Кубанский хмель. Мюзикл

– Интересно ка – а – а – к, – увлечённо – мечтательно то ли прошептала, то ли пробормотала Светлана, с восхищением и детской завистью глядя на племянницу; – А, где ж, все жить – то будут? – с беспокойством в голосе вдруг спросила она. – Ведь народу – то понаедет, тьма. —

– Про то уже всё продумано. Партия «Свободная Россия» выделяет из партийного фонда средства на организацию палаточных городков и полевых кухонь для приезжих. Будут чётко определены места пребывания каждой делегации. Так, что не волнуйтесь. Всё будет как по нотам. – уверенно и вдохновлённо закончила Тамара. – Главное, что мы привезём свои, нами сочинённые песни и исполним их. —

– Ой, внученька, хорошо – то как. А, что ж ты нам, со Светой не споёшь свои песни? Мы хотим послушать, – с мягкой настойчивостью потребовала баба Лена.

– Да, да, да хотим, – поддержала мать, Света.

– Ну, все песни, я вам петь не буду. Они секретны. Но одну выдам на растерзание. Слушайте – же и, критикуйте, – беря гитару, согласилась девушка.

– Мы, с Томой будем петь её на два голоса, но пока, я спою её одна; – настраивая инструмент, и уже деловитым тоном, внутренне собираясь объявила: – песня называется «Мерцает лунный свет в окне». —

– Про любовь? – с интересом, готовясь слушать, не утерпела Светлана.

– Ну, конечно же, про любовь. Неужто моя внучка станет сочинять какие – то треньди – бреньди – бредни? Для чего ж, тогда она на музыкального педагога учится? – горделиво ответила дочери баба Лена.

– Я, Анютку тоже в музыкальную школу сдам учиться. Пусть тоже будет композитором, – ласково глядя на малышку, мечтательно вздохнула Света.

Тома уже настроив гитару, села положив ногу на ногу и устроив инструмент, на классический манер, обыграв короткое вступление, запела: —

Мерцает лунный свет в окне

Ложась на матовые плечи.

Сегодня он, тебе и мне

Зажёг таинственные свечи.

Вдвоём остались, мы, опять,

Но, хмурит брови час свиданья.

И силюсь снова, я, понять,

Разлука то, иль расставанье.

А, вербы вешний звон

Сзовёт на богомолье

И радостную весть

Пошлёт во все концы.

Но, не для нас с тобой

В венчальное застолье,

Счастливо под дугой

Зайдутся бубенцы.

Но, не для нас, с тобой

В венчальное застолье,

Счастливо под дугой

Зайдутся бубенцы.

И, кто тому виной,

И, кто тому виной?

Упрямо ёжится трава

Твоих следов не оставляя,

И, тонут в ней мои слова,

Обидеть вовсе не желая.

Невольно тронула струну

И, вдруг мелодия возникла.

Но, лишь вдохнула плеск волны,

Как робкой нотою затихла.

Тебе б, не надо провожать,

И, я дорогою молчала.

И, расстаёмся мы опять,

Конца тому нет и начала.

Как нежно обнимал жасмин

И головой сирень качала.

Ну, почему ты вновь один

У одинокого причала?

А, вербы вешний звон

Сзовет на богомолье,

И радостную весть

Пошлёт во все концы.

Но, не для нас, с тобой

В венчальное застолье,

Счастливо под дугой

Зайдутся бубенцы.

Но, не для нас, с тобой

В венчальное застолье,

Счастливо под дугой

Зайдутся бубенцы.

И, кто тому виной?

И, кто тому виной?

Ты, сам тому виной.

Стих последний аккорд, а женщины все сидели и сидели словно онемелые.

– Ох, и влюбилась же ты де – во – о – нька, – с внимательной грустью вглядываясь в девичьи глаза пролепетала баба Лена. – И, кто ж это тебя так подкосил? Как зовут – то его? Откуда он и, кто таков? —

– Да, есть некоторые штатские противозы, – уклонилась от прямого ответа девушка.

– Хочешь выкинуть из головы, а не получается? – участливо спросила Светлана.

– И, не надо. Знаю, ты пустомелю не полюбишь. Знать парень хороший, коль так втрескалась, – твёрдо заявила бабуля.

– И, с чего ты взяла, что я «втрескалась»? И, ничего не «втрескалась», – попыталась было воспротивиться девушка. Но, по всему чувствовалось, что противостоять бабулиной уверенности, она не в состоянии.

– Ну, и ладно. И, не «трескайся», – любя рассмеялась та.

Бип – бип – бип… Гав… гав… гав …гав … – послышалось от ворот.

– Дедуля приехал! – заверещала Анютка и кинулась в двери.

– Вот тайфун с ураганом, смерч двуногий, – досадливо заворчала бабуля грозно, и быстрыми шагами пошла из комнаты. – Ещё не хватало ей где – нибудь лоб расшибить.

– Эт у неё, что столб поцеловать, – согласилась Светлана и все вместе пошли встречать приехавших.

Из «Победы» степенно, не спеша выползли дед Константин, и дед Геннадий. Первый приехал домой, а второй, чтоб поздороваться. Выскочившая из дому Анютка, вприпрыжку бежала к деду, раскинув в сторону руки и, с ходу вспрыгнула деду на грудь. Не обращая внимания на дедовы поцелуи выпалила:

– А, баба ладошки изжарила, —

– Что такое? Что случилось? Как изжарила? Чем изжарила? – встревоженно сыпал вопросами дед.

– А, ну – ка, покажь руки. Чем обожгла? – нетерпеливо дёрнулся дед Костя к вышедшей из дому жене.

– На, что тебе мои руки? – удивилась женщина.

– Покажи, где обожгла, —

– Кого обожгла? —

– Да руки ж свои, —

– Да ты, что дед самогонки объелся, что ли? – подозрительно глядя на деда произнесла она.

– Да вот же ж, Анютка донесла, что ты изжарила ладошки, – всё ещё ничего не понимая, настаивал дед.

– Тьфу ты, господи, бесёнок, – глядя на маленькую внучку рассмеялась баба Лена.

– Не ладошки, а оладушки испекла. Она ж ещё не всё правильно понимает, – глядя на внучку, всё ещё сидящую на руках, успокоила деда жена.

– Ах, ты ж моя сорока – трещётка. Эдак ты деда инфарктием наградишь, – успокаиваясь и что – то ещё бормоча, уносил он неугомонную внучку в дом. Следом вошли Геннадий и баба Лена. Дед Геннадий нёс в руке кейс, который и передал деду Константину, когда тот опустил Анютку на пол.

– Проходи к столу, садись дядя Гена. Угощать будем, – улыбаясь пригласила Светлана принося ещё один стул и ставя его к столу.

– Я, только на минутку. Выпью за ваше здравие и поеду домой. Там уж верно заждались, – глядя на разносолы проворчал миролюбиво дед Геннадий и прочно сел на принесенный стул.

А дед Константин раскрыв кейс вынул янтарные бусы и глядя на жену улыбнулся:

– Ну – ка ходи на мой сторона. Чёй – то подарю тебе, – обратился он к ней. Та восхищённо глядя на подарок, молодой походкой подплыла к мужу и поправила причёску. Дед торжественно одел ей на шею бусы и поцеловал в щёку.

– Носи на здоровье. Да не забывай прикасаться к ним время от времени кончиками пальцев. Говорят, это прибавляет здоровья, —

– Спасибо любый, – благодарно прошептала жена и тоже поцеловала мужа.

– Ну, а это тебе дочка моя, – сказал он, раскрывая и подавая Светлане маленькую коробочку, в которой лежал перстенёк с жёлтым продолговатым, гранёным камнем.

– Ой, папочка. Но это ж наверное так дорого. Балуешь ты меня, – щебетала Светлана целуя отца и надевая перстень.

– А, как этот камень называется? – спросила она.

– Говорят, александрит, – ответил дед Константин, поворачиваясь к внучке Тамаре и доставая из кейса ещё одну коробочку.

– А, это тебе подарок, – и подойдя к ней, раскрыл коробочку. В ней лежали серёжки с голубым камнем. – Как раз под цвет твоих глаз; – уточнил дед Константин, целуя в щёку, совсем онемевшую от такой щедрости дочку.

– И, где ж ты дед такие деньги – то взял? – с подозрительностью в голосе спросила жена.

– Места знать надо, – делано суровым тоном, откликнулся муж улыбаясь одними глазами и поворачиваясь на голос внучки.

– А, мне чего? – с обидой в голосе, глядя на всю эту церемонию, воскликнула Анютка и заплакала.

– Да вот же, смотри какие, красивые, – воскликнул дед и показал маленькой внучке блескучую бижутерию; – смотри, ещё красивее, чем у бабульки твоей и мамульки, – говорил дед одевая девчушке бусы на шею, клипсы на ушки, браслетики на запястья.

Довольная Анютка погасила слёзки, заулыбалась и стала всем показывать свои «драгоценности». Подойдя к Тимке, она покрутила у него под носом своими браслетиками:

– Эха, эха, эха чё мне дед подарил, – хвалилась она перед братиком. Но тот невозмутимо жевал оладушек, не отрывая глаз от телеэкрана.

– Деда, а чё, ты Тимке купил в подарок? – с некоторым интересом выспрашивала она.

– А, Тимке вот это, – ответил дед, доставая из кейса пёстро раскрашенный бутафорский из пластмассы кинжал. Подойдя к внуку, он положил ему на колени подарок и шутливо сказал: – В набеги ходить будешь, как абрек. —

– Тьфу ты, дед. Ну, какие нынче набеги? Пацана чему учишь, – с досадой в голосе отозвалась жена.

– Как это, какие набеги? А, по огородам соседским? А, в казаки – разбойники поиграть? Такой кинжал на всё сгодится. Да, Тимка? – обратился дед к малышу. – Ну? Что молчишь зайка, будто в рот морковки набрал?

Тот, забыв про оладушек, ухватил подарок и подняв руку кверху с зажатым в кулаке кинжалом степенно произнёс:

– Вот съем оладушки и кашу, вырасту большой и всех материть буду. —

Мужики дружно зашлись в хохоте, а женская половина осуждающе глядя на мальца, вздохнула:

– Это ж надо, кто растёт. —

– Дед ещё и не тому научит, – буркнула бабуля, махнув рукой.

– Истинный казачура, – довольно пророкотал дед, глядя на малыша. – Ну, а теперь все к столу. А, то Николка – Пароход заждался. —

– А, чё ж ты его не пригласил к столу? – встревожено встрепенулась жена.

– Приглашал. Да он отказался. Я, говорит, за штурвалом, – ответил дед, наливая в стопки.

– А, почему Николка, да ещё и «пароход?» – удивлённо заинтересовалась старшая внучка.

– Ну, во – первых, фамилия его Пароходов, во – вторых, он судовой механик, в – третьих, он двадцать пять лет ходил по Хатанге, есть такая река на Таймыре. Там он покорял морские просторы южного побережья Северного ледовитого океана, а теперь покоряет просторы северного побережья Чёрного моря. В – четвёртых, он и сейчас, хоть и на пенсии, а ходит в плавание, – пояснил дед, наливая по рюмкам.

Все выпили, закусили. Только Тома отказалась, сказав, что они с Томой идут в ресторан.

В ресторане «Кавказ» одном из лучших ресторанов Москвы, в отдельном будуаре за столиком на шестеро, персон, сидел мужчина и жевал. Он только что выпил стопочку водки, закусывая её тонко нарезанными пластиками малосольной стерляди. Его гладко обритая голова, за затылком превращалась в мощную шею и крутые плечи. Он внимательно вслушивался в звуки музыки звучавшей в большом зале ресторана. Который больше был похож на мюзик – холл, нежели на зал предназначенный просто для еды и танцующих посетителей. Это был зал, в котором было место и для музыкальной эстрады, и для дансинг – группы танцующей под песни и музыкальные мелодии, и для бесчисленного количества столиков расставленных во второй половине зала, так как первая предназначалась для любителей потанцевать. Был и ряд кабинок – будуаров расположенных по обеим сторонам входа в зал. Кабинки с тяжёлыми, плотными шторами были предназначены для приватных встреч тех посетителей, которые не желали «светиться» ни при каких обстоятельствах.

– А, сейчас ваш любимый романсьеро, исполнит для вас, дорогие гости новый, еще не петый никогда и нигде, романс. Встречаем нашего любимого маэстро, – объявил ведущий и захлопал в ладоши, приглашая и остальных посетителей поприветствовать аплодисментами певца, который уже вышел из – за кулисы и кланяясь направился к центру эстрады. Это был хорошо всем известный мужчина лет 40 – 45, высокий, стройный, очень красивый для его возраста. Женщины его обожали, а мужчины завидовали и его красивому голосу, и его большим деньгам, а в тайне слегка ненавидели за его популярность и востребованность у женщин.

Раздались первые аккорды, мелодичный проигрыш гитары в стиле романса и кумир запел.

Мне в этом доме не забыться поутру,

За лёгкой шторою давно таится иней.

Бормочет кто – то в простудившемся саду

Полузабытое нашёптывая имя.

Куда, зачем уносит листопад

Пьянящих дней зеленохвойный запах.

Но, как и прежде, как и много лет назад

Качает снег, сосна в своих мохнатых лапах.

Вечернею порой…

Туман – обман, туман

Мне головы не вскружит,

Не ляжет пеленой,

В крутые берега.

По большаку вдали

Лишь ветер пылью вьюжит.

Серебряной росы

Напрасно ждут луга.

По большаку вдали

Лишь пылью ветер вьюжит.

Серебряной росы

Напрасно ждут луга.

В который раз часы вполголоса поют,

В кустах ворочается забулдыга ветер,

Нетерпеливо деревца заката ждут,

А, небосклон, увы, так долго – долго светел.

На яблони девишник ткёт фату,

И там, у фонаря за поворотом

Ломая иглы на стремительном лету,

Снежинки бьются о тесовые ворота.

Я, помню этот сон.

Певец вновь запел припев, а посетитель в будуаре, прекратив жевать, стал внимательно прислушиваться к словам песни, ранее действительно им не слышанной.

Да, он не пожалел о том, что на встречу пришёл на час раньше. Он всегда так делал, чтобы в спокойной обстановке послушать чтимого им певца. И, теперь он был доволен тем, что одним из первых услышал новую песню.

Когда – то он и сам играл на танцплощадках, имел музыкальное образование, но лихие девяностые увлекли его совсем в другую сторону, далёкую от музыки. И, хоть он уже давно не играл, но любовь к музыке ещё не угасла в его ожесточившемся сердце. И, вот теперь слушая песню, ему так захотелось бросить всё, взять, как и прежде саксофон и красиво, чтобы восхищённо вздохнули все в зале, отыграть проигрыш этой песни. Но, увы, он пришёл сюда не затем. И, потому не оставалось ничего другого как сидеть и слушать берущую за душу мелодию и воображать, что и он сидит в этом замечательном ресторанном оркестре со своей «дудкой» в руках и играет.

Коней упряжку не торопит стремянной

Хоть обезумевшее сердце не на месте.

Осенней свадьбой разговорчиво – хмельной

Не углядели как умыкнули невесту.

Шаги затихли в горнице пустой,

На окнах тусклый отблеск неприветлив.

Мне в этом доме не просится на постой,

Чтоб залечить вконец надломленные ветви.

Я, в это дом не вхож…

Туман – обман, туман … —

пел певец, а посетитель в будуаре, сидел, словно пришибленный не смея шелохнуться. Из оцепенения его вывели восторженные крики и бешенные овации посетителей ресторана. Они просили исполнить песню ещё и ещё, но певец сердечно раскланявшись удалился в боковую кулису, а его место на эстраде вновь занял ведущий, успокаивающе манипулирующий ладонями и объявляющий следующего исполнителя:

– Господа. А, сейчас, я хочу вам представить ещё совсем молодого, но уже восходящего звёздного кумира Егора Завьялова с его песней «Твоё маршрутное такси». Сейчас перед нами поэт, композитор и исполнитель собственных песен. Встречаем юношу, – и он захлопал приглашая это сделать и всех остальных присутствующих. Раздались редкие хлопки, а затем звуки танго и голос. Молодой, насыщенный и хорошо поставленный.

Обидно мне, но видно так

Упала карта, не иначе.

Попал немедля я впросак,

Когда поставил наудачу.

И, замер изумлённо зал,

Блистая подзабытым шиком.

Я, «даму вини» ожидал,

Я, «даму вини» ожидал.

А, выпала мне «дама пики».

Твоё маршрутное такси

Заманит все мои печали, —

пел молодой голос, а посетитель в будуаре заинтересованно вслушивался и что – то про себя бормотал, словно повторяя за ним слова песни.

И, унесёт их прочь от земли

С собой в заоблачные дали.

А, следом вешняя вода

Неудержимым половодьем,

Омоет душу навсегда,

На все остатные года.

То, журавли мне прокричали

– Всё прости и не грусти,

Не грусти, не грусти,

Не грусти … —

И, кто заранее бы знал,

Что платежом поступок красен.

И, вот волнуется вокзал,

И, путь мой безмятежно ясен.

Осенний лес златым листом,

С лихвой мои долги оплатит.

И, пусть наперебой потом

Ростовщики, о мне судачат.

Твоё маршрутное такси, – …

вновь запел припев молодой голос, а посетитель в будуаре промолвил:

– Да – а… Этого парнишку надо не упустить. Благо и повод есть к тому. —

Тут шторы будуара мягко распахнулись и в кабинет к нему вошли ещё двое. Одетые с шиком. С уверенным в себе взглядом. Они, по очереди, поздоровались с сидящим здесь. Он приложил палец к губам, кивнув головой в ту сторону, откуда доносилась песня, и жестом пригласил их сесть к столу, с заранее приготовленным явством и питьём. Вновь прибывшие сели за стол и сделали вид, что внимательно вслушиваются в слова и мелодию песни. А, голос пел:

Я, браги сладкое хмельё

Подзакушу седой крапивой,

Или смолистою хвоёй,

Да не в обиду будет ивам.

Твоё, бодрящее всегда

Коснётся щёк моих, дыханье

Я, знаю, больше никогда

Нас не постигнет расставанье.

Вновь послышался припев, а первый посетитель стал разливать по рюмкам водку. Все трое подняли стопки.

– За вот это новое дарование. За восходящую звезду, – торжественно произнёс Первый и все трое залпом опрокинули спиртное в рот.

– Будем его спонсировать на Сочинский фестиваль молодёжной песни и танца. Отрекламируем себя как непревзойдённых меценатов. Это поможет отвести от нас всякого рода дурные помыслы властей, а заодно откроет нам официальную дорогу на фестиваль. Мы должны быть там и должны контролировать ситуацию. Дело слишком важное, чтобы его можно было кому – либо доверить. Что с «крахмалом»? – закончил своё вступление Первый.

– С «крахмалом» всё о кей. Из Америки придёт в Грузию. Оттуда через перевалы Панкиси и Кодори, в Ставрополье и Краснодарский край. Там временно отлежится и в нужное время прибудет в Сочи. Детали позже, – ответил один из вновь прибывших.

– Зачем так сложно? – спросил Первый.

– Многоканальный путь надёжней. Несколько потоков гарантируют прибытие на место хотя бы части груза. А, это не так уж и мало. Весь груз всё равно не доставим на место. Будут обязательные потери. И, это мы учитываем. Пути доставки, количество груза в каждой партии, средства доставки и прочие мероприятия уточню при следующей нашей встрече, – ответил тот же самый.

– Ну, а что у тебя с «пиротехникой»? – обратился Первый к другому пришедшему.

– Тоже всё в порядке. Так же, из Америки, эмиссаром Аль Кайды, привезён будет спецрейсом ВМС США наш груз. Там же в Грузии его расфасуем по партиям и через перевалы Кавказского хребта с дельтапланеристами и авиамоделями безпилотниками перебросим в условленные места на Ставрополье и в Краснодарский край. Наши доверенные люди примут груз и оттранспортируют его в Сочи. Часть груза, таким образом, уже получена и ждёт своего часа на месте, в схронах, – отчитался опрашиваемый.

Первый помолчал и затем, оглядев подельников, мрачно промолвил;

– Срыва мероприятия не должно быть. Нам необходимо добиться своего. Народ недоволен, ропщет. Политика Президента и его команды по части либерализации и гуманизации, ведёт страну в тупик. Экономика дышит на ладан, торговля хиреет, покупательная способность населения падает, власть придержащие, закатив очи, поют аллилуйю собственным эфемерным достижениям. Мирового кризиса, о котором так долго говорят большевики нет, и не было. Это отвлекающий манёвр властей с целью остаться у кормушки по возможности долго. Нужны твёрдые и решительные действия, чтобы дискредитировать этих тихушных узурпаторов, сместить их и установить твёрдую и жёсткую власть. Власть настоящих денег. Только тогда экономика, а значит и страна расцветёт. Вот за это и выпьем друзья. —

Первый поднял стопку водки. Это же сделали и двое других. Чокнулись. Выпили. Стали молча закусывать.

Во всё время тайного совещания, в зале звучала танцевальная музыка. В тиши кабинета была слышна слаженная работа музыкальных инструментов, шарканье танцующих ног, приглушённые голоса. Но, вот музыка смолкла, и снова раздался голос ведущего:

– Господа. На сцене вновь наш молодой кумир Егор Завьялов, с ещё одной своей совершенно новой песней. Встречайте господа. —

Раздались восторженные аплодисменты, говорящие о том, что молодой автор и исполнитель собственных песен пришёлся публике по вкусу. Раздались щелчки по малому барабану, задающему ритм, и в зал плеснулась зажигательная мелодия самбы. После недолгого оркестрового проигрыша вступил молодой голос.

Отплясался полуденный дождик, ну как мальчишка,

По асфальту, по лужам, по листьям и на окне.

И помчался по мокрым проулкам босой лгунишка,

На бегу обещая всем радугу, но не мне.

Повстречал я недавно знакомую мне девчонку,

Словно утром ударил по крыше весенний град.

Она скромно, потупивши очи, прошла сторонкой

И, теперь ошалелому, нет мне пути назад.

В зале хмельные партнёры старательно пытались изобразить танец в стиле «латино», но танцевать самбу они не умели и лишь вихляли бёдрами, да мешали друг другу. Зато неимоверно стройные девчонки дансинг-группы, в одних лишь сверкающих плавочках, бюстиках и коронах из павлиньих перьев двигались на высоких каблуках так, будто всю жизнь прожили в Рио – де – Жанейро, с пелёнок участвуя в национальном карнавале.

Первый, не утерпев, распахнул шторы будуара и все трое жадно слушали и внимали.

Сыплет солнце на дорогу

Золотисто тёплый свет,

Все, судачат понемногу

Мол, любви на свете нет.

А, черёмуха за окнами

Нежданно расцвела,

И печаль в душе заблудшей

Словно не была.

А, черёмуха за окнами

Нежданно расцвела,

И, печаль в душе заблудшей

Словно не была.

Трубы и флейта, словно раздухарившиеся соловьи свистели и стрекотали где – то на верхних нотах, струнники метали искры латиноамериканских наигрышей, в чём – то схожих с цыганскими переборами, палочки барабанщика метались по тарелкам, том – тому, бонгам, а «чарльстон» одурело джмякал и шлёпал вызывая восторженный визг танцующих посетительниц.

Нарвала в палисаднике чудный букет ромашек,

Искупала, с улыбкой, его в дождевой воде,

Не видал, я девчонки милее её и краше,

Мне девчонки такой, не сыскать и вовек нигде.

Как поведать, с какой безнадёжностью, я влюбился,

Что неведомой силой желания, я пленён.

Круто мир мой с внезапною силою изменился,

А, часы и минуты не дремлют когда влюблён.

– Да – а – а …, – промычал Первый, – этого парня обязательно надо захомутать. Он будет нашим самым надёжным прикрытием, – объяснял своим компаньонам вожак. – Сейчас же к нему в оркестровку зайду с предложением, – под припев песни закончил он. А, голос исполнителя продолжал:

Ну, зачем, ну, зачем ты упрямо отводишь взоры

Знаю, знаю про то, что глаза твои синий лён.

Как сказать мне о том, что внезапно я, в эту пору

Лишь в мгновенье одно, потерял и покой, и сон.

Надо ждать и надеяться хоть на какое чудо.

Под окном её стану упрямо рассвет встречать.

Пусть я чайкой смешной, однокрылой безумною буду.

Моё сердце теперь ни за что не заставишь молчать.

Сыплет солнце на дорогу

Золотисто тёплый свет… —

пел припев юноша, явно завершая исполнение, а трое в будуаре с раскрытыми шторами стояли, совершенно забыв, что «светиться» им вовсе и не надо было бы. «Сигуранцы» не дремлет. Но, такова сила искусства, а песенного в особенности. И, когда песня действительно заслуживает внимания, человек забывает о том, что он есть и, где он находится. Так случилось и с этими тремя, уж очень хорошо известными в Государственной Думе, деятелями. А, точнее, депутатами.

Раздавшиеся неистовые аплодисменты «переходящие в овации» встряхнули далеко не святую троицу и они как – то уж очень не по солидному суетливо вернулись за стол, к своим рюмкам, тарелкам, икре и прочей снеди.

– Ну, что господа, промычал, ещё не пришедший в себя от песни, Первый. Будем прощаться. Вы как знаете, а мне ещё к этому певучему хлопцу зайти надо с деловым предложением. Встречаемся первого июля, здесь же. Чтобы к этому времени, в основном всё было готово. Приведёте тех, кто непосредственно на местах будет заниматься, задуманными нами, мероприятиями. Сами понимаете, от успеха будет зависеть наша свобода или … «динь – бом, динь – бом слышен звон кандальный, динь – бом, динь – бом путь сибирский дальний, динь – бом, динь – бом слышно там и тут, нашего товарища на каторгу ведут», – с издевкой пропел он выкладывая на стол три стодолларовых купюры. Поднялся, пожал руки двум остающимся и вышел из кабинета.

В «музыкалке» на стульях сидели двое – Егор и его друг и коллега балетмейстер, руководитель и постановщик танцев дансинг – группы Алёша Пятницкий.

– Ну, что, – допытывался Алёша, – не пишет и не звонит? —

– Нет, – как—то уж очень спокойно ответил Егор, перебирая струны гитары.