Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов

Переплетаясь с тишиной, в шарах летящих слева, с Юга —ты говорила не со мной. Скрипел упругонеисчезающий вагон – на всех собаках,и дворник шёл, и подметал – на автозакахкатились в тишине, в земле сплошные знаки,варились зеки в козырнОм козЫрном фарте.Ты, милая, ЧЕГРЕС, ЧЕРМЕТ с голодным словом,а там за мной приходят шесть, как за уловомты ехала по тишине – а я за смертьюпод фонарём и на убой… и дворник в третьюзакрытую, как дверь, стучал кайлом и пивом,переплетаясь с тишинойв шарах и фильмах.(2009)

«а ты скажи скажи: еще не завтра…»

а ты скажи скажи: еще не завтраеще посмотрит словно смерть таджики холодно вослед халявный бог из кадрауходит чтобы свет проговоритьа рыба выплывает на ЧГРЭСиз ста китайских чмо один скинуета из апостолов земле досталось шестьи только свет не по себе взыскуети смотрит вслед прощальный героинничейный сын стоит во тьме у словаи комнату переходя за шестьдощатых метра смерть егоусловна(2009)

* * *

«Тебя уже не слышно никому…»

Евгения Изварина

тебя уже позвали никомусказать ему – так надо – на видуна водку дал и умер и проспалсялетели ангелы как листья в октябреа оказавшись в этом и нигдеим не укрыться слухом листопадано выше тот который в сторонеон путает следы на словареи топает по фене с рафинадомтебя уже не надо никомуи сто солдат закопано на лунномлобке хотелось говорить о чом-то умномно весь июль не снится только смертьна водку дать и выйти в октябретуда – наружу – где на языкедругом не говорят ужене надогде делится молчанье лишь на всехкак хлеб и дети в топкеснегопада(2009)

Качели

Дмитрию Машарыгину

город которым живём съест все качеличели или же веки но огрубелиа тяжелеет ли сын в животе год девятыйлистающий мать наизусть родовые палатыздесь опустели и перетертые ставнидержащие воздух как-будто он ровный – не равныйравный – ребристый —но нам развлеченье дыханьегород в котором наш сын нерожденный заранемне говорит и мной говорит на качеликачается дым а рукава опустелиты распрямился – игла до бессмертья дошлаи разломилась на два дурака-топорагорода два на подземный и мертвый языкреки ползли по качели реки за нихты изрекающий город ты маленький жидвлево и вправо качались качели и кто-то на нихмне говорил щебетал и смотрел нас в наклонсын мой ходил по земле но не наш и другойсклоны паслись как коровы в подземной рекелики ходили за тесто людей по землесумма созвучий утерянный голос невынутый сынты говоришь только голод я слышу Кыштымты говоришь он рожден я теряюсь за нимв щебете в речи бессмысленной чтобы спаслисын в животе (будто дочь) тяжелеет в Каслипуть ему крёстный и крестныйболючий как нимбмаленький плотник стоит на расплёсканном в щепки плотусын говорит я здесь счастлив(и улыбаетсятут)(2009)

«на иртышской набережной будь не будь…»

Дмитрию Дзюмину

на иртышской набережной будь не будьвсё казарина повторяешь всё о шмелечто случается проговаривается в октябрюближе к девятнадцатому перелейпароходик зыбкою на плаву —улялюм топорщится улялюмна иртышской набережной не люблюа уходишь с поездом —улялюма случись катарсис и будешь тына посту молчать повторять шмелявспоминать июль говорить иртышда и бог с тобой еслине земляа железный ангел махнет крыломудаляешь мир улялюм deleteна иртышской набережной шмель морскойЧПОК ПЧЕЛИНЫЙ РОТ имолчит(2009)

Путеводитель: Профилакторий на Южной

по жд читай по краюпо обряду обрисовкипо пивной стабильно с краюпо земной стабильно слевакак дебил над идиотомидиот над местной домаи младшОй под колыбельнойкак термометр или кто-топо жд читай по раюпо району и химчисткекалендарный всегда справадля картофельной очисткитам у белой три бомжихитри бомжары у пределауказующих у Южнойтолько в небо только в небопо жд не переводятна французский через рекичерез кабель через рукичерез дык-хуи-порукипринимает принимаетэтот ангел чёрный в дёготьвынимает всем бомжарамуказующий вверх ноготьдостаёт бутылку ГОСТаналивает забываети того кто с краю поляна поруки забираетяко по суху на нёбопо жд читай по краютолько Боже спят над бомжемтолько бомж их понимает(2009)

Путеводитель: Светофор

там светофор в себе плывётскорбит и плачет белый птичийхолодный голос на постойпросись и может быть услышишьтам чутко ждёт меня свердловскувитый Раями и адомтам наливают пиво врозьпод впавшим в детство снегопадомтам чутко это чутко спитс берёзами и медведЯмис дитём твоим как смерть сопитдо фонаря под фонарямитак чутко это чутко спитплывёт среди своей печалии если ты сюда отчалилто кто-то про тебя забылтам чутко ждёт меня вагонсреди вокзала километраи чуть свинцовый бьёт поклонторфяник в нефтяные недратам светофор своих детейна утро отпускает в небыльи плачет только от тогочто рядом с ними он бессмертен(2009)

«прости Господи мне надо…»

прости Господи мне надоперереживать простиа молчанье рафинадно ирастиптица на руке у богаголовная боль моятаетязыка немногоу меня

«о выткни Боратынский мне глаза…»

Памяти Дмитрия Кондрашова

о выткни Боратынский мне глазаоговори нас немощный Орфейглаза как правда на такие гвоздиоткажут у Аида тормозаи Дмитрий отбываетна пирогена пироги в неклёвом Таганрогеты просыпаешься на станции тюменьа снег идёт сквозь тело сквозь снегасквозь свет сквозь тень от светаи сквозь теньпредставь Аиду – охренеешь – гостивсё не уходят грантс покойный спитсквозь свет и падаль ношу до поминоки далеки от тела берегамир преломился или что-тосбылосьо напои их боратынский оговори оговори их ностена из смерти сбережёт меняо вытки боратынскиймне глазаа по молочной перейдя землеспускаешься инфарктом на столелапша б/п беспроигрышна смертьлюбая как любая впрочемречьо вытки Боратынского огород отмечает только одногодым и из дыма пирогилетят воследбездушны и прямы(2009)

2010 год

«и так же смерть похожа на лицо…»

и так же смерть похожа на лицои медленные мокрые ладониощупывают мёртвых быт и ёсреди корней уже наверно осеньно кажется агония ещёне учит говорить ещё всё та жепогладь непонимающе еёлицо похоже в угольях и сажепогладь её и руки и кольцоот сердца остановлено в глубинахпогладь её древесное шмотьёкоторое никто уже не сдвинеттам также смерть похожа на себякак ты когда листву свою теряешьи ест зима в полёте снигиряи цвирк шмеля наружу вынимаешьи ты несешь его как смерть своюкак зверя зверь спасаешь зайца в безднеи я твою смерть как свою шепчупогладишь против рук и всё исчезнешьтак прорастаешь дворников своихкоторые стоят посерединетвоей уже свершенной и своейи разве кто-то смерть как камень кинет?и разве сны недолги и тонки?и лёд нас учит нашей тёмной речикоторая короче чем водакоторая нас в ступе защебечетпохожая почти что на лицокачается в предзимья сердцевинекак ты незавершённая любовьстрашась что кто-то к светуеё вынет(2010)

«сведет с ума присутствие зимы…»

сведет с ума присутствие зимыкак время кости наши с фотоснимковрентгеновских – и разве были мыиначе как под капельницей – близкоуже сгорание всего всего всегоза минусом под ёлкой мандаринапопробуем представим вкус без вкусахолодное немёртвое зверьё(перечеркнул – поскольку не моёпереписал – поскольку нас не видно)сведёт с ума наличие имённеобходимость называнья вещимпроизношения с акцентом и нулёмперешиваешь шерстяные вещисведёт до насекомого менячтобы раскройщики увидели земляладони разжимает и клевещетособенно как видно детвораглотает нашу жизнь за нас – в беганас ударяет в небеса гремякак перебежчикскажу тебе нам не сойти с умапока лучи рентгеновские светятнасквозь отличия зимы и январяпережимают глотку говоря пускайещё немного много не заметяти я сижу смотрю на этот лучблагодаря судью или присяжныхили подонка что велик-могучзасунул в тело мне и с тем оставил(2010)

«вот ты стоишь с прозрачным языком…»

вот ты стоишь с прозрачным языкомжуёшь воздушный оробелый комзастывший снег живёт перегибайположат лист – с другой его читайположат в гроб – перевернись за жизньземля в тебе и нет иных отчизнположат в твердь как небо утикайнас боль в живых запишет через край(2010)

«Мы разучились говорить на русском языку …»

Мы разучились говорить на русском языку —Висит солёная вода на ледяном суку.Затвержен скорый договор бухлом в твоей крови —Переговорщик с языком, давай поговори.Поговори за ночь со мной чучмек, поэт и брат.По хромоте – я там одной, мой дружелюбный гад.Из съёмной этой наготы – я на одной стоюИ голожопым языком не с Богом говорю.(2010)

«бука спит она устала стала женщиной и вот…»

бука спит она устала стала женщиной и вотпереходит мир на запад ожидаючи абортобжигает крылоплечи закрывает черепкибука спит она устала и шаги её легкии шагая без уклона из груди её сосётсын как тёмный татарчонокворкутлаговский полётвдоль по свету неповинныйбубучонок смотрит светтёмно-синий тёмно-тёмныйчерез мамочкин скелетбука спит она устала бубучонок наперёдсмотрит вниз а видит западожидаючи аборт он шагает без уклонасреди первородных водтатарчонок как бубукаобнимает весь живот(2010)

«спине уже не больно на окно…»

спине уже не больно на окноложится смерть ласкать её детейи хорошо быть среднему поэтуприподыматься к утреннему светутак рядом с местной бабой третьюне ожидать и слушать как живойс соседом говорит стучится пяткойв живот у смерти в земли для детейкак хорошо быть средним человекомуравненным со смертью живым смехомсвоих уже рождённых дочерейспине уже не больно на окноприкладывается смерть – её щекочешьи быть иным и говорить с плечом не хочешьтем более что на плече их неттем менее что узнавать ответпричины не найдется не находишьи снигири клюют её животный светрельефный неизвестныйбог есть нети никого неспросишь(2010)

«зачем зачем о жизни три вОрона летят…»

зачем зачем о жизни три вОрона летяти каждый третий держит в своей руке котятзачем косноязычье незримо мне даноо впалое как старость отчаянное днозерно в подскулье ноет у бледной из вороня склонен к паранойе в любой из всех сторонзачем мне смерть однажды смеётся изнутринет музыки понятной для цифры нумер трии оспою укрыто у черной из воронкрыло как феней синей написанное С. Л. О.Н.зачем мне голос птичий безногий голос дандо боли неприличный как чёрный Казахстани рыжий красный ворон забитый в кислородмне тело лапой ищет и закрывает ротзачем твоё бессмертье – четвёртый ворон беллетит на тёмном свете наш чёртов Кыштым-бейзачем зачем о жизни ворОны три летяти в каждой третьей дети как умца-ца гудят(2010)

Шмель

вот этот шмель узкоколейки в четыре дняв пути соседей время дрючит идущих накакая дура – перекрестит – как своякаи бог молчит и небо меньше себя покапока я говорю изыди меня любовьлегко проходит через речи и горла кроввот этот шмель и он податлив как дурь в июльна километре выйдут эти и те войдутблатная речь благословляет любую речьну ты приедешь и ответишь за нас перечьперечь старуха своей смерти перечь за всехна перегоне у Байкала смотри у днаблагословляет шмель идущихс любовью на(2010)

«нисколько – это много а сейчас…»

нисколько – это много а сейчасокно откроешь и мороз сквозь рукикак капельницы длинная винакак окружившие любовью своей сукинисколько – это больно до тогодоговоримся что условно мыпринадлежим бумаге заоднои как зерно проросшее прямынисколько – это я там над тобойприпомнивший что голос в долг был принятзаходишь в тело а внутри темнои мокрый дождь болезнью сухо вымыт(2010)

* * *

неужели я настоящий…

О. Мандельштам

и была у смертей улыбкано недолго – на море зыбкаот локтя до локтя как Индраты приедешь и слышишь Тындана хрена мне как двери телочто я мог всё уже ты спеласкрипка купленная трёхрублёвоа пройдёшь и внутри херовотолько дверь постучится в воздухрастворяется голос возленеужели теперь я смертныйбаба с возу – улыбка светит(2010)

«о, оловянный голос тишины…»

о, оловянный голос тишиныдо оленины мясо на зубахнас носит страх за третьих [не своих]на мятной к пятнице неделе на губахволовьих львиное лицо глядит в окнои оставляет четверной [как в рюмке] свети машет стрекоза ему в окно четырёхкрытыйи просторный снегуцвето, жертвоприношение моёнепринятое чашей – никогони ангела ни семени во тьмуни крови ни ошметка не возьмув субботу в пасху в мясо как своёменя кладёт за дар себе зверьёо, доброе зверьё меня меняты вынимаешь дымом из огняи раздуваешь ноздри как метельзасовывая как записку в щельнаписанное мною мудакоми унося в своё гнездовье комиз мяса и его нетишиныкоторые уже непрощены(2010)

«мне не с кем говорить ни тут ни там…»

мне не с кем говорить ни тут ни тампохоже дым похоже по губамводили хером бритвою перомсудьбою рыбьей чешуёй лапшойбратан не бойся больше не просина двух не хватит зеков и рассийна двух не хватит пепла и винывода течёт но обтекает дымнам не с кем говорить с тобою братвводи по капле в вену препаратты препарируешь и бога и лягухкак каин авеля как плоть безмолвный духбратан не бойся дальше будет светещё подальше тьма – двух сигаретнам не хватает и хватаешь духкак рыба воздух бога нет на двухнам нечем говорить с тобою братвесь русский низок инородный гадмне не с кем говорить за нас с тобойодин стоит над нашей головойс прошитым темячком и рваною губойоткроет рот и бьётся как плотвасо смертью накрест языком братваа я стою и наблюдаю дыми не кем мне вот здесьзаговорить(2010)

«снег завершает мёртвую петлю…»

снег завершает мёртвую петлюиз всех возможностей что я не говорюиз всех воздушных рукавов и ямснег завершает снег наверно пьянон молится за этих и за техиз всех холодных щурится абрекон учится смешению времёнчтоб в небо уходил мой патиссонснег завершает фразу обрываснег рвёт наружу как шахида дватеперь шахида с нескольких сторонлежат и загорают с кадыкомкоторый продышаться им не далснег возвращает всё что он в кармане смялиз всех возможностей я эту повторюпочти живую мёртвую петлю(2010)

Кость

сберегая бескостных детей хлебный мякиш в рукебродят волки в своём отраженье в кыштымской рекеперебросишь сюда хлебный шарик проглотит нас волкили тьма обшмонает своих а ничьих недотрогпоразительна речь и заразна как будто бы богзастыдился и спрятался в горле как будто бы смогзащитить всех бескостных стоит эта кость поперёквидишь мякиш в руке слышишь в горле застрявший глоток(2010)

«Не вспоминай меня – на свет…»

Не вспоминай меня – на светнаколот пластырь света. Урка,пока ты остаёшься здесь —летит, как стрекоза, маршрутка.Не вспоминай меня – проститьиз лагеря побег заветенпока хранят, как сухари,зверёныши нас, эти дети.За всех, что были неспроста,теперь начисленная платанас ждёт, считая тьму до стаи пластыри до зоосада.Ты, убивающий стрекозподземных тёмными шагами —не ожидаешь, но пройдёшьнад взглядом нашим сапогами.Не вспоминай меня за светзасвечено – на пол-аршинамой дом оторван от землии пластыря почти не видно.(2010)

«во как снится эта [трасса]…»

во как снится эта [трасса]бог стоит посерединеиз асфальта и из [спасаиз] ещё нетвёрдых линийтранспортного коностасаон почти что не [оформлен]как цивирк как птичий клёкотпод крылом [до перелома]кровь горит из поворотаговорит [договорится]этой трассы серединабог стоит [да бог с другими]из укропа или тминаон растёт [языкового]и фиксирует на камнене себя [того – другого]потому что очень занятон прохожим [убываньем]в смысле и в значенье скорогрохот этому [настанет]бог нас видит из азора(2010)

«под деревом сидит над головой…»

под деревом сидит над головойто голос твойто голод твой по слуху и другимза это спимза то законник может даже финку в боки внемлет Бога голос твой слабее изнутрии выйдет тритри голоса болячку этот звукпротри испугпод деревом сидит над головойс самим собойцарапает смешные письменакак смерть страна(2010)

«вот так и говорить вот так и воровать…»

вот так и говорить вот так и вороватьу бабы теплой смех а на изнанке светребенок и кровать пора – кровит – вставатьнедолго и смешно чтоб говорить за всехчтоб тело обживать до горлышка в огнедо пятнышка в паху до звука об стекло(патетика не верь) друзей или враговза всех лишь утром снег и не бывает всёкыштым тебе рассвет пиздец какой китайя выхожу на кухню и в форточку тянусьза сигаретный дым прости и съешь меняпоскольку говорить я как всегда боюсь(2010)

«наконец-то нельзя задразнить щебетать…»

наконец-то нельзя задразнить щебетатьперегнувшись из смертивсе равно нас никто не простит —ну а если простит – не заметити вконец перекопанный ад —назови его будучи живу —перегнул эту смерть и сломал —как малец конопатя машинусмерть смотрела в свои же глазаповторяя бессмысленно жестыя не помню кто это сказално наверное тоже не местный:вот и я помолчу о себевот и я постою о другиха снаружи как видишь всё света по свету небесны круги(2010)

«о чём о том скрипят ладони…»

о чём о том скрипят ладонипластмассовые темнотывсе переправлено направонарывы ртыживотное всё наизнанкуидёт гулятьи начинается по знакувся жизнь опятьо чём о том ты некрасиваи голубь мнене говори молчи со мноюя сам во тьме(2010)

2011 год

«ну вот и сорок дней (читаешь: лет)…»

ну вот и сорок дней (читаешь: лет)оса влетает в сад и с богом мальчиквсё говорит (считаешь много бед,прошедших мимо? – Отсчитай иначе)в таком заливе – русским заливатьты всё соврёшь и перепишешь вновеи на плечо (чо сядет там? – оса?)тату нарежешь – ощутив мир голымты всё соврёшь – такой посмертный дарчто вечность существует лишь однаждыты входишь в гроб челябинский как в лифти морщишься от этой смерти лажисмерть – это лажа (повтори Орфей)так падал камень и завис в четвёртойполёта доле и своих корнейвошедший в сад конечно же не помнитне помнит став осой в своём садуон видит как его несут во ртуего же дети (если я солгуто в этом ты молчанием поможешь)ну вот и сорок – насекомым яналью с малиной чай на стол поставлючтоб сын осу в руке отца держали говорил что я не помню дажедоговорив свою смешную смертьоса влетает в сад и боль запомнивраздавлено лежит в руках детейи понимает не бывает больно(2011)

Голубятня

Андрею Санникову

насколь прекрасна голубятняи требуха и эта поросльнесущая нас на рукахпока живот со смертью порозньпока прекрасно смертны мыухватывай снаружи телакак эта поросль нас во тьмынесёт заложено и спелотак рас-спешит в округе жизньв кружок закрытых светом скважинпока там жарят голубейпарных как молоко и светвсе дольше из замочных скважинпока природа голубятнакормит миром до ответаи губы вытерев взлетяти в скважину пройдут с рассветомоставив голубятню намгде смерти их до самой крышичтобы несла нас на рукахпока живот как смертный дышит(2011)

«ни мёртвый ни чужой ни-ни ни-ни…»

Алексею Миронову

ни мёртвый ни чужой ни-ни ни-нисбегающий за дозою колбаснойприпоминай как привели огнив аскезу в этот ящик безопасныйкак в длинный снег продавленный трамваемни мёртвый ни чужой ни разговорныйприговорил идти на этот красныйиз горла только выдохом скоромнымпереходя здесь за неделю землюпересыпая с каждою открытойтакое горе что Федоре страшнотакое счастье что по швам корытони мёртвый а скорей сорокалетнийстоишь в своём [пока живой] Тагилеи слышишь этот снег тупой отвёрткойзаверчивает смерть что мы забыли(2011)

Мои похороны

песенка

Наташе

о чем пропела песенку ты богуочёртичо напишешь мне в подмогунапишешь сдуру старосте письмов деревне всё как прежде в молокои свысока на нас взирают богиостановившись в небе у дорогистрекочущие два аэропланасканируют всю местность – этот сканеростановить поможет чёртичоно как легко ты пела как легкошагала по букварному пологуспуская слово как колени к богуи обезножена летела а не шлахранила коготками комарасканируя за помощь этой почвыо песенка о женщина мояо торфяное чудо для огняо песенка ты чёрти чо и как жетебя когда никто уже не скажетне пропоётты будешь без меня(2011)

Грач

Поехали в грачиный этот рай,где белый свет и босиком трехпалопроходит глас насквозь тебя, насквозьфизический раствор – где, как упало —так и лежит [что спрашивать в ответ?]рассыпанный на тени, черный снег —он кажется, крошится у запала…Мне западло, мне – в птичий этот лайгде повестись на каждого базарыи грач больной ведёт [как поводырь]меня и голос, где мясная тараменя ещё выносит – ехать, стыд —весь этот долгий, в прицепном у стаигде чёрный свет нас долюбил, распил,разлил в свои граненые стаканы.Поехали, гранёный мой стакан,позвякивая ложкою утробной,трёхпало трогая грачиный доязыки, проживая физраствор по пробнойуже двадцатый раз кажись. Кажись!Такая жесть, что, проживая голос,его ты, как покойника, везёшь —прилюдно, по срамному, в одиночку.Поехали в грачиный этот рык,В сад полосатый, в костяную почку,Которую снежок проборонилЧтобы остались пустота и голос.(2011)

«на двадцать третье каждый неслуживший…»

на двадцать третье каждый неслужившийслужака выпивает две поллитрыи елкою последнею домойстремится по уклону – боже ж мойтакая вот россия приключиласьс тобою брат твоя сестра побриласьи с криками и скринами аллахагуляет тоже ровно россомахавот перекос ворона я закопанс солдатами в районе перекопав районе часа третьего шестогона двадцать третье на углах убогоразложен снег как баба плечеваяна двадцать три рубля уже хромаярассия поминает нас негромкотрещит у наркомана слева ломкаи речевая просится наружустраны своей которой я загруженпо горлышко и по февраль засветитпылает ёлка соблюдай омертызакон базар чтоб было всё по фенетри раза по поллитре я бессмертеня соблюдаю правила до гробароссия родина слонов читай уродовчитай меня (да хоть по двадцать третье)я сам урод я здесь служу до смерти(2011)

Мелхиседек

И вот, пока жена в отъезде теряет чёткие черты,поговорим в зачёте смерти. Поговори и покориещё одну как десятину. Мельхисадек вошёл во ад,приобретение утратив, как некогда порядок сад.И вот пока нас этот гложет неагрессивный кислородсадись со мной до самой смерти. Смотри рот в рот.И золотою паутиной по паузам ползёт паукНа древесине невидимый он ножкой отбивает – стукЗабитого гвоздя, где снежный лежит ещё её покровПока жена его в отъезде мы чутко сохраняем кровь.Она то брызжет, то стекает у ангелов среди бровейМой собеседник что-то знает – и Бог за ней.Четырехостное сердечко её смешно и бьется в тактПока нас вынимает иней из тёплого хитина трат.Какое слабое несчастье смотреть с земли, как слон летит,Ребёнок комнату ломает и темнота вокруг молчит.Мельхисадек по аду бродит и ад напоминает садОтполированный до лака. И белый градОт нас скрывает его голос, как полость или басмачиВ Таджикистане – в полный голос – летят грачиИ гвоздь любви, забитый в небо, в повздошье спелых пауков,Пока жена моя в отъезде разбитая на сто кусков,Проводит опыты потери над нами свысока урод —Мельхисадек ползёт до смерти, сопротивляясь ей рот в рот.(2011)

«Телесный сад, где ест меня листва…»

Телесный сад, где ест меня листва,зачитывает скромные права —перелистав, как нищенка, слайд-ленту,подкожный слайд: наверно, ты права:что ждать в Челябе, прислонившись к рядуподземного скрипящего крота?Все тридцать восемь, что я был варягом,испытывал густую карусель синичнуюна прочность и отсель всегда бежал —но оказался рядомтелесный сад, в который я вхожукоторый раз вдыхая туберозу,три отраженья на себе ношуи строю этим отраженьям розу.Телесный сад, где мудями звеняттакие же безкожные подростки,иголкой смерти тычут сквозь меняв каком-нибудь смертельном,как Свердловске,и покидают норы и поюттелесный сад во имя нашей смерти —им смерть шмели на блюде подаюткак голову мою в пустом конверте.Нательный сад, ты испытал меня —так отпусти с огнём в живот свой тёмныйво имя мира, рожи и угля, настольной лампыплоти непристойной.(2011)

Чпок

…чтобы покоились с миром палочки Коха

Светлана Чернышова

о господи мы выпав из тебялетим как мошка из глубин сибирскихс урановой рудой в одной рукес уродом восковым на колпакес трудом большим припоминая близкихмы край тебе свинцовая водавина виной но мне не удержатьсяи главная задача у з/котсюда прыгнувдо тебя добратьсяо господи храни свою рудушугая вертухая и собакуураново здесь нам по глубинетвоей и прочее почти ужене жалкоо господи в крапленом колпакехитином тельника зажаты в кулакеурана Мельпомены пилорамыо господи прощай как я прощузаконника что приведёт к врачуно больше вероятиечто в яму(2011)

Эфедрин

о бармаглотище немого языкаподохшая как яблоня ослицане вывезти ей по отстрел меняи отчего как эфедрин мне снитсясолёная под пятницу москвапохожая на воробья из детстваи лобзик вжик и вжик насквозь маняа кажется что в кадре этомместностькак бармаглотище ты мой немой языкслепое яблоко – больнее мандаринаи как мне до тебя суметь дожитьпоскольку жизнь всё ж оказалась длиннойпоскольку наблюдая местность наспасёт и эфедрина не хватаети на глоток чужого языкакоторого никто ещё незнает(2011)