День восьмой. Том второй

Изнутри не донеслось ни звука. Тогда девочка приоткрыла дверь и заглянула внутрь.

Андрей Васильевич сидел за столом и что-то писал. Услышав скрип двери, он даже не поднял головы.

– Заходите! – Сказал он.

У Ирины перехватило дыхание. Она решила, что директор её с кем-то перепутал, потому что обратился на «Вы», и девочка осталась стоять.

– Заходите! – Через минуту повторил директор, бросив беглый взгляд на посетительницу, и снова занялся бумагами.

Ирина шагнула вперёд, и дверь за её спиной мягко захлопнулась.

Андрей Васильевич махнул рукой на один из стульев, стоящих около стены:

– Присаживайтесь!

Ирину снова назвали на «вы», и она оробела окончательно. Она сделала шаг к стулу и остановилась. Садиться она не стала.

Директор этого не заметил. Он бегло пробежал взглядом по бумагам на столе, сделал пару пометок и значительно откашлялся.

– Ирина Сергеевна!

Он заговорил неожиданно и очень громко, словно внезапно включившееся радио. Девочка испуганно вздрогнула:

– Что?

– Сегодня вы уедете отсюда. Я очень рад за вас. Настоящая полная семья – это то, что нужно для нормального развития любого человека. У вас с Викторией Александровной будут очень хорошие родители…

Ирина даже не сразу поняла, кто такая Виктория Александровна, а, когда поняла, очень удивилась: она даже не представляла, что у Вики такое красивое отчество. Да и фамилию Вики она узнала совсем недавно, от тёти Лены, даже Ольга Дмитриевна не обращалась к ней по фамилии (можно даже сказать больше: она вообще никак к ней не обращалась).

Андрей Васильевич продолжал говорить, его голос медленно тёк и обволакивал со всех сторон, словно густой кисель. Девочка не слушала. Ей стало ясно, что ничего из ряда вон выходящего не случилось и тётя Лена всё-таки заберёт их отсюда, и старалась справиться с подступившими эмоциями. Ей хотелось и плакать, и смеяться одновременно, и только присутствие Андрея Васильевича мешало ей сделать какую-нибудь глупость.

Больше всего хотелось, чтобы всё это побыстрее закончилось, но Андрей Васильевич всё говорил, говорил, говорил…

«Боже, когда же всё это закончится!»

Через минуту директор встал и протянул ладонь. Ирина поняла, что этот тягостный для неё визит подошёл к концу и испытала чувство невыразимого облегчения. Она медленно подошла и несмело пожала его руку. Ладонь Андрея Васильевича оказалась твёрдой и тёплой.

– Я очень надеюсь, что вы с теплотой будете вспоминать время, проведённое в стенах нашего детского дома, и у вас останутся самые лучшие воспоминания.

«Как бы не так!» – С неожиданной злостью подумала Ирина и почти вырвала свою руку из длани директора.

Вика ждала её в коридоре. Ей надоело стоять просто так, поэтому она начала ковырять обои на стене. Ирина подошла сзади и чмокнула её в макушку. Вика вздрогнула и обернулась. В её глазах мелькнул испуг.

– Не бойся, всё в порядке, – шепнула Ирина. – Всё очень даже хорошо… Ты прости, что там на улице было… Я сама знаешь, как испугалась? У меня до сих пор руки дрожат… Вот, потрогай… Чувствуешь?

Вика схватила её за руку и быстро-быстро закивала, но в глазах её продолжал стоять страх.

Ирина опустилась на корточки и обняла Вику за спину.

– Честное слово, Викочка, всё очень хорошо, – горячо зашептала она. – Просто я сначала думала, что Андрей Васильевич хочет сказать что-нибудь плохое, а он на самом деле просто понаговорил много всего непонятного и отпустил… А знаешь, какое у тебя красивое отчество? Александровна! Здорово, правда?

Вика не ответила, и Ирина почувствовала, как под ладонями вздрагивает маленькое тело.

Несколько минут они стояли неподвижно посреди длинного пустого коридора перед дверями директорского кабинета и молчали, наконец Ирина отстранила от себя подругу.

– Ладно, пойдём в группу, а то скоро обед. Самый последний обед здесь. Не хочу на него опоздать!

Донельзя недовольная Брайцева расставляла по столам тарелки.

Ирина завела Вику в умывальник. Из ближайшего унитаза потянула нехорошим запахом. Ирина вспомнила, что утром засорила почти все унитазы и не испытала никакого раскаяния.

– Грязнуля ты, – упрекнула она, открывая кран и садясь перед подругой на корточки. – Вот увидит тебя дядя Леша такой – и что он скажет?

Она причесала Вику, умыла ей лицо.

– Руки сама помой. Я тоже растрёпанная, – она принялась расчёсываться, потом взглянула, как Вика мылит руки, и улыбнулась. – У нас дома тоже душ будет, – поведала она, – и тётя Лена будет разрешать нам мыться хоть каждый день. Хочешь?

Девочка кивнула.

– Я тоже. Ты только за обедом, смотри, не замарайся… А что у тебя за пятно на кофте? Ладно, ты будешь в куртке, никто не увидит. У меня тоже колготки дырявые. Хотела найти что-нибудь получше, а там всё большое. Хоть в младшую группу иди. – Она вздохнула, потом протянула Вике полотенце. – Жалко, что Люба не знает, что нас в семью забирают, она бы очень обрадовалась. Наверное. Ведь обещала же написать… И даже адреса не спросила… Сразу надо было догадаться, что она и не собиралась никакого письма писать.

Она снова уселась перед Викой, обняла её за плечи.

– Ты, главное, веди себя хорошо, – зашептала она ей в самое ухо. – Я знаю, что ты хорошая, а тётя Лена и дядя Лёша ещё должны это узнать. Будешь их слушаться? – Она хотела, чтобы это прозвучало строго, но голос против воли почему-то дрогнул.

Вика кивнула.

– Умничка. А теперь пойдём кушать.

Ирина уселась за свой стол, почти физически чувствуя напряжение, повисшее над группой. Поднимая глаза от тарелки, она ловила на себе внимательные угрюмые взгляды и была готова даже залезть под стол, лишь бы не было всего этого.

Суп казался на редкость невкусным. Девочка едва пересиливала себя, чтобы проглотить очередную ложку, в конце концов не выдержала и, так же, как на завтраке, отодвинула наполовину наполненную тарелку в сторону.

– Зажралась, – громко сказал один из мальчишек.

Другой его поддержал:

– Она у нас теперь семейная. Дома пирожки будет кушать.

А кто-то из девочек подытожил:

– Ей теперь наш хавчик не в кайф.

– Ребята, что вы в самом деле! – Сказала Ольга Дмитриевна. Голос у неё был неестественный, словно она читала с бумаги.

«Я выдержу, – Ирина смотрела в стол прямо перед собой. Она не подняла глаза даже тогда, когда Вика громко, на всю группу всхлипнула, кто-то снова её обидел. – Я выдержу. Не так-то уж и много осталось. Всего каких-то пару часиков…»

После обеда все начали расходиться по спальням: начинался тихий час. Ирина послушно пошла на своё место, хотя спать не собиралась.

Около её кровати собралась группа девчонок, которые при её появлении прыснули в разные стороны. Ирина подошла ближе и непонимающе воззрилась на заплаканную Катю Разумихину – она делила с ней одну тумбочку на двоих.

Катя вытащила со своей полки и разложила на постели всё своё немудрёное имущество: какие-то фломастеры, пластмассовые пупсы, катушки с пёстрыми нитками, блокнотики в разноцветных обложках… Около тумбочки было что-то налито.

Катя подняла глаза.

– Ну, ты сука, немка! – Зло бросила она. – Сука сукская, вот ты кто! Сука! Дрянь! – И она заплакала, спрятав руки в ладонях. – Я-то тут при чём?! – Уже сквозь рыдания спросила она. – Я-то никуда не уезжаю, я тут остаюсь! Сука! Сука!!

Ирина подошла к тумбочке – и тут же всё поняла: изнутри потянуло приторным запахом мочи. Но ей было уже всё равно, даже размокшая книжка про Маленького принца её нисколько не тронула.

Катя продолжала размазывать по щекам скудные злые слёзы, но Ирина смотрела на неё без всякой жалости. Физически она ещё была здесь, но на самом деле этот детский дом со всеми его обитателями и их мелкими проблемками остались далеко позади.

Ирина потрогала руками свою постель. Почувствовав, что всё в порядке, она улеглась прямо в одежде и прямо на покрывало: и то, и другое было настрого запрещено. Специально, чтобы позлить хоть кого-нибудь, она даже не сняла туфли.

«Пусть попробуют что-нибудь мне сказать! – Подумала она. – Пусть хоть кто-нибудь подойдёт и хоть словечко скажет! Или пусть даже все здесь соберутся. А я буду их слушать и хохотать. Да – хохотать! Теперь мне уже всё равно, что они будут говорить. Пусть даже сама Ольга Дмитриевна сюда подойдёт!»

Ирина так возбудилась, что у неё начался озноб: её стало бросать то в жар, то в холод. Снова невыносимо больно закололо в левой половинке груди.

«Пусть хоть кто-нибудь сюда подойдёт! Я им всем покажу!…»

Незаметно для себя она забылась тяжёлым сном.

Глава 9

Ирина проснулась от того, что кто-то теребил её за плечо. Девочка с усилием открыла глаза. Перед ней стояла Ольга Дмитриевна.

– Соколова, ты почему одетая? И в сандалиях? А ну раздевайся!

Она не повысила голос, просто приказала, обычным ровным голосом, как это делала всегда. У Ирины вздулись желваки.

– Не буду! – Едва слышно сказала она. – И ничего вы мне больше не сделаете!

Ольга Дмитриевна отшатнулась.

– Что? – Пролепетала она.

– Я не буду раздеваться! – Со сна голос Ирины был сиплым. Она пару раз кашлянула, и уже более твёрдо повторила. – И ничего вы мне теперь не сделаете!

Она отвернулась к стене и настороженно замерла, потому что чувствовала, что Ольга Дмитриевна стоит рядом и никуда не уходит.

– Соколова, я тебе сейчас…, – голос воспитательницы дрожал.

И тут Ирину прорвало. Она села на кровати, ровная и напряжённая, словно струнка, и медленно заговорила, глядя прямо в глаза женщине.

– Что – «Вы мне»? В угол поставите? На следующее воскресение в музей не возьмёте? Или заставите перед обедом тарелочки расставлять? Вы мне больше ничего не сделаете, как бы не злились. – Губы Ирины исказила кривая усмешка. – Думаете, никто из ребят не понимает, что вы их ненавидите? И их, и детский дом, и всю свою работу? Они все это понимают – и вас тоже ненавидят. Завтрак, обед, ужин, тихий час – каждый день… Представляю, как вам весело в таком месте работать. – Она хотела засмеяться, но издала звук, похожий на всхлипывание. – Поня-ятно, почему вы ребят так не любите. Сегодня мы с Викой отсюда уедем, и уже сегодня вечером у нас всё будет совсем по-другому. И ещё много раз всё будет меняться, и начинаться что-то новое. И у всех, кто здесь живёт, точно так же. А у вас так и останется – завтрак, обед, ужин, прыщавый Кудинов, толстая Брайцева, гадкая Тихонина… Не они, так кто-то ещё, намного хуже… Столики, тарелки, зеркала, забитые унитазы, сломанные карандаши, порванные книжки… Вы, наверное, просто мечтали провести всю свою жизнь в таком месте? Вы до самой смерти будете тут работать – и никогда, ничего у вас не изменится. Вас как Зинаиду Фёдоровну отнесут на кладбище – и все тут же забудут, что вы были. Уже на следующий день ни один человек о вас никогда вспоминать не будет, ни один ребёнок!

Лицо Ольги Дмитриевны превратилось из обычного живого во что-то мёртвое, застывшее, напоминающее глиняную маску. Воспитательница повернулась и на подгибающихся ногах побрела к выходу. По пути она опрокинула табуретку и зацепила несколько кроватей, но даже не остановилась.

Когда она ушла, дверь в группу осталась приоткрытой, а через минуту в умывальнике зашумела вода.

Услышав это звук, Ирина очнулась от полубессознательного состояния, в котором пребывала последние несколько минут. Сейчас она едва бы смогла повторить всё, что говорила в последние несколько минут, словно эти слова кто-то вкладывал в её голову, а она просто открывала и закрывала рот.

Вода в умывальнике перестала шуметь. Вскоре с силой хлопнула закрываемая в спальню дверь и отсекла лишние звуки.

Ирина встала на ноги и не смогла удержаться, чтобы не одёрнуть простыню: некоторые привычки срабатывали совершенно автоматически. Кому теперь понадобится, чтобы кровать была заправлена аккуратно? Ольге Дмитриевне или кому-то из девчонок, кто будет эту кровать перестилать. И зачем им облегчать работу? А ещё интересно, кто теперь будет спать на этом месте?

Она тихо, на цыпочках, стала пробираться к тому месту, где стояла кровать Вики. Она вдруг поняла, что впервые в жизни ходит по спальне, когда остальные спят. Некоторые девчонки в тихий час бегали в туалет или просто баловались, шныряя туда-сюда, а Ирина послушно лежала в своей постели, ждала, когда закончится тихий час, и в конце концов засыпала. До сих пор девочка была уверена, что никто, кроме неё, днём не спит. Теперь, убедившись в противоположном, немного удивилась.

Девчонки спали, да ещё как! Разумихина, разложившая все свои вещи под кроватью, чтобы высохли, завернулась в одеяло, словно в кокон; даже во сне с её лица не сходило жалобное страдальческое выражение.

Брайцева храпела так, что даже одеяло над ней приподнималось. Странно, что от этого храпа не просыпались остальные девчонки.

Тихонина лежала в своей кровати на спине, тихо и неподвижно, словно принцесса в хрустальном гробу. Даже на её одеяле не было ни одной складочки. Ирина на какое-то мгновение залюбовалась идеальными чертами её лица, даже беленький платочек, который она не снимала даже на ночь, очень ей шёл, но потом тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, и пошла дальше. Если бы все красивые люди были добрыми, как бы просто было отличать хороших людей от плохих! Тихонина красивая, пока спит, а, стоит ей открыть глаза, бросить два-три высокомерных взгляда, процедить сквозь зубы пару фраз – и всё очарование тут же рушится.

Приближаясь к постели Вики, Ирина замедляла шаги. Ей вспоминалась прошлая ночь, и она боялась, что с Викой девчонки тоже решат сделать что-то подобное, не посмотрят на то, что она тут самая маленькая и самая беззащитная.

С Викой всё оказалось в порядке, только подушка её валялась под соседней кроватью, а на пододеяльнике темнел свежевыдранный клок материи.

«Зубами они его вырвали, что ли?» – Про себя подивилась Ирина.

Она сняла сандалии и нырнула к Вике под одеяло. Вика слабо дёрнулась во сне, но не проснулась. Ирина сжала маленькое тёплое тельце и зарылась лицом в пушистые, совсем невесомые волосы.

Осталось совсем чуточку час, ну, может быть, два – и они всегда будут вместе: гулять – вместе, в школу ходить – вместе, может быть даже за одной партой будут сидеть. Даже уроки будут учить за одним столом. А совсем было бы хорошо, если б тётя Лена разрешила спать им в одной кровати.

Ирина хотела подремать, но сон упорно не шёл к ней, в голову полезли совсем уж странные мысли. Что было бы, если бы Вики не было? Что, если бы её тогда, много лет назад, отправили в другой детский дом?

Ответ на этот вопрос Ирина уже знала. Когда думаешь только о себе, только о своих бедах и проблемах, о том, кто как на тебя посмотрел, что подумал, что и зачем сказал, этих мыслей становится так много, что в них можно утонуть.

Если бы Ирина всё это время провела наедине со своими мыслями и без возможности отвлечься на заботу о ком-то, кому ещё хуже, чем ей, вряд ли бы она смогла выжить или, по крайней мере, остаться такой, как сейчас.

Вскоре Вика начала просыпаться. Увидев рядом Ирину, она так изумлённо захлопала глазами, что та не смогла не улыбнуться.

– Всё в порядке, Викуля, это я.

– А почему ты здесь?

– Мне так захотелось, поэтому я здесь.

– А тебе разрешили? – Подумав, осторожно уточнила Вика.

Ирина молча кивнула. Ей совсем не хотелось объяснять, что случилось на самом деле.

– Мы скоро к тёте Лене поедем, Вика, – прошептала Ирина. – Совсем скоро.

– Через десять дней?

К её языку почему-то прилипла эта фраза «через десять дней», и, как только речь заходила о том, сколько осталось ждать, они всегда спрашивала «Через десять дней?», даже когда оставалась неделя, пять дней, три дня, день. Сначала Ирину это здорово раздражало, потом она привыкла.

– Нет, Вика, уже сегодня вечером. Через два часа, а, может, и через три.

И тут дверь в спальню медленно тихо растворилась, и на пороге появилась Ольга Дмитриевна. Сначала она направилась в сторону Ирининой постели, но, увидев, что там никого нет, пошла туда, где спала Вика. Ирина хотела спрятаться, накрывшись одеялом, но не успела. Воспитательница оказалась рядом.

– Вас Андрей Васильевич вызывает.

– Не хочу! – Зло бросила девочка. – Я сегодня уже была у него!

Ольга Дмитриевна так долго молчала, Что Ирина, как не храбрилась, почувствовала, что внутри у неё всё обрывается. Неужели случилось то, чего она боялась больше всего? Сейчас Андрей Васильевич скажет, что сегодня тётя Лена не сможет их забрать, а, может быть, даже вообще никогда не заберёт – и это будет конец всему!

Но ведь этого же просто не может быть!

Или может?

И вдруг Ирина поняла, из-за чего всё это случилось.

Ведь так просто понять, что произошло, если только чуть-чуть подумать.

Она понаговорила Ольге Дмитриевне всяких гадостей, та пожаловалась Андрею Васильевичу – и директор запретил тёте Лене их забирать.

Вот именно так просто всё и произошло!

Чем дольше Ирина вглядывалась в безучастные глаза воспитательницы, тем сильнее убеждалась в правильности своего подозрения. Ведь что ещё оставалось делать Ольге Дмитриевне, такой правильной и такой безупречной? Только нажаловаться директору детдома, что она и сделала.

Это было концом всему.

Ирина нисколько не удивилась, что история с её удочерением закончилась вот так вот печально. В глубине души она понимала, что всё постоянно не может быть так хорошо, как это у неё складывалось последние несколько месяцев, с тех пор, как в её жизни появилась сначала Люба, а потом – тётя Лена. Она подсознательно ждала, когда белая полоса сменится очередной – тёмной – и вот это произошло.

Паники не было, сумятицы в мыслях – тоже, напротив, Ирина с холодным спокойствием, как будто думала не о себе, а о другой девочке, принялась решать, что теперь делать,.

Устроить истерику? Перебудить всю группу, испугать Ольгу Дмитриевну, чтобы та не знала, что делать, и была бы рада хоть как-нибудь избавиться от своих наглых воспитанниц? Тогда бы она отправила их дожидаться тёти Лены куда-нибудь на первый этаж. Нет, с Ольгой Дмитриевной такой номер не пройдёт! С любым другим человеком прошёл бы, а с ней – не пройдёт. Оттащит в умывальник, как это не раз было с другими девчонками, обольёт холодной водой – и на этом всё закончится.

Просто расплакаться, надавить на жалость? Это тоже вряд ли сработает, слишком уж зла Ольга Дмитриевна. Да и девчонок перебудит, чего совсем уж не хочется.

Тогда может встать на колени, сложить руки перед собой, как как это однажды показывали в каком-то фильме, и умолять о прощении? А вот это, пожалуй, может сработать. Стыдно, правда, будет, просто жуть, но что делать, если от одной минуты зависит вся оставшаяся жизнь? Тут на всё, что угодно можно решиться, лишь бы потом всё было хорошо.

Ирина попыталась исполнить задуманное, но тут же поняла, что думать – это одно, а делать – совсем другое. Разум по-прежнему работал остро и быстро, зато тело отказалось повиноваться. Голова не могла приподняться. Ноги не шевелились. Даже рука, которой она хотела отдёрнуть одеяло в сторону, осталась на своём месте. Девочка только и могла что покорно ждать своей участи и смотреть на воспитательницу неподвижным умоляющим взглядом. Её глаза стремительно заполнялись слезами.

Ольга Дмитриевна вдруг едва заметно пожала плечами и пошла к выходу, с преувеличенной аккуратностью обходя кровати и табуретки.

Если бы она начала ругаться, кричать, как-то ещё наказала Ирину, девочка восприняла бы это как должное, даже, наверное, с какой-то толикой благодарности, потому что была уверена, что за любой совершённый проступок должно последовать наказание. Гнев воспитательницы – это было не самое страшное возмездие. Гораздо хуже было, что она просто молча ушла. Теперь может случится всё, что угодно. Точнее, уже случилось, и назад уже ничего не вернуть.

Ирина попыталась представить, что будет происходить после тихого часа, когда все проснуться и узнают, что их никто не взял. Сначала, конечно, будет жуткое веселье. Подумать только – от немки и её дебильной подруги родители отказались в самый последний день. И вряд ли можно будет доказать, что тётя Лена тут совсем не причём, что она и не думала отказываться от них, что во всём виновата сама Ирина. Ну, а потом будет всё то же самое, что и раньше: нужно будет терпеть издевательства Кудинова и прочих ребят, пытаться как-то уживаться с девчонками, ходить в опостылевшую школу, где её презирают, три раза в день расставлять по столам тарелки и стаканы, каждый вечер засыпать, зная, что и завтра, и послезавтра, и через год – всё будет одинаково.

Ведь именно такую судьбу она совсем недавно пообещала Ольге Дмитриевне. И вот как оно теперь всё повернулось!

И, что самое печальное, винить в этом некого. Ирина так сжала Вику, что та тихонько пискнула и начала выбираться из под одеяла, с испугом глядя на свою подругу.

Она ещё не понимала, что всё закончилось.

Глава 10

Решение пришло неожиданно, и оно было настолько простым, что Ирина несколько секунд не могла поверить, как легко и быстро можно решить разом все проблемы. Ведь можно просто убежать отсюда – и всё!

Время от времени подростки убегали из детского дома, а некоторых после этого даже не удавалось найти. Мальчишки говорили, что самое главное – это добраться до Москвы, а там уже можно будет прибиться к какой-нибудь бригаде, промышляющей на вокзале. Что такое «промышляющей», тем более, что такое «бригада» девочка представляла слабо, но сама идея побега была просто великолепной.

Ирина вскочила, будто под ней оказалась горячая плита и принялась судорожно хватать лежащую на полу одежду, отбрасывать и снова хватать: она сразу не могла разобраться, где Викино, где – нет. Одеяло она уронила на пол и сейчас топталась по нему, не замечая этого. Наконец, кое как разобравшись с вещами, она начала быстро одевать подругу. Вика слабо отбивалась от Ирины, поведение которой пугало её всё больше и больше.

Под конец Ирина чуть не расплакалась.

– Вика, ну, что же ты, а? – Прошептала она. – Нам нужно уходить отсюда, понимаешь? Очень быстро уходить!

– Тётя Лена приехала, да? – Неожиданно звонким голосом уточнила Вика. – Десять дней уже прошло?

Ирине ничего не оставалось как кивнуть. Не будешь же ведь объяснять, что произошло на самом деле.

Кто-то из девчонок заворочался во сне. Ирина замерла. Сердце в груди колотилось так гулко, словно ещё чуть-чуть – и оно выскочит из груди. Казалось, один только этот звук мог перебудить всю группу. Она прижала к себе Вику и медленно обвела глазами спальню. Нет, всё в порядке, все спят.

– Вика, миленькая моя, потише, ладно? А то кого-нибудь разбудишь!

Та кивнула и перестала сопротивляться. Одеть её удалось очень быстро.

– Хочешь что-нибудь взять с собой?

Ирина спросила скорее для очистки совести, она знала, что у Вики нет никаких личных вещей и на её полочке лежат только два пёстрых фантика от конфет. Девочка молча мотнула головой, потом кивнула.

– Я куклу хочу.

– Какую?

– Она там, в группе.

– Хорошо, возьмём куклу.

Ирина сразу поняла, о какой кукле идёт речь.

В группе были обычные игрушки. Были игрушки хорошие. Были очень хорошие. Были такие, которые доставались только самым-самым послушным. А были и такие, к которым ни одному ребёнку даже близко подходить не разрешалось.

Кукла, о которой говорила Вика, была именно из таких. Её принесли на прошлый Новый год как пожертвование от одного очень богатого и уважаемого в городе человека. Людмила Ивановна долго ахала, разглядывая расфуфыренное розовощёкое чудо размером с младенца, а Ольга Дмитриевна, придя на свою смену, усадила куклу на самый верх своего шкафчика и сказала, что играть с ней нельзя, потому что она стоит как половина её гардероба.

Кукла так и осталась сидеть на шкафу, вытаращившись сверху вниз неживыми оловянными глазами.

«Возьмём куклу! – С отчаянной решимостью подумала Ирина. – И пусть со мной делают всё, что угодно. Пусть сначала поймают!»

Ирина никогда не брала Вику на руки, просто была уверена, что не сможет её удержать, сейчас же схватила свою подругу легко, словно куклу, и потащила, не замечая веса маленького тела. Она опомнилась уже около самой двери и остановилась на несколько секунд, чтобы отдышаться. Вику она не сняла с рук, та обняла её за шею и затихла, удивляясь новым ощущениям. Вряд ли она помнила то время, когда её кто-то носил на руках.

Ирина с трудом преодолела искушение бросить прощальный взгляд на спальню. Она знала, что там увидит, и ей стало противно. Это заставило её ускорить шаги.

Она боднула головой дверь и только после этого вдруг поняла, что там, в группе, обиженная на неё Ольга Дмитриевна, которая не то что лучшую куклу – даже хорошие сандалии запретит взять с собой. Затормозить Ирина уже не могла, и остановиться ей удалось лишь через несколько шагов.