Переиграю шторм

Отец Льва, инженер-пенсионер, разговорчивый и весёлый – вероятно, в молодости светловолосый голубоглазый красавец с точёным профилем, безусловно, когда-то имел успех у прекрасного пола. Внешняя привлекательность сформировала и его манеру держаться независимо, даже вальяжно.

У матери, в прошлом модельера Дома моделей, не наблюдалось и остатков внешней пригожести, которой она, видимо, никогда не обладала: маленькие глаза-буравчики, крупные, чуть отвисшие губы и несколько грушевидный овал лица. Однако же сумела когда-то завоевать красавчика Варламова! Непростая женщина – умная, незаурядная она обладала тем магическим шармом, которым наделены редкие дамочки. К тому же великолепно готовила и умело вела домашнее хозяйство. Такой набор достоинств в сочетании с властным характером свекрови – обычно нелёгкое испытание для невестки.

От матери Лёвушке досталась только внешность. Но характер и манеры передались от красавчика отца. На выбор профессии младшего Варламова повлияли также две трудно сочетаемые привязанности: любовь к морю и страсть к технике. Вопреки ожиданиям родителей он выбрал счастье судового механика.

– Лев, неужели ты никогда не мечтал стать капитаном, первым человеком на судне, или стоять за штурвалом один на один с океаном! – спросила Таня.

– Нет, не хотел, – не задумываясь, ответил Лев. – Стоять на руле скучно. А первым – зачем? Буду вторым. Кстати, знаешь, как называют старшего механика на флоте? Уважительно, дедом!

Татьяна засмеялась, но позже, когда узнала Изабеллу Евгеньевну получше, она подумала: у властной мамы навряд ли вырастет Наполеон.

С первых же минут Таня почувствовала настороженность хозяйки и даже поняла причину: Лёвушка, по словам мамы, влюбчив, но, мягко говоря, далеко не Ален Делон. Зато обеспечен не по годам. Цепочку её рассуждений можно продолжить: Татьяна хороша собой, к тому же актриска, а значит, вцепилась в Лёвушку не по любви, а из корысти. Вот окрутит его, женит на себе, проводит в море и станет изменять. Захочет – и квартиру отберёт. Понятно, что умудрённая опытом мамаша отказывается видеть в этой «штучке» жену простофили-сына.

Потенциальная невестка, в свою очередь, не восприняла мать Льва как будущую свекровь, поэтому вела себя естественно и непринужденно. Да, Лев славный, добрый парень, но чувственной вспышки, а тем более – взрыва он у неё не вызвал. Мимолётные романы без этой самой «вспышки» Татьяна считала унизительными для себя и со своей стороны отношения с Львом расценивала не более, чем приятельские. Но если признаться, она всё же подпала под обаяние галантного рижанина, и любопытство взяло верх: она согласилась на поездку в Вецаки, о чем теперь немного пожалела, столкнувшись с противостоянием Изабеллы Евгеньевны, которая очень тонко скрывала его от мужа и сына.

Изабелла Евгеньевна разложила на тарелки пышущие аппетитными запахами куски пирога с мясной начинкой: всем Варламовым – порции из сочной середины, а гостье – от угла, чуть присушенного с краю.

«Похоже на провокацию» – подумала гостья и вспомнила басню про лису и журавля. Но вслух сказала:

– На вид – потрясающе! Наверное, и на вкус не хуже.

– А вы рискните попробовать, – ровным голосом посоветовала хозяйка Варламова.

– Благодарю, – ответила в тон ей Татьяна и вонзила вилку в сухой кончик пирога, раскрошив его. Отрезанный кусок отправила в рот и с хрустом раскусила.

– Я рискнула, – сообщила она и с великосветским видом добавила: – Изумительно!

– Я рада, что вам понравилось, – холодно проговорила Изабелла Евгеньевна и полностью переключила своё внимание на Станислава Николаевича. Таня оценила силу материнского инстинкта сохранения дитя, но свою досаду проглотила с присушенным кусочком пирога.

Простодушные отец с сыном не заметили напряжения, возникшего между женщинами, а хозяйка дома смекнула, что Танюша не так уж проста, и предпочла до поры – до времени не вставать в позу, чтобы, судя по всему, не испортить свои отношения с сыном.

Впрочем, во всем остальном старшие Варламовы оказались вполне компанейскими людьми. Мать потрясала своими кулинарными изысками и впечатляла умением вести беседу, отец удивлял на пляже карточными фокусами и гимнастическими трюками, на которые ещё был способен.

Вечером, когда возвращались из Вецаки, Таня сказала:

– Лев, благодаря тебе, я чудесно провела эти два дня. Спасибо.

Лев, продолжая вести машину, обнял её за плечи:

– Поедем ко мне?

Девушка удивленно подняла брови и медленно убрала его руку:

– Ах, да… Я как-то не подумала… «Спасибо-м» сыт не будешь?

Он резко затормозил. Затем, не глядя на неё, отпустил тормоза и, молча, направился в сторону Юрмалы.

На следующий день он нашел Татьяну на пляже в окружении ребят, уже известных Льву. Ему, конечно, хотелось увезти девушку, чтобы побыть вдвоём, но она предпочла прощальный ужин с друзьями и Львом в Майори. Допоздна гуляли по курортному городку, иногда заходили в какое-нибудь кафе, чтобы передохнуть и выпить по чашечке кофе или чего-нибудь ещё.

А утром Лев приехал с большим букетом пурпурных роз и отвёз её в аэропорт.

Объявили посадку. Внезапно Таня почувствовала приступ грусти до боли, до слёз. Она оставляла здесь, в Риге, кусочек жизни, наполненной красками, романтикой, новизной ощущений. Теперь эту жизнь олицетворял почему-то Лев. И вдруг – та самая «вспышка», повинуясь которой, она обняла Льва и прижалась к нему щекой.

Все слова, которые он не сказал, все переживания, которые таил в себе, все чувства – через край – вылились в его поцелуй, страстный и жгучий, как лава из разбуженного вулкана. Они целовались, не обращая внимания на снующих вокруг людей, забыв про время. А над их головами гремел репродуктор: «Заканчивается посадка на рейс…»

…Жизнерадостные лучи залили солнечным светом спальню, прогоняя все попытки Татьяны уснуть. Она встала, задёрнула шторы, прошла на кухню. Двадцать капель пустырника, двадцать – валерианки… Заглянула в комнаты. Дети угомонились. Наконец она почувствовала благостную тяжесть в теле, лёгкость в мыслях, хоть и продолжала думать, засыпая: «Сколько дел сегодня…»

3

– Мама, проснись. Там пришли к нам. К Варьке… – голос Стаса влился в тревожный сон Татьяны в тот самый момент, когда машину, которой управлял Лев, стало заносить на вираже. Рядом с мужем сидела она, а на заднем сидении сын и дочь.

– Лев, осторожней! – пробормотала она и открыла глаза.

На часах 9 утра. В комнату влетела заспанная Варвара, на ходу завязывая халатик.

– Ма, там ментиха пришла, – выпалила она шёпотом.

– Кто? – спросонья не сразу сообразила мать и тут же выскочила из постели.

«Ментиха» – красивая брюнетка лет двадцати пяти – встала с кресла, представилась вошедшим в гостиную Татьяне с дочерью.

– Ольга Владимировна Сухова, инспектор по делам несовершеннолетних. – Скользнув взглядом по Варьке, усмехнулась: – Варвара Львовна, ты что же это драку учинила возле клуба?

От неожиданности Варвара вначале потеряла дар речи, а затем, набрав полные лёгкие воздуха, возмущённо выпалила:

– Я?! Я?! Да это рыжая Верка начала! Она у них там самая крутая! – И тут Варька поняла, что «прокололась». Она замолчала и смиренно опустила глаза.

– А лицо ты ей здорово расцарапала, – Ольга Владимировна и мать сели в кресла напротив Вари.

– Я? – искренне удивилась Варвара. – А почему я? – «Проколовшись», она решила сменить тактику и теперь всё отрицать.

– Потому что достаточно посмотреть на твои ногти, – заметила инспектор невозмутимо.

Варвара мельком глянула на свои обломанные ногти, которые не успела ещё привести в порядок, и непроизвольно спрятала руки за спину.

– Я защищалась! – Она с вызовом вздёрнула носик.

– Допустим, защитников у тебя хватало. Ты ведь не одна дралась. А с кем? – девушка-милиционер пристально посмотрела на младшую Варламову.

С Варькой моментально стали происходить метаморфозы. В один миг она превратилась в искреннюю и наивную паиньку.

– Понимаете, Ольга Владимировна, я договорилась со своим партнёром по танцам встретиться в клубе, – начала она, проникновенно глядя прямо в зрачки Суховой. – Но он прийти не смог, и я оказалась совсем одна. И тут ко мне подходит эта рыжая Верка. – Голос, взгляд Варвары источали простодушие и искренность. Смиренно поднятые над переносицей краешки бровей довершали картину вселенской жертвенности и непротивления злу. – Понимаете, у меня не было выхода! Я защищалась, одна против толпы разъярённых девчонок, – самозабвенно врала Варька, неукротимо следуя тактике, выработанной с соучастницами: никакой групповухи. Её подбородок задрожал, глаза наполнились слезами, готовыми вот-вот хлынуть. Она врала убедительно и вдохновенно.

«Могла бы стать неплохой актрисой», – Татьяна Сергеевна поймала себя на мысли, которая при нынешних обстоятельствах показалась крамольной. Но и бросаться на защиту своего чада она не стала: пусть чадо выкручивается само, как может.

Инспектор Сухова смотрела на Варьку с любопытством и даже участием, а по глазам было видно: ни одному её словечку не верит.

– Ну, выражения-то нецензурные ты наверняка употребляла? Ведь «на войне как на войне»? – подзадоривала Сухова.

– Ой, что вы! – Варвара изумлённо вскинула ресницы. – Я и слов таких не знаю.

Из кухни потянулся запах настоящего бразильского кофе. Это Стас добрался до запасов гурмана Льва. А вскоре появился и сам Стас с двумя маленькими чашечками кофе и сахарницей, которые странным образом уместились в его руках без подноса. Понятно, ринулся прикрыть сестричку.

– Ольга Владимировна, – обратился Стас: – если не пьёте кофе, я принесу чай.

– Я пришла к вам не кофе пить. – В напускной суровости девушки нетрудно уловить кокетство, которое симпатяга Стас уже привык воспринимать как должное.

– А жаль, – посетовал он, расставляя чашки на маленьком столике возле матери и суровой гостьи.

– Впрочем… – Ольга Владимировна втянула носом воздух и прикрыла глаза. – Перед таким ароматом я не устою.

– Уф-ф!.. – с облегчением выдохнул Стас. – Я рад, что не зря старался, – и, повернувшись к сестре, добавил: – А Варя у нас кофе не пьёт. Но и чай она не будет. Правда, Варя?

Варвара послушно закивала. Подмигнув ей, расторопный братец вышел из комнаты.

– У Вари это ведь не первое знакомство с правоохранительными органами? – Сухова отпила глоток кофе и, не ожидая ответа, продолжила. – Я уже навела кое-какие справки.

Татьяна вспыхнула:

– Не знаю, как она умудряется попасть в нелепейшие ситуации! У неё и времени-то свободного нет: закончила музыкальную школу, продолжает заниматься танцами – а это ежедневные тренировки, бесконечные конкурсы, поездки! И в школе почти отличница. – Таня, пожалуй, впервые так горячо хвалила дочь. Варька же в это время сидела на краешке дивана, демонстрируя королевскую осанку и синяки с царапинами от головы до ног. По мере поступления маминых комплиментов её подбородок поднимался всё выше.

– Ольга Владимировна, – спохватилась мать, – если мы сможем обойтись без присутствия Вари…

– Да-да, пожалуй, – перебила Сухова, – только пусть срочно сделает копию паспорта.

– Сейчас отсканирую, – вскочила Варька и выскользнула из комнаты.

– Ох, как я устала от её переходного возраста, – Татьяна вздохнула. – С сыном никогда никаких неприятностей не случалось, а с дочерью – вот, пожалуйста.

– И неудивительно, – подхватила Ольга Владимировна. – Сейчас с девчонками проблем гораздо больше, чем с мальчишками.

– В наше время было наоборот.

– У нас на учёте сейчас в большинстве девочки, – Сухова многозначительно приподняла бровь.

Таня встрепенулась:

– Ольга Владимировна! У Варвары ведь до этого не дойдёт? До учёта…

– Посмотрим, – Сухова пожала плечами. – Если б у неё это впервые, с полицией… Словом, через неделю будет заседать комиссия, там и решат. – Она отодвинула пустую чашечку из-под кофе. – Но я вижу, что у вас приличная семья, да и Варя не из проблемных детей. Постараюсь помочь. В среду придите ко мне с школьной характеристикой Варвары.

В прихожей, провожая девушку-инспектора, Варвара не удержалась и всё-таки спросила:

– А как вы меня нашли?

Сухова рассмеялась:

– В больнице ночью была? То-то!..

– Так, дети, моя поездка к папе отменяется, – сказала мама, когда они остались втроём. – Конечно же, до возвращения папы мы ему про Варькины «подвиги» ничего не расскажем, чтоб не расстраивать. Только вот чем я ему свой отказ от поездки объясню? – она повернулась к дочери. – Ну-ка, Варвара, придумай что-нибудь, у тебя это ловко получается!

Варька виновато опустила голову, даже слегка покраснела.

– Мама, давай я улажу Варькины дела. Отправляйся-ка к папе, – изъявил готовность Стас.

Татьяна обняла его.

– Спасибо, Стас, я знаю, что ты справился бы с этим. Но мне надо остаться здесь.

4

Таня целиком погрузилась в улаживание проблем дочери: от визитов в полицию, личных контактов с членами комиссии до комплиментов и подарков классной руководительнице.

Наконец позвонил Лев. В мобильнике ликовал голос мужа:

– Танюшка, радость моя, ты где?

– Львёночек! Ты в Риге?

– Да, но пока на рейде болтаемся.

– С прибытием, солнышко.

– Я тебе тут такую грандиозную встречу приготовил! Затоварился по полной программе.

– Лев, Львёночек, спасибо, милый.

– «Спасибо» потом скажешь.

– Лев, послушай…

– Да-да, слушаю, солнце моё.

– Лев, я не смогу приехать: у Вари турнир в Новосибирске. Нужно лететь обязательно. Какой-то очень важный турнир.

– Важный-преважный? Короче, очень важный!?

– Ну, да…

– А мама Дениса не могла бы?

– Она… болеет.

– Угу… Очень-очень-очень жаль. Что ж…

После разговора с мужем Татьяна ощутила опустошенность и противно щекочущий ком в груди. Да бывает ли она – эта ложь во спасение? Ведь спасая кого-то ложью, обязательно вредишь себе. Ну, подставилась она в очередной раз, а дальше что? Сама переживает, чувствует себя виноватой, Лев явно недоволен. Вот скажи она правду, как есть, может, и лучше было бы! Да, Лев расстраивался бы из-за дочери, но не из-за отношения к нему жены. Как понять мужчин? Что в них сильнее – инстинкт отца или самца? Татьяна-то знает про себя наверняка: волновалась бы до безумия за детей. Наверное, и Лев тоже. Благо, он ещё не знает, что Варька с Денисом почти полгода разъезжают по конкурсам вдвоём: категорически отказались от сопровождения мам. Но чтобы Лев не счёл такую самостоятельность двусмысленной, Таня тоже не стала обсуждать её с мужем до их ближайшей встречи и опять всю ответственность взяла на себя.

В комнату вошла Варвара с большой чашкой, прихлёбывая из неё чай.

– Ма!..

– Варя, что за дурацкая привычка пить и есть на ходу, – раздражённо заметила мать.

– Ой, ты не в духе, мамочка?

– В духе.

– Тогда скажи: платье к выпускному будем шить или покупать?

– Как хочешь.

– Давай замутим что-нибудь офигенное!

– Ладно, сходим в театр к портнихе. Я созвонюсь.

– А, мам, ещё вот что. Я это… Я не буду поступать в медицинский.

– То есть?..

– Ну, боюсь я всего этого – кровь, анатомички, болячки. Не, не могу.

– А ты об этом не подумала, когда мы нанимали тебе репетитора из мединститута и уплатили, между прочим, немалые деньги?

– Ну, мам, я даже Рембрандта недолюбливаю из-за того, что он покойников рисовал.

– При чём тут это! Ты ведёшь себя как взбалмошная, недалёкая девица! – Татьяна перешла на крик. – Оставь свои капризы при себе! Ясно?

– Ты не хочешь меня понимать, ты хочешь, чтобы я была несчастной! – взвизгнула в ответ Варька.

Мать села в кресло.

– Ладно, – максимально сдерживая себя, сказала она, барабаня пальцами по столику: – Что тебя может сделать счастливой?

– Я вот хотела бы в юридический поступить. Вот помнишь девушку-инспектора Ольгу Владимировну? Она такая красивая, умная и всё понимает… – Варвара уселась на диван, поджав под себя ногу. – Я бы тоже хотела работать в детской комнате милиции, – сказала она мечтательно.

– Варя, детка, – мама перешла на миролюбивый тон, – если ты не приемлешь жестоких зрелищ, о какой работе в милиции можно говорить? Ты готова постоянно находиться в гуще «чернухи» и посвятить этому свою жизнь? Это похлеще, чем в анатомичке.

– Круто… – пробормотала озадаченно Варька, затем поднялась, забрала свою чашку и вышла из комнаты.

Противно щекочущий комок в груди, который Таня ощущала на протяжении получаса, как будто бы взорвался, и она расплакалась. Последний раз такое состояние она испытывала в прошлом году, когда Варька попала в больницу с тяжёлым аппендицитом. После операции у дочери поднялась температура. Мама двое суток не отходила от неё – не спала, не ела. Удивлялась: откуда силы берутся. И тут позвонил Лев. Его голос, казалось, излучал запах моря, передавал тепло алжирского Биджая, и Танюша, проделав над собой усилие, беззаботно защебетала:

– Львёночек, у нас всё хорошо, не волнуйся. Просто я сейчас не дома, в магазине… Береги себя, милый.

Отключила телефон и от нахлынувшего чувства одиночества, бессилия, незащищённости расплакалась. Она вспомнила этот эпизод и ужаснулась: сейчас-то чего реветь? Слава Богу, все здоровы.

На пороге опять появилась Варька, на этот раз сияющая.

– Мамочка, я всё решила, – и осеклась: – Ой, мама, ты плачешь? Из-за меня? – Её глаза моментально наполнились слезами.

– Нет-нет, Варенька, – торопливо успокоила её Татьяна. – Я и не плачу вовсе. Так, вспомнила кое-что.

Варька уселась на подлокотник кресла и крепко обняла маму:

– Мамочка, я поступлю в тот институт, который выберешь ты. Конечно, кроме меда и юрфака. Ладно?

– Нет уж, дорогая, уволь! Но учти: времени, чтобы хорошенько подумать, у тебя очень мало.

Обрадованная Варька чмокнула маму и выпорхнула из комнаты.

Прошло две недели. Ремонт Лёвиного «Одербаума» подходил к концу. Таня уже готовилась сказать мужу в очередной раз магическое «счастья в рейсе», когда Лев сообщил: рижская компания не выпускает судно из своего порта из-за разногласий в оплате ремонта. Суд назначен через месяц, а значит, всё это время теплоход будет стоять на приколе. Команду распустили по домам, кроме вахтенных. За старшего остался Лев, а с ним помощник механика.

– Танюшка, через две недели меня сменит капитан, и тогда я дней на десять приеду домой, – успокаивал Лев. – А хочешь, приезжай ты ко мне.

– Нет, Львёночек, сейчас я – никак. У Вари вот-вот «последний звонок», экзамены, выпускной. Ну, сам понимаешь. Тем более, ты скоро приедешь.

– Да, я понимаю.

Вскоре Татьяна, окруженная многоголосой толпой ребятни и взрослых, на школьной линейке утирала непослушную слезу. Их Варька в традиционной форме прошлого века – коричневом платье, белоснежном фартучке и с белыми бантами в волосах кружила с Денисом в вальсе. Лёгкие и грациозные, они, казалось, плыли по периметру пришкольной площадки, готовые вот-вот отправиться в далёкое и неведомое путешествие, от которого с восторгом ждали свободы, радости, любви! И серебристый звон колокольчика напутствовал елейно: «Счастья в рейсе! Счастья в рейсе…» Вот и всё, школа!

Стас сжал локоть матери и, наклонившись к ней, сказал:

– Поздравляю!

– Угу… – кивнула Таня, промокая глаза платком.

Варвара наконец определилась. К экзаменам она подошла с чётким осознанием своего места в жизни. Её призванием оказалась, ни много ни мало – журналистика.

– Бог в помощь! – сказала мама с некоторым облегчением и ринулась искать каналы, по которым можно было бы срочно опубликовать несколько свежеиспеченных опусов Варвары для творческого конкурса в университете.

… – Танюшка, к сожалению, мне не удастся заскочить домой, – сокрушался в телефонной трубке Лев. – У капитана какие-то проблемы. Короче, просит меня ещё остаться за него на судне.

– А что же старпом?

– У него тоже что-то там…

– Какая жалость! Что бы они без тебя делали?!

– Таковы обстоятельства. Увы!

– Увы и ах!

И опять у Танюши неприятный осадок от разговора. Голос у Льва какой-то бодренький, слишком радостный и даже чужой немного. Как будто он всё время куда-то торопится, и болтать по телефону ему – ну, абсолютно некогда. Она тоже не считает нужным в ответ бисером рассыпаться. А, может, зря? Бросить все дела и поехать к нему? Но как? Как бросить?

Вечером приехал Стас мрачнее тучи. Швырнул в угол свою адидасовскую сумку, набитую какими-то шмотками и с торчащей из неё теннисной ракеткой.

– Стас, ты здоров? – обеспокоилась Татьяна.

– Более чем, – буркнул сын.

– Пойдём ужинать.

– Не хочу. Спасибо.

– Стас, что случилось? Я же вижу!

– Я поживу у вас? Ты не против?

Она опустилась в кресло:

– Не против. Но…

– Мама, я могу сейчас побыть один? Извини.

– Конечно.

5

Таня перенесла на балкон всех своих зелёных «домочадцев» – экзотические растения, в большинстве своем старше двух десятков лет. Несколько пальм, разросшийся фикус, большой цветущий олеандр, древний аспарагус и много других тропических пришельцев выстроились на небольшом пятачке в живописную оранжерею под летним небом. В окружении своих питомцев, источающих покой и роскошество нездешних широт, Татьяна ощущала короткие мгновения счастья, которое абсолютно наполняло её, лишь когда собирались вместе с ней дети, муж, мама, внучка. Тогда отступали изматывающие тревоги, ненасытные страхи и томительные будни ожиданий.

– Клушка ты моя! – умилялся Лев. – Породистая клушка.

– Хочешь сказать, что ты – клушкин муж? Поздравляю! – жена изображала лёгкую обиду, но аналогию Льва предпочитала воспринимать в определенной степени как комплимент. Что ж, раз пришла на эту землю женщиной – будь любезна: вари щи, рожай детей, а уж в свободное от основных занятий время выполняй мужскую работу, если угодно. Постулат, возможно, спорный, но для Тани он стал сутью её кармической задачи. При этом она ничуть не считала себя зависимой от мужа. Напротив, не он ли зависит от неё? Редкий глупец откажется от тёплого уютного очага и любимых людей рядом. Танюше её устои казались незыблемыми и даже идеальными в сложившихся обстоятельствах. Хотя иногда накатывала грусть: а не стала ли она, напичканная страхами и тревогами, заложницей тех самых обстоятельств?

Сквозь джунгли своей оранжереи Таня заметила Варвару с Денисом. Они шли по двору и о чём-то оживлённо разговаривали. Стройные, красивые, изящные, они выглядели, будто бы созданными друг для друга. Втайне мать могла бесконечно восхищаться Варькой: да, всё-таки стоило с пяти лет учить её танцам, вкладывая бешеные деньги хотя бы для того, чтобы она умела вот так женственно и величаво ходить!

Ребята остановились у подъезда. Денис игриво боднул свою даму в лоб и, заметив на балконе Татьяну Сергеевну, кивнул ей. Варька помахала маме рукой и скрылась в парадной. Через минуту прямо с порога она объявила:

– Мамочка, можешь поздравить! Третий экзамен – 85 баллов. Итого, все ЕГЭ у меня в пределах «пятерки». Прикинь?

Таня привлекла к себе сияющую дочь:

– Умница, Варенька. Я горжусь тобой.

После злоключений с полицией, которые не без усилий удалось уладить, Варвара заметно посерьёзнела, что на данном отрезке её жизни оказалось очень кстати.

Зато изменница Фортуна отвернулась от Стаса. Накануне он пришёл далеко за полночь и сильно подшофе. Прежде она никогда не видела сына пьяным, даже проблемы переходного возраста и самоутверждения подростка ей были неведомы. Когда на шестнадцатилетие Стаса, которое он отмечал с друзьями дома, мать предложила взять немного шампанского, он заявил:

– Если на столе окажется хоть одна бутылка вина, меня здесь не будет.

Таня тогда лишь пожала плечами. Вино, конечно, не подали. И только на школьном выпускном балу Станислав впервые вкусил… Как истинный джентльмен он ринулся открывать шампанское, но не удержав в неопытных руках пробку, окатил им с ног до головы учительницу английского.

Теперь Татьяна смотрела на сына, который курил, уставившись в одну точку мутным взглядом, и её сердце защемило. Она подошла к нему, прижала его голову к себе.

– Стаська, а ты помнишь, как первый раз закурил? – почему-то вспомнила она. – Как раз перед первым классом. Пришёл домой чумазый по уши. Спрашиваю:

– Ты где так испачкался?

– Да я курил, – отвечаешь так небрежно.

– Где же ты сигареты взял?

– Да мы с Витьком бычок нашли.

– А спички?

– Там пацаны костёр жгли, мы и прикурили.

– Понравилось курить?

– Не… Гадость. Короче, я завязал.

Она погладила сына по волосам.

– Да… – подал, наконец, голос Стас. – Пацан сказал – пацан сделал! До девятнадцати лет в «завязке» был, до первого крупного «выноса мозга».

– Кто вынес-то?