Легенда о Рыжем герцоге

– Вот что, приятель… Еще вчера ты пришелся мне по душе. – Он опустил золотой в ладонь старика. – Угождай своему господину, глаз с него не спускай. И забегай иногда ко мне за дружеским советом.

Мгновение горбун и старик пристально смотрели друг на друга.

– Я буду очень стараться, ваша милость, – сказал слуга, поклонившись. И с кошачьим проворством выскользнул за дверь.

– Ах, шельма! – глядя ему вслед, пробормотал барон.

– Для этакого богатого сиятельного дурня, – усмехнулся горбун, – всегда отыщется слуга-негодяй.

– А как же Блюкастл, Вилли? Ведь сэр Роджер…

– Оставьте, Пит! Заладили, как попугай: сэр Роджер, сэр Роджер! Я ничего еще не решил. Хотя, впрочем, свою выгоду упускать не намерен.

Пилсборн обиженно засопел и в сердцах хлебнул прямо из кувшина. Кося на барона внимательным черным глазом, горбун неторопливо прохаживался по зале.

Х Х Х

Отложив тетрадь, мистер Пайнсон налил себе коньяку и выпил. Затем он собрался было продолжить чтение, но, услышав многозначительное покашливание гостя, распахнул свои голубые глаза. Сэмюэль Бэрбидж не без интереса поглядывал на бутылку.

– О Господи, мистер Бэрбидж! – воскликнул нотариус, поспешно наполнив рюмку писателя. – Сам не знаю, что со мной происходит.

– Два черпака в ослиную глотку! – С комичной торжественностью писатель поднял рюмку. Осушив ее, он встал и подбросил в камин полено. – А разъясните-ка вы мне, милейший мистер Пайнсон, в какую же это эпоху произрастают ваши бароны, горбуны и разбойники?

– Ну, с большой точностью определить, конечно, нелегко…

– Хоть приблизительно.

– Приблизительно… это происходит в эпоху рыцарских турниров и крестовых походов.

Для Сэмюэля Бэрбиджа это было уже чересчур. Он подозрительно посмотрел на чудаковатого нотариуса, но честные глаза последнего исключали намек на розыгрыш.

– Ясно, – вздохнул писатель. – Время весьма размыто. Зато обвинения во всевозможных анахронизмах отпадают как бы сами собой.

– Вы, кажется, меня осуждаете? – Задетый за живое, Пайнсон взволнованно поглаживал свою кактусообразную лысину. – За что, сэр? Ведь в легендах точные приметы времени утрачиваются. Да они, по сути, вовсе и не обязательны.

– Вы полагаете? – с безупречной вежливостью поинтересовался Бэрбидж.

– О Господи! Но ведь все это не я придумал! То есть… не все придумал я. Ведь записи-то, – нотариус ткнул пальцем в сторону портрета, – записи-то он оставил!

Взгляд Бэрбиджа невольно задержался на портрете. От прихотливой пляски каминного пламени величественный старец сурово насупился и, казалось, готов был треснуть кулаком по золоченой раме: «Это я оставил записи! Черт побери, я!» Улыбнувшись своей фантазии, писатель прикрыл глаза ладонью.

– Продолжим, коллега. Ваш последний довод сразил меня наповал.

– То-то же, мистер Бэрбидж, – улыбнулся в ответ нотариус, беря в руки тетрадь в клеенчатом переплете.

Глава III. Опять рыжий

Джо бодрился из последних силенок: «Эх, двинуть бы их палкой, они б сразу!.. Все из-за тебя, Нэнси! Зачем ты выкинула мою дубинку?!» Но от побоев и утомления мальчик плелся, что ни шаг спотыкаясь. Пришлось Стэну взять его на руки. А Том, тихонько насвистывая, шагал рядом, старенькая лютня привычно похлопывала его по спине. Когда Стэнли уставал нести мальчика, его брал на руки глимен. Так они подменяли друг друга. Месяц освещал знакомую лесную тропинку, и Нэнси беспокойно подгоняла: «Пошевеливайся, Стэн! Мать там небось уже все глаза проглядела!»

У Стэнли и Нэнси, как узнал по дороге Том, осенью свадьба. Сегодня, на свое злосчастье, они ходили в Рэдлвуд продавать корову. Джо, братишка Нэнси, само собой, увязался с ними. Мать сперва ни по чем не хотела его отпускать, но Стэн всегда умеет ее уговорить. Корову продали удачно, даже поели сластей на радостях. И дернул же их черт забраться в этот трактир! У Нэнси с первого взгляда не лежала к нему душа. Но коль ее жениху засядет что в башку – колом не вышибешь! «Ладно хоть деньги целы», – посмеивался Стэн и для пущей уверенности ощупывал свой карман.

Мать, конечно же, не спала. Она ждала их, стоя на крыльце. И фигурка маленькой женщины в серебристом от лунного света платке так напугала Стэна, что он невольно попятился. «Ну-ка! – толкнула его Нэнси. – Заговори-ка ей теперь зубы!» – «А не повернуть ли нам обратно?» – усмехнулся незадачливый жених и крикнул бодрым голосом:

– Вот и мы, тетушка Мэри! – Он опустил на землю мальчика. – Ох и погуляли же мы!

– Молодцы, – холодно отозвалась женщина.

«Джо! – быстро шепнула Нэнси. – О драке ни слова!» – «Без тебя знаю!» – отмахнулся братишка и подбежал к матери.

– Ма! Я нашел такую дубинку, а Нэнси отняла ее и зашвырнула в реку!

– Не хитри, Джо: меня не собьешь. – Женщина погладила его лохматую головку. – Что ж ты не подходишь, Стэнли?

– Почему это?.. Я подхожу, тетушка Мэри. Вот-вот уже подойду.

– Ну, не сердись, – умоляюще проговорила Нэнси. – Продали мы Пеструху, зашли по дороге в трактир и засиделись немножко.

Женщина так и подалась в ее сторону.

– В трактир, говоришь? Засиделись? Ах ты!.. Ну-ка домой! Ах, Стэн! Ах, молодчина!

Джо и Нэнси торопливо шмыгнули в дверь.

– Пожалуй, тетушка, я завтра к вам загляну. – Стэн суетливо полез в карман и достал завернутые в тряпицу монеты. – Вот. Пересчитайте – довольны останетесь. А я лучше завтра…

– А это еще кто? – Мать Нэнси кивнула на Тома.

– Это?.. А это дружок мой, из Рэдлвулда. Помог нам покупателя найти. Само собой, он у меня заночует.

– Башковитый парень ты, Стэнли, – усмехнулась тетушка Мэри. – Да и дружок твой, видно, тебе под стать: из самого Рэдлвуда сюда ночевать поперся.

С этими словами она скрылась в доме и захлопнула дверь.

– Уф! Пронесло, кажись, – подмигнул Стэн. – Айда ко мне: подкрепимся.

Лачуга Стэна была маленькой и чистой. А у радушного хозяина так и чесался язык поболтать о недавней драке. Стуча кулачищем по столу, Стэнли доказывал, что он вовсе не сплоховал. А если и сплоховал, на то имелись причины. Причин, само собой, набралось изрядно. И Том, уже засыпая, едва слышал, как Стэн приводит все новые и новые.

Рано утром Нэнси принесла им козьего молока и свежих лепешек. Искоса взглянув на жениха, она фыркнула:

– Ну и красавчик! Приснится такой – упаси Боже!

Левый глаз Стэна почти совсем заплыл, лицо было в ссадинах, а на скуле сверкал огромный синячище.

Том обошелся без единой царапины, хотя у него чувствительно побаливали бок и плечо.

– Везет тебе, – вздохнул Стэн. – А мне с такой мордой лучше не высовываться. Скажи матери, Нэн: прихворнул, мол, Стэнли.

Наскоро поев, Том стал прощаться. Стэн и Нэнси вышли его проводить.

– И чего тебе в этом Рэдлвуде? Пожил бы тут.

– Я еще забреду к вам, Стэн.

– Приходи, Том, – тихо сказала Нэнси, заливаясь румянцем.

– Обязательно, Нэнси. – Глимен улыбнулся и пропел:

Вороны каркали беду,но, плюнув на ворон:«Я к вам приду! Я к вам приду!» —поклялся рыцарь Джон.

И помахав на прощание рукой, Том бодро зашагал по тропе через лес. Солнце, чуть поднявшись над макушками деревьев, уже начало припекать. Том решил идти не по самой тропинке, а рядом – под прикрытием листвы. Так было немного прохладней, но все равно хотелось пить. Однако и глименам порой судьба улыбается: сквозь несмолкаемый птичий гомон вдруг явственно донеслось журчание воды. И вот уже Том наклоняется к прозрачному ручью и пьет, пьет…

Внезапно в нескольких шагах раздались приглушенные голоса: «Неизвестно, по зубам ли ему кость.» – «Раскусит. Он набит золотом, как…» – «Ты-то почем знаешь?» – «Я ж тебе толкую: Носач как раз стоял под дверью.» – «Носач соврет – недорого возьмет.» – «Только не в ущерб своему барышу». Говорившие примолкли, их шаги прошелестели совсем рядом. Лежа у ручья на животе, Том замер. От неизвестных его прятала высокая трава. «Ладно, – вскоре произнес один из голосов, – я это дело обмозгую.» – «Дело не терпит. Надо торопиться!» – с досадой возразил второй. – «Вот-вот, поучи меня. Тебе, видать, ума девать некуда.» – «Я не учу, Клем. Я только…» – «Но если Носач все это наплел, я вырву ему язык. А тебе отрублю уши, чтоб знал, кому верить. Понял?» – «Да понял, Клем, понял! Ставлю уши в заклад»… Голоса стали удаляться и скоро утонули в щебете птиц.

Том проворно вскочил и отправился своей дорогой. Он сразу догадался, что судьба свела его с тем самым Длинноруким Клемом, имя которого с ужасом повторяли вчера в трактире. Жаль, не удалось его разглядеть. Но, правду сказать, спасибо и за то, что сам ему на глаза не попался. Оттуда, где разбойники строят свои козни, глимену надо шустрей уносить ноги: скоро там будет не до веселья. Может, как раз поэтому путь до Рэдлвуда не показался Тому слишком долгим. От лепешек Нэнси давно не осталось ни крошки, ненасытное брюхо, однако, вовсе не желало с этим мириться.

Очутившись в городе, Том, как всегда, первым делом разыскал базарную площадь. Несмотря на жару, народ там кишмя кишел и торговля шла бойко. Для глимена это удача, которую непростительно упускать. Хоть усталость и боль в боку давали о себе знать, Том решил немедленно приняться за работу. Вздохнув, он снял с плеча лютню. Тут взгляд его нечаянно упал на лоток с колбасами, и ноги сами понесли к нему. Румяная дородная колбасница, с любопытством покосилась на загорелого юношу с лютней в руках.

– Давно меня поджидаешь, красотка? – подмигнул ей Том, стараясь не смотреть на колбасы.

– Тебя-то? – подбоченилась «красотка». – Да у меня таких – на грош дюжина.

– А не обозналась ли ты, Нэнси?

– Какая еще Нэнси? Я Бетси.

– Так вот, Бетси, мой покойный папаша часто говаривал: таких неслухов, как я, мол, на всем свете не сыщешь. Уж кому-кому, а моему папаше ты должна в этом поверить… – Запнувшись, Том сглотнул слюну. – Стало быть, таких, как я, ты больше не встречала. Ты обозналась, Бетси: я тут впервые.

– Да разве ж я сказала, что не впервые?! – Колбасница хлопнула себя по могучему бедру, – Ты, видать по всему, калач тертый. Пальца в рот я бы тебе не положила.

– И не надо, Бетси. Положи мне в рот лучше вон ту колбаску.

– Оно и понятно, – улыбнулась Бетси. – Губа-то у тебя не дура. Два пенса – и забирай вместе с привеском.

– Всего два пенса?! Погоди немного, и я отдам тебе все четыре. Но, Бетси, – Том нашел в себе силы оторвать взгляд от колбас и посмотреть «красотке» в глаза, – я давно не ел. А ведь мне сейчас придется скакать через голову.

Торговка прыснула. Игриво дернув Тома за ухо, она протянула ему колбасу.

– На, болтун, ешь. Так я тебе и поверила – нашел дуру. Выдумает же: через голову скакать!

Долго упрашивать себя глимен, конечно, не заставил. И пока он уплетал душистую пряную колбасу, Бетси трещала без умолку. Она говорила о соседних торговцах и о проклятой жаре, и о разных там «наглых приставалах», и о том, как однажды король… Слушая ее вполуха, Том обшаривал глазами базар, чтобы найти место для своего представления.

Вдруг, словно из-под земли, перед ним выросла тощая оборванная старуха. Протянув к нему желтую ладонь, она прошелестела сухими губами:

– Розу терзает голод. Ты накормишь Розу, не правда ли?

Ее сморщенное лицо с молодыми сияющими глазами внушало непонятный страх. Нищенка походила скорее на приведение, чем на живого человека. Том молча отдал ей остаток колбасы. Старуха жадно, обеими руками, схватила пищу.

– Роза благодарит тебя, благодарит… Ты встретишь удачу. – Вонзив в колбасу крепкие зубы, старуха засеменила восвояси.

Колбасница Бетси перекрестилась.

– Опять нечистый ее принес! А ты, погляжу я, добренький. Будто мой дурень Джек, царство ему небесное! На таких, как вы, только воду возить. Ну куда, скажи на милость ты пялишься? Бери вот, ешь. Эти колбаски даже монахи нахваливают.

Попробовав, глимен застонал и возвел очи к небу.

– Господи! Ниспошли рабе твоей Нэнси…

– Вот смажу по уху – небось запомнишь меня! – рассердилась торговка.

– Ниспошли, Господи, нашей Бетси, – невозмутимо поправился Том, – полный дом добра и детей!

А рядом уже назревала ссора. Двое господ, держа лошадей под уздцы и грозя опрокинуть прилавок, бранили торговца пирожками. И тот тоже не лез за словом в карман. Уперев руки в бока и воинственно выпятив пузо, он стойко выдерживал натиск.

– Чем ты их начинил, каналья?! Чем, я тебя спрашиваю?! – кричал пожилой господин, размахивая перед носом торговца надкушенным пирожком.

– Именно этот, сэр? – Торговец с достоинством принюхался. – Этот с говядиной и луком. Зачем так орать, сэр?

– С говядиной, жулик?! По-твоему, я никогда говядины не пробовал?!

– Что с ним толковать, дядюшка! Позволь, я возьму его за патлы и отволоку к судье!

Но дядюшка набил себе рот пирожком и потому промычал нечто невразумительное.

– Терпение, Гай, терпение, – проговорил он, прожевав. – Все должно быть по закону: запасемся доказательствами. – И он взял другой пирожок.

Том поперхнулся колбасой. «Ловко», – сказал он, прокашлявшись. – «Господа Арп, чтоб их разорвало! – процедила сквозь зубы Бетси. – Опять за старое принялись, побирушки!»

Пожилой господин меж тем жевал и кривился.

– Что ты вытворяешь, висельник! Этот – не иначе как с кошачьим мясом!

– Вы пробовали хоть кошачье мясо-то?! – злобно воскликнул торговец.

– Как ты смеешь, наглая рожа!

– Дядюшка, позволь я…

– Терпение, Гай. Как ты смеешь, осел безмозглый, со мной препираться! Да знаешь ли ты, что за один только вот этот пирожок с кошачиной…

– С телячьей печенкой, сэр! Со свежей телячьей печенкой! Собираетесь вы платить или нет?!

– Как ты сказал?! Платить?! Да за эту отраву тебя, мерзавец, повесить мало!

– Полно, сэр, языком-то молоть! И на вас небось управа найдется! Заплатите-ка лучше…

– Что-о?! – раздался вдруг громоподобный окрик, и торговец, повиснув в трех футах над мостовой, потешно задрыгал ногами. – С кем ты говоришь, падаль!

Какой-то дворянин, сидя на великолепном белом коне, левой рукой держал пирожника за шиворот, а правой – прикрывал от солнца глаза. Кудри непрошенного заступника пылали рыжим огнем, его нижняя губа презрительно оттопыривалась. С одного взгляда Том узнал вчерашнего силача, задавшего перцу разбойникам.

– Ну и ручища у вас! Медвежья лапа, сэр! – восхитился господин с острым носиком и вытянул барахтающегося торговца плеткой по заду.

– Только так с ними и надо, – одобрил дядюшка, беря с прилавка еще пирожок. – Только такой язык они и понимают.

Вокруг собиралась толпа зевак. Работая локтями, Том протиснулся в первые ряды. Толпа враждебно гудела, но господа, казалось, не обращали на нее никакого внимания.

– Позвольте представиться: Ричард Арп, к вашим услугам. – Учтиво прервав жевание, пожилой господин поклонился рыжему. – А это мой племянник Гай.

Остроносый племянник тоже поклонился и снова от души хлестнул пирожника. Замысловато выругавшись, тот отчаянно дернулся. Суконная куртка затрещала, и пирожник грохнулся наземь. В толпе засмеялись.

– И когда вы только все сдохнете, гады?! – завопил торговец и швырнул разодранную куртку в Арпа-старшего. – Пусть мои пирожки станут дерьмом в твоей глотке!

Смех в толпе усилился.

– Что-о?! – рявкнул рыжий дворянин с такой силой, что конь под ним испуганно заплясал. – Башку сниму, падаль! Этой вот самой рукой!

Поскольку «эта самая рука» успела уже внушить пирожнику почтение, он предпочел юркнуть в толпу, бросив товар на произвол дядюшки Арпа. Рыжий пустился вдогонку, но племянник Гай удержал его коня за повод.

– Черт с ним, он нам еще попадется. Ваше имя, сэр?

Приосанившись, рыжий гордо вздернул подбородок.

– Сэр Генри, герцог Эддинктонский. Честью клянусь, этот смутьян от меня не уйдет. – И, подняв коня на дыбы, казалось, собрался скакать прямо на зевак.

Том бросился к нему и ухватил за стремя.

– Как поживаете, благородный лорд? Ну и жарища нынче, как по-вашему? О-о! Похоже, вы не узнаете старых знакомых? Стыдитесь, сэр!

От удивления у герцога даже челюсть отвисла. Толпа застыла в ожидании развязки. Господа Арп как-то одинаково вытянули шеи. Но тут, откуда ни возьмись, появился старый слуга и зашипел на Тома, тряся косматой сединой:

– Прочь, бродяга! Живо прочь!

– А, Фредди! – Том кинулся обнимать слугу. – Что ж ты, бездельник, не бережешь господина? Такое пекло, а он у тебя без шляпы. Ай-ай-ай, Фредди!

Возмущенный подобной фамильярностью, старик вырвался из объятий Тома. А герцог, устремляя взгляд то на одного из них, то на другого, растерянно бормотал:

– Как это?.. Что такое?

– Это, ваша милость, тот глимен, – прокричал слуга, – из вчерашнего трактира.

– Похоже, сэр, вы все забыли! – Том с вызовом повернулся к рыжему. – А ведь не прийди я вам вчера на помощь, ребята Длиннорукого Клема здорово бы вас пощипали!

– Ты?! Мне на помощь?! – взревел герцог. – Что ты мелешь, болван?! – Он поднял хлыст для удара.

Но слуга подскочил к нему и быстро заговорил вполголоса:

– Не гневайтесь на этого шута, ваша милость. Он кривляется, чтобы вызвать смех. Вранье дурня не умаляет вашу доблесть, но еще более подчеркивает ее. Пускай себе врет.

Рыжий наморщил лоб и рукояткой хлыста почесал затылок. Речь слуги, влетев в уши, с трудом пробиралась к мозгу. Но вот герцог хмыкнул и расплылся в самодовольной улыбке.

– Ага! – подмигнул он Тому. – Теперь-то я тебя узнал. А сперва не узнал почему-то. Стало быть, это ты вчера меня вызволил?

– Черт возьми, сэр! – подмигнул ему в ответ Том. – Долго же вы вспоминали!

– Тем канальям намял бока тоже ты?

– Хвастать не в моей привычке, сэр. Но против правды не попрешь.

– Слышишь, Фредди?! Хвастать не в его привычке! – Рыжий оглушительно расхохотался. – Дай шиллинг благородному рыцарю.

Слуга бросил монету. Поймав ее, глимен в знак благодарности сделал сальто в воздухе. Вокруг никто ничего не понял, но многие засмеялись. «Эта шельма, – шепнул племяннику Ричард Арп, кивая на Фредди, – вертит герцогом, как ему вздумается». – «Нам-то что за дело?» – отозвался Арп-младший.

Том поклонился меж тем рыжему и провел пальцем по струнам лютни.

– Не хотите ли, ваша милость, послушать про волка?

– На кой черт он мне сдался?

– Вот те раз! Вчера требовали – нынче отпираетесь!

– А-а… Это который заставил молиться коров и баранов? – хохотнул герцог. – Веселая песенка. Валяй прямо с того места.

И Том запел:

Волк нагло множил свои грехи,ославясь на целый свет.И вот разгневались пастухии стали держать совет.Они решили: «Свершится месть!Нахальный бандит умрет!Мы так всем скопом не можем есть,как он в одиночку жрет!»Стрелки сбежались из разных селпод гулкий собачий лай.И даже старый хромой оселнатужно ревел: хватай!Семь тысяч стрел по кустам послав,взъярились стрелки вконец.Устроили сто пятьдесят облав,а волк все таскал овец.Стрелки с полгода взметали пыль,обедая по часам.Кишки бараньи – сто двадцать миль —достались их верным псам.И хоть бы вышел от ловли толк!Жирели себе затоохотники, псы, пастухи и волк,и черт его знает кто.

Внезапно раздался грохот опрокидываемых прилавков и бьющейся посуды. Послышались испуганные вопли, перемешанные с площадной руганью. Четверо всадников, остервенело орудуя хлыстами, напролом пробирались к господам Арп.

– Эй, Ричард! – заорал сиплым голосом одноглазый усач на гнедой кобыле. – Как поживаешь, скотина?!

Арп-старший выронил надкушенный пирожок.

– Ну-ну. Полегче, Дайсон… полегче, – забормотал он, пытаясь сохранить достоинство.

– Я те дам полегче! – Одноглазый показал ему жилистый кулак. – Когда вернешь долг, говори!

– Что с ним толковать, Мак? Врежь ему в морду, посоветовал румяный юнец, качающийся в седле.

Другие двое одобрительно мотнули головами. Все четверо были заметно пьяны.

Хватаясь за меч, Гай Арп закричал:

– Прикусите языки, наглецы! Вы превышаете нас числом, но не храбростью!

«Наглецы» гомерически захохотали.

– Как-как, птенчик?! – покатывался одноглазый. – Повтори-ка еще разок, и я подарю тебе мои старые штаны!

– Заткните глотки, черт бы вас драл! – потеряв терпение, гаркнул герцог. – Я желаю слушать про волка, а не вашу дурацкую перебранку! Продолжай, глимен!

Однако Том продолжать вовсе не собирался и опять подумал, что большей дубины, чем этот рыжий, ему встречать не доводилось. Похоже, разумней всего сейчас было уносить ноги. Но проклятое любопытство не пускало.

– Это что за гусь? – Одноглазый кивнул в сторону герцога. – Будешь мне указывать, мальчонка, оторву нос и к пупку приставлю!

Герцог, казалось, лишился дара речи. Изумленно приподняв брови, он дернул поводья и молча поехал на обидчика. А тот, ни мало не смущаясь, снял шляпу и принялся ею обмахиваться.

– Как только ты приблизишься, – осклабившись, произнес он, – Мак Дайсон разрубит тебя пополам. И каждая половинка будет рыжей.

– Уж кто-кто, а я, Мак, не осудил бы тебя за это, – сказал румяный юнец. Другие двое радостно заржали.

Губы герцога были плотно сжаты, глаза сузились до щелок, а кудри, словно языки пламени, трепетали на ветру. Его белый конь величественно выступал навстречу схватке. Но схватка не состоялась.

– Да знаешь ли ты, пьянчуга, с кем затеваешь ссору?! – возопил дядюшка Арп, оправившись от испуга. – Если ты хоть пальцем тронешь герцога Эддинктона, ни один меняла фартинга не даст за твою голову!

Имя герцога подействовало на одноглазого, как гром среди ясного неба.

– Ну и ну! – Он торопливо нахлобучил шляпу. – Чуть не вляпался в историю… Поехали, ребята! Эта ягодка зреет не для нас!

Дядюшка Арп, никак не ожидавший от своих слов подобного эффекта, решил наугад развить успех:

– Не думаю, Дайсон, чтобы твоя дерзость и на этот раз сошла тебе с рук!

– Попридержи язык, Ричард! Больно уж ты расхрабрился! – зловеще усмехнулся одноглазый. – Не вернешь долг – у меня разговор короткий. Ты знаешь. А ты, мальчонка, – обратился он к герцогу, – моли Бога за сэра Роджера. Он велел мне тебя разыскать и вежливо, очень вежливо, предупредить: не вздумай соваться в Блюкастл. Не то сэр Роджер крепко на тебя осерчает, и мы поговорим уже по-другому.

Герцог удивленно приоткрыл рот, и, наморщив лоб, тщетно пытался сообразить, что все это значит. А четверо всадников развернулись и так же напролом поскакали прочь.

Румяный юнец, подстрекавший Дайсона, зацепил лоток Бетси. Колбасы полетели в нагретую солнцем пыль. От обиды и злости у торговки выступили на глазах слезы, и вслед юнцу понеслись сочные проклятия, в которых упоминалась вся его родня – начиная с прабабки и кончая будущими отпрысками. Увидев раздавленную копытом колбасу, Том пришел в такую ярость, что схватил увесистый булыжник и с криком «не унывай, Бетси!» швырнул его в удаляющегося разорителя. Тот каким-то чудом пригнулся, и камень просвистел над его макушкой. Но в этот момент сам Том получил сокрушительный удар по голове. Потеряв сознание, глимен рухнул на мостовую. «Рвань паршивая!» – процедил сквозь зубы один из всадников и вытер о штанину рукоять хлыста. Заставив коня переступить через распростертое тело Тома, он пустился догонять приятелей.

Лишь только эти четверо скрылись за ближайшим поворотом, герцог будто очнулся.

– А-а! – взревел он раненый зверем и дал шпоры коню. – Не уйдешь, падаль!

Однако посчитаться с Маком Дайсоном нынче ему суждено не было: не проскакал он и половины базарной площади, как под ноги коню метнулось странное существо в пестрых лохмотьях и костлявыми руками ухватило герцога за сапог. Конь встал как вкопанный.

– Опомнись, безумец, послушайся Розу! – сморщенное лицо, обращенное к герцогу, выражало страстную мольбу. – Ты не сладишь, не выдержишь… Тебе ничего нельзя. Роза хорошо знает. О, как ты слеп! Опомнись!

Герцог вздрогнул и побледнел.

– Прочь с дороги, ведьма, – пробормотал он, отталкивая старуху. – Будь ты хоть сам дьявол – прочь!

– Ты боишься, храбрец, боишься. Отступись: ты не сладишь. О, безумец! Не Розы ты должен бояться. Бойся девушки и горбуна! – Нищенка вдруг что-то запела и закружилась на месте.

Герцог хлестнул коня и помчался, очевидно, не разбирая дороги. Его слуга Фредди верхом на ободранной кляче затрусил следом. На ходу старик несколько раз оборачивался и пристально всматривался в нищенку.

Глава IV. Скверные новости

Том ощущал, как по его щеке ползет любопытная муха. Достигнув подбородка, она чуть поразмыслила и побежала вниз по шее. Но, видимо, не найдя там ничего примечательного, повернула назад и бодро двинулась к носу. «Похоже, – подумал Том, – и среди мух попадаются глимены.» А муха, основательно изучив окрестности, решительно заглянула в ноздрю.