Нарекаю тебя женщиной

Она вновь заплакала так горько и безутешно, но чем ей помочь я могла…

– И вот настал час расплаты, – продолжила мама. – Вчера приехал Асхат, а с ним мулла и привёз завещание моего отца и твоего деда. Полгода назад он умер и оставил завещание. Завещание состоит в том, что если ты не выйдешь до двадцати пяти лет замуж, то должна будешь стать третьей женой Асхата и всё состояние и имущество отойдёт ему.

– Я не могла ни слова вымолвить. Как же так? Меня замуж за старика, да ещё третьей женой… Не пойду, не пойду – стучала в мозгу кровь… Мать замертво лежала на ватолах4, и только слёзы ручьём стекали с её глаз. Она пыталась обнять меня за ноги, но не получалось. Я подняла её, дала полотенце, усадила на прикроватную скамеечку и спросила:

– Мама, а как же так? Зачем дед так поступил с тобой и со мной. А как же ты? Как тётя? Он ей что-то оставил?..

– По сути, я должна стать служанкой, зная татарские обычаи, – продолжила скорбно Степанида. – Я не могла ни плакать, ни кричать, просто сидела и смотрела на истерику матери. Вдруг в светёлку вошла старая тётка. Она изменилась и была сама на себя не похожа. На голове плотно надвинутый на глаза белый платок, завязанный узлом по-русски, праздничная одежда и какие-то вещи в руке.

– Ну что, Надежда, всё сказала Степаниде? Ну, чего теперь реветь… Нужно было думать головой, зная характер братца. Жаль, конечно, но не нужно было долго выбирать. Дождались… Чё уж теперь. Нужно подчиниться, Стёпушка, – сказала она с волнением в голосе, – говорила мать тебе, пробросаешься. Ну, вот и расплата… Ладно, Надежда тебе главного не сказала. От тебя теперь зависит наша судьба. Смилуйся, Стёпушка, смирись… Христом Богом просим. В завещании отец отдал всё состояние Асхату при условии, если ты пойдёшь в его дом третьей женой и будешь жить достойно, а мы с твоей матерью будем жить у тебя в приживалках, на твоих с Асхатом хлебах. Если ты откажешься, Асхат заберёт всё себе, а мы отправляемся на все четыре стороны. Вот, как братец распорядился. Так и не простил выходит мать-то… Это его старое чувство так и не дало ему покоя…

Он ведь долго не женился, почти до тридцати пяти лет. Всё выбирал, да и работы много было. Наш отец надорвался и рано ушёл. А потом на ярманке однажды увидел твою бабушку. Было ей шестнадцать лет и была писаная красавица. И как его скрутило. Он ни есть, ни спать не мог. Долго искал и разыскал. Была она дочка губернского преподавателя в университете. Жила в Самаре с родителями и была единственной дочкой. Он в Самару отправлял ситец, держал маленькую лавчонку и приезжий дом. Её выследил и частенько встречал. Родители и слышать не хотели. Дед твой был высок, кудряв, с бородищей, выглядел старше своих лет, а бабушка маленькая, статненькая, аккурат на тебя статью похожа. Умела на пианино играть и хотела учиться в университет идти. Но не тут-то было. Задарил её братец подарками и увёз к себе. Потом пышную свадьбу сыграли. Он не мог на неё насмотреться. Баловал, одаривал, а ей было скучно, да и не любила она его. Мужиком обзывала. Деньги только тратила, а ничего по дому не делала. Он потом понял, как ошибся. Нужна была хозяйка в дом, а он привел себе жену, которая в дочки годится. Не ровня… Не под стать… Да и в постели он ей не нужен был… Вот братец и запил, и загулял. Господи, прости и помилуй… А твоя бабушка написала своему отцу и решилась бежать домой. Когда отец её приехал, стали собираться, бабушке стало плохо. Вызвали врача, и оказалось, что она беременна. Так её отец ни с чем и уехал, а братец пить прекратил и стал ожидать наследника, но родилась Надежда.

А бабушка вскоре умерла – так и не оправилась от родовой горячки. Молодая была, ей семнадцать лет только было. Вот так и взял меня братец к себе, и стала я жить, нянчить Надежду и помогать ему во всём. Надежду он без памяти любил, баловал. Она была похожа на мать, а характером в отца. Но кто ж знал, что судьба повторится… Вот братец и залютовал, и не смог мать твою, Стёпушка, простить.

Мать он казнит за то, что полюбила и не послушала его, а меня за то, что проглядела. Смилуйся, Стёпушка, – продолжила тётя, – в тебе течёт татарская кровь, они своих не тронут, ты красивая, умненькая, а он старый, будешь ублажать и, может, ничего проживёшь. Глядишь, и мы с матерью с тобой. Мне немного осталось… Господи, прибери поскорей… Сил нет больше… Меня послали за тобой. В горнице накрыли стол, они сидят с муллой и хотят видеть тебя, вот прислал шаровары, другую татарскую одежду и накидку на голову – у них так положено, ты не должна выходить без неё к мужчинам. Дай я тебя одену, душечка моя, деточка. Как Господь допускает это, видать, за чьи-то грехи страдаешь… Спаси и сохрани, ласточка моя, и прости нас с матерью за то, что любили и баловали. Собралась, ну давай повяжу накидку. Пойдём… Пойдём скорее, ждут… Ты не спорь с ним и не гляди в глаза – так проще будет… Прошу тебя, не дури, смотри, мать вон вся убивается. Она у тебя одна, да я старая – защитить некому. Пойдём, голубка моя… Пойдём…

Она высморкалась в рушник и открыла дверь в горницу.

Часть 5

Мы вошли… Горницу я не узнала… В красном углу икон не было. У стола кругом стояли лавки, крытые коврами. На столе лежала белая скатерть, а на ней большая книга и ещё что-то. Во главе стола сидел тщедушный старик, в чёрном кафтане, шитом бисером вместо окантовки, и с расшитыми золотым шитьем манжетами. Глаза его были тёмными, с искоркой, живыми, внимательно смотрящими за всеми одновременно, а лицо спокойное, как каменное, без эмоций. На голове – бархатная шапочка с кисточкой. Я поняла, что это и есть мулла. Поодаль, а вернее по другую сторону стола, на скамье, покрытой ковром, сидел невысокого роста, крепкий, как боровик, мужчина. Одет был по-светски, волосы с маслом, гладко зачёсаны. Короткие, крупные руки были сжаты в мощные кулаки и спокойно лежали на столе. Его глаза, как буравчики, смотрели на меня оценивая и выжидая, что я скажу…

Мы вошли с тётей и встали у стола.

Асхат встал. Его чёрные яловые сапожки поскрипывали. Он подошёл ко мне, снял покрывало и стал рассматривать.

– Ладненькая выросла… Похожа на родственничка, и такие же чёртики в глазах скачут. Жаль, не дожил свидеться. Ну ладно… Я привёз завещание от твоего деда. Ты не вздумай перечить, у нас с этим строго. Не знали мы, что ты есть, давно забрали бы к себе, негоже татарке жить в безверии. Вот наше решение: завтра с утра, после утреннего намаза, будет свадьба. Я беру тебя и твою мать с тёткой с собой. Один день на сборы. Много не бери, всё равно у нас не пригодится… Что смотришь зверьком? Приручу, объезжу, как дикую лошадку. Хороша будешь. Да, свадьба будет скромная. Мулла почитает Коран, пообедаем и в путь. И без глупостей! Ну, старая, пошли, а ты, мулла, расскажи ей о наших обычаях и её послушании, а то ужо.… Ладно, пошли. Где Надежда? Как она?..

– Я стояла, не могла ни двинуться, ни слова сказать. Что же делать? Мысли, как искры костра, то взлетали, то тут же гасли и опять жгли всё нутро. Как отвести эту беду? Неужто, если я откажусь, он выгонит маму с тётей на улицу? Не верю, но кто его знает… Ко мне подошёл мулла и стал что-то спрашивать и что-то говорить. Я ему кивала в ответ. Но ничего не помню, о чём. Потом он заставил меня прочесть молитву на татарском, повторяя за ним, и отпустил. Напоследок сказал, что я должна все волосы на теле сбрить, пользоваться кумганом5

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Колка – роща, лесок в поле.

2

Батог – посох, длинная и толстая палка для опоры при ходьбе.

3

Кызымка – девочка, доченька.

4

Ватола – грубая крестьянская ткань.

5

Кумган – кувшин для воды с носиком, ручкой и крышкой.