Джунгли Блефуску. Том 2. Джонни Кишки Наружу

Один из них сразу попадает в поле нашего зрения, это крупный, плоьный, кряжистый парень с пышной шевелюрой и довольно низким лбом.

Большая оса носилась над Баком, как будто он был с ног до головы намазан вареньем. Рядом с ним стоял ещё один персонах, только очень худенький!

– Чур! Это шершень! Три укуса увлекут меня в мир иной! Отвлеки её! Чур! Я не знаю, что ей понравилось во мне!

– Может быть, твой запах?

– Ну, это вряд ли! Хотя есть короли, пахнущие хуже!

– Ладно, я никогда никому не скажу, как ты пахнешь!

– И правильно! Никогда не говори этого никому! Пусть они сами тебя разнюхают и после сломают голову в размышлениях, чем мы пахнем!

– Вот наконец ты сказа слово «Мы». А до этого твоё сердце билось одиноко, в гордыне и смятении! Наконец-то ты сказал «Мы»! Я горжусь тобой! Брат!

– Ладно! Гук вчера спалили дом! Он выпил много белого вина и ошибке поставил бутыль на грелку. Бутыль взорвалась и его великолепный соломенный дворец вспыхнул, как факел!

– Как-как? – спросил странный тип, оказавшийся неподалёку.

Странно, я вроде и не говорил ничего! Где-то я его видел? Не на разгрузке ли ящиков около продуктового магазина?

В это время над авиабазой появилась надувная бацилла филигранной работы. Она сбросила какой-то неизвестный груз и улетела, радостно помахав крыльями.

– У таких бацилл нет крыльев!

– Есть! Виртуальные! Метафизические!

Итак, кто же всё-ьаки населяет это плодородный край?

Первое – воры, неистово растаскивающие бюджеты разных уровней, второе – святые, готовые работать за такие гроши, что воры даже не имеют сил смеяться над ними! Всё! Когда видишь эту разлюли-малину, начинает казаться, что ты попал в ад!

– А ты кто?

– Я второй! Кто-то в этой презренной стране должен делать грязную работу! Пусть я не слышу этих людей, не вижу их, пусть они далеки, никогда не поймут, почему я так делаю, но я буду делать это!

– И где же ты отрабатывал свою методику?

– В одном из вузов! Я ходил на службу в этот вуз, не задаваясь вопросом, сколько мне платят! Ибо, мне казалось, неважно, сколько мне платят, то есть на самом деле это было важно, но не так, чтобы…

– Запутался ты короче!

– Не затем я здесь оказался, чтобы воевать за зарплаты и премии. Мне хотелось поделиться своими знаниями с молодыми! Наверно в душе я такой же, как моя тётушка Евфалия! Та тоже в этой грёбаной стране жизнь положила на деревню и маленьких детей в школе! Всю жизнь была единственной учительницей в долбаной сельской школе, жила одна в большом доме! Не знаю, понятно ли ей было, что с ней сделало это государство!

– И что же было дальше? Такие демарши хорошо никогда не заканчивались. Обычно увидев дурачка-небожителя, ему тут же садятся на шею, начинают валить на него всё, что можно, да ещё и презирают за спиной!

– Да ничего!

– И всё-таки, чем же эта лабуда кончилась?

– Я впал в нирвану и года два купался в сладком кисельном озере педагогики и педагогического процесса! Со стороны наверно это выглядело смешно и нелепо – взрослый мужчина за такие гроши, на какие младенец не позарится, ранними утрами спешит в вуз!!! Ха-ха! Увидев, что я не воюю за деньги, начальство вообще почти перестало платить! Годами шла инфляция, а никто инфляцию не компенсировал! И мне стало противно! Это было какое-то зазеркалье! Нечеловеческое зазеркалье! Я начал терять интерес к процессу! А они не просто содержали бедняков на копейки, а ещё и подъелдыкивали и подыздёвывались над ними – всё время какие-то отчёты вводили, опросы, рейтинги! Это всё министр с противной фамилией и сам противный, как крыфса, старался. Рейтинги!! Ха-ха! Рейтинг нищеты преподавателей!

– Да уж! История! Кто оказался жертвой их преступных реформ? Славяне в первую очередь! Народ, о котором, если он погибнет, никто не вспомнит, потому что он не обладал волей, и не убивал своих обидчиков и притеснителей! Кто расставил картонные будки и вымогал у тевтонов столовое серебро в годы немецкого поражения? Ануреи! Кто стал выселять глупых, наивных, часто не слишком умных славян из их квартир в годы «реформ»? Те же самые ворюги и проходимцы, что ставили будки в Германии! Кто обижал древних ебиптян в годы их бедствий и смуты Древнего Царства? Вы не знаете ответа?! Те же самые людишки! Я знаю! Этот народ – ошмётки дьявола, … земли, зловещие микробы вселенной, проклятие здравого смысла, худшие слова лексикона, и если вселенная не уничтожит их всех, тогда пусть лучше сама взорвётся! Проклятье на них всех! Проклятье моё! Пусть плачут те, кто смел смеяться над нами!

Государственность, которая не самом деле довела славян до ручки, веками вела обратную селекцию, убивая лучших и оставляя худших, формально имеет право даже нагло убрать название «Славяне» и называть их как-нибудь по-другому, например, «государственными рабами». Такое же диво произошло в Друзии, где Друзсих стали нагло обзывать госсиянами! Посмотрев на всё это здраво, понимаешь, что такой цинизм не может не иметь последствий, и славяне и госсияне просто обязаны разорвать такое государство в клочья и проклясть его! Это обязательно случиться ещё в пределах моей жизни! Никакие сексоты и полицаи не смогут помешать народам не терпеть глумления над основами своего существования! Но какими наглыми ублюдками надо быть, чтобы вообще до такого додуматься! Нам надо наконец набраться мужества и взглянуть в лицо правде! Нам надо наконец как следует «отблагодарить» такую «государственность» за всё, что оно нам сделало!

– Это понятно!

– Бедные студенты! Не достичь им нирваны!

– Да уж! Не достичь! Как вообще произошло слово «нирвана»? Оно произошло от трусов, вероятно, мормонских. Господь в раю, узрев муки Адама, с барского плеча бросил ему трусы и радостный Адам схватил их, осмотрел и, увидев, что они целы, радостно возопил: « Не рваные! Не рваные!» Вот так появилась нирвана!

– Как всё запущено! – после долгого молчания рёк Бак, его так звали, – Шутка юмора!

– А знаешь, как появилось слово «Осана»?

– В честь Бен Ладена?

– Типа! -Будет тебе и дудка,

Будет тебе и свисток!

Здравствуй, моя малютка!

Я без тебя изнемог!

– Если я работаю за шесть тысяч, либо я – лох, либо страна – говно! Или всё вместе там! А посмотрите на администрацию вуза. Они все довольны этой несправедливостью! Это не настоящие администраторы, это выживалы и проходимцы! Про мою страну можно сказать лишь то, что здесь правят лишь банды. Какая разница на чём ездят банды – на тачанках или на «Бентли». Мир не стоит на месте. Если раньше пьяные матросы имели возможность ездить на тачанке, не резон, чтобы они долго терпели эти тачанки и решили пересесть на «Бентли». При этом они остались тем же, чем были – пьяными матросами на тачанках!

Мой народ как пчёлы – всё время летает, жужжит, несёт мёд в соты, и тогда он никому не интересен. Однако когда соты полны, они всегда оказываются без попечения и охраны, и тогда лихая рука бандита выгребает тогда вс1 до последней слезинки мёда.

– Летите пчёлы, летите! Ваш удел летать! Вы рождены собирать мёд, а мы воры рождены жрать ваш мёд, разбрасывая ошмётки ваших жилищ! Вы молчите всегда, пчёлы, редко жалите чужую хищную руку, а потому никто никогда не будет знать, кто вы были на самом деле!

Здесь ничего не доводится до конца! Самодержавие, к которому не успели приделать голову, социализм без члена, и вот наконец капитализм без чести и мечты! И ни одного неограбленного поколения в итоге! И никакого смысла для более не менее честного человека вкладывать в такое, нето, чтобы душу – что угодно!

Интересно, чем всё это кончится?

Я как-то на досуге даже небольшую поэмку сочинил. Вот, послушайте:

Глава 6

Судьба таксодермиста

На Родине

Как много пальм! На фоне лесосплаваПрекрасная Мазутная Страна,Которой, право, грех не крикнуть «Браво!»И вдаль уйти под звук веретена!Пускай закат над нами плещет ало,Иду вперёд упорней глухаря!Так калики Владимирским ЦентраломТревожно шкиндебали от царя,Влача на чреслах пыльные котомки,В которых угнездилась пустота,Пусть ожидают мутные потомкиЗемной беды и страшного суда!Пускай дракон пятнадцатью крылами,Помашет нам, напившись ревеню,Я право видеть птицу с головамиДух ящериц с катарсисом сравню!При виде бога и мадонн едва лиСмогу понять, где здесь е… мать,Недаром наши предки задавали:«Как быть, что делать и куда совать?»Пусть залп большой, граница блещет сталью!Мелькают мимо как бы города!Болотами иду по «Зазеркалью»С Алисой и плешивым Твидалда.Люблю я родину, но тихо, издалёка,Как гражданин и сын её любой!Но если «Мессершмитов» нежный клёкот,Доносится, я чищу «Шмайсер» свой!Я так люблю рассвет в военкомате,Где властвует чернявый, мрачный гномНо всё-таки, так жаль, что честный АдиНе растоптал всё это сапогом!!!Я вижу скрытый смысл событий грозных,И краски неизбежных перемен,Я не грущу, но всё-таки серьёзноЯ положил на всё здесь толстый член!Пусть он лежит на армии и флоте,Парламенте и даже… утаю!Враги врагов, когда ж вы от… теТу родину, которую люблю?Когда же залп отъявленнейших пушекВ ночь тихо подкативших под Покров,Сотрёт в песок толпу гнилых изБусчекИ расстреляет миллиард воров?Когда ж опять пройдут заморским моромАрмериканский дядя и игрок?Натешившись полночным равзговором,Отнимут у воров награбленное впрок?Когда ж под говорок заморских пушек,Какой-нибудь китайский Литл МукРодных воров отгонят от кормушек,Где слышится веками ладный хрюк?Фельтфебель, заряди «Большую Дору»Пошли в подарок грозную чету!Я своему отъявленному воруВсё ж импортного вора предпочту!Нет мне чудесней и родней отрады!Вселенная должна стране воздать!Когда ж опять народ пивные складыОтправится ломами отпирать?Когда проснётся старый гном от скуки,В которой завтра хуже, чем вчера,И потирая сладострастно рукиВ динамик дико прокричит «Хура!»?…………………………………………..На родине моей одно и тоже,И даже морды те ж с одной руки,И только бабки тщетно шепчут «Боже!»Тревожно прибирая медяки!

– Уволенный из филармонии за пьянку и блуд, он пошёл в троллейбусное депо таксодермистом!

– Может водителем!

– Водителем-не водителем, какая разница?

– Основательная!

– Это для гнилого интеллигентишки типа тебя основательная, а для нормального человека – говно! Никакой!

– Ты так думаешь, или кто подсказал?

– Дерьмосадистом и педоводом! Вот кем надо стремиться стать!

– Есть, сэр!

– Сэр! Идите!

– Пшоль!

В то время я сочинял «АнтиПиплию». Это было жутко интересно. Мне являлись причудливые картины, рядом с которыми Босхоские страшился выглядели детским лепетом.

Так я рассуждал наедине с собой, ещё не понимая, сколь многое меняется с переселением в лес в моей жизни!

Приснопамятные времена богоборчества прошли.

Я понял, что с чувством голода нас теперь сможет разлучить только смерть.

Мне не надо стараться, чтобы что-то сочинить! Оно само из меня прёт! Умные люди помогают, к примеру – Джордж Бусч – гиперАрмериканский перзиден!

Это такая матёрая нечеловеческая, такая матёрая глыбища! Чтоб вам заколбасилось! Московские тусовщики рядом с ним выглядят, как какашки на фоне чистой воды родезийского бриллианта!

Над ним все смеялись да потешались, а потом попритихли, потому как!

Я Вам говорю, глыба!

Он так говорил с трибуны, что Цицероны и Гвиглеры плавно вращались в своих гробах. Я всегда завидовал ему. Достиг человек всего и ещё может рычать:

«Идея о том, что Соединенные Штаты готовятся напасть на Иран, просто смехотворна! К этому могу добавить одно: мы рассматриваем любые возможные варианты! Поход на войну повлиял на уверенность людей! Трудно вкладывать капитал!

Понимаете, вот вы владелец малой фирмы или крупной фирмы, и вы думаете об инвестициях, и когда вы инвестируете, вы должны быть настроены оптимистично!

Только вот если вы идете на войну, это ведь не самая оптимистичная мысль, так? Другими словами, это обратная сторона оптимизма, когда вы думаете, что идете на войну».

Глава 7

Золотой Стеблец

Здесь, в прибрежной лощине, изгибавшейся, как каменная змея вдоль моря я поневоле кинул якорь на долгое время. У самого берега моря, в шучных м влажных зарослях обитала небольшая коммуна тех, кому общественное мнение отказало в праве считаться полноправным членом общества. Коренастый, засмолённый солнцем до черноты Ральф, белокурый, похожий на высохшего в застенке эстета-пифагорийца Фрич, властный спартански воспитанный экзэсовец Бак, герой Лейбштандарта. Его лексикон был беден. Слова «блин, шмат, мясо и б…» являлись в таких неожиданных, сильных и свежих сочетаниях, что у окружающих кружилась голова. С помошью пяти слов он не только мог выразить всё огромное разнообразие нахлынывавших на него ощущений, но и украсить речь новыми перлами. Иногда подобно бриллианту в субботний день, из его широкого рта вырывалось и интеллигентское слово «ж…».

Несколько лет назад Ральф попал в психлечебницу. В психлечебнице он вылечился от нервных потрясений, но приобрёл удибительную привычку пить пиво с таблетками. Открытый им эффект нравственно удивил его и даже вид в зеркале собственной красной рожи с выпученными глазами уже не останавливал и не пугал его на пути самоусовершенствования. Психотронные таблетки вкупе с пивом вызывали улыбчивость и общий мажор. Уходила злоба дня, саморетушировались и шустро пропадали с экрана президент и премьер-министр.

Правда, начинала бесноваться печень, но теперь ей было трудно прорваться в огненную голову.

«Мы не рабы! – твердил тогда ритмично Ральф, – Мы – Рыбы! Робы! Бобы! Бабы! Бубы! Дубы!!!! Директор Йошкар —Йолинского Леспромхоза Облюй Облы Углы Моглы Углы господин Имярёк! Ко мне!»

Они склонились над ним, как жаждущие мщения ангелы.

– Скажи, кто ты, Порги и Бесс в одном лице, или Джекил и Хайд в двух?

Он не знал ни того, ни другого, и потому помалкивал, бросая на меня укоризненные взгляды.

– Опять квашеную капусту Армериканцам хочешь продавать, лузер? – спросил один с бриолиновой причёской и огромным алмазом в пустом глазу.

– Сто блюд из капусты! Великое искусство кулинарного преображения!

– Из свёклы можно сделать двести!

– Но есть их нельзя!

– Искусство по боку? – осведомился рыжий, с палевыми коттоновыми крыльями и усиками по венской моде. Этот был похож на живого.

– Опять нас динамить собираешься? – предположил треший стеклянный человечек.

– Что в планах, Казанова? – закончил опрос ангел в штопанном гандоне поверх оранжево-зелёной майки. Всех Паяльников Начальник и Мочалкин Командир! Все издеваются над маленьким!

На него потихоньку накатывал возраст, в котором бальзаковские женщины начинают, всё больше теряя либидо, со всё возрастающим темпераментом проявлять материнскую теплоту о братьях наших меньших.

Это ему не нравилось. Хотелось темпераменого холодка юности!

И отвечать на праздные вопросы ангелов не хотелось, ибо пошли они все!

Ральф хорошо пел в училище, и лучше всего у него получалась песня «Маленькая Золовка»!

Друг детства много знал, но скрывал ещё больше.

Потом Ральф вылечился и от таблеток с пивом, но приобрёл новые привычки. Всё у него заменялось подобным.

Когда у него украли дом, он подался на улицу.

От канализационной трубы исходил такой сильный дух семейного тепла и ласки, что Ральф заснул в течение нескольких мгновений.

Во сне к нему заявился замороженный Уолт Дисней в клетчатом кепи с тростью и в розовых тапочках. Да, у него и шлафрок был! Лицо у него было синее-пресинее и всё в кристаллической измороси. Могильный холод так и пёр от него в разные стороны. Он вошёл и тут же стал углём рисовать на стенах его квартиры всякие непотребные рисуночки, ничуть не уступавшие по своим художественным качествам фрескам Геркуланума и Помпей. Не обошлось тут, разумеется, и без Микки Мауса, только это был Микки —Маньяк, злой пачкун и убийца! При этом мистер Дисней очень доходчиво рассказывал про любовные позы и иногда цитировал хорошие стихи какой-нибудь Сапфо или сестры доньи Микелины Промахос. Голос у него был какой-то загробный, я сразу отметил, это меня напрягло, я вам скажу.

Он вдруг увидел себя в виде маленького хлебного пёрышка, соскальзывающего в огромную кипящую кастрюлю. Медленно мелькали перед ним стенки алюминиевой кастрюли, исчерченные невидимыми человеческому глазу полосами, рядом летели такие же жёлтые хлопья, как он уже приближался к вспыхивающим пузырям, когда проснулся.

Такие сны не всегда кончаются чем-то плохим, но уж точно не ведут ни к чему хорошему!

Проснулся он через сутки, освежённый долгим сном и кармическим бездельем.

А потом загадочным образом оказался в ущелье.

Помимо Ральфа, который по виду был тут главный, мимо нас всё время шмыгал очень худой, говорливый тип, которого все звали доктор Пилюлькин. Доктор Пилюлькин отношения к медицине не имел за исключением того, что однажды на своём стрёмном пути, а был он когда-то предпринимателем-одиночкой, он торговал медицинскими препаратами и однажды даже их выпускал. Это был необычайно активный человек с длинным носом и пронзительными глазами. Окончив инженерный институт в смутные времена перестройки, он был сразу же брошен в горнило кооперативного движения, а потом и частного предпринимательства, и в бурной и мутной среде первоначального накопления демонстрировал воистину бойцовские качества. Тем для деятельности было мого. В стране почти ничего не было, поэтому афёра с мылом сменялась операцией с солью и завершалась рокировочкой со спичками.

Доктор Пилюлькин был широкой душой, и как только удавалось провернуть очередную успешную аферу, и у него в офисе большой цветочный горшок оказывался полон денег, его сразу тянуло на покупку супердорогих вещей, домов и мебели. Но как только он их покупал, сразу граял новый виток кризиса и оказавшемуся без денег Пилюлькину срочно приходилось продавать автомобили, дома и мебель за сущие гроши. Оказавшись на мели, Пилюлькин не терял веры и каждый раз начинал подъём. Первый раз он потерял два миллиона долларов и дом на Лазурном Берегу.

Он начал снова и с великими трудностями стал торговать специями и прищепками, развозя специи и прищепки на велосипеде. Через месяц он развозил их на грузовом автомобильчике. И снова полился денежный поток, и благостный их хозяин позволял своим сотрудникам брать в долг и помимо опять начавшейся вакханалии покупок, вкладывал в недвижимость в горах и весях нашей родины. Роскошный спортивный автомобиль демонстрировал финансовые успехи доктора Пилюлькина. Завершив основные дела к середине лета и чувствуя незыблемую устойчивость нараставшего как ком дела, доктор Пилюлькин собрал совет директоров своей новой фирмы и выработал новую стратегию – стратегию расширения. В соотвествии с ней было решено взять в кредит большой мешок денег и быстро расширить производство. Отдав распоряжения и вручив деньги в руки своих верных заместителей, доктор Пилюлькин отбыл на побережье Камказа и грелся на солнышке почти два месяца, убаюкиваемый разговорами в верными замами, трубившими о нараставших успехов. Он вернулся и поехал в офис. Дверь офиса была открыта и на пробитом диване сидела кошка и мяукала. Больше в офисе ничего и никого не было. Деньги были украдены.

На следующий день, как по команде на домашний телефон Пилюлькина стало дерзко звонить коллекторское бюро с просьбой о возврате кредитов. Доктор стал скрываться от кредиторов, попутно подумывая о волшебной палочке, при помощи которой было бы возможно снова подняться с колен.

Кредитная история была подмочена раз и навсегда, поэтому для нового похода за богатством пришлось привлекать деньги друзей и родственников, свято веривших в гениальность доктора Пилюлькина.

Теперь доктор посвятил свои планы прорыву на южном фронте и занялся строительством и фармацеей. Строительная деятельность сводилась к чудочейственному препарату, подсказанному ему Сторожем того санатория, в котором он отдыхал. Как всегда сначала всё шло прекрасно, деньги лились потоком, и доктору Пилюлькину удалось зачем-то купить недвижимость в пляжной зоне, но с какими-то мутными оговорками. Когда он заполнл договор, он почему-то не удосмужился обратить внимание на особенно мелкий шрифт, каким были написаны примечания к договору, полагая что таким мелким шрифтом пишут только …ню всякую! И ошибался! Потом оказалось, что эти оговорки – самое главное в договоре, самое сливочное, и получить теперь его законную собственность ну просто невозможно. Мол, за что уже заплачено, то, пацан, – твоё, а плащадь, выходящая за рамки договора, будет стоить уж извините, как богу угодно! И само собой в уже сделанной квартире оказалось эдак десять метров излишков, которые строительная компания решила ценить теперь на вес золота! Дело рухнуло и родсвенники и друзья, дававшие Пилюлькину деньги под честное слово, оказались один на один лицом со свирепыми коллекторскими вампирами. И квартиру, на которую возлагались финансовые надежды, теперь вызволить не представлялось возможным, потому что надо было полмиллиона долларов за излишки! Кредиты рассосались как-то сами собой, как утренний туман над поймой, не вызвав никакого чувства насыщения! И тут правда открылась пред всеми во всей своей отвратительной неприкрытой наготе. Родственники возненавидели Пилюлькина, но только один из них, кому Пилюлькин был дожжен больше всех, стал на него охотиться, и почувствовав угрозу, Пилюлькин убежал через люкарну под крышей своего дома, приехал на товарняке в нашу расселину и стал жить спокойно под сенью наших джунглей. Приняли его хорошо, потому что он принёс целый ворох россказней и анекдотов. К сожаленю, как всегда бывает в таких случаях, он забыл взять из квартиры паспорт, а когда вернулся за ним, квартира уже была подожжена и догорала, извергая в небо ароматный перламутровый дым. Теперь Пилюлькин по-партизански ненавидел власть и готов был ходить на выборы! Будь у него паспорт!

Был ещё один тип, которого звали Гримаско, история которого точь в точь повторла историю Пилюлькина, с тою только разницей, что его быстро убили в пьяной драке и он не успел толком рассказать свою историю.

Был тут и Кирюша – бледный длинноносый, как Буратино парень в белыми курчавыми волосами.

Кирюша был такой самоуверенный бизнесмен, что не понимал, чем отличаются времена. Поэтому дикие сюрреалистические времена, когда одним наскоком можно было захватить целые мешки денег, собственности и вещей, никак не хотели покидать его горячечную голову. А между тем эти времена давно ушли. Кирюша мог бы понять это по многочисленным банкротствам затеваемых им дел, но он не хотел это делать! Его неуёмная натура требовала простора мысли, требовала вольницы, отвергала всякую долгую и скушную созидательню деятельность. Когда умные люди спрашивали у него бизнес-план, он оскорблялся, начинал реветь, как осёл и, укхождя, дико хлопал дверью. В начале бандитского капитализма он занимался перепродажей специй, фенов и подмоченных спичек, купленных вполцены на городской помойке. Его дело тогда выросло до столь феноменального размера, что в день через его руки проходило до сорока тысяч долларов. Единственная проблема состояла в том, что им было там очень трудно удержаться.

Кирюша понял, что рай на земле для него уже настал. И купив впятеро дороже цены роскошную чёрную машину, снял пятикомнатную квартиру в центре Мусеквы. Человек он был добрый, и иог пачками давать деньги своему шофёру, парикмахеру, который крутидся вокруг столь ценной головы. Гордыня Кирюши возростала, как на дрожжах. Он уже брезговал ходить на службу и вверил контроль за делами честным людям, которые очень старались ради процветания и престижа фирмы. Целыми днями в офисе фирмы стоял специфический звук, это шуршали его сотрудники.

Свою ошибку Кирюша понял только тогда, когда ввалившись в офис никого там не застал, кроме кошки, жалобно мяукавшей около настежь открытого и совершенно пустого сейфа. Верные заместители украли даже мини-статую Свободы, стоявшую у него на столе, так же как, впрочем, и сам стол. Кирюша бросился в банки, где под гипер-проценты набрал кредитов. Для получения кредитов ему пришлось заложить в ломбард за пятую часть цены замечательную чёрную машину. По этой же цене через несколько месяцев она была изъята банком. Затем ему с великой горечью пришлось убедиться, сколь преувеличенным было его самомнение по поводу собственных талантов. Он снова накупил специй, мешками покупал, но специи не пошли, спасла соль, которая пошла в деревнях на ура, но ценьги, вырученные от соли были переданы в целлофановом пакете знакомому армянину для передачи коллеге, которому он был должен и который находился в том же здании геологического вуза, только этажом ниже. Почему-то деньги, посланные вместе с верным армянином, и которым нужно было идти двести метров, куда должно не дошли, исчезли бесследно, так же как и сам армянин, и Кирюша в великом бешенстве искрошив ножом бюро девятнадцатого века, нанял киллеров, чтобы искать по всей стране потерянные бумаги и людей.