Сентябрь прошлого века. Сборник детективов

– Звонил шантажировать, – это даже не вопрос, утверждение сквозь зубы. На меня смотрели, не скрываясь.

– Нужно найти ее ноутбук, – ответил Яков. – Если вы позволите, давайте завтра после работы, – я согласился, связь прервалась.

Я поднялся, но ватные ноги бессильно опустили на стул. Посидел какое-то время, кто-то из сотрудников, наконец, подошел, принес воды, дал таблетку, наверное, валидол, что-то ментоловое. Так и не понял. Рабочий день закончился, выбрался на улицу. Груз услышанного давил с каждым шагом все сильнее, я едва не вскрикнул, когда занес ногу на подножку автобуса. Нет, лучше сейчас, пусть темно, пусть жутко, но лучше сейчас сходить и все выяснить. Найти ее нетбук, это главное, сейчас это главное, – стучало в голове. Под этот неумолчный набат, я добрался до дома. Лифт работал, через силу прошел к двери, нет, закрыта… Немного легче стало дышать. Вошел, поворочав поскрипев ключом, будто с непривычки, вытер ноги, зачем-то крикнул в темноту «Аля!». И вздрогнул всем телом.

Зажег свет, везде, где только мог. Стал искать. Вытащил ящики из шкафа, возвращая, заметил что-то тускло блеснувшее внизу. Серебристый пластик плоской коробки. Нагнулся и вынул.

Нетбук раскурочен, задняя крышка держалась на двух едва привернутых винтах. Сдерживая дрожь, содрал крышку. Что там искали, искал… Тарас, кто же еще.

И засмеялся, захохотал, не в силах остановиться.

Он не знал, что у Алиного нетбука нет жесткого диска. Нет диска вообще, лишь встроенная флеш-карта. Все, что нужно для работы, начиная с операционной системы и кончая данными, Аля хранила далеко от этих мест, за пределами страны, полушария, на другой половине Земли. Где-то в Сан-Диего. Уж туда Тарасу точно не добраться. Пароля к нетбуку он не знал. Потому и решил, включив, пока я робко толокся в прихожей, что ему лучше выдрать жесткий диск и разобраться позднее. Каков облом!

Я позвонил Тарасу. Не хотел подходить, будто чувствовал.

– Что, сволочь, не докопался? Да я это, Руслан. Вот, нашел Алин нетбук, в котором ты жесткий диск искал. Ну как, наковырял? А я наковырял. И про твои пальчики и про патологоанатома, ну и еще много что, не я сам, Якова Арановича нанял, ты должен знать, – в трубке раздалась нечленораздельная ругань. – Вижу, хорошо знаешь. Так вот, за Алю я тебя урою. Понял, сволочь? – И отключил связь. Всего трясло, я едва смог добраться до выхода. Сел на лавочку, приходя в себя. Заместо бабулек, наблюдал за резвящимися детьми, в последние дни перед школой спешащих нагуляться как следует.

Телефон зазвонил сам. Тарас.

– Я хотел по-хорошему, вот честно, – скрежещущим голосом начал он. Кажется, перекипел. Да и я немного остыл. – Не хотел тебя тревожить, ты ж у нас психованный. Хотел, чтоб всем было спокойно, хорошо. Твоя жена ушла и все, ее уже не вернешь. И что тут поделать, рвать на себе волосы, биться головой об стену? Хорошо бы так. Только ты ж не можешь, тебе всех надо дотюкать. Чувствую, это уже не лечится. Но я попробую. Увидишь.

– Увижу, – ответил я уже замолчавшей трубке. Поднялся и медленно пошел к Наташе. Незачем застревать между прошлым и будущим. Завтра посмотрю, что она скрывала на серверах за океаном.

Вечером я завалился спать и впервые проспал как убитый, позабыв обо всем. Будто неведомая ноша с плеч свалилась, о существовании которой узнал лишь, когда плечи расправились. Наташа едва добудилась. Поспешил на работу, в итоге, опоздал, кажется, впервые за все время. Только прибыл, заявились двое полицейских с постановлением судьи Решетниковой. Из свидетеля я переводился в разряд подозреваемых в деле о смерти Алены Андроновны Катыковой. Долго отказывался верить, пока не выдали отпечатанную бумажку с гербом, где я должен был поставить автограф.

Вокруг толпились сотрудники, я никак не мог найти ручку, лежавшую прямо передо мной, вдруг вспомнилось, как я ходил в отделение, всплыл в памяти решетчатый изолятор временного содержания с серыми безликими мужиками, спящими под яркой голой лампочкой. Ждущими своей участи. Кажется, было шумно, и тогда и сейчас, я ничего не видел и не слышал, слепо шарил по столу в поисках, пока кто-то не вложил в руку писало. Зрение отказывало, я потерялся среди строк. Кое-как вывел фамилию, кажется, она вылезла за пределы бумаги и пошла по столу, гулять по другим бумагам. Собраться никак не удавалось, да какой там. Слышать не перестал, но понимать слова разум отказывался. Каждый удар сердца давался с невероятным трудом. Меня кто-то затряс.

– Катыков, да придите в себя. Все в порядке. Нет, не в порядке, но… да поймите главное, вас не сажают. Сейчас это важнее. Адвоката я вам найду, это просто так не останется, – не то белое лицо начальника дрожало, не то я так видел. – Руслан, вас помещают под домашний арест. Успокойтесь, всего лишь под домашний. Да, произвол, да надо бороться… но не раскисайте вы так. Я попробую добиться изменения, подам жалобу. И еще я оставлю за вами место.

Лица, лица вокруг. Знакомые, незнакомые, я потерялся в них. Не заметил как сменилась обстановка, а лица все продолжали колыхаться повсюду, возникали, исчезали, сколько ж их вокруг? – бесчисленные множества, никогда не думал, что увижу столько, что столько придут поглядеть на меня. Почему-то вспомнился крематорий, мы поднялись, знакомые незнакомцы, начали грузиться в микроавтобус. Вот и сейчас точно такая же машина возникла передо мной, странное дежавю. И лица вокруг, казалось, те самые. Как я устал от них. А мне еще что-то говорили оттуда, из этого мельтешения, советовали, кричали, шептали, отзывались эхом.

Дверь хлопнула, отсекая, отрезая их мельтешню, я даже вздохнул. Меня повезли куда-то – в прокуратуру, как выяснилось, где с ходу обыскали, отобрали мобильный, заставили подписать еще один протокол. Тарас – был ли он при этом, во время этого? Не помню, ничего не помню.

Первой, кого я увидел возле подъезда, была Наташа. Обняла, буквально, вцепилась, не желая отдавать; так, вместе, нам зачитали условия моего заключения. К тому времени у меня немного отошло от сердца, по дороге назад начал различать двух полицейских, сопровождавших меня в машине, и какого-то мужчины в спецовке, к которым присоединился человек в синем костюме прокурорского работника, в чине полковника, возможно, сам прокурор. Всю дорогу до квартиры он шел позади меня, незаметно подталкивая, казалось, даже находясь на ступеньку ниже, он превосходил меня ростом. Может, из-за фуражки с неприятно высокой тульей.

Наташа шла рядом, помогая идти, впереди двигался один из полицейских, мужчина в спецовке замыкал шествие. Странно, но я никого не видел ни на улице, ни на лестнице, будто вымерло. Точно все лица остались там, далеко, отрезанные лифтом на работе. И теперь город опустел.

Едва войдя, полковник представился, да, действительно прокурор. По сегодняшнему решению суда, он достал бумажку из кожаной папки, вы, Катыков Руслан Ахатович, переводясь из разряда свидетелей в подозреваемые, приговариваетесь к домашнему аресту на срок в два месяца с возможностью продления. Настоящим вам запрещается покидать место вашей прописки, за исключением случаев, угрожающей вашей жизни и безопасности, запрещается пользоваться мобильным телефоном и услугами сети Интернет, общаться со всеми, кроме перечисленных в списке, вот он. Прокурор подал мне копию списка, туда вошли он сам, Тарас, еще кто-то из прокуратуры в разных чинах, мои родственники и почему-то родители Али. А кроме них, соседи, Наташа и Яна. Моя, не могу сказать, бывшая, никогда язык не поворачивался, еще крепче вцепилась, прижалась ко мне.

Прокурор продолжал: на мой стационарный телефон сейчас установят прослушивающее устройство, все звонки будут записываться. Вот санкция, ознакомьтесь. На дверь техник ставит пластины, соединенные с видеокамерой напротив, таким образом, будет осуществлен контроль за моим нахождением внутри и за всеми приходящими и уходящими – как только дверь открывается, камера начинает работать. В список разрешенных посетителей будет внесен ваш адвокат, тут меня снова перетряхнуло, назначенный судом или выбранный вами. Все, кто пожелает вас увидеть, должен будет воспользоваться машиной прокуратуры, иначе исключение из списка. Вам, Руслан Ахатович, заблаговременно сообщат о прибытии визитера. Вы так же имеете право воспользоваться услугами врача, священника или иного лица, вам необходимого.

– А еда? – впервые, как вошли, разжав объятия, спросила Наташа. – Что есть он будет два месяца?

– Вам ежедневно будут доставляться горячие блюда из столовой прокуратуры. Помимо этого, бесплатно предоставляются услуги уборщицы, массажиста и… а нет, массажист сейчас в отпуске, и психиатра.

– Это вам Тарас Беленький психиатра предложил? – встряла Наташа.

– Это обязательное условие. Священник, тоже из прокуратуры. Вы, Наталья Андроновна, намерены остаться?

– Я сюда переезжаю.

– Нет. Визиты возможны с девяти утра до одиннадцати вечера.

– Как в гостинице, – сухо кашлянул я, попытавшись улыбнуться. Наташа снова вцепилась, не желая отдавать:

– В таком случае, раньше одиннадцати меня отсюда не ждите, – прокурор пожал плечами.

– Машина будет ждать.

– Я и пешком могу, до моего дома два шага.

– Машина вас ждет, – и вышел, оставив перечень разрешенного и запрещенного домашнему арестанту на шкафчике. Мастер доделал оборудование, полицейские проверили работу камеры и покинули нас. Дверь хлопнула: странно, как мы остались – наедине в квартире, соединявшей меня и Алю. Казалось, она вот-вот выйдет из комнаты… багровой комнаты.

Я вздрогнул, встряхнулся и тут только поднялся, Наташа не отпуская, встала следом.

– Ты как? – я неловко пожал плечами. Вроде легче стало, вроде тяжелее, перестал различать.

– Даже не знаю. Все так быстро. Непонятно. Ты хоть мне веришь? – спросил, сам зная ответ. Это не тот случай, не Аля, когда…

– Господи, Руслан, ну, конечно, – раньше она называла меня иначе. Даже сейчас не могла вспомнить прозвище и назвать, как прежде. – Конечно, а как же иначе. Ведь ты же… ты с ней… я ведь знаю. Тарас сволочь, я с ним поговорю завтра же, он должен понять и отпустить. Это даже не глупо, это… ребячество какое-то, не знаю, почему он так, – прижала к сердцу, как ребенка, движением этим явственно напомнив Алю. Почему-то показалось неприятным, кощунственным, что ли, я торопливо освободился.

– Да, это Тарасова работа. Дурак, зачем-то вчера наговорил, что хочу его отстранить от ведения дела, что им занимается Аранович. И про Алин нетбук… – Наташе я не рассказывал о вчерашнем открытии. Высказал в сердцах Тарасу, на душе полегчало, а ей уже хотел потом, когда доберусь до ресурсов, скрытых в другом полушарии. Чтоб уж наверняка доказать.

– Зачем ты так? Нанял кого-то, вот не надо было… – такая ж трусиха, как сам. Я попытался высказаться, она продолжила: – Я завтра приду к нему, поговорю. Я ведь твоя родственница.

– Почти, – впервые произнес это слово. – Мы не расписывались.

Вдруг начал сожалеть об этом.

– Нет, настоящая. Я ведь сестра твоей жены, – обоих кольнуло, замолчали. Через некоторое время она продолжила: – Я поговорю. А, все же, мне кажется, он прав насчет Али, понимаешь… – я не выдержал, усадил ее на шкафчик, выложил все, быстро, зло. Когда закончил, тяжело дыша, утирая пот, она по-прежнему сидела, ничуть не переменившись в лице, глядя прямо в глаза. Я, смущенный неслучившимися переменами, отвел взгляд. Горло село от напряжения, последние фразы я договаривал с огромным трудом.

– Конечно, он сволочь, но ведь он желал тебе добра, – наконец, разорвала молчание. – С самого начала хотел оградить.

– От чего оградить, скажи на милость… – я закашлялся, тяжело, давясь воздухом. Немного отпустило. Я понимал, она истово верит, закрывается верой своей, стараясь не замечать ничего, кроме ложных выводов о смерти и сейчас ее не пробить, без фактов. Переломить может только весомое доказательство, не оставляющее от Тарасовых свидетельств камня на камне. Но почему она уверилась, почему ей так удобней? Неужто она плохо знает Алю? Да нет, не может знать плохо, они ладили, вплоть до моего появления, да и потом все равно поддерживали, худо-бедно, отношения. Значит, знает то, что я, уверенный в своей любови, прежде не хотел замечать? Как того надлома? Как ее страхов? Как… да много чего.

Я сел рядом, помолчали. Наташа пошла готовить ужин на скорую руку из спешно купленных по дороге продуктов. Тут только я спохватился, вспомнив ее появление.

– Тебя Тарас предупредил об аресте, да? – она не отвечала. – Ну тогда я… я понял.

– Что ты понял, что? Год с ней прожил, а так и не разобрался, и дай бог, чтоб так и оставалось. Она ушла, и наверное, правильно, что так ушла, пусть будет так, я не хотела бы, понимаешь, не хотела бы узнать другого. Для меня это честнее и правильней. Да что я говорю, ведь на самом деле так и было, если разобраться, она сама ушла, чтоб ни выкопали. – и тут же: – Не смотри на меня, ты не знаешь, хорошо, что не знаешь. Вам так легче было, ведь правда, вам хорошо было, да?

Меня мороз пробрал. Я поднялся и вышел, затем вернулся, неловко поцеловав в щеку. Наташа обняла и тут же отпустила. Не отошла еще, в отличие от Али, она медленно отходит. На словах быстро, но в душе…

Ели молча, каждый замкнувшись в себе. Потом уже просили прощения, пытались объясниться, исправиться, но уж больно неумело. Будто не хотели. Наташа решила попрощаться, я согласился. Забрала мусор с собой, поцеловала в щеку и попросила не беспокоиться, завтра придет снова.

– Не надо рваться, Таш, правда. Завтра Яна приезжает. Я справлюсь.

– Я не только из-за тебя, мне надо… – и замолчала. Съежившись, пошла к лифту, потом вспомнила, что не работает, стала спускаться, маленькая, одинокая, чужая. Я проводил ее, сколько мог слышать усталый стук каблуков. Входная дверь бухнула, только тогда я вернулся к себе. Нет, не к себе, в квартиру. Не свою, не чужую… вдруг я потерял ощущение сопричастности с жильем. Больше того, исполнился страхами багровой комнаты. Потихоньку вечерело, сумерки быстро заползали в комнату, заполняя ее точно смог, угарными миазмами страха. Чтоб ночевать в багровой комнате и речи не могло быть, я только раз пересилил себя, чтоб зайти, забрал вещи из шкафа, устроился на кушетке в кухне. Там проще, там немного спокойней. Заперся, задвинул тумбочкой, закрыл щель под дверью.

И только тогда смог успокоиться и задремать.

Снилось разное, непамятное. Я ждал багрового, боялся глаза закрывать, вроде бы и закрывал, темнота сперва сгущалась, затем таяла… Утро наступило непамятно, будто пришло вслед за вечером. Встал только в девять, разбаррикадировался, вышел в коридор.

За окном похолодало, наступавшая осень принесла холод Арктики и понижение до тринадцати. Солнце рвалось из-за облаков, пытаясь согреть землю, остановить уходящий август, но тучи шли полосами, низко, все больше сдвигаясь, лучи едва находили лазейки.

Переборов себя, вошел в комнату. Шторы раздвинуты, но квартира наша обращена на запад, только после полудня здесь будет солнечно. Аля не любила утреннего света, ей нравилось выходными подольше нежиться в постели. Этим она соблазняла меня, и я поддавался.

Сейчас не смог. Постоял и вышел. Словно в помощь, затрезвонил телефон, городской, я вздрогнул, отвык от его переливчатого звона. Все вдруг забыл. Бросился к его дребезжанию, как к спасительному выходу.

Звонили из прокуратуры, сообщали режим питания. В десять, в три, в шесть будет подъезжать машина. Или вы хотите получать все сразу, вечером, и разогревать сами? Вы так же можете воспользоваться услугами служб по доставке готовой еды, вы ведь знаете их номера телефонов.

– Я заказывал через сеть.

– Не волнуйтесь, вам вышлют справочник, – эта странная любезность пробирала до дрожи. Куда сильнее, чем, если бы вообще запретили питаться.

Едва успел положить трубку, телефон снова затрезвонил, будто со мной не договорили, требовали продолжения. Я бы не удивился.

Тарас. Будто почувствовал, ударил в самый момент. Или стоял подле телефона, поджидая? Да он все может, уже убедился.

– Ну здравствуй, Руслан. Я сейчас к тебе приеду, мне в течении суток надо снять показания. Не волнуйся, давить не буду, просто поспрашиваю.

– О чем? – голос немедля выдал. И боль, и злость и отчаяние. И страх, уже просочившийся, ночной и наползавший, утренний. Как-то они соединились во мне, сложившись, даже не удвоились, умножились.

– Поговорим, – трубка ответила перестуком гудков, затем стихла. Час я переминался в коридоре, прежде чем услышал скрип двери лифта, шаги и звонок. Непослушными руками отворил дверь.

Он был в форме, вот чего я никак не ожидал, перетряхнуло всего. Как когда вот такие же, только в сером, приходили с повесткой надеть форму хаки. Как позже, приходили в хаки, ошибившись подъездом. Приходили. И теперь пришли.

Всегда их боялся, сестра матери, да и бабушка, учили этому. Жизнь натаскивала избегать, увиливать, обходиться без их участия. Лучше самим, лучше не вмешивать, иначе, все равно, будет хуже. В голове засело намертво, не вышибешь. Все боялись. И начальство мое, и друзья, и сотрудники, и знакомые. Наверное, кроме соседки, что всегда звала их. Ее настойчивое безумие спасало. Боялись и ненавидели, и – кто же это сказал на одной из встреч? – пока страх пересиливает ненависть, страна еще жива. Зачем?

Тарас кивнул, обернулся – да, камера, про нее я вспомнил только сейчас, – улыбнулся ей, прошел, вдавливая меня внутрь. В багровую комнату, медленно наполнявшуюся мертвенным дневным свечением. Солнце сдалось, зажатое тучами, не решалось больше появляться. Ушло в небытие.

– Не возражаешь? – он сел за стол, пригласил жестом устроиться напротив, разложил бумаги, достал диктофон. Стараясь не глядеть на кровать, на следователя, сжавшись, опустился на стул перед ним. – У меня несколько вопросов под протокол, – он немного помялся и произнес: – Мне кажется, ты так и не понял, что случилось. Постараюсь объяснить.

Я молчал, не решаясь посмотреть на бывшего однокашника, глядел на темные шторы. Они зеленого цвета, с бледно-желтыми цветами, сейчас же казались почти черными, ведь их тоже Аля касалась в тот день.

– Не хотел, правда. Думал, все решится, – я взглянул на него краем глаза. – Против тебя найдены серьезные улики. Про отпечатки на ручке это и так понятно, но помимо них найдены твои следы в незасохшей крови. Еще показания соседей, новая экспертиза тела Елены… Алены. Боюсь, все указывает на тебя. Да улики косвенные, но серьезные. Смотри…

– Ты из-за Арановича так, – он грохнул ладонью по столу, странно, я даже не вздрогнул. Замер, закоченел окончательно.

– Патологоанатом провел еще одну экспертизу тканей. Нож мог войти так, только если ударил сидящую стоящий перед ней. Сама себя Алена, по такой траектории, практически не могла, очень сложно. Да и тут же вытащить… нет. А вот кто-то другой всадить и выдрать – да. Но почему выдернул? Нанести второй удар? Нет, его не было. Только нож отбросил. Испугался хлынувшей крови – это скорее. Значит, бежал. А потом вернулся, когда схлынула ненависть, пришел страх. Вернулся, обнял, стал каяться, просить прощения или кричать, носить тело по комнате, баюкать… такое бывает. Соседи слышали крики, стоны, вопли, трудно сказать, что. Звонили, стучали, никто не отзывался. А дверь открыта, а за ней крики, стоны… вызвали полицию. Страшно ведь. И кровь повсюду.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.