Переливы в лунном свете. Повести и рассказы

– Ты сама себя испугалась, – заметила Люба, приехав навестить ее на выходные.

Не решаясь вслух возразить подруге, Катя вдруг подумала, что возможно та не так уж далека от истины.

– Ты хоть его предупредила, что улетаешь скоро?

– Скажу, конечно. Вот тебя поедем провожать, тогда и скажу, что уезжаю вместе с тобой.

***

Но уехать вместе с подругой не получилось. Юрий пригласил ее на экскурсию в местный заповедник, посетить который можно было только по предварительной договорённости. Было невежливо, да и просто глупо отказываться от прогулки, для организации которой было приложено столько усилий. На следующее утро Люба в сопровождении Владимира Павловича уехала в город, а Катерина отправилась с молодым Самойловым на прощальную экскурсию.

Заповедный парк был великолепен. Казалось, огромные реликтовые деревья скрывали своей листвой таинственные тени давно минувших эпох. Укрывшись под одним из таких великанов от полуденного солнца, Катюша на какой-то момент потеряла из виду своего спутника. На нее внезапно навалилась неестественная тишина глухого первобытного леса. Лесное затишье давило и беспокоило своей заброшенностью и одиночеством.

– Юра, – попыталась крикнуть она, и осеклась, почувствовав на плече хватку чьей-то сильной чужой руки.

– Какая птичка, – развязно хохотнул неопрятный мужик, отвратительно дыша на девушку застарелым перегаром.

– Отойди от нее, ну, живо, – Самойлов стоял недалеко, спокойно держа руки в карманах.

– А то что? – в руке мужика сверкнула пивная бутылка. Он с размаху ударил ее о ствол дерева, превращая в опасный осколок.

– Уходи, – каким-то странно чужим голосом сказал Юрий, не двигаясь с места, продолжая в упор смотреть на негодяя.

– Так и сказал бы, что твоя …, – грязно выругался мужик, не отпуская Катерину, в ожидании, что противник сейчас не выдержит брани и кинется на него.

Но Юра, к удивлению Кати, и шага не сделал в их сторону. Он лишь начал медленно вынимать руку из кармана. На какое-то мгновение ей показалось, что сейчас произойдет что-то страшное, непоправимое. Еще мгновение – и обратно дороги не будет.

– Не надо Юра, не делай этого, – закричала она, сама не понимая чего так испугалась. Ну не пистолет же у того в кармане.

Видимо подобная мысль пришла в голову и ее обидчику. Уж очень уверенно и страшно в своей неподвижности держался Самойлов.

Мужик внезапно захрипел, схватившись за горло, словно задыхаясь, и разжав хватку, стремительно кинулся вглубь леса.

Для Кати происходящее напомнило дурную сцену из банального кинофильма. Все было настолько неожиданным, что она даже не успела всерьез испугаться.

– Ты куда подевался? – только и смогла спросить девушка.

– А ты? Зачем ты бежишь от меня? – подошел Юра, широко расставляя руки, чтобы упереться в дерево. Ничего такого, что могло бы сойти за оружие, в карманах у парня не было. Просто Катерина не знала, какими гипнотическими способностями обладали Самойловы. Впрочем, об этом знали очень немногие, самые преданные люди.

Ее голова оказалась между его ладонями, они смотрели друг другу глаза в глаза очень серьезно, как никогда до сих пор. Молодой человек еще не совсем пришел в себя от недавней эмоциональной схватки, стараясь не выдать своего состояния. Меньше всего хотелось сейчас, чтобы Катя принялась расспрашивать, как ему удалось так напугать противника. Не хватало еще, чтобы девушка заподозрила его в гипнотическом влиянии на ее сознание.

Все эти дни Юрий постоянно чувствовал, как она пыталась отстраниться от его внимания. Вроде бы вот он – ответный ласковый отблеск в ее глазах. Но нет – снова полное отчуждение. А время неумолимо убегало – их общее время.

А он любил, действительно, любил ее. Сам удивляясь, что способен на такое, когда каждая клеточка вибрировала от одного лишь прикосновения к ее руке, а сердце замирало от переполнявшей нежности.

Но как, боже ж ты мой, как ей это доказать, как достучаться до ее сердца, такого далекого и чужого еще совсем недавно? Такого родного, самого близкого вот уже несколько дней. Тех дней, когда он дышать не мог без нее. Когда вдруг осознал, что раньше была совсем другая жизнь – жизнь без нее. И сейчас с ужасом, со страхом и болью, с неописуемым восторгом понимал, что дальше счастливо жить без ее присутствия здесь, рядом с ним, он уже не сможет.

Тогда было тоже хорошо, спокойно, легко и весело. Тогда он был просто мальчишка, юнец, счастливый своей молодостью. И только. И только! Но вот она стоит – и все изменилось. Мир изменился – и в этом мире изменился он сам. Он не просто повзрослел, он почувствовал себя мужчиной, тем самым, который в ответе за нее – маленькую, хрупкую, в ответе за женщину, за свою женщину, за свою любимую.

– Я люблю тебя, не уезжай, останься со мной, – его голос чуть дрожал от внутреннего напряжения.

На нее смотрел взрослый незнакомый мужчина, совсем непохожий на того бесшабашного парня, что нежно спасал ее на пляже. Казалось с того дня прошла вечность, а не те несколько недель, что она находилась вдали от дома.

– Я тебя совсем не знаю, – еле слышно прошептала Катюша, пораженная его серьезностью. – Я не могу.

– Чего ты не можешь? Решиться остаться, признаться самой себе, что не так уж сильно его любишь? Или не веришь мне? Я вот здесь с тобой, а где он? – Юрий нервно сглотнул, стараясь удержать себя от страстного порыва подхватить девушку на руки, прижать к себе, всецело отдаться любовной страсти.

– Я всегда буду рядом, дорогая.

Он целовал ее, прижатую к стволу старого дерева, не давая возможности увернуться, целовал долго и жестко, прощаясь и прощая, надеясь и не надеясь на ее ответное чувство.

Катюша стояла молча и неподвижно, охваченная противоречиями, испуганная его напором и собственной ответной нежностью, что поднималась из глубины души, так жаждущей любви и понимания.

– Нам пора, – наконец выдохнула она, слегка оттолкнув Юрия.

– Как скажешь, – потухшим голосом ответил он, убирая руки в карманы, чувствуя опустошённость и усталость, как после длительной пробежки.

Она быстро направилась к машине. Он поспешил за ней, в голове вертелась только одна мысль, что у него осталось совсем мало времени.

«…Что-то не так я делаю, тороплюсь, наверное», – Юра попытался снова обнять ее.

– Ты улетишь завтра?

– Я улечу завтра, – как можно тверже ответила Катя, стараясь не расплакаться.

***

Вечером Катерина простилась с морем под мерное плескание волн в компании Владимира Павловича. Утро встретило их неприятным сюрпризом – сильнейший туман окутал все побережье, и Катерина сожалела, что не уехала накануне вечером. Но под напором южного солнца неприятное марево постепенно начало рассеиваться. А когда они отправились в аэропорт, дорога была уже достаточно различима, хотя в низинах еще лежала плотная дымка, и там приходилось ехать очень медленно.

По нервному молчанию водителя, Катя поняла, что не следует просить ускорить движение. Серпантин мокрой горной дороги не позволял ехать быстрее, а они опаздывали. Они жутко опаздывали на ее рейс. Когда дорога уже казалась ясной и свободной, Юра, внемля просьбам спутницы, прибавил всё-таки газу, и они едва не угодили в глубокий кювет. Машину внезапно резко повело в сторону.

Все в это утро складывалось не в пользу Катерины – и этот мерзкий туман, и скверное настроение, и неожиданные пробки на дороге, а в довершение всего, глупый примитивный прокол колеса.

Когда они добрались, наконец, до аэропорта, было уже поздно что-либо предпринимать – они безнадежно опоздали, во всяком случае, на этот рейс. На стойке регистрации им лишь махнули рукой в сторону летного поля, где нужный самолет стремительно набирал высоту.

– Не расстраивайся ты так, улетишь следующим рейсом, – успокаивал ее Юрий, пытаясь оставаться сдержанным, не давая воли своим чувствам.

Все было сказано вчера. Все обещания, сожаления и надежды – все осталось во вчерашнем времени. А сегодня при ярком свете дня лишь этот поднимающийся ввысь самолет и слезы досады в глазах любимой.

– Да, конечно, – Катерина медленно повернулась к нему, стараясь не сорваться на обвинительный тон.

Она пыталась поймать его взгляд, чтобы сказать, что ни в чем никого не винит, прекрасно сознавая невозможность приехать быстрее по такой опасной дороге. Но молодой человек не переводил взгляд, продолжая внимательно смотреть в небо.

– Не может быть, – только и смог выдохнуть Юрий, резко поворачивая девушку в сторону летного поля.

Там, на границе видимого горизонта, в смертельном пике, рассыпаясь на части, падал их самолет.

– Вот так иногда внезапно может кончиться жизнь, – крепко сжимая ее в объятиях, выдохнул Юрий, – твоя жизнь. Ты понимаешь это? Это ты могла быть сейчас там. Ты – там, а я – здесь.

Он замотал головой, будто стряхивая остатки дурного сна, крепче прижимая девушку к себе.

– А я? А как же тогда я? – Юрий смотрел на нее с такой болью, что до Катерины, наконец, начал доходить весь ужас происходящего.

***

Им ничего не оставалось, как вернуться обратно. Все рейсы отменили до выяснения причины крушения, и никто не мог сказать, когда это выяснение произойдет. Люди в спешке покидали аэропорт, не в силах до конца осознавать последствия катастрофы.

Так Катя снова оказалась в доме Самойловых. Подавленная тем, какой трагедии избежала, девушка все никак не могла прийти в себя. Оставив гостью на попечение деда, Юра уехал в город, чувствуя, что девушке необходимо время для того, чтобы снова обрести душевное равновесие. Все, что он хотел ей сказать, было уже сказано, что предлагал, было отвергнуто.

Он не стал больше пытаться достучаться до ее сердца, понимая, что просто необходимо немного остановиться. Переждать хотя бы чуть-чуть, совсем немного, чтобы сейчас, именно сейчас, Катя осознала, наконец, что жизнь не прервалась. Она, возможно, круто изменилась в тот ужасный миг падения самолета, резко подчеркнув свою хрупкость, свою сиюминутность пребывания на земле. Но для них она продолжалась.

Коротая грустный вечер с расстроенной Катюшей, Владимир Павлович, очень переживающий за судьбу внука, решился на откровенный разговор.

– Для меня жизнь уже кончается. Ни о чем не жалею кроме одного – того, что вот один доживаю свой век. Дети, внуки – это хорошо. Но нет рядом самого близкого человека. Когда-то проглядел, мимо прошел, отпустил, не настоял. Не поняли друг друга, а надо было, просто необходимо было это сделать, – Владимир Павлович говорил очень тихо, опасаясь слишком расшевелить свои глубоко запрятанные переживания.

Катерина с замиранием сердца слушала профессора, чувствуя его внутренне напряжение, сознавая при этом, что облегчить такую душевную боль невозможно. Хоть и говорят, что время лечит, только трудно вычеркнуть из памяти сердечные воспоминания. Время только заметает их нарастающим багажом событий, упрятывает глубже, чтобы не мешали жить сегодняшним днем, освобождая человека для новых переживаний. До тех пор, пока жизнь протекает в привычном русле.

– В юности все мы мечтаем о настоящем чувстве, ждем, ищем, гоняемся порой за призраками. А она, твоя вторая половинка, возможно, находится рядом, надо только дать свободу своему сердцу, прислушаться к нему, довериться, поверить, – уже более спокойно продолжал старик, внимательно глядя на Катю, будто сомневаясь, слышит ли она его.

– Ты, милая, не торопись, задержись немного, оглядись. Быть может и не надо возвращаться туда, где все шло по плану, выверено, привычно. По-домашнему тепло, но слишком предсказуемо. А может, все же надо рискнуть и прислушаться к судьбе, что такой знак дала. Можно сказать, вторую жизнь подарила. Подумай, Катюша, не спеши. А сейчас, извини, дорогая, но я должен оставить тебя. Твоя подруга скоро приедет, так что дом остается в полном вашем распоряжении. Нам с Юрой необходимо быть в клинике. Сама понимаешь, какие дела, – он хотел еще что-то добавить, но лишь досадливо махнул рукой.

Хозяин покинул веранду, оставив гостью в раздумье и полном смятении чувств.

***

«… Ах! Если б можно было бы еще разобраться в своей душе до конца, понять ее, почему так ноет иногда, отчего поет-ликует, или бунтовать начинает, чего требует», – размышляла Катерина, чувствуя, как снова ее начинает охватывать тихий ужас увиденной катастрофы.

«На воздух надо, на море, где простор и ширь, где смогу, наконец, вздохнуть полной грудью», – решила она, не в силах более находиться одна в пустоте большого дома.

Но на море так и не попала, сильно штормило. Когда приехала Люба, зарядил дождь, обещая затянувшееся ненастье, будто сама природа скорбела по погибшим. На следующий день девушки вернулись в свой городок, находившийся под впечатлением недавней авиакатастрофы, в которой никто не выжил.

Самойловы были заняты в клинике, Люба вышла на работу. Погода успокоилась, южное лето снова властно вступило в свои права.

Вечером, сидя на берегу притихшей реки, Катюша пыталась разобраться в своих чувствах. Хорошо, что рядом не было Юрия, который своей нежной близостью выбивал ее из привычной колеи, заставляя сердце биться в незнакомом бешеном ритме непонятных желаний.

Как он успокаивал ее там, в суматохе повергнутого в шок аэропорта, как пытался привести в чувство, согревая собой, возвращая к действительности нежной заботой.

– Сама судьба за меня, за то, чтобы ты осталась здесь, со мной. Неужели ты не понимаешь? – убеждал ее Юрий, пытаясь вывести из оцепенения.

«…Конечно, это он спас меня. И не только там, на реке, но и на этой скользкой, горной дороге. Ехали бы быстрее, вот и приехала бы. Куда? В морг? – девушка нервно поежилась от мрачных переживаний. – Но для чего я тут? Разве здесь мой дом? Что же так сильно могло ее удерживать здесь, вдали от родных мест, давая волю новому неизведанному чувству, такому захватывающему своей бездумной страстью, какой она не испытывала прежде? А как же Алексей?»

Теплые воспоминания о доме нахлынули на Катюшу, обволакивая туманом прежней беспечной жизни. Ведь там тоже ее любили.

«…Нет, почему же любили? Любят, ждут», – она была уверена в этом.

Что-то до боли знакомое, родное поднималось из глубины самосознания, не отпуская сердце, заставляя вновь и вновь вспоминать его – Алексея Мелехова, такого далекого, такого близкого.

Она вспоминала его глаза, голос, руки. Нежное тепло, подзабытое в суете последних дней постепенно заполняло ее прежним ощущением первой любви.

***

Алексей Мелехов очень надеялся закончить командировку раньше намеченного срока, но не получилось. Непредвиденные обстоятельства вынуждали его задержаться. Невозможно было прервать работу, не дождавшись результатов начатого опыта. А ему так хотелось все бросить – эти раскаленные пески, безжизненные хмурые скалы и безоблачное белесое небо, такие равнодушные к человеку, такие безжалостные к нему. Сердце рвалось домой, душа устала от одиночества.

Заканчивался еще один день вдали от родного дома. Алексей привычно коротал вечер на берегу высохшего русла древней реки, тесно зажатой отвесными скалами. И не было оголенным камням никакого дела до его переживаний.

Ничто не предвещало беды. Но в недрах земли потревоженные глыбы уже начали непредвиденное опасное движение, пропуская раскаленную лаву, готовую в любой момент выплеснуться наверх, заполняя безжалостным огнем узкое горное ущелье. Бедствие надвигалось туда, где люди завершали свой эксперимент, не предвидя всех его последствий. Время безжалостно зачеркивало мгновения суетной жизни.

***

Нежная грусть Катюши, тоска одинокого Алексея. Как тонка грань между жизнью и небытием, как раним человек, как бессилен порой перед обстоятельствами.

До сих пор, несмотря ни на что, их продолжало связывать одно сердечное единение чувств. Но сейчас, как никогда раньше, молодых людей разделяло огромное пространство, жестокое в своей непредсказуемости.

И все же! И все же, их обоих с нетерпением ждала дорога домой. Однако каждому предстояло одолеть свой путь.

А пока у реки любви они сидели на разных берегах, и лишь одной судьбе было известно, когда они встретятся.

И раз, и два, и три

И раз, и два, и три – ясный размеренный счет слышал Вадим постоянно по утрам, выходя из дома, и почти каждый вечер, возвращаясь с работы. На первом этаже здания ютился небольшой спортзал, где с местными ребятишками, проявляя бесплатный энтузиазм, занималась его соседка Ольга Петровна. Заботливый муж ее господин Караевский недавно приобрел данное помещение, чтобы хоть чем-то занять свою энергичную супругу.

Их дочь Ната училась в экономическом университете и в настоящее время проходила практику в том же банке, где вот уже несколько лет Вадим успешно делал карьеру. Молодой человек начал работать в преуспевающей фирме сразу после годичной стажировки за границей, куда попал, как самый успешный выпускник академии.

Одним из учредителей банка являлся господин Караевский, но никто не смог бы обвинить парня в получении протекции со стороны отца Наты, поскольку Караевские скупили несколько квартир в их доме после отъезда Вадима на стажировку. Сближению семей обязаны они были исключительно своим энергичным мамашам, у которых обнаружилось много тем для дружеского общения. И как-то так получилось, что все стали считать Нату его девушкой.

И раз, и два, и три – звонко разносилась команда по залитому утренним солнцем дворику. На улице весна, и от пьянящего свежего еще прохладного с утра воздуха хотелось бежать вприпрыжку и улыбаться без причины, просто так – от беспечного состояния души. Вадим давно отказался от поездок на машине, если дела были связаны только с центральным офисом. В последние годы из-за автомобильных пробок стало невозможно свободно проехать по основным улицам с раннего утра до позднего вечера. Вот и сегодня на работу он добирался пешком, собираясь легкомысленно прокозлить вверх внушительную каменную лестницу, ведущую в городской парк, окружающий старинный купеческий особняк.

Молодой человек запрокинул голову, чтобы снизу полюбоваться, как сквозь завитушки легких облаков солнечные лучи отражались от крестов церквушки, стоящей наверху в самом центре парка. Скорее всего, только благодаря архитектурной старине и удалось сохраниться чудесному тихому уголку. Каждый раз перед подъемом Вадим сначала с удовольствием разглядывал верхнюю террасу, обычно вселяющую в него какое-то особенное состояние легкости и уверенности, что все у него сегодня получится, все у него сложится хорошо. Уходили тревоги и сомнения, отпускала головная боль или то муторное состояние, которое он испытывал иногда после бурно проведенного накануне вечера в компании давних приятелей.

От увиденной сегодня наверху картины Вадим замер, не в силах сделать очередной шаг. Ему вдруг почудилось, что все вокруг стало замедленным, как кадры в кино. По лестнице навстречу спускались двое – женщина средних лет и девочка-подросток. Они мило держались за руки и очень осторожно шагали по истертым камням старого спуска. Девочка заботливо поддерживала женщину, а над их головами сверкали залитые солнцем купола лазоревой церкви. Неожиданно тонко зазвенели колокола, девушка подняла голову, стараясь разглядеть звонницу, и у Вадима перехватило дыхание – таким чистым и прекрасным показалось ему девичье лицо. Слегка вьющиеся волосы были забраны в хитросплетенную косу, поднятую к затылку так, что открывали нежную шейку полуребенка-полуженщины.

Вадим медленно продолжал подниматься по лестнице, не отрывая глаз от девушки, пока почти не поравнялся с ней. Когда они оказались на одной прямой, женщина, почувствовав пристальное внимание молодого человека, быстро перехватила руку девочки и вопросительно взглянула на него. Вадим тоже перевел взгляд на женщину и сразу догадался, что это мать девочки. Те же мягкие черты лица, то же выражение глаз – безмерно спокойное, уверенное, какое обычно бывает у людей счастливых с чистыми помыслами, когда никому и ничему не завидуют, а живут и радуются тому, что живут. Вот только глаза у мамы светились голубизной, как весеннее небо, а у дочери напротив карие глаза в обрамлении густых ресниц казались бездонно темными.

Молодой человек остановился, непроизвольно подняв руку для приветствия и не находя слов, чтобы его высказать, но мудрая дама тотчас все поняла. «Ты надолго запомнишь нашу встречу» – подумала она и спокойно продолжила спуск. Мать прекрасно знала, что дочь унаследовала от нее то обаяние, которое и являлось главным притягательным свойством настоящей женщины. Не длинные ноги и неземная глянцевая красота, а именно это внутреннее свечение глаз, эта аура добра и понимания притягивала всегда мужчин к ней самой. Оставалось только научить дочку уметь вовремя закрываться, поскольку личное обаяние порой делало человека абсолютно незащищенным от людского зла, зависти и предательства. Отдавая тепло души и сострадание сердца, сама она могла оказаться обессиленной подлостью и обманом, быть преданной самым неожиданным образом.

А милая девочка и не заметила ничего. В пятнадцать лет мужчины после двадцати пяти кажутся старыми, не заслуживающими их юного внимания. То ли дело – одноклассники, однокурсники. Они веселы, подвижны, остроумны и беспечны так же, как и сами девчонки. Со сверстниками легко общаться и отношения с ними, как правило, ни к чему не обязывают.

Привычный ритм трудового дня захватил, закружил своими проблемами, совсем не оставляя времени на лирические эмоции. И только вечером, когда Вадим торопливо собирался на встречу с Натой, завертелось в голове что-то беспокойное, тревожащее, никак не давая расслабиться, отключиться от дневных проблем. Пока не всплыла в памяти утренняя картинка спускающейся по лестнице пары – очаровательной девочки, недосягаемой в своей юности, и строгой умудренной женщины, которая одним мимолетным взглядом тотчас дала понять, что прекрасно заметила ошеломляющее впечатление, которое произвела не него дочь. Завязывая галстук перед зеркалом, Вадим так четко вспомнил встреченную пару, будто не себя, а их увидел в зеркальном отражении. Пришлось ополоснуть лицо холодной водой для того, чтобы прогнать внезапное наваждение.

***

Прошло три года. В жизни Вадима мало, что изменилось за это время. Та же работа, только еще больше, еще интенсивнее. Те же звуки командного счета из спортивного зала по утрам и вечерам, если возвращаться не очень поздно. И раз, и два, и три. Лето в этом году выдалось неприветливое – дождливое, прохладное. И только в августе каждодневные дожди прекратились, хотя на тепло уже надеяться не приходилось. Из-за холодных ночей праздновать день рождения Вадима на природу не поехали. Да и приобретенный статус состоявшегося делового человека вроде как требовал более солидного мероприятия для оценки двадцати восьми молодых лет. Но вот торжество в престижном ресторане закончилось, родителей отправили по домам, а молодежь решила воспользоваться хорошей погодой и прогуляться по вечернему городу.

Вадим медленно вышагивал, обнимая Нату, довольный проведенным банкетом, прижимающейся к нему красивой девушкой и беспечно веселящимися закадычными друзьями. В который раз за этот вечер они поздравляли приятеля с днем рождения и главным подарком от фирмы – внушительным вознаграждением за его новый проект. Заодно и Нату поздравляли с получением диплома, намекая при этом, что хотелось бы послушать об их дальнейших планах на совместную жизнь. Вадим догадывался, что еще немного выпивки и друзья начнут кричать им «горько».

Размышления по поводу женитьбы, о которой сегодня за праздничным столом намекали родители, настолько вдруг отрезвили Вадима, что он остановился и внимательно посмотрел на свою подругу. Красива, хороша – ничего не скажешь! Его любит, или, по крайней мере, говорит, что любит. А он? С ней хорошо, удобно. А как же сердце, которое должно учащенно биться от одного только воспоминания о ней? А как же дыхание, которое должно перехватывать от мимолетного прикосновения к ней?

Веселой ватагой дружная братия вышла на набережную и направилась к ближайшей беседке. Захотелось укрыться от поднявшегося ветра, но беседка оказалась занятой – на обеих лавочках, расположенных напротив друг друга, примостились девушки лет восемнадцати. Барышня с темными волосами, уложенными в замысловатую косу, о чем-то оживленно рассказывала, а подруги весело реагировали на ее реплики, громко смеясь и по-детски болтая ногами. Между лавками растеклась большая лужа, и девчушки примостились поудобнее – так, чтобы ноги не касались мокрого асфальта.

От неожиданного появления незнакомой взрослой компании девчата замолкли, а бойкая рассказчица даже прикрыла рот рукой и уставила на Вадима свои черные очи, будто только что раскрывала подружкам самую сокровенную тайну, а он – чужак мог ее подслушать. Немая сцена длилась несколько секунд. Вадим и сам не понял, как у него вырвалась глупая банальная фраза: «Посмотрела, как рублем одарила». Сидевшая ближе всех девушка, видимо из той породы бойких непосед, которые за словом в карман не полезут, тут же послала ему ответный пас: «А что своих – то рублей нет?»