Художник. Сборник произведений

Катя поднялась к себе и не успела войти, как раздался телефонный звонок. Она приложила телефонную трубку к уху:

– Хорошо, приезжайте только сегодня. Через час, но не позже. Два максимум. Тогда я приму Вас.

Она подошла к окну и стала смотреть на озеро в подзорную трубу.

Вошел Сергей Иваныч. Он поздоровался и сел с безразличным видом на диван.

– Сергей Иваныч, а кто это там рыбачит у берега? – спросила его Катя.

Он посмотрел в окно и ответил:

– Не знаю, какой-то человек, рыбак, наверное, – он взял у нее трубу. – Сейчас разберемся.

– Там же висит объявление! На нем написано все крупными буквами, читать он не умеет что ли? – не унималась Катя.

– Сергей Иваныч, вы чего хотите чаю или кофе? – Катя поманила горничную пальцем, когда та вошла.

– Да, не откажусь посидеть с вами, все равно чего, без разницы, – ответил он, двигая стул.

Я вошел и поздоровался. Катя любезно взглянула на меня, приглашая присоединиться. Не знаю почему, но мне захотелось обнять ее и не отпускать никогда.

Я посмотрел в окно и увидел, как к лодке, на которой сидел рыбак, подошел катер. На его палубе показались двое, они растормошили рыбака, отобрали у него удочки и, переломав их, выкинули за борт. Недолго думая, рыбака выкинули следом.

– Туда его, и поделом! – Катя засмеялась, наблюдая происходящее, она сказала сквозь смех. – Когда кому-то хочется приключений, то мы их организуем очень быстро, надо сказать.

– Точно так, – подхватил Сергей Иваныч и тоже осклабился. – Рабочие в башне уже познали это на собственной шкуре, что-то больше не шумят.

Они переглянулись, продолжая хихикать:

– Смешно, ей Богу! – Сергей Иваныч снова оскалился. – Как в мультфильме! Здорово! Но человека жалко.

– А чего ему будет? – Катя перестала смеяться. – Да, он и не человек вовсе. Нормальные люди читать умеют. А этот? Алкаш, наверное, – она повернула голову и равнодушно уставилась в окно, помешивая ложечкой в чашке.

– По-моему, он и плавать не умеет, – добавила она через некоторое время. – Да! Не видно, что плывет. Взмахи рук? Их нет!

Сергей Иваныч привстал со стула, всматриваясь:

– Может, людей послать? Вдруг, он тонет?

Катя удивленно посмотрела на него и пожала плечами:

– Да, ладно вам, полноте. Когда вы сбили человека машиной, что-то я не заметила такого беспокойства в ваших глазах. И вообще, кто вам сказал, что его надо было толкать в воду? Я не говорила.

Она отпила из чашки и поставила ее на стол.

– И перестаньте в человечность играть! – заметила она недовольно.

Я, пользуясь случаем, брал из вазочки конфеты и уплетал их одну за другой. Раздался стук в дверь. Вошли двое, они принесли какие-то деловые бумаги на подпись.

Катя встала из-за стола и пригласила их в свой кабинет. Мы с Сергеем Иванычем встали и пошли следом. Так как делать было больше нечего.

Когда мы вошли, двое пришедших стояли в напряженных позах. Что-то явно не ладилось.

– Я это не подпишу без юриста, – сказала Катя и холодно посмотрела на них.

Те переглянулись и зашептались. Ее взгляд стал еще холоднее. Она сказала четко:

– Если вы хорошо воспитаны, то должны знать, что шептаться о своих делах в присутствии других людей неприлично, в присутствии дамы – тем более, – ее глаза широко раскрылись, поблескивая. – Она может подумать, что вы говорите про нее то, что невозможно произнести вслух! Убирайтесь!

Они опять переглянулись. Один хотел что-то сказать и открыл было, рот, но Катя опередила его. Она схватила со стола вазу, вынула из нее цветы и быстрым движением запустила ее в их сторону. Ваза разбилась о стену, окатив их множеством осколков. Они нагнулись и, схватившись за головы, выбежали из кабинета.

– Вот так одна деталь портит все впечатление, – сказала Катя, успокоившись. – Дорогие костюмы, ну и что? Встречают по одежке, а провожают по уму. Один неверный мазок или украсит или испортят картину. Наш художник меня поймет.

Она победно посмотрела на меня и улыбнулась.

Вошла горничная и стала подметать пол. Она повернулась к нам спиной и наклонилась. Сергей Иваныч принялся разглядывать ее с задумчивым выражением на лице. Брови его то поднимались, то опускались. Он отводил взгляд, но ненадолго. И его глаза вновь устремлялись к заветной цели. Я тоже рассмотрел горничную как следует. Это была женщина лет 30 с круглым лицом и слегка полная на вид. У меня создалось впечатление, что она специально повернулась к нам спиной, чтобы продемонстрировать свои формы. Ей было, что показать, и она знала, что на нее смотрят. Она, видимо, не раз так делала везде, где ей приходилось работать. Катя, оценив обстановку, сказала:

– Идите лучше делом займитесь, вы оба! Вы, Сергей Иваныч, всегда говорили, что у вас полно работы. Вот и работайте! А вы, – обратилась она ко мне. – Берите свой мольберт и марш на прогулку!

Она посмотрела на нас с укоризной и добавила:

– Хватит здесь таращиться!

– Да, действительно, что-то я засиделся. – Сергей Иваныч встал, задвинул стул и пошел к двери.

– Спасибо за компанию, я пойду к себе, – сказал он, открывая дверь.

– Я тоже пойду, пожалуй, – сказал я и вышел за ним.

Уходя, услышал, как она отчитывает горничную: «Поменьше крутите задом, здесь не публичный дом!» Я шел по коридору и думал: «Выходит, я должен ловить ее настроение; если она злится, то лучше подождать, когда она успокоится, и взгляд ее станет лучистым и добрым. Чтобы не попасть под „горячую руку“ запустит в меня вазой, а если… – тут я вспомнил про графин с водой, который стоял на ее столе – он, наверное, очень тяжелый».

Тем временем Катя продолжала отчитывать горничную.

Она вперила в нее презрительный взгляд и сказала резко:

– Зачем вы пришли сюда? Работать?

– Да, мадам… – она вдруг заплакала и, отвернувшись, стала медленно сползать по стене, всхлипывая. Затем повернулась и затрясла головой:

– Да, да… Да!

– Прекратите истерику! – Катя с размаху ударила ее по щеке.

Девушка замолчала, вытирая слезы.

– Не увольняйте меня. Прошу вас, – сказала она сдавленным голосом. – У меня двое детей.

Она жалобно посмотрела на Катю.

– Хорошо. Я не уволю вас. С завтрашнего дня будете приходить ко мне в кабинет для уборки, каждый вечер.

Катя подошла к окну и медленно, заложив руки за спину, сказала:

– Мне нужны ваши глаза и уши. Везде, где сможете. Вечером расскажите, что слышали и видели.

Она обернулась и добавила с улыбкой:

– Даже больше уши, чем глаза. Все равно многое увидеть вы не сможете. А вот услышать всегда легче. – Катя погладила пальчиком по обоям и задумчиво продолжила, глядя прямо перед собой:

– Кто? С кем? Когда? И где? Что говорят?

Она отвернулась к окну, продолжая:

– И вот еще что…

– Что?

– Попытайтесь выяснить, куда ходит художник и с кем?

– Он ходит один. Я это и так знаю.

Катя согласно кивнула головой:

– Ну что, договорились?

– Что скажет управляющий? Он занимается расстановкой прислуги…

– Меня не волнует, что он скажет! – Катя резко повернулась к девушке, – наплевать на то, что он скажет!

– Да, конечно. Я все сделаю.

Катя улыбнулась в ответ:

– Ты умная и хорошая. Я в тебе не сомневалась. Как тебя зовут?

– Вера.

– Вот и хорошо, Вера, – она отвернулась к окну и замолчала, сомкнув губы, о чем-то думая.

Горничная попятилась и, тихо отворив дверь, вышла.

* * *

Сергей Иваныч сидел за столом и, приложив мобильный телефон к уху, слушал. Он переводил тревожный взгляд с одного окна на другое. На озабоченно-усталом выражении его лица отчетливо проступали морщины. Лучи солнца, падающие из раскрытого окна, подчеркивали этот отпечаток времени, так четко, как никогда. Он вообще крайне редко смотрел на себя в зеркало. Делал это лишь по необходимости. Зато других любил рассматривать. Особенно когда собиралось много людей, в людных местах, куда его иногда просила отвезти Катя. Его колкий внимательный взгляд выдавал в нем профессионала. Он быстро окидывал взглядом присутствующих, подмечая все детали, на которые следует, по его мнению, обращать внимание. Это был первый заход. Вторым заходом он дорисовывал картину. Она отпечатывалась в его голове словно схема с пунктирными, красными линиями и стрелками, т.е. со всем необходимым арсеналом знаков, понятными лишь ему одному.

Исходя из этого он действовал. Я никогда не видел на его лице испуганного выражения. Казалось, чувство страха было ему неведомо. Он никогда ничего не боялся. Чаще всего его лицо было усталым и равнодушным и иногда обиженным. (Из-за Кати).

Вошла Катя. Она напевала какой-то мотив.

– Что у нас за последнее время? – спросила она, делая плавные движения рукой в такт мелодии, доносящейся из стоявшего на столе приемника.

Сергей Иваныч отложил мобильник в сторону и ответил:

– Два сухогруза. С первым нормально, – он закашлялся, повернув голову в сторону, – а вот со вторым, не очень.

– Что значит: «не очень»? – Катя поморщилась и села на стул у распахнутого окна, наблюдая за выражением лица Сергея Иваныча.

Сергей Иваныч опустил голову, перевернул несколько бумаг на столе и, посмотрев исподлобья, ответил:

– Капитана пришлось пристрелить, – он тут же опустил взгляд и нахмурился.

Катя вздохнула. Лицо ее сделалось печальным. Она сказала, качая головой:

– Вы иногда так меня огорчаете. Внезапно, посреди бела дня… Какая хорошая погода, но она меня больше не радует. Солнце с утра было ласковое, – продолжила она, задумчиво глядя в окно на виднеющийся сад. – Вы и ваши люди портите мне настроение.

Катя замолчала и, опустив голову, принялась перебирать складки платья. Губы ее оставались сомкнуты и неподвижны. Временами она разжимала их, как будто хотела что-то сказать, поднимала голову и смотрела на Сергея Иваныча.

Она сидела так некоторое время, затем закурила и произнесла:

– Тело выкинули за борт?

– Да. – Сергей Иваныч кивнул в ответ.

– Ну и правильно, – она затянулась и, выпустив дым в окно, продолжала:

– Такие дураки меня всегда раздражали, – она чуть улыбнулась. – Это все для девочек с восторженными глазами. Герои боевиков на экране, а в жизни все куда прозаичнее. У него осталась семья?

– Да. Две девочки. 10 и 12 лет.

– Пошлите жене деньги. Пусть успокоится. С девочками легче, чем с мальчиками.

Катя вытянула руку и отряхнула пепел в овальную пепельницу, выполненную по форме шлюпки.

– Да, это вы любите, выкидывать людей за борт. Я давно заметила, – произнесла она, укоризненно глядя на Сергея Иваныча.

– Ну, а куда еще? – Сергей Иваныч сжал губы и, вздохнув, произнес:

– Надо стремиться к простоте. Зачем все эти сложности. – Он сделал грустное лицо, встал и принялся прохаживаться по комнате, рассуждая:

– Он стал стрелять, ранил одного из наших…

– Ваших, – тут же поправила Катя.

– Хотел поджечь корабль. Что бы нам тогда досталось? Обгорелые обломки, плавающие по воде? Что еще оставалось?

Сергей Иваныч сел и обиженно посмотрел на Катю, ожидая, что она скажет.

Катя некоторое время молчала, задумавшись. Она положила сигарету в выемку борта шлюпки-пепельницы и стала покручивать ее двумя пальцами, наблюдая, как синеватый дым поднимается к потолку.

– Ладно. Перестаньте оправдываться. Что сделано, то сделано. Иногда встречаются такие болваны. Ему предлагаешь деньги, а он стоит как истукан, смотрит на тебя и вертит головой… Но все равно. Не огорчайте меня больше. – Катя протянула руку к самому лицу Сергея Иваныча.

– Постараюсь, – ответил Сергей Иваныч, целуя ей руку.

– Еще нежнее… Надо целовать руку, а не кольца на ней. Вот так. Хорошо… Вы опять не брились утром?

– Некогда, все дела… Забегался. Извините.

Катя откинулась на спину кресла и закрыла глаза, сказала:

– Мы можем сейчас купить «BMD»?

– Нет. Сейчас нет, – ответил Сергей Иваныч.

– А когда?

– Думаю, скоро.

– Скорее бы…

Глава 3

Вчера Катя увидела меня на лестнице не совсем одетого, около шести часов.

– Вы ходите здесь в одних трусах. Это неприлично!

– Я привык ходить так у себя дома. А вы, если помните, сами сказали мне «Будьте как дома», для моего же удобства. Если это конечно не пустые слова. «Я не привыкла бросать слова на ветер и всегда держу обещание» – вот фраза, которую вы время от времени повторяете или же вставляете слова из нее в нужный момент, в разговорах.

– Да, – ответила она, слегка смутившись. – Но есть определенные приличия и понимать слова, сказанные из вежливости и желания успокоить ваше здесь пребывание, сделать его удобным для вас не следует так буквально.

– Приличия это условности, не более, – возразил я. скрестив руки на груди. – Люди выдумали их для оправдания собственных поступков.

– Однако мне нравится ваше упрямство, с которым вы отстаиваете свою точку зрения, – она улыбнулась и, благосклонно взглянув на меня, продолжила. – Давайте пройдем в гостиную. Я попрошу подать нам туда кофе со сливками, любите?

– Лучше, со сгущенкой!

Она обернулась и добавила:

– Только оденьтесь, как подобает для вечера в обществе дамы.

И опять улыбнулась. Удивительно, как простая улыбка может изменить лицо человека, разумеется, в лучшую сторону. И как приятно видеть это изменение, наблюдать его.

Когда я вошел в гостиную, она оказалась пуста, Катя еще не пришла. Да она и не могла прийти, так быстро. Я знал это и поэтому пришел первым. Сел в кресло возле круглого столика и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Появилась Катя, в темном платье ниже колен с закрытой грудью и высокой талией. В нем она напоминала даму из рыцарских времен. Все равно, что на ней было одето. Сначала она мне просто нравилась, потом нравилась очень. Я часто думал о ней, представлял ее в разных одеждах. Это происходило вечером и утром, когда я засыпал и просыпался, она снилась мне.

Она села, молча расправила складки платья и подняла на меня печальный взгляд, слегка задумчивый. На ее шее я заметил медальон с диковинными узорами позолоты. Если открыть его, то, наверное, можно было бы рассмотреть маленькую прелестную головку, нарисованную художником на заказ.

Я не решался спросить ее об этом медальоне. Она молчала. Я заговорил первым:

Она поджала губы и, чуть помедлив, ответила:

Да, опять этот шум после восьми вечера. Я всегда говорила, что нужно бить морды. С такими людьми необходимо поступать только так. Иначе им не понять. Они – Вы не в духе, что-то случилось?

– Уважают лишь силу и ей одной подчиняются.

– Рабочие в башне?

– Да, – она вздохнула. – Я пришла поздно, выпила таблетку и задремала. И тут опять эти звуки! Заткнуть уши, положить подушку на голову? Но это же смешно! – проговорила она взволнованно и уставилась на меня.

– Да. Вы правы, неприятно.

Катя откинула голову на спинку кресла и, глядя в потолок, продолжила ровным спокойным голосом:

– Молодость не понимает, как может быть сладок сон. Эти обрывки сновидений, частички волшебства. Иного мира, в который погружаешься, закрыв глаза, натянув на себя теплое и мягкое одеяло.

– Вы считаете, что сон это реальность? – я вопросительно посмотрел на нее.

– Думаю, да. Я предпочитаю просыпаться сама и не люблю, когда меня кто-то будит подобным образом.

– Я согласен с вами. Это все равно, что стаскивать одеяло с беззащитного тела. Это жестоко лишать человека отдыха, отнимать минуты сна, такие драгоценные и необходимые подчас.

Она тут же подхватила:

– Работа накладывает определенный отпечаток. От этого никуда не деться. Каждодневные проблемы и дела, которые я вынуждена решать, изматывают меня, перегружают мозг и изнуряют тело. Сон возвращает мне силы и питает меня словно целебный эликсир. Покой необходим мне как воздух, – рукой Катя указала мне на пачку сигарет, предлагая.

Затем сама достала сигарету и закурила. С наслаждением, затягиваясь, продолжила, но уже с большим выражением и страданием в голосе.

– Прерванный сон это, как недосказанная фраза оборванная на полуслове, словно недопитый бокал вина, падающий из рук и разбивающийся в дребезги… разве не бывает жаль?

– Да мадам, конечно, жаль.

– Не называйте меня «мадам», прошу вас. Я достаточно наслушалась этого за день. Хотя бы вечером просто по имени.

– Хорошо, Катя. Буду называть вас так.

– Спасибо, спасибо, – она улыбнулась печально.

– Вы знаете, Катя, ведь эти рабочие… они живут своей жизнью, также как вы своей. Я попробую объяснить вам, чтобы вы не столь болезненно воспринимали такие события.

– Ну, хорошо, попробуйте! Но вряд ли у вас это получится, – она с интересом взглянула на меня и снова уставилась в потолок, ее руки расслабленно повисли.

– Вот вы живете своей жизнью, – начал я. – Она, безусловно, важна для вас, потому что она ваша, вероятно только поэтому и еще потому, что вы считаете ее правильной: работа, дом, знакомые, поездка в Финляндию и так далее. Какие-то проблемы, разумеется не без этого. А рядом живет кто-то другой, своей жизнью со своими привычками и проблемами. Привычки особенно странные и нехорошие могут создавать определенные сложности и причинять неудобства окружающим. Его жизнь важна для него, как и ваша для вас. Она ценна для каждого из вас и с возрастом становится бесценной, так как каждый из вас понимает, что жизнь не вечна, она бесценна хотя бы поэтому, что конечна. Мы привыкли жить, как живем, и менять привычки никогда не хочется. Подстраиваться друг под друга сложно. Когда привычки сталкиваются, появляются трудности, часто непреодолимые, они выматывают и портят настроение.

– Да, – промолвила Катя. – Вы правы, подстраиваться друг под друга сложно. Особенно, когда ненавидишь человека, под которого нужно подстраиваться.

Я вопросительно взглянул на нее.

Мы поженились спонтанно. Я влюбилась. Это был необдуманный шаг, теперь я понимаю. Муж оказался не таким, каким я его придумала, совсем не таким. Он все время повторял: «Люблю тебя!», но это были просто слова. Уходя, он никогда не оглядывался. Никогда. Вскоре, он начал раздражать меня. Его голос, походка, жесты, привычки – словом: все отталкивало. Вечерами сидишь с ним за одним столом, ждешь его с работы, понимая, что совершила ошибку. Уткнувшись в экран телевизора усталым взглядом, ощущаешь его присутствие, ставшее давно тягостным. Безразлично ложишься с ним в одну постель, подбадривая себя избитыми фразами. Вот почему женщины изменяют. Они хотят попробовать, как будет c другим мужчиной. Все эти анекдоты про мужика в шкафу: муж в командировку, жена в кладовку. Ха-ха! – она устало засмеялась.

– Вы разошлись, надо полагать?

– Нет, я вдова, – она посмотрела на меня из под полузакрытых ресниц.

– А дети?

– Зачем? – ее лицо изобразило неподдельное удивление. – Не могу понять, зачем вешать на себя кучу проблем?

Она усмехнулась, закурила и продолжила:

– Гулять по парку и катить перед собой коляску, потом бежать, смешно махая руками, если малыш полезет в какую-нибудь лужу? Зачем все это? К тому времени у меня уже был ребенок, и я считала, что достаточно. Однажды, я пришла домой гораздо раньше, чем приходила обычно. Муж сидел и читал. Но вот что мне показалось странным… Его взгляд, каким он посмотрел на меня, был испуганный. Я решила развить тему: «Что не ожидал?» Попутно прохаживаясь, я увидела на балконе два окурка: «Ты же не куришь такие! Кто-то приходил?» На фильтрах были следы помады, он молчал. «Ай, как опрометчиво. Не успел выкинуть? Потерял осторожность?» – Затем я решила подыграть ему и обернула все в шутку. Появились те детали, которых я не замечала раньше. Ну, и запах чужих духов в комнате – это так избито! Я раньше не доверяла ему, а теперь окончательно перестала верить. Я не могла просто разойтись с ним. Мир оказался более материален, чем я думала. От этого все отталкивается, и все приходит к этому рано или поздно. Материя основа, чувства не так важны, точнее не так, как я полагала. В молодости я думала, что женятся по любви, как и все девушки моего возраста. Но жизнь внесла свои коррективы, и все расставила на свои места. Иллюзии рассыпались, лопнули, как мыльные пузыри. – Катя потушила сигарету и воскликнула. – Я знаю тысячи удовольствий! Я испытала их все и скажу, что ничто не может сравниться с упоением от свершившейся мести. Когда женщину берут силой, она мстит. Но и когда ей отказывают, она тоже мстит. Неважно, какая месть окажется страшнее. Жажда мести поглотила меня целиком. Я жила этим, мечтала об этом каждый день.

Она замолчала, потупившись, и глаза ее, сверкавшие огнем, померкли. Но ненадолго. Вот она снова оживилась, подняла голову, посмотрела на меня пристально и сказала:

– Иногда одно слово может изменить все, особенно неосторожно сказанное, вырвавшееся вместе с презрительным взглядом, ехидной ухмылочкой, часто случайно. Это помогает лучше узнать человека, сорвать маску с его лица и может быть узнать до конца и поставить точку. Разорвать отношения непросто. Они складываются зачастую годами и шлифуются временем. Бывает так, что я специально провоцирую собеседника на такие откровения. Довожу его, так сказать, до нужной кондиции. Не торопясь, постепенно распаляю, заставляя говорить правду. И вот она врывается, наступает момент, он изменяет мое отношение к собеседнику. Это доли секунды, как удар, внезапно, но я готова к такому моменту. Этот удар не становится для меня неожиданностью ошеломляющей и сбивающей с ног. Ведь, я сама этого хотела. Даже люди, которых считаешь друзьями, показывают и свои худшие стороны. А что уж говорить об остальных знакомых? Мне интересно это всякий раз, когда я это делаю. Вдруг, – она тихо засмеялась. – В какой-то миг он понимает, что совершил промах, но уже поздно. Дело сделано, и песенка его спета. Вот и с тобой, ты не заметил подвоха?

– Какого подвоха? – насторожился я.

Катя удобнее расположилась в кресле, откинувшись на его спинку, взяла со стола сигареты и, закурив, объяснила:

– Но твоя ложь так невинна, – она сделала затяжку и медленно выпустила дым в сторону. – Ты сказал: «Я взял две конфеты», а на самом деле, ты взял четыре, – она лукаво взглянула на меня. – Их много в вазочке, кто будет считать? Верно?

Я кивнул головой:

– Значит, вы сосчитали их предварительно?

– Значит, сосчитала. Или за меня это сделали другие. Какое это, впрочем, имеет значение? Такая мелочь, ерунда, однако интересно все же. – Катя заулыбалась после этих слов, но затем лицо ее стало серьезным и строгим. – С возрастом я все чаще стала задумываться над тем, кто поддержит мою слабеющую руку? Разве, в такие тяжелые минуты, тогда, когда тебе особенно тяжело, легко бывает дозвониться до детей, живущих порой далеко и занимающихся своими делами? Свои проблемы их волнуют зачастую больше, нежели состояние их матери. Часто я завидовала тем парочкам, которые вместе много десятков лет. Им просто повезло, но в каждом случае есть исключения. Не надо стремиться выйти замуж любой ценой. Лишь бы за кого. И тешить себя мыслью: «Я замужем!» Вертеть рукой с обручальным кольцом на пальце у других перед носом специально, чтобы его видели. У мужчин из желания отомстить им за то, что они не добились меня, а у женщин, доказывая им, что востребована и ничуть не хуже их. Раньше я думала, что мужчина должен быть активнее, чем женщина, он должен выбирать и предлагать. Теперь я знаю, что выбирать должны оба. Роль женщины в начале знакомства и дальнейшем развитии отношений заключается не в том, чтобы мило улыбаться и строить глазки, не сидеть в смущении, потупив взор. Никоим образом! Она должна быть такой же активной, как и мужчина, если не более. Отношения необходимо строить совместными усилиями!

Катя замолчала, задумалась, и взгляд ее устремился в одну точку. Она сидела так некоторое время, затем очнулась, повернула голову и сказала:

– Я прошу вас прислушаться к моим советам, самым настоятельным образом. Они исходят из опыта и знания жизни.

– У вас есть подруги?

– Да, как сказать. Все живут своей жизнью. Была одна. Я пыталась ее вытащить в театр на выходные. А она все рассказывала мне, что если брать картошку на рынке, то там дешевле, но много гнилой попадается. Поэтому, убеждала она, надо брать в магазине и непременно сеткой. Так лучше. А потом я поняла, ей просто нравится вся эта кутерьма. Вариться в этой каше – это ее жизнь. Ждать дочку с работы, ругать пьяного мужа, бегать по магазинам и жаловаться на недостаток денег. И лишь такая жизнь имеет для нее какой-то смысл. А вечером по телефону она будет рассказывать все это своей подруге, помешивая ложкой в кастрюле. А ее подруга, в это время, прижимая плечом трубку к уху, будет ей поддакивать, и, нелепо согнувшись, доставать вещи из стиральной машины. Навешать на себя кучу проблем и идти по улице с перекошенным лицом и потухшим усталым взглядом. А в голове постоянно крутится одно и то же: «Не опоздал ли внук в школу, не болит ли у него животик? Как дела у дочки на работе, поставила ли она суп в холодильник, а не оставила ли его на плите, ведь, он может скиснуть! Погулять с маленькой, да не забыть постирать и поменять вовремя. Грудные дети такие плаксивые, закатят концерт на всю ночь».