Художник. Сборник произведений

Она замолчала. Я подошел к окну.

– А кто это там катит телегу? – спросил я, увидев одинокую фигуру в глубине сада.

– Это наш садовник, – ответила Катя.

Когда садовник приблизился, я разглядел его лучше.

– Что у него с лицом?

– Давайте переменим тему, дался вам этот садовник? Лицо, как лицо!

– Наверное, он упал с обрыва?

– Он не слушался, – тихо сказала Катя, усмехнулась и заметила. – Непослушание отразилось на его лице, и как видите, не лучшим образом.

– Вы запустили в него вазой?

– Все! Хватит об этом! Смотрите, какая погода хорошая! Впрочем, спросите у него, если интересно.

– Ничего хорошего, идет дождь. Я спрашивал уже.

– Да! Но разве это нехорошо? И что он сказал?

– Говорит, что упал.

Катя тихо засмеялась, наклонив голову:

– Они все так говорят, – сказала Катя сквозь смех. – Боятся, что я их уволю. Разве это не прекрасно, работать в таком саду? Здесь так чудесно! – она развела руками. – Посмотрите, сколько цветов, какие кусты и деревья?

– А вы бы не хотели выйти замуж? – спросил я неуверенно.

Катя засмеялась и ответила:

– Да Бог с вами. Я сыта этим по горло. Сейчас у меня есть нечто важнее. Некое состояние покоя…

При этих словах взгляд ее стал задумчивым.

– Это лучше, чем быть с каким-то мужчиной.

– Ну это же не просто: «Быть» – неуверенно возразил я.

– В сущности все к этому сводится в конце концов. Это сначала интересно и нравится. Постель, прогулки при луне, нежные слова и тому подобное. Даже увлекает. Потом появляется быт. Он все убивает и ничего не остается. Ничего. – Катя задумчиво, глядя в одну точку прямо перед собой, повернула голову и взглянула на меня с грустью и сожалением.

– Так пусто станет на душе и горько и разговаривать не о чем. У меня до сих пор горький осадок остался. Я не могу это забыть… И потом, выйти замуж только для того, чтобы надеть свадебное платье? Как мечтают некоторые молодые дурочки, одни из тех, что проходят мимо нас по улице. Обзвонить всех и сказать: «Я выхожу замуж». Чтобы завидовали? Пригласить на свадьбу, чтобы завидовали еще больше? У меня есть деньги и власть. Это больше, чем кривляние во дворце бракосочетания выглядевшее торжественным. Это обман, иллюзия счастья, в которую окунаются с головой молодые пары. А что потом? Скука отношений? Разбитая посуда с угрозой в голосе?

Глава 4

Мы снова встретились на лестнице. Катя спускалась, а я поднимался.

– А где ваша дочь? Что-то ее не видно.

– Уехала отдыхать, она ведь учится, ей надо сменить обстановку. А что? Она вам зачем-то понадобилась?

– Нет, просто… – я замялся.

Она улыбнулась, видя мое смущение, и предложила:

– Пойдемте, лучше прогуляемся. Погода сегодня чудесная. Солнце пока яркое.

– Не знаю, как бы дождь не зарядил. Вон тучи собираются. А что это там за сборы? Что-то намечается? И почему вы не вешаете портрет, ведь вам его давно передали?

– Да, я тут собираю старых знакомых, – неуверенно ответила она.

Мы пошли через парк, переговариваясь на ходу.

– Любите осень? – спросила Катя и взяла меня за руку. Она приветливо поглядывала на меня на протяжение всей прогулки.

– Да, – ответил я. – Мне нравится, когда листья шуршат под ногами, как они пахнут, как их уносит ветер. Все это создает особое настроение грустно-задумчивое. Летом как-то не так. Осень это как итог, завершение она подводит черту, заставляет задуматься, поразмыслить. И мысли эти не всегда бывают веселыми, далеко не всегда.

– Если приходить к сравнению, – заметила Катя, – то весна это юность, лето; молодость, осень – зрелость, а зима – старость? – она подняла несколько листьев и поднесла их к лицу, вдыхая.

– Но, где же детство? – продолжил я разговор. Она промолчала. Мы подошли к озеру.

– Вообще-то я не люблю вечеринки – призналась Катя, когда мы гуляли по берегу озера, – но иногда устраиваю такие невинные развлечения. Хочется взглянуть на знакомые лица, посмотреть, как ведут себя, когда собираются вместе друг перед другом и в отдельности. Видеокамеры установлены по всему дому, кроме столовой и гостиной. Вся территория парка и двор просматривается, ведется запись.

– Почему столовая и гостиная без наблюдения?

– Я думала, вы догадливы. Все очень просто. Столовая, чтобы люди спокойно кушали и были уверены, что за ними никто не наблюдает. А в гостиной мы собираемся для игры в карты. Службе безопасности не обязательно видеть все это. А вот я наблюдаю: кто во что одет, кто с кем пришел, что-то нравится, что-то нет. Такие наблюдения полезны для восприятия. Иногда, что-то раздражает, либо успокаивает.

– Скажите, Катя, вы любите аккуратность и порядок. Весь ваш дом – образец чистоты, тут все по правилам. А вот парк в английском стиле, никто не подстригает там кусты и не выстраивает деревья в ряд.

– Разве можно природу выстроить в ряд и подстричь? Ее нельзя подчинить своим выдуманным правилам. Разве что лужайки перед самим домом подстригают, это необходимо, трава растет лучше. Думаю, что природа на меня не в обиде за это. Это то же самое, что подстригать ногти.

Я посмотрел на свои руки со следами не до конца отмытой краски. Она заметила мой взгляд и сказала:

– Не волнуйтесь, это профессиональное, и потом, они же у вас не в крови, Слава Богу.

– Это зависит от состава красок. Есть такие, которые очень трудно отмыть, – пояснил я, – слишком много составляющих из тяжелых металлов. Рисовать в перчатках невозможно, нужно чувствовать кисть любую, тем более тонкую. В перчатках легко разрисовывать матрешек, машинально, автоматически до отупения, но и в такой работе можно находить приятность схожую с искусством, творческий порыв, который воодушевляет. И лица матрешек кажутся не такими одинаковыми. Раньше я так и делал, разрисовывал тарелки, подносы, разделочные доски.

– Смотрите заход, какой кроваво-красный, – она взглянула на небо. Я повернулся и тоже посмотрел:

– Да, действительно, завтра будет ветер, похоже.

Когда я повернулся, Катя смотрела прямо на меня, в ее глазах отражалось солнце и они сверкали этим красным огнем. Она продолжала смотреть, желая, казалось, прожечь меня насквозь. Столько было чувства в ее взгляде столько силы и красоты.

Я смутился, краска бросилась мне в лицо. Катя, заметив мое замешательство, отвела взгляд и протянула мне руку ладонью вверх. Я взял руку, и мы пошли к дому через парк.

– Сожми мою руку сильно, как только можешь! – попросила она. – Да, вот так, только еще сильнее, пожалуйста.

– Вам же больно! Зачем? – спросил я, и мы остановились.

– Я привыкла к боли. Жизнь моя – сплошная боль.

Мы углубились в парк, идя рука об руку.

– В детстве я любила собирать желуди и листья.

Катя наклонилась и, подняв пару желудей, протянула их мне на ладони.

Я взял их, коснувшись ее руки специально так, чтобы мои пальцы задержались подольше.

«Какая мягкая ладонь»; подумал я и ответил:

– Я тоже любил и делал из них человечков.

– Как? Каким образом? – заинтересовалась Катя.

– Ноги – спички, разрезаешь желудь, который покрепче вдоль, это ступни. Довольно просто. Голова тоже желудь, только поменьше…

– Это, как в мультфильме? Про лесовичка?

– Ну да, оттуда и взял.

– А лицо рисовали?

– Нос можно вставить кусочком спички, а рот, глаза и брови нарисовать. Я любил рисовать осень в Таврическом саду. Грустные пейзажи.

– Но когда солнце, детский смех и если дождь не идет, ведь они не грустные. – Катя остановилась и посмотрела на меня. – Собирали гербарий, наверное?

– Нет.

– Почему? Ведь все собирали и задание давали такое.

– А я нет. Назло училке не стал собирать. Все принесли свои листочки, а я нет.

– А какие вам больше нравятся кленовые или дубовые? – спросила Катя.

– Не знаю. А вам?

– Угадайте с трех раз.

– Кленовые?

– Нет.

– Ну, тогда ольховые?

– Нет.

– Так… так… Дубовые?

– Не угадали! – Катя побежала вперед, повторяя нараспев, – Не уга-да-ли! – Она остановилась и подняла листик, – Вот он!

– Ну, это же рябина? Конечно, столько деревьев вокруг. Разве можно угадать, тем более с трех раз? Невозможно.

Катя стояла и вертела лист в руке, покручивая его из стороны в сторону. Затем вздохнула полной грудью и произнесла:

– Какой чистый, прозрачный воздух! Легко дышится.

– Интересно, – заметил я, – почему у одних деревьев листья уже пожелтели и опали, а у других еще зеленые?

– Наверное, им нравится осень и они ждут ее. Ведь они живые. Они переговариваются друг с другом… Шепчутся… Я слышу их голоса, когда прогуливаюсь. Вы не слышите?

– Это ветер качает ветки, деревья не могут шептаться.

– Могут! – она посмотрела вверх и потянула меня за руку, вы же художник. Включите воображение. Вон там, смотрите.

– Большой дуб? Да, вижу.

– Нет, рядом… Береза. Видите? И тополь, там наверху, среди листьев, в кроне. Они ласково касаются друг друга ветвями и шепчутся о чем-то своем.

Я стал всматриваться и вздрогнул от неожиданности.

– Да, вижу. Странно. Ветра нет, а ветки двигаются… Почти не заметно. Если бы вы не показали, я бы ничего не разглядел. Теперь я стану рисовать деревья. Мне стало интересно.

– А кто это? – я кивнул в сторону бегущего по тропинке человека в спортивном костюме.

– Наш управляющий, спортом занимается, – Катя хихикнула, проводив его взглядом, – тоже мне, физкультурник! Лучше бы делом занялся, взял грабли, подмел дорожки, листья бы в кучи собрал. А то наш садовник слегка приболел.

– Да. Что-то его давно не видно. Он и фонтан чистил.

– Теперь его самого приходится чистить, – глухо сказала Катя. – Мы что-то про бегунов обсуждали? Давайте продолжим тему, а то наш садовник меня огорчает в последнее время, не будем о нем.

– Хорошо, – согласился я. – В Таврическом саду таких бегунов много. Один даже мой мольберт опрокинул. Зацепил ногой и не извинился. Побежал дальше с красным лицом.

– Это от безделья они бегают, – подхватила Катя. – А то еще по улице бежит такой. Что за удовольствие – дышать выхлопными газами?

Я засмеялся:

– Вот, вот! Я тоже не пойму, неужели работы нет? Эти придурки меня всегда смешили. Лучше бы дома порядок навел. Взял пылесос в руки, жену бы разгрузил.

– Ха-ха! – Катя отвернулась, пытаясь справиться с внезапно напавшим на нее приступом смеха.

– Идиот! – сказала она, сквозь хохот. – Я тут представила… Ха-ха! Это как рыбаки-пьяницы. Поедут на рыбалку, а сами напьются вдрызг. А жены их дома ждут, еду готовят… Ох! Не могу-у! Вот умора! Придет такой и рассказывает какую рыбу поймал, руки в стороны разводит. А сам-то еле живой, устал бедняга.

– Хорошо, что в прорубь головой не упал!

Мы сели на скамейку, продолжая веселую тему.

– Да-а-а… – протянула Катя. – Руки в стороны: «Вот такая щука» – показывает.

А жена ему: «И где она»?

«Сорвалась, ушла!» – отвечает.

Глава 5

«Есть некоторые вещи, которые доставляют такое наслаждение, что невозможно найти слова, которыми можно было бы их выразить. Душа слишком тронута, слишком взволнована: нужно на мгновение уйти в себя, дабы насладиться и полностью оценить то, что ты ощущаешь, что будет потеряно без такого внутреннего созерцания».

Маркиз де Сад «К госпоже де Сад» (Письма из Бастилии) 4 августа 1787 года.

Рано утром я спустился в гостиную. Портрет висел на самом видном месте. Катя была как живая в черном платье с отливом с закрытой грудью (она сама просила), на ее шее висел медальон, тот самый. «Благородная дама» – подумал я и улыбнулся. Ведь я сам написал его, так приятно видеть плоды своего труда. Он дался мне на удивление легко, даже слишком. Потому что она нравилась мне, и я выплеснул на этот холст то, что было внутри меня, все накопившееся чувства к ней, с должным уважением к ее образу, пленившему меня, с того первого дня, когда ее увидел.

Я вздохнул и по привычке протянул руку к конфетнице, но тут же отдернул, глядя на портрет. Катя чуть улыбалась, мне стало неловко. Ведь я помнил каждый мазок на холсте, помнил, как они накладывались друг на друга и в каком порядке, как смешивались, как я менял складки на ее платье и в какой последовательности это делал. Но вот ее улыбки раньше не было. «Это, скорее всего, так падает тень» – успокоил я себя. Хотел, было, уйти, но, обернувшись, увидел Катю. Она стояла в дверях и смотрела на портрет. Затем подошла ближе.

– Спасибо! Такой подарок! – воскликнула Катя, разглядывая портрет. – Спасибо! – еще раз повторила она.

– Но вы же заплатили мне, не похоже, что это подарок, – заметил я.

– Я воспринимаю его, как подарок. – Катя отступила назад несколько шагов, желая посмотреть издали. Она повернула лицо и произнесла взволнованно, глядя мне в глаза:

– Вы задели мне сердце и оно…

Катя поспешно вышла, опустив голову, ускоряя шаги. Ее черная юбка с каймою белых кружев по краям мелькнула на лестнице и исчезла.

Я поймал себя на мысли о том: «Что она одела сегодня? Чулки или колготки? Отчего же меня это так волнует? И какое может иметь это значение?»

К вечеринке было все готово. К шести вечера стали подъезжать машины. Из них выходили люди, чаще парами, нарядно одетые.

– Пришли показать свои платья, – заметила Катя. – Кто во что, как всегда. В последнее время дочь стала куда-то пропадать. Поздно возвращается, прячет глаза.

– Возраст такой. А вы знаете, когда я увидел ее возле ворот гаража, с рюкзачком за спиной, она обернулась и кивнула мне, улыбаясь. Она такая милая.

Катя насторожилась:

– Куда это она? А мне ничего не сказала.

– Ну, я не об этом. Дело не в том, что «куда», я вообще – я замолчал и задумчиво посмотрел на небо.

– Когда Ольга качается на качелях и смотрит в облака, – продолжил я после некоторой паузы, – она похожа на девочку из фильма. Такой черно-белый фильм про детство, про школу. Наверное, рядом лежит ее портфель с учебниками, в нем еще пенал, какая-нибудь игрушка: может кукла или пупсик, всякие девчоночьи штучки. Все такое аккуратное, приятно посмотреть.

– Смотрите, почти все приехали, – сказала Катя, оглядывая собравшихся гостей. На лужайке перед домом стояли гости, человек пятьдесят. Они говорили друг с другом, кивали головами, смеялись и неторопливо прохаживались вдоль аккуратных газонов, беседуя.

– Пойдем к ним. – Катя увлекла меня за собой, обнимая за спину.

Мы подошли и остановились возле одного из газонов. Оглядываясь, я заметил несколько девушек в синей униформе, они оживленно переговаривались, я сказал Кате:

– Эти девушки из бара, они такие симпатичные.

– Симпатичные? Нисколько! Если их раздеть догола и поставить под душ, от их мнимой красоты ничего не останется, – она махнула рукой и пренебрежительно продолжила. – Это все умело подобранные шмотки и слой косметики. Их головы пусты, там нет ничего, кроме болтовни с подругами о теме, которая их больше всего волнует.

– И какая это тема?

– Да, Бог мой?! Как удачно выйти замуж, конечно. Что же их так сильно волнует по вашему мнению?

– Может, они говорят об искусстве, о недавно прочитанной книге, о фильме, который потряс их и заставил задуматься? – предположил я.

Услышав мои слова, Катя прыснула со смеху и отвернулась, через мгновение она ответила:

– Найти старичка-миллионера, затем разными способами свести его в могилу и заграбастать его миллионы. Вот они и прихорашиваются в надежде, что мужчины обратят на них внимание.

– Но почему старичка? Разве не достаточно молодых и богатых людей?

– Старички менее требовательны, я так думаю. Молодые больше избалованы женским вниманием. Ну, сам посуди: молодость, плюс нередко хорошая внешность, прибавь сюда деньги, связи. Иметь с ними роман более проблематично, чем с пожилыми мужчинами.

– Короче говоря, – вставил я. – Старика легче надуть, пустить ему пыль в глаза.

– Конечно! – Катя прошлась по бетонному поребрику газона, поправила табличку «По газонам не ходить!» и посетовала. – Пишешь-пишешь, все равно прутся.

– А вот эти? – спросил я и показал на двух женщин, не спеша прогуливающихся по дорожкам возле фонтана. Одна была в красном, другая в голубом платье.

В это время к нам подбежала девочка:

– Екатерина Ивановна, а когда включат фонтан? – спросила она и запрыгала на одном месте, пританцовывая.

– Скоро уже, иди, поиграй в мячик, только не бросай его в воду, – ответила Катя и слегка подтолкнула ее рукой.

Та побежала, радостно махая руками. Катя обернулась ко мне:

– Ты про кого это? Про них? О! Это из другой команды. Цыпочки-разведенки, с детьми подростками коварными, ревнивыми и злыми. Они и сами измученные неудачами на брачном поприще, становятся такими же злыми и коварными, если не хуже. Я их хорошо знаю.

Она смерила «цыпочек» пристальным взглядом.

К нам подошел Сергей Иваныч и сказал торжественно:

– Мадам, все собрались и ждут вас. Все готово, – он поклонился и отступил в сторону.

Катя улыбнулась и последовала к небольшому возвышению. Там собралась толпа из гостей, между собравшимися сновали официанты с подносами уставленными фруктами с шампанским. Я пошел следом за ней.

– Посмотри, – сказала она мне через плечо. – У кого глаза блестят – значит, «набрался», – она улыбнулась, поджав губы, затем снова сделала серьезный вид и с таким выражением на лице подошла к гостям.

– Здравствуйте! Рада Вас видеть у себя, – она закрутила головой во все стороны, улыбаясь. – И вы пришли? – спросила она пожилого человека в очках, с круглым добрым лицом.

– Да, я очень люблю гостить у вас, – ответил тот, наклонив голову.

– Вот и славно. Хороший доктор всегда пригодится.

– Ах! Спасибо! – круглолицый растаял, лицо его порозовело. Он снял очки и стал с волнением протирать их носовым платком.

– Так, – продолжила Катя. – Все желающие собрались? Ну, кто не успел, тот опоздал!

– Вот-вот. – Сергей Иваныч захихикал. – Тогда начнем, – он подошел к срезу дерева, на котором лежал футляр и, раскрыв его, достал сложенный лук, напоминающий спортивный. – Мадам, прошу вас!

Сергей Иваныч протянул Кате оружие. Катя приняла его. Выставив левую ногу вперед, расправила плечи.

– Стрельба из лука это искусство! – сказала она и вложила стрелу. Принесли мишени – черные кружки на белом фоне. Катя молча наблюдала за приготовлениями. Затем, повернув голову ко мне, сказала:

– Ружья, пистолеты – это все не то! Ничто не может сравниться с летящей стрелой со свистом рассекающей воздух! Лук – самое древнее оружие на Земле.

Она выпустила стрелу, почти не целясь. Еще одну, несколько секунд спустя, полетела третья. Все мишени были поражены. Гости восторженно загудели и захлопали в ладоши. Послышалось:

– Браво!

– Изумительно!

– Вы наша охотница!

Одна из двух женщин-разведенок, в красном платье, предложила:

– Давайте развлечемся? Придумаем что-нибудь увлекательное, щекочущее нервы? – она была явно навеселе.

– Я не прочь встряхнуться! – Катя повысила голос. – С тебя и начнем, раз ты такая смелая! Поставьте ее на десять шагов от меня.

Сергей Иваныч понял, в чем дело и дал знак охранникам. Те подскочили и потянули даму в красном. Кто-то из гостей догадался что нужно, принес яблоко из вазочек с фруктами. Яблоко поставили даме на голову. Все замерли. Катя вложила стрелу и подняла лук вверх, натянула тетиву, прицеливаясь. Она медленно опустила левую руку. Дама не успела прийти в себя, не соображая: шутка это все или всерьез. Яблоко, сбитое стрелой, упало с ее головы, разлетевшись на лету.

Всеобщее ликование охватило, гостей в тот же миг. Дама в красном платье продолжала стоять с растерянным видом, хлопая глазами, то, открывая, то, закрывая рот. Хмель выветрился из ее головы. Она медленно пошла в парк, села на скамейку и сидела некоторое время, пока не пришла в себя окончательно.

К ней подошел доктор в очках, от выпитого вина его лицо стало еще более круглым. Он взял ее руку и нащупал пульс.

– Не надо так переживать, моя милая, – сказал он и улыбнулся. – Это всего лишь шутка, не более.

– Перестаньте издеваться! ответила дама в красном и убрала руку.

– Вы делаете Катьке массаж, ублажая ее. А может не только массаж? – ехидно добавила она.

– Как вам не стыдно! Я со всей душой. А вы…

Обиженный доктор поспешил удалиться.

Сергей Иваныч, проходя мимо, бросил, повернув голову:

– Не обижайте нашего доктора, а то вам поставят на голову еще одно яблоко!

Глава 6

На следующий день мы снова встретились с ней на лестнице. Вечером. Было поздно. Я спускался, а она поднималась. Остановилась, поставив одну ногу на ступеньку, и, укоризненно взглянув на меня, спросила:

– Почему вы не спите? Нужно отдыхать. Вы целый день ходили по округе. Я видела вас из окна. Ваш мольберт, он тяжелый?

– Я искал пейзажи.

– И как? Нашли? – она улыбнулась.

– Да, нашел несколько. Мне понравилось озеро, но издали. Вы знаете, когда на вас это темное платье, вы похожи на королеву.

Она тихо засмеялась, опустив голову:

– Вот еще выдумали. Платье из бархата.

– Оно мягкое? Вам хорошо в нем?

Катя подняла голову и ответила, смутившись:

– Потрогай, если хочешь, – она протянула мне свою руку с улыбкой на лице.

Я дотронулся до рукава.

– Мягкое, я так и думал.

– Вам все принесли? – она убрала руку и смотрела серьезно. – Все, что вы заказывали?

– Да, спасибо, но бумага нужна не та, но можно и такую.

– А какая нужна? Плотнее, верно?

– И кисти нужны тонкие, хотя бы пара.

– Я скажу, чтобы вам принесли все что нужно. Мне понравился портрет. Спасибо, вам заплатят завтра, сполна. При свечах он смотрится лучше, чем днем.

– Конечно, это же масло! Впрочем, так все пишут, ничего особенного. Прогуливаясь после ужина с альбомом в руках, я увидел, что Катя сидит на ступеньках беседки в глубине сада, задумчиво опустив голову.

– Катя, почему вы здесь сидите одна на ступеньках?

– Я отдыхаю. Хочется иногда остаться одной, посидеть в тишине, полистать журнал, может, открыть книгу. Давно ничего не читала, – она подняла голову и грустно посмотрела на меня.

– Вам скучно?

– Нет. Совсем не скучно. Я привыкла так и мне здесь нравится, в этой беседке. Когда цветет шиповник здесь особенно хорошо. А сейчас он отцвел, и лепестки все опали. Видишь? Лежат на траве.

– Вижу. Вам жаль, что он отцвел?

– Наверное, жаль. Всегда грустно становится, когда я смотрю на упавшие лепестки. Вы играете в карты? – спросила она с легкой улыбкой на лице.

– Да, немного.

– А в преферанс составите нам с Сергеем Иванычем компанию? Нужен третий.

– Попробую.

– Тогда пойдем в гостиную, – она встала.

Мы поднялись в гостиную. Сергей Иваныч уже был там он сидел за столом и что-то тихо напевал, наливая себе из бутылки. Когда рюмка, стоявшая перед ним, наполнилась, он осушил ее и выдохнул.

Катя поморщилась:

– Вот тебе и преферанс по пятницам!

– А сегодня что? Пятница? – Сергей Иваныч повернул голову. Было видно, что он слегка «набрался».

Мы с Катей переглянулись и сели за стол.

– Вам, наверное, хватит, играть не сможете, – она достала колоду и, взглянув на Сергея Иваныча, взяла бутылочку, и спрятала ее в буфет. Раздала карты. Он ухмыльнулся:

– Еще как! Не думайте, что…

– Ваше слово, – перебила она его.

В дверь постучали. Вошел человек из охраны и сказал:

– Эта девчонка хочет назвать номер телефона и что-то еще. Вам необходимо поговорить с ней. Катя тут же встала и вышла из комнаты. Сергей Иваныч, не долго думая, подскочил к буфету. Он быстро открыл дверцу, достал бутылку, налил себе целый стакан и разом опрокинул его, задрав голову.

– Ух! – выдохнул он, облизываясь. Затем также быстро сел на место и взял в руки карты.

По уверенности движений можно было предположить, что такие «броски» он проделывал раньше. Слишком ловко и четко было все сделано.

Когда Катя вошла, он сидел со скучающим видом, как ни в чем не бывало. Конечно, я бы ни за что не стал выдавать его из чувства мужской солидарности, но играть было действительно неинтересно.

– Ну, что там? – она села на место.

– Я – «пас», художник – «раз», – ответил Сергей Иваныч, вращая мутными глазами.

– Я скажу… тоже «пас», пожалуй, – со вздохом промолвила Катя.

– Шесть пик, – произнес я.

Началась игра. Катя снова поморщилась, замечая неверные ходы.

– Ренонс! – Сергей Иваныч засмеялся, уткнувшись носом в карты.

– Какой к черту «ренонс»? – Катя уставилась на него презрительно.

– Играть невозможно! – заметил я. – Вы перепутали все взятки, Сергей Иваныч.

– Отчего же перепутал? Позвольте… это моя, вот эта… – неуверенно ответил он и замолчал, ворочая глазами.