Расслоение. Историческая хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965

– Да, верно, Коля, когда репрессиями сокращается население, когда оно загоняется и подчиняется государственным интересам, его стратегическому развитию, когда жизнь людей перестаёт быть главной ценностью, – говорил Родионов, – когда жизнь ничего не стоит, а люди превращаются в лагерную пыль, то у такого государства очень много проблем, которые сгубят его и оно долго, даже сотни лет не продержится…

– Мы построили социализм… – начал было Кузнецов, но его перебил Вознесенский.

– Нет, Алёша, пока его только основы. Это опять-таки в отчётах партия перед народом пыль в глаза пускает. Пусть, дескать, народ верит, что это так. И получается, мы себя обманываем. За двадцать пять лет советской власти так и не справились с нищетой. Деревня прозябает и медленно-медленно развивается, где ещё нет электричества, водопровода, всех городских удобств, где расчёт производим натуральным продуктом. Меновый обмен там выражается так: колхозник отдаёт труд, за который получает хлеб. Это порождает теневую экономику, так как зерно колхозник вынужден продать и получить деньги. Колхозники не получают пенсию, не везде даже врачебную помощь. Если бы все эти блага были там, людям действительно веселей стало жить. Я бы так и сказал товарищу Сталину, когда бы он у меня спросил. Почти десять лет коллективизации. В газетах пишут, что в селе остался высокий процент единоличников, но это не так. На самом деле их уже давно нет. За единоличников считают лодырей, которых исключили из колхозов. А он, этот лодырь, возится на клочке земли. Сельсовет его отрезал, а бывший колхозник вместо того, чтобы вернуться в колхоз, уезжает из села. Этот невысокий показатель выдают за демократичность нашего общества. Вот мы и хотим создать необратимые механизмы экономики, которые изменяли показательно жизнь к лучшему и государство тогда добровольно откажется от собственности, которая по-прежнему не в руках народа, а у государства…

– Извини, Коля, говорят, товарищ Сталин любит правду. Но не ту, о которой ты говоришь, – сказал Кузнецов. – Но ты не бойся, я ему не доложу о твоём инакомыслии. Оно нам не опасно, оно нам нужно для расклада мнений, что у нас могут думать по-разному, что у нас возможно разномыслие, что мы за это не сажаем.

– Я не лицемер, Алёша, хоть ты ехидствуешь, но учти, товарищ Сталин всё знает. Я думаю, он знает то, в каком положении пребывает деревня. Поэтому скрывать правду о деревне – преступно. Трусливые руководители так и делают, и за это идут под суд. Таких примеров хватает, а вот примеров честности, порядочности, непредвзятости – большой дефицит. Почему товарищ Сталин уважал товарища Кирова?

– Он тебе об этом лично говорил? – усмехнулся Попков.

– Не смейся, Петя! Я ему уже говорил о положении в экономике деревни и города и в целом всей страны. И он меня поддержал. Товарищ Сталин сказал: «Вот вы, товарищ Вознесенский, хорошо, убедительно говорите, вот и делайте так, как говорите. У нас много экономистов. А не все понимают, как надо правильно строить социализм. Они, эти многие, только и делают, что умеют манипулировать цифрами. А нам нужна работа честная, продуктивная: сколько у нас зданий, жилого фонда, лесных и природных богатств и ископаемых, сколько пахотной и залежной земли, сколько нужно для обработки её тракторов, плугов, человеческих ресурсов. На какую сумму рублей они тянут. Мы строим социализм, а Чаянов, Кондратьев, Базаров¸ Громан, Юровский, Рубин, Гинзбург в один голос говорят – губим природу, фальсифицируем баланс народного хозяйства. Они говорят о диспропорциях во всех отраслях. Мы за баланс, а они о диспропорциях. Так нужны нам такие экономисты, которые не выяснили, что такое стоимость, а нам говорят об искажениях в народном хозяйстве? Нет, нам такие экономисты не нужны. Вот вы и должны воспитать новое поколение политэкономистов, которые будут развивать и дальше социализм. А не разоблачать наши недостатки…».

– А что, Коля, прав товарищ Сталин? Но ты превосходный артист! Как точно интонационно передал слова вождя! Разве такие ревизионисты нам попутчики? Они делали всё, чтобы убедить партию в неверности курса. Они ещё не стали убеждать в преимуществе капитализма над социализмом?

– Нет, с таким выводом я не согласен. Эти экономисты во многом были правы. Но они, указывая на просчёты, не понимали, что мы идём первые в мире по нехоженому никем пути…

– О, Коля, позволь с тобой не согласиться! Мы вступили в пятую общественную формацию, – сказал Родионов. – Капитализм у нас не состоялся: страна лапотная, нищая, феодально-патриархальная. Объективная реальность – никто мимо не проскочил ни одной формации развития… А эволюция этого уклонения не стерпит. Надо всё пройти. И капитализм с ходу не устанавливается. Его выдвинули на замену феодализму, зашедшие в тупик производственные отношения, которые отрицали подневольный обесцененный труд, а в России к тому же долго существовало крепостное право, оно и сдерживало нарождение капиталистических отношений. И вся Европа над нами смеялась. А мы, взяв курс на сплошную коллективизацию, наступили на те же грабли, создав подневольную колхозную систему, растоптав сельскую общину, которая у нас существовала ещё со времён Рюриковичей. Село тогда развивалось вовсе не по указанию князей, а по социальным заказам, и крестьяне их выполняли, получая за продукцию и свой труд деньги и землю. Князья же только велели крестьянам селиться на новых землях. И, крестьяне, имея много детей, отселяли их на те земли, где строили им дома. Так возникали новые сёла, города, а что сейчас происходит? Видим мы нарождение новых сёл? Ту же самую практику насаждал и Столыпин. Но убийство премьера и революция всё перечеркнули…

– Да ты понимаешь, что ты говоришь? – вскричал Кузнецов. – Колхозы – это не возврат к крепостному праву, это та же русская общинная действительность, но со своими законами. И плохо, вредно, Петя, хоть революцию! А то, смотри, чтобы в расход не пустили и нас вместе с тобой…

– Вот как ты считаешь! Я прилежно изучал историю. А сейчас о древней Руси – в учебниках почти ничего не говорится, будто той Руси не было. Забвение истории может только навредить движению вперёд! Надо продолжать и совершенствовать опыт предков, а не выдумывать новую подневольницу. И не признавать или не замечать эволюционный принцип нельзя. В колхозе земля принадлежит не колхозникам, они как наёмные, поэтому не заинтересованы работать с высокой отдачей…

– Да, в те времена редко уходили из деревни в город. А сейчас это уже тенденция, корни подрублены. После войны в город народ повалил, ему нарезают землю, люди активно строятся. Встают новые пригороды. А деревня пустеет…

– Ничего, не обедняет. Зато подскочила рождаемость, – вставил Родионов. – Аборты надо было запретить ещё до войны. Война выбила городское и сельское население, поэтому деревня восполнила утраченные человеческие ресурсы…

– Россия затерялась не среди Мордвы и Чуди, а среди братских республик. Им мы всё поставляем, а что от них получаем назад? Не пора ли вернуть России статус основополагающего государства? – напомнил опять Попков.

– Ты предлагаешь вернуть Россию на карту вместо СССР? А что подумают народы этих республик? – спросил Кузнецов.

– Не играйте в опасную игру, – сказал Вознесенский. – Сепаратизм или национальная гордость, превосходство русских над другими национальностями попахивает русским шовинизмом. Хотя очевидно: мы живём в России, а столицу свою отдали СССР. Конечно, очень заманчиво сделать ею Ленинград! Но нас бы опять обвинили в противопоставлении самой большой нации национальным меньшинствам. Так что самый верный путь – это тот, о котором я уже говорил: развитие не одной плановой экономики, но и поиски новых решений для стимуляции воспроизводства и производительности труда. И тогда о национальном вопросе и гордости великороссов можно забыть…

– Я бы обеими руками поддержал тебя, Коля, – с грустью сказал Родионов. – Надо бы создать настоящие выборные органы, чтобы народ избирал самых лучших. Тогда это избавит от подозрительности, что кто-то роет тебе яму. Сразу создалась бы здоровая, состязательная атмосфера.

– О, куда тебя, Миша, занесло! – усмехнулся Попков. – Кто нас поймёт? Нет, в новые декабристы я не хочу угодить…

– Ничего, друзья мои, – приподнято сказал Вознесенский, – поверьте, если создать экономику со всеми её основными постулатами, она научит тому, как надо работать! Многие ведомства, которые выполняют исключительно бюрократические функции, но не выполняют свои прямые обязанности, то есть перестраховываются и надеются на смежные ведомства, то зачем нам тормоза? Они должны отпасть, поскольку экономика подчиняется не воле чиновника-бюрократа, а своим объективным законам, которыми нельзя управлять как хочется. Прибавочная стоимость при социализме и при капитализме одна и та же. Другой не может быть. Нам объясняли, что капиталист эксплуатирует рабочих, создав эту прибавочную стоимость. Рабочий работает на себя только четыре часа, а восемь – на хозяина. Государственный капитализм есть более точное определение нашего социализма. Социализм подразумевает долевое участие рабочих и управленцев в коллективном владении собственностью на все средства производства. У нас говорят: фабрики и заводы, недра и леса принадлежат народу. Но на самом деле этого ничего нет. Все богатства, вся собственность – государственные…

– Всё, всё, товарищи, довольно! – воскликнул Кузнецов, поднимая кверху обе руки, хлопнув дважды в ладоши. – А то мы сейчас договоримся до мирового заговора. Товарищи, мы же не сионисты, ни троцкисты? И пора нам расходиться. А то я видел как Мария Андреевна подходила к двери…

– И что ты, Алёша, хочешь этим сказать? – спросил не без ревности Вознесенский. – Подслушивала? Может, скажешь, что она прислуживает госбезопасности?

– Да ничего, наверное, за тебя беспокоилась! А то, о чём ты сказал – исключено! Я ей верю, так же, как и тебе, Коля. Вы редкая, гармоничная пара, очень дополняете друг друга…

– Спасибо… Ну что же, как говорится, засиделись мы, прозаседались, как нынче модно говорить. Мне ещё надо поработать над своей теорией.

И почти все разом встали. Но знали ли они, что именно этот разговор был прослушан и записан, потом лёг в основу обвинения в государственной измене…

Глава девятнадцатая

После совещания в Подмосковье руководителей, как сельских райкомов партии, так и председателей и директоров самых крупных колхозов и совхозов, было официально объявлено о втором этапе укрупнения мелких колхозов, а некоторые из них надлежало преобразовать в совхозы. Как уже известно, после войны Сталин не хотел менять политику сельского хозяйства. И это было его серьёзной ошибкой. Главной же целью было подтянуть отстающие колхозы, присоединив их к передовым артелям, чтобы неустанно увеличивали урожайность, надои молока, прирост мясной продукции. Послевоенная инвентаризация обрабатывающей землю техники, показала, что в мелких колхозах низко было поставлено обучение механизаторов своему делу, и плохо подготовлены ремонтники в МТС.

По этой причине техника часто ломалась и выходила из строя, а после нескольких ремонтов её списывали. Некоторые руководители считали, что машинно-тракторные станции тормозили развитие колхозов и совхозов, которые далеко не все имели в достаточном количестве свои трактора, комбайны и все пахотно-сеятельные и обрабатывающие агрегаты. Вот и на совещании, которое проходило не в Колонном Доме Союзов, а, как было сказано, в Подмосковье и длилось три дня, многие делегации от своих краёв, областей и республик выступали за упразднение МТС. Делегаций было столько, что все сразу не вместились в зале, однако пришлось провести совещание сначала для Дальнего Востока, Восточной, Западной Сибири, Алтайского края, потом для всего Урала, Поволжья, Нечерноземья, затем для Краснодарского, Ставропольского краёв и всего юга России.

Многие председатели колхозов, которые стали ими после войны, да и районные, областные, краевые партийные руководители не увидели Сталина вживую. Говорили, он не смог приехать и вместо себя прислал Н.С.Хрущёва. А до этого только в газетах, слышали его голос по Всесоюзному радио, телевидению тогда широко не было распространено.

Так что на том трёхдневном совещании работников сельского хозяйства РСФСР И.В.Сталин так и не появился. Вместо него выступил с краткой приветственной речью Хрущёв, обозначив повестку предстоящей ответственной работы на местах. Но кто видел Сталина до войны, знали, как он умел зажигательно, темпераментно и живо выступать. Теперь же, когда война отняла у него много духовных и физических сил и заметно пошатнула здоровье, вождь выступал, непривычно замедленно, с паузами, не так решительно и боевито, а будто с какой-то опаской, при этом он поднимал руку. А то и вовсе чуть вперёд себя выставлял полусогнутые в локтях обе руки, будто приготовлялся к дирижированию оркестром. И полагали, точно его кто-то принуждал говорить не от всего сердца, а из необходимости показать себя, что он ещё может руководить большой страной и рано его списывать с политической сцены. Но теперь, похоже, он уступал своё место более молодому Хрущёву, который передал от Сталина горячий привет и боевито продолжал:

«Товарищи работники сельского хозяйства, товарищи партийные руководители нашей великой Ленинской партии! Мы не сегодня начинаем объединение мелких колхозов, мы его начали частично ещё до войны, частично после победы над фашистской Германией. С 1946 года товарищ Сталин проводит политику снижения цен на питание, на отдельные промышленные товары, но об этом вы, товарищи, знаете из газет!

А теперь я хочу обозначить ту цель, к которой мы стремимся. Кому она неясна, я объясню. Мы создаём крупные колхозы и снабдим их в большом количестве новой техникой через МТС. Они получат новые трактора, комбайны, грузовики, плуги, сеялки, культиваторы, бороны, веятельные и сушильные агрегаты. Мы будем продолжать прерванную войной электрификацию деревень и сёл самых отдалённых районов, мы будем строить новые дороги и развивать мелиорацию.

Если мы этого добьёмся, наши колхозы и совхозы значительно повысят урожайность всех зерновых, продуктивность птицеводства, животноводства и свиноводства. Это позволит нам создать обилие продовольствия для решения других не менее важных народнохозяйственных задач и дальнейшего социалистического строительства. Во-первых, мы дадим толчок для развития тяжёлой и лёгкой промышленностей. И создадим базу для резервного накопления сырьевых и продовольственных запасов.

Все наши колхозы станут зажиточными, и колхозники заживут богато. Но мы не допустим, как уже предлагается нашими некоторыми руководителями не только на местах, но и в центрах всех республик, взять курс на создание колхозных посёлков, агрогородов, при этом предлагают выселять, переселять из деревень в эти самые агрогорода сельское население. Мы этого не допустим, если следовать по предлагаемому пути, мы можем потерять не одни деревни, но и людей, которые там связаны с землёй всеми своими корнями. Не всем понравится бросать свои дома. Во-вторых, агрогородам, говорил на отчётном Пленуме ЦК товарищ Сталин, предлагают вбирать в себя население из окрестных деревень и сёл, которые будут сломаны. Это сколько понадобится транспорта, говорил товарищ Сталин, чтобы доставлять на удалённые поля колхозников из агрогородов?

Так что, товарищи, это моя задумка, и я каюсь в том, что писал в газете «Правда», по уничтожению удалённых деревень, для нас сейчас нереальна, которая потребует огромных материальных и людских затрат.

На этом, товарищи, позвольте закончить выступление. Желаю успешного решения поставленных перед вами партией неотложных задач. Товарищи, спасибо за внимание»!

И не успел Хрущёв сойти с трибуны, как раздались оглушительные шквальные аплодисменты. И весь зал встал и скандировал: «Сталин – наш вождь и учитель!» Да здравствует великий Сталин!» И по мере того, как Хрущёв продвигался от трибуны к президиуму, чтобы занять своё место в центре, возгласы приветствия не умолкали.

Когда Хрущёв сел, а потом встал, поднял руку, и в зале ещё не до конца установилась тишина, он сказал: «Если не замолчите, я встану и уйду!» И зал мгновенно стих. Может, уже на том закрытом совещании Хрущёв готовился примерить к себе высшую партийную должность, так как был уверен – эпоха Сталина катилась к закату…

Между прочим, на том совещании не присутствовал даже первый заместитель премьера И.В.Сталина Г. М. Маленков, который сразу после войны предлагал вождю списать с колхозников все недоимки по налогам и поднять закупочные цены. Это бы значительно сократило государству затраты на поддержку убыточного сельского хозяйства и увеличить закупку техники для МТС. Причём Георгий Максимилианович также тогда впервые заговорил о реорганизации МТС, так как посредническое звено в сельском хозяйстве уже давно было признано невыгодным для государства и самих колхозов, которые отдают много хлеба в счёт оплаты труда механизаторам, большинство которых работают со стороны. Если колхозникам на трудодень выдавали один килограмм зерна, то механизаторам МТС по три. Между прочим, это он слышал от самого председателя Госплана Н. А. Вознесенского, авторитет которого в экономике тогда считался непререкаемым, несмотря на то что самого его Маленков, как уже было замечено, ненавидел. И он же его сам и арестовал в своём кабинете по обвинению в измене. А всё оттого, что тот был всесторонне экономически образованным, в чём превосходил и Маленкова, и других руководителей партии и государства. И когда Вознесенского не стало, первое время его было не кем заменить. Но что тогда говорить о полководцах, которых Сталин уничтожил с лёгкой руки германского вертмаха, когда тот искусно подкинул через чехословацкого президента Эдуарда Бенеша дезинформацию. А точнее, клевету, что Тухачевский, Якир, Блюхер – это одна команда, которая сотрудничала с германской разведкой, чтобы совершить в СССР государственный переворот и после устранения Сталина захватить власть…

В этом отношении Сталин, имея на руках, как он считал, неопровержимые факты, а на самом деле истинно не расследованные, не колеблясь, расстреливает «германских шпионов». И ему было наплевать на то, что они являлись героями Гражданской войны. А по всей стране таких красных командиров нашлось около сорока тысяч.

Так Германия выбила из строя лучший офицерский цвет Красной армии и обезглавила её. А Гитлер, добившись от своей разведки желаемого, удовлетворённо улыбался и потирал руки.

Точно так же Сталин безоглядно расправился со всеми видными старыми экономистами, впрочем, не только. Нет такого ведомства, предприятия, колхоза и совхоза, чтобы не прошлась по невинным головам его карающая секира. И как-то не вяжется тот факт с сотнями тысяч убиенных и с тем, что он считал себя всерьёз русским, ибо с мнимыми врагами поступал, как восточный деспот, для которого пролить кровь подданных, как раздавить насекомых, которые причиняли неудобства. Хотя эти подданные истинно невиновные, но между тем виновные только потому, что стояли у него на пути и мешали двигать стратегию развития страны…

Вот и Хрущёв после своего выступления на том совещании пытался покаяться, боясь расправы Сталина. Может быть, вождь и уничтожил бы его, но тот умел исполнять все его поручения. К тому же Хрущёва он воспринимал за истого шута, который ловко подыгрывал своему хозяину. Вот и уцелел Никита Сергеевич и не был снят с высокой должности секретаря ЦК, так как вовремя покаялся на заседании Политбюро во всех своих, как он сам характеризовал свои действия, бессознательных ошибках, желая сделать, как лучше, и вполне искренне покаялся. А такое качество Сталин ценил весьма высоко в любом руководителе.

Но удивительно и то, что Сталин не увидел в предложениях Хрущёва по упразднению неперспективных деревень стремления к лидерству, и это произошло потому, что он давно приметил в Миките черту прислужника и угодника. И в силу этого он не мог разглядеть в таком хитреце возможного заговорщика, на что у вождя было выработано безошибочное чутьё. И в преемники он тоже искренне не метил, так как за ним не усматривалось даже тайное и явное стремление к самовыдвижению себя в первые ряды.

Если рассматривать личность вождя как потенциального диктатора, надо ещё учитывать и тот факт, что Сталин любил окружать себя наряду с умными, которые предлагали своё видение развития страны, так и теми, которые ничем ярким не выделялись. И как ни странно, именно таким был Хрущёв. Этого «шута горохового» и верного клоуна своих вечерних застолий, званых обедов и ужинов Сталин и в мыслях не держал как своего возможного преемника и лидера партии и правительства.

У него, конечно, была привычка приглашать на свою дачу не только самых близких и верных, но и тех, кто вызывал к себе повышенное внимание. Но что касалось маршала Г. К. Жукова, то его Сталин никогда не приглашал вместе с теми, кого считал завсегдатаями своих застолий.

В последние годы, когда почувствовал приближение неизбежной старости, он особенно испытывал одиночество и потому эти ежевечерние и ночные застолья у него поднимали настроение. К тому же они были все у него на виду, и потому никто не мог организовать заговор. В старости, когда знаешь, что у тебя за плечами сотни тысячи казнённых и миллионы прошли через лагеря, наступает момент ответа за содеянное перед божеским судом. Но Сталин старался отгонять от себя такие минуты прозрения, наоборот, он был уверен, что ни в чём не виновен, так как от имени Бога судил тех, кто оступился…

На застольях, в понимании Сталина, хоть и присутствовали соратники по партии, но все они перед ним, гениальным и великим, пигмеи и карлики, о чём единодушным хором ему внушали радио, газеты и журналы. Но Сталин не всегда любил слушать свои речи и то, что о нём сообщали и писали… Его удивил поступок Хрущёва, когда тот напечатал статью. Пришлось того осадить, потому что с ним не посоветовался…

Так что Хрущёв покаялся и с него как с гуся вода. Но каялся он вовсе не на газетной полосе, а лишь в узком партийном кругу…

Ответом Хрущёву было «Закрытое письмо ЦК ВКП (б) о задачах колхозного строительства в связи с укрупнением мелких колхозов 2 апреля 1951 года». В секретном тогда документе Сталин подверг критике тех руководителей, которые извращали линию партии в колхозном строительстве. Но поводом к появлению закрытого письма стали не факты искажения курса укрупнения колхозов, а именно статья в «Правде» Н.С.Хрущёва, который потом писал вождю:

«Дорогой товарищ Сталин!*2

Вы совершенно правильно указали на допущенные мною ошибки в опубликованном 4 марта с. г. выступлении «О строительстве и благоустройстве колхозов».

После Ваших указаний я старался глубже продумать эти вопросы. Продумав, я понял, что всё выступление в целом, в своей основе является неправильным. Опубликовав неправильное выступление, я совершил грубую ошибку и тем самым нанёс ущерб партии. Этого ущерба для партии можно было бы не допустить, если бы я посоветовался в Центральном Комитете. Этого я не сделал, хотя имел возможность обменяться мнениями в ЦК. Это я также считаю своей грубой ошибкой.

Глубоко переживая допущенную ошибку, я думаю, как лучше её исправить. Я решил просить Вас разрешить мне самому исправить эту ошибку. Я готов выступить в печати и раскритиковать свою статью, опубликованную 4 марта, подробно разобрать её ошибочные положения. Если это будет мне разрешено, я постараюсь хорошо продумать эти вопросы и подготовить статью с критикой своих ошибок. Прошу до опубликования посмотреть статью в ЦК.

Прошу Вас, товарищ Сталин, помочь мне исправить допущенную мною грубую ошибку и тем самым, насколько это возможно уменьшить ущерб, который я нанёс партии своим неправильным выступлением.

6 марта 1951 года

Н. Хрущёв».

Но то, как Никита Сергеевич поступит с «закрытым письмом ЦК», к этому мы вернёмся позже, чтобы показать, насколько были ничтожны все те партийные решения, которые должны были ускорять развитие сельского хозяйства. Но они не только не способствовали этому и не облагораживали село, а продолжали его раскрестьянивать, что некоторыми современными историками преподносится, как явления, которые способствовали поиску новых форм возрождения села, и оно должно было сближаться с городским жизнеустройством.

Почему-то не все историки рассматривают диалектически те явления, которые поступательно привели село к тому состоянию, в котором оно находится сегодня. В наши дни снова насаждаются хрущёвские способы обустройства села с помощью крупных агрофирм, которые, скупая за бесценок крестьянские земельные паи, которые достались им после роспуска колхозов, становятся крупными собственниками земли, а сельские жители превращаются ими в наёмных рабочих. А власти наивно думают, что они, наконец, вывели село на столбовую дорогу единственно правильного развития сельского хозяйства.

Но прежде чем убедить сильных мира сего, необходимо вернуться к исторически последовательному повествованию, чтобы рассмотреть все те явления и события 50—60-х годов XX века, которые и привели село к завершающему этапу его уничтожения как главного хребта, на котором строилось и держалось веками русское государство…