. Соседкина голова показалась в проеме перекошенной двери, и я увидела ее взгляд – еще более перепуганный, чем мой.

– У тебя тут шум какой-то, страшный, дверь сломана – глянь! Ты в порядке?

– Мариш, очень тебя прошу, не уходи – побудь со мною не много…, – сквозь слезы, с трудом произнося слова, с мольбою в голосе, просила я.