Переливы в лунном свете. Повести и рассказы

И тут то ли выпитое за вечер ударило в голову, то ли воспоминание из прошлого, какое-то смутное волнующее, вот с такими же волшебными темными глазами, с таким же чистым внимательным взглядом, вдруг заставило его совершить поступок такой мальчишеский, такой легкомысленный и глупый, что забыть о нем он не сможет никогда. У него нет рубля? Вадим резко выдернул из нагрудного кармана пиджака пачку денег, и банкноты веером как опавшие листья с дерева легли поверх лужи прямо под ноги девушек. Подсвеченные фонарями доллары мирно плавали в воде, где отражалось ночное небо и дешевые девчоночьи кроссовки. Все ошеломленно молчали.

Всякий раз, вспоминая о своей идиотской браваде, Вадим будет краснеть до кончиков ушей, до болезненного шума в голове, до потемнения в глазах – и не знать, что сделать – рассмеяться или заплакать от избытка чувств, переполняющих его при воспоминании того все понимающего, обволакивающего теплом и лаской девичьего взгляда. Мол, я понимаю, ты не хотел обидеть, ты вообще не хотел ничего плохого, но так вышло – глупо и пошло. Я все понимаю и потому ухожу первой, а ты остаешься.

Девчонки удалялись, взявшись за руки и пересмеиваясь. Ни одна из них ни разу так и не оглянулась. Вадим все смотрел и смотрел им вслед, не понимая, как он мог так поступить. Зачем? Ведь он ее узнал. Сразу узнал. Эта та же девочка, которую он встретил несколько лет назад на лестнице старого парка. Она хоть и подросла, но все равно оставалась очень юной особой. Это он стал еще взрослее. Так что на него нашло, что за дурацкое мальчишество?

В сейчас его вернул громкий смех приятеля, который гоготал, держась за живот, и все спрашивал, что накатило на Вадима. Неужели он решил, что они встретили ночных бабочек, и захотел купить их всех оптом? Разве не разглядел, что это простые девчонки – соплячки, только напугал деток. А если бы они не ушли, а продолжали бы сидеть, просто так, из вредности? Как бы стал он собирать свои баксы? А? Или бы так и оставил денежки в луже плавать? Да, тактичные девчонки попались, не стали смущать взрослых дядечек своим присутствием. И продолжая хихикать, друзья принялись вылавливать из воды мокрые банкноты.

На душе Вадима стало до того муторно и пакостно, будто на самом деле ударил девушку. Хотя в своей жизни он ни разу даже мысленно не поднимал руку на женщину, да и вообще не помнил, когда напрасно обижал кого-либо. Ната продолжала прижиматься к нему, ища защиты от холодного ветра, и тихое сочувствие подруги постепенно привело Вадима в относительное равновесие.

***

Зима долго раскачивалась, набирала силу и, наконец, показала себя во всей своей красе в самом конце декабря. Морозы ударили за двадцать, и каждую ночь город накрывал обильный снегопад. Улицы едва успевали расчищать. К новогоднему празднику город выглядел особенно нарядным – весь белый, еще не припорошенный городским мусором. Дни стояли морозные солнечные. Снег пока не успел покрыться грязным налетом от городского смога и днем искрился на солнце, а вечерами волшебно мерцал в свете праздничных витрин и разноцветных гирлянд, развешенных на голых ветвях деревьев возле престижных магазинов и кафе.

То ли от предвкушения новогоднего торжества, которое Вадим любил больше всех остальных праздников еще с детства, то ли от успешного завершения трудового года у него сегодня с самого утра было великолепное настроение. 30-е декабря! Завтра утром прилетала из командировки Ната, а вечером, как водится, зашумит праздничное семейное застолье и, скорее всего, они, наконец, разберутся в своих взаимоотношениях.

Вадим догадывался, что подруга давно ждала от него официального предложения. Уже несколько лет они были очень близки, но, будучи вполне самостоятельными людьми, продолжали оставаться каждый в своем доме. Он знал, что прежде и ее устраивал такой образ жизни. Но в последнее время что-то изменилось в их отношениях. Возможно, сказывалось то, что в кругу своих друзей она одна осталась, не связанная официальными узами. Сверстницы вдруг поголовно стали заводить детишек, и Вадим иногда подмечал задумчивый взгляд Наты, который она бросала на их милых чад.

Он и сам чувствовал, что нужно определяться. В тридцать лет вроде бы можно и войти в статус законного супруга. И жизнь сразу станет предсказуемой, без сюрпризов, как на занятиях у госпожи Караевской. Каждый день по счету – и раз, и два, и три! Завтра. Ната прилетала завтра. А сегодня на работе они с коллегами классно отметили проводы старого года, а потому домой Вадим возвращался пешком.

Оказалось, что уже не просто поздно, а очень поздно, так поздно, что на улицах было абсолютно пусто. Пусто и жутко холодно. Впрочем, идти ему было не так уж далеко, а полчаса на морозном воздухе показались даже приятными, хорошо освежали голову так, что вскоре хмель окончательно выветрился, и глаза вполне осмысленно стали воспринимать окружающий мир. Начиналась очередная снежная метель, было непривычно идти по ярко освещенным совершенно безлюдным улицам.

Неожиданно за поворотом на очередной трамвайной остановке Вадим заметил одинокую фигурку. Интересно, кто это в таком оптимизме в первом часу ночи надеялся дождаться трамвая? Он подошел ближе. Девчонка! Пигалица пыталась укрыться от ледяного ветра за телефонную будку, кутаясь в небольшой воротник коротенькой шубки. По скукошенной фигурке было видно, как сильно замерзла девушка. Да, откуда ж она тут взялась так поздно? Вадим сегодня пребывал в слишком хорошем настроении, чтобы пройти мимо такого беспомощного одиночества. Он сразу догадался, что мерзнущий человечек нуждался в помощи. Уж очень неуютно смотрелась одинокая барышня на безлюдном проспекте.

Девушка находилась в отчаянии от холода и тщетного ожидания транспорта. Внезапно выскочивший из метели заснеженный мужчина заставил ее вздрогнуть от неожиданности, но появление человека на пустой остановке все же было лучше, чем полное одиночество. На его вопрос: «Неужели вы надеетесь дождаться здесь трамвая в столь поздний час?» юная особа доверчиво вскинула на него глаза в заиндевевших ресницах и неожиданно быстро заговорила.

Протараторила, что задержалась с подружкой на последнем сеансе в кино, где вышла непредвиденная заминка с показом, а так хотелось досмотреть фильм до конца. Она надеялась, что успеет на метро, но не успела. И вот сейчас ждала трамвай и не знала, что делать, если он так и не придет. А пешком идти домой далеко и страшно, потому как в районе, где она жила, такого хорошего освещения как здесь в центре нет.

– Там вообще никакого света нет, – добавила девушка после небольшой заминки, и снова устремила на него доверчивый взгляд.

Вадим вспомнил, как все знакомые дамы восторгались упомянутым фильмом про сумасшедшую любовь. Ну конечно, как же не досмотреть картину до счастливого финала после двух часов сопливых переживаний. Сам он давно старался не ходить на подобные премьеры. Ната обычно смотрела слезливые мелодрамы в чисто женской компании. Милая незнакомка говорила и говорила, освобождаясь от страха, который давно начал захватывать ее сильнее, чем усиливающийся мороз. Даже ни одной автомашины не проехало мимо за все время, пока она металась на остановке.

И раз, и два, и три. А ведь это она! Опять она! Та, что с мамой на лестнице вниз. Та, что летом возле набережной на лавочке над лужей в цветных банкнотах. И раз, и два, вот тебе и три! Девочка говорила, а он ее вспоминал. Вернее вспоминал себя, вспоминал то, что появлялось внутри него всякий раз, когда он встречал ее, непонятную, странную, с такими удивительными волнующими глазами.

– Как тебя зовут? – спросил Вадим, слегка коснувшись девичьих рук, крепко сжатых в промерзших варежках.

От его простого вопроса девочка внезапно замолчала и изумленно уставилась на него, будто он спросил о чем-то очень неприличном.

– Анна, Аня, – как-то трудно, то ли от неожиданности вопроса, то ли от холода очень тихо ответила девушка. А глаза, казалось, добавляли, – Ну, помогите, помогите же мне.

– Анна, Аня, сейчас здесь ждать что-либо абсолютно бесполезно. Я живу совсем недалеко и можно пойти ко мне отогреться, дождаться утра, – предложил Вадим самый простой на его взгляд вариант выхода из возникшей ситуации.

Девчонка отклонилась от него в таком испуге, что он сразу понял – не пойдет, ни за что, никогда. Все правильно. Он заговорил с ней, как с взрослой женщиной. А сколько ей интересно? Лет восемнадцать, от силы двадцать. Полнейший наив.

– Меня зовут Вадим. Да, не бойся ты так, сейчас что-нибудь придумаю. Куда тебе ехать? – поторопился он успокоить глупышку.

Девушка назвала дальний заводской район. Да, поймать сейчас машину, да еще уговорить, чтобы повезла туда – большая проблема. Он проверил карманы. Ага, деньги есть.

– Аня, стой здесь и никуда не уходи. Я обязательно вернусь. Дай мне минут десять.

Она молча кивнула. Вадим видел, что девушка успокоилась, доверилась ему. Конечно, он такой взрослый, он обязательно поможет. Мужчина быстро побежал назад. Он знал, что возле ресторана сможет поймать машину, ну а хорошие деньги сделают свое дело. Ему повезло – сразу за углом остановилось одинокое такси, хотя было уже занято. Свободным оставалось только одно место. Вадим усмехнулся – что ж, так распорядилась судьба, обстоятельства снова против него! А он так хотел ее проводить. Водитель подвез его к остановке. Одинокая фигурка продолжала ежиться на морозном ветру. Ждала. Вадим выскочил из машины и, придерживая дверцу, помахал барышне рукой.

– Как мало надо тебе для счастья, – подумал он, подсаживая Аню в такси.

А девушка на самом деле была счастлива хотя бы оттого, что кончился, наконец, холодный ужас пустого ожидания на безлюдной остановке. Как хорошо будет ехать домой в теплой машине. И как ее угораздило, так вляпаться? Как маленькая оказалась беспомощной, застряла в центре города. Повезло, что подошедший дяденька проявил к ней участие.

Да и не дядька он, а совсем даже молодой человек. Хотя и был он навеселе, но не привязывался, а напротив, проявил себя таким добрым и предприимчивым. Вот только зачем он сказал, что живет рядом – лишь напугал ее своим предложением. А если бы мужчина не поймал такси, что тогда? А ничего тогда… Она все равно бы с ним никуда не пошла. Ни за что не пошла бы. Но как ни странно почему-то сразу доверилась ему, почувствовала, что не оставит он ее в одиночестве мерзнуть на холодном ветру.

– Аня, скажи свой телефон, я хочу убедиться, что с тобой все в порядке, – попросил Вадим, помогая девушке садиться в машину.

– У меня нет телефона, – без тени сожаления ответила она, уклоняясь от сильного порыва ветра.

– Да, что ж это за детство такое – неужели я опять в пролете, опять мимо? – и не давая закрыться дверце машины, Вадим принялся лихорадочно шарить по карманам, пытаясь найти свою визитку. Есть! Вытащил он из кармана рубашки серебристый кусочек картона.

– Пожалуйста, позвони мне завтра, очень тебя прошу, – прокричал Вадим, вкладывая визитку девушке в обледенелую варежку.

Дверца захлопнулась, и такси исчезло в снежных завихрениях усиливающейся метели. Вадим непроизвольно шагнул вслед, но машина быстро скрылась за поворотом. На снегу в свете праздничной иллюминации блестела его визитка. Девушка и не заметила, как она выскользнула из ее замершей руки. Ей было не до прощальных церемоний – наконец все утряслось, и она ехала домой.

Вадим поднял из снега ставший ненужным кусочек картона. Значит, не позвонит. Настроение испортилось окончательно. А чего собственно он ожидал? Но эта случайная в своей закономерности третья встреча перевернула что-то внутри так, что заныло сердце и не отпускало еще долго, долго.

***

Зима прошла, и весна отзвенела первоцветом и майскими грозами, в свои права вступало долгожданное лето. Как все-таки здорово, когда тепло, когда впереди беззаботный отпуск, рядом закадычные друзья и они сейчас развеселой гурьбой устремятся по своим тачкам и двинут на дачу, где устроят классный мальчишник – через неделю Вадим женится. И не только он один, а заодно с ним и два его друга. Так уж подгадали – пропадать так всем вместе. Тройная свадьба, как тройной одеколон. А почему собственно одеколон? А просто другого сочетания они к слову «тройной» не смогли подобрать.

На трамвайной остановке как всегда в ожидании транспорта толпились люди. Знакомое место. Вадиму вспомнилась морозная предновогодняя полночь. И где же ты сейчас Анна, Аня? Смешная красивая нежная девочка. А девочка опять была здесь. И раз, и два, и три. Да нет, уже четыре – перебор? Вадим глазам своим не верил. Но это все-таки была она. Опять она! Правда, на этот раз стояла не на самом пятачке остановки, а чуть поодаль в тени телефонной будки. И, похоже, девушка не собиралась уезжать, а наоборот, ждала кого-то. Вот глазами проводила один ушедший трамвай, другой, третий. Заметно было, как очень беспокоилась, нервничала.

– Свидание у нее, что ли? Тогда, что за свинство. Почему собственно она ждет, а не ее? – размышлял Вадим, отставший от шумных приятелей и незаметно наблюдающий за Аней.

У него внезапно возникло ощущение, что во всем мире не стало никого, кроме него и одинокой грустной девушки. Как-то смолкло все кругом, исчезли люди и машины – есть только он, только она. Молодой человек настолько остро почувствовал ее тоску, метание, ее одиночество, что ему тоже стало неуютно среди гудящей людской толпы.

Да что же это такое? Ну не просто ведь судьба за последний год вот уже третий раз сталкивала его с этой пигалицей, от одного взгляда которой у него перехватывало дыхание как от глотка морозного воздуха, и он ничего не замечал вокруг кроме нее. Он так остро реагировал на нее, так понимал ее состояние, будто знал Аню всю свою сознательную жизнь. Будто жили они всегда рядом, и он хорошо представлял, что она любила, а что ей не нравилось, чего хотелось в жизни девочке, о чем мечталось по ночам.

Но сейчас главным, самым главным для него было понимание того, что он любил ее, только ее одну. Любил с той самой первой встречи в старинном парке, когда увидел ее, такую юную, на фоне безмятежного голубого неба. И он знал, он был абсолютно уверен, что сможет сделать ее счастливой.

Вадим решительно направился к телефонной будке, в которую в это время зашла девушка. Аня быстро набрала чей-то номер, было видно, что ответили ей сразу. Говорила она нервно, лихорадочно теребя в руках скомканный платочек, и не замечала подошедшего совсем близко Вадима. Телефонный разговор быстро закончился. Расстроенная девушка медленно вышла из будки. Внезапно поднялся сильный ветер, набежали тучи, наэлектризованный воздух предвещал грозу. Улица пришла в хаотичное движение. Люди спешили быстрее укрыться от непогоды. Шаловливый ветер взлохматил девушке волосы, приподнял слегка юбку и умчался дальше заигрывать с цветущей акацией.

И раз, и два, и три – нет, больше не упорхнешь, и ждать я больше не стану. А ведь это оказывается так просто, когда любишь. Когда прекрасно понимаешь, что на самом деле любишь. И не надо выяснять никаких отношений, устраивать разборки в этих самых отношениях. Вот она рядом и ты уверен, что необходим ей. Осталось только сделать так, чтобы и она это поняла.

– Не надо больше никого ждать. Разве можно простить такое опоздание. Пойдем со мной, родная!

Засмеявшись от переполнявшей его радости, подставив лицо под первые капли теплого дождя, он подхватил ее на руки и закружил в вальсе озорного ветра.

Когда болит сердце

Лето. В безмятежном детстве и наивной юности летняя пора обычно солнечно длинная и полная радостных моментов. Это потом, когда мы становимся взрослыми, мудрыми или считаем себя таковыми, летние месяцы начинают пролетать стремительно и чаще всего оказываются холодными и дождливыми.

Но пока длится пора юности – пора безоблачного тепла и смелых надежд. Жене скоро исполнится семнадцать. В разгаре солнечный июньский день. Экзамен в техникуме только послезавтра. На сегодня норма заученных билетов выполнена, и можно бездумно побродить по парку, посидеть на лавочке и помечтать. Местный парк привлекал своим простором и ухоженностью. Когда строили огромный завод, часть леса по соседству оставили нетронутым. Позже поставили в нем качели, карусели, ларьки с пивом и мороженым. Отдыхать в старом парке местным жителям очень нравилось. Техникум, в котором училась девушка, находился рядом с зоной отдыха. Основным профилем ее учебного заведения было машиностроение. В этом году Женя успешно оканчивала предпоследний курс, но нравилась ли будущая специальность? Вопрос для нее до сих пор оставался без ответа.

А вот и любимая лавочка. Здесь, вдали от мест, оснащенных развлечениями, обычно разливалась приятная тишина. Девушка раскрыла конспект лекций, но под радостное щебетанье птиц пропало всякое желание повторять надоевшие формулы. Издалека доносились звуки модной мелодии, хотелось закрыть глаза и помечтать о том, что скоро каникулы, и пришло заманчивое приглашение на производственную практику. Они с подругой решили поехать в небольшой городок под Харьковом. Женя никогда еще не уезжала из дома так далеко. Родной город окружали старые Уральские горы, которые в студенческих турпоходах всегда давили на нее своим суровым видом. Хотелось раздвинуть замшелые скалы, вырваться на простор. За городом даже в разгар лета вода в многочисленных речках и мелких озерах оставалась холодной. Только шустрая ребятня, да подвыпившие мужики отваживались окунаться в местные водоемы.

Внезапно рядом что-то негромко хрустнуло. Женя уловила незнакомый запах и открыла глаза. Перед ней стоял молодой человек, непривычно для летнего сезона одетый в строгий темный костюм и белую рубашку с узким галстуком. Он смотрел прямо на нее с каким-то недоумением или легким замешательством, будто пребывание девушки в тихом уголке парка явилось для него полной неожиданностью.

– Можно мне на вашу лавочку? Здесь хорошо, тихо и можно спокойно послушать, как поют птицы.

Девушка молчала, не зная, что ответить. Парень казался таким взрослым. Ей и в голову не приходило, что она могла его чем-то заинтересовать.

– Устал, наверное, – подумалось Жене. – Садитесь, – разрешила она, прекрасно зная по собственному опыту, как хочется иногда после напряженного и беспокойного дня уединиться в каком-нибудь тихом уголке.

– Спасибо, так хочется в тишине отдохнуть после смены, а везде шум, по аллеям гуляют с транзисторами. Не понимаю, зачем в лесном парке слушать радио?

– Интересно, где он работает в таком костюме? – размышляла в свою очередь девушка, – или уже успел переодеться. Зачем? Парк не театр.

Что-то в лице мужчины привлекало внимание своей необычностью. Черты лица крупные, приятные, волосы и брови очень густые и темные, но не до черноты, а глаза удивительно синие. И загар! Ах да, легкий южный загар. Вот что было странным для Урала в это время года.

– Меня зовут Петр. Я здесь в командировке уже почти год. Часто гуляю в этом парке, но вас здесь не видел ни разу.

– А я редко сюда захожу, – солгала Женя, не собираясь откровенничать с незнакомцем.

– Как вас зовут?

– Он что действительно хочет со мной познакомиться? – недоумевала она, – такой взрослый и выговор у него какой-то странный.

– Меня зовут Евгения. А откуда вы приехали? У вас такой необычный акцент, – не удержавшись от любопытства, спросила девушка.

– Я окончил институт у себя дома. Это почти Украина. Начал работать там же, а сейчас участвую в испытаниях нового оборудования на местном заводе.

Петр замолчал и снова внимательно на нее посмотрел. Он заметил девочку еще на входе в парк. Та шла медленно, о чем-то сосредоточенно думая, и казалось, все вокруг обитало само по себе, а она – внутри собственного мира. На первый взгляд девушка ничем не выделялась среди толпы – одета скромно, без украшений, и только серебряный браслет часов мог задержать сторонний взгляд. Петр сразу оценил сверкнувший на солнце браслет – старинное немецкое серебро. Интересно, откуда у местной девочки к простым часикам такой браслет?

Его отец Илья Григорьевич слыл очень уважаемым человеком в своем городе. С войны вернулся он бравым офицером с таким количеством, а главное качеством наград, что боевые заслуги быстро позволили ему занять высокое положение в обществе и обеспечить семье вполне комфортную и достойную жизнь. Сын получил хорошее образование, а супруга, несмотря на статус жены генерала, не желая оставаться просто домохозяйкой, закончила в свое время мединститут и в настоящее время работала известным в городе хирургом.

Но только в узком семейном кругу знали, что с войны отец Петра привез набор серебряных украшений. Коллекция принадлежала старинному роду Прикулей, которые до революции прижились на юге Чехии и являлись родственниками Ильи по линии матери. Связь эта никогда не афишировалась – не те времена были. Но поскольку мужчины рода Прикулей обычно выбирали военную карьеру, то ничего удивительного не было в том, что на дорогах войны встретились два бравых офицера – Илья Иванченко и Петро Прикуль. Тогда во время визита в поместье Прикулей и получил Илья наследственное серебро, которое давно было завещано в приданое его матери.

После окончания войны доблестному офицеру советских спецвойск не составило большого труда сохранить и привести драгоценную коллекцию домой. До сих пор связь с заграничной родней Иванченко активно поддерживали, хотя, конечно, открыто об этом в доме не афишировалось.

Так уж вышло, что Петр в семье оказался единственным ребенком. Родители воспитали его интеллигентным, но отнюдь не хрупким мальчиком. В свои двадцать пять лет парень хорошо представлял, чего бы хотел добиться в жизни. А потому, когда мать стала вдруг усиленно знакомить его со знатными невестами города, сын впервые в жизни «взбрыкнул» и неожиданно уехал в длительную командировку на Урал. Пока девушки волновали Петра по схеме два – три раза в неделю и не более того. До сих пор ему и в голову не приходило, чтобы связать себя узами законного брака. Молодых женщин, которые и так не обделяли бравого парня своим вниманием, вокруг так много, а свободная мужская жизнь только одна.

И вдруг сегодня в его парке появилась эта странная девчонка с отрешенным взглядом и старинным браслетом. Она сидела сейчас так близко, что он явственно ощущал ее легкий цветочный аромат. Но смотрела девочка сквозь него, и он чувствовал, как совсем ей не интересен. Почему? Что спросить у нее, что рассказать? Он догадывался, что все его приемы обольщения, отработанные ранее на девушках, здесь не пройдут. Эта пигалица в нем принца явно не видела. А кого в ней увидел он? Почему так сильно защемило сердце, почему так тоскливо и одиноко? Да потому, неожиданно осознал Петр, что еще чуть-чуть, еще немного, и это удивительное существо оттолкнет его и упорхнет в свою юность, а он останется один на жесткой лавочке. И в своей взрослой жизни без нее он не будет счастлив никогда.

– Женя, вы живете в этом районе? – спросил Петр, лихорадочно соображая, как заинтересовать девушку своей персоной.

– Да, – нехотя ответила неразговорчивая барышня.

Девочка, наконец, посмотрела на него, а не мимо. Его поразила странность ее глаз. Темно-серые с огромными зрачками в тени, сейчас, подсвеченные полуденным солнцем, они просто лучились голубизной.

– Да, такие серьезные глаза обычно не лгут и не прощают ложь, – непроизвольно отметил он про себя.

– А где вы здесь живете? – неожиданно спросила девушка.

– В Мадриде, так смешно зовут наше заводское общежитие, – быстро ответил Петр, обрадованный подсказанной темой для продолжения разговора.

– Да, знаю. Меня всегда так удивляло это название. Мы однажды были там с мамой у нашей знакомой, когда покупали мне платье на выпускной вечер, – и немного замявшись, Женя добавила, – после восьмого класса. Тогда нам помещение показалось очень тесным, внутри множество коридоров и везде так темно, неуютно, – Женя даже слегка поморщилась, вспоминая свой единственный визит в мрачное здание.

– А у меня в общежитии своя комната, и она довольно светлая. Пойдемте ко мне в гости. У нас дома уже поспела черешня, и мне родители прислали целую корзину. Она очень вкусная, такие ягоды здесь не продают.

Петр подумал, что уговаривает ее как маленького ребенка. А Женя в свою очередь смотрела на него и удивлялась – он, что совсем не понимал, с кем разговаривал? Неужели она выглядела такой дурой, что ее можно открыто без церемоний зазывать к себе в общагу. И, вообще, что он уставился на нее. Она прекрасно знала, что никакой писаной красавицей не была, хотя и не уродина. И сердце ее было свободно, а впереди еще столько всего интересного, и этот взрослый дядя в ее будущее совсем не вписывался. И еще девушку очень беспокоил его взгляд, который тот иногда бросал на ее красивые часики.

Женя, не вполне представляя истинную ценность серебряного браслета, хорошо знала, что украшение старинное – то был материнский подарок дочери на шестнадцатилетие. А маме, в свою очередь, во время войны часы на затейливом браслете подарил знакомый военный, с которым они лечились в одном госпитале.