Рассказы о жизни селян

Рассказы о жизни селян

Анатолий Фёдорович Трутнев

© Анатолий Фёдорович Трутнев, 2017

ISBN 978-5-4483-9792-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сакон

Это было давно. В предвоенный 1940 год в мартовское межсезонье, когда зима ещё не хотела отступать. а весна не думала ещё начинаться.

В небольшом домике на краю деревни, под названием Большая Тарасовка, расположенной в северной части Саратовской области в маленькой и опрятной комнате, сверкающей чистотой, за обеденном столом в ожидании ужина сидел молодой 35 – летний мужчина. Его мускулистые руки с крупными пальцами опирались на стол, а мощная атлетически сложенная фигура выражала крайнюю усталость человека, весь день занимавшегося тяжелым физическим трудом. Через открытую дверь на кухню виднелась огромная печь и возле неё молодая красивая женщина, хлопотавшая над приготовлением ужина. В большом чугуне в красных отсветах жара, от сгоревших поленниц дров, булькали наваристые щи, в чугунке, поменьше, доходя до кондиции, пыхтела бело зернистая молочная рисовая каша. Вкусно пахло хорошо пропеченным хлебом, домашними пирогами и духмяными травами.

День был на исходе, за окнами сгущались сумерки, поэтому комната, где сидел мужчина, ярко освещалась жарко горевшей десяти линейной лампой. Напротив него, за круглым столом, сидели два подростка тринадцати и двенадцати лет, и девочка девяти лет, готовившие домашние задания. Возле теплой голландки на кольце, ввернутой в матку потолка, была подвешена люлька с новорожденным. Её качала трехлетняя девочка, напевавшая песенку, которую слышала ежедневно от матери, когда та дела тоже самое. Это были мои родители и мои старшие братья и сестры.

Неожиданно в сенцах дома что – то сильно зашумело, послышались громкие шаги и в избу ввалился, громко фыркая как морж, старый друг отца казах Сакон в рыжей лисьей шапке ушанке.

Отец был одним из самых уважаемых селян в деревне. В колхозе «Большевик», так назывался в то время колхоз в нашей деревне, отец работал трактористом, но он был классный специалист, профессионал высокого уровня по выделыванию кож. Его отец, мой дед, приехал из Тамбовской губернии в нашу деревню ещё до революции и основал в ней артель по выделке кож. Ежегодно в зимний период из тамбовских сел и деревень к нему приезжали мастера своего дела и выделывали накопившиеся у сельчан в округе овечьи и бычьи шкуры. Делали они свое дело так виртуозно. что о их мастерстве знали за пределами Саратовской губернии.

Во время революции дед примкнул к большевикам и стал командиром красноармейцев, но в период НЭПа вернулся к своей былой профессии и быстро разбогател. Его красные сотоварищи этого ему не простили и в 1929 году ему преподнесли бойкот. то есть просто раскулачили. Дед такой подлянки с их стороны не смог перенести, с горя запил, заболел и 1931 году умер. Его молодая жена с неродной ему дочерью быстро продала дом и все остальное имущество и отбыла в Тамбов, а отец с матерью и тремя малолетними детьми, стали жить в теплом сарае. Местные власти, зная отца, как мастера своего дела и учитывая его пролетарское положение, сжалились над ним и не стали его преследовать, как сына кулака.

У отца была широкая хлебосольная душа и он очень высоко ценил дружбу. Его основным жизненным кредо была поговорка «не имей сто рублей, а имей сто друзей». И хотя в друзьях часто ошибался, сам он никогда их не предавал, но и не прощал также и предательства с их стороны. Однажды, когда появилась возможность, купить небольшой дом и перебраться в него из сарая, на все просьбы матери поскорее это сделать, отец решительно ответил отказом, мотивируя это тем, что не может идти на перебой задушевному другу Кузьки, который тоже хотел его купить. Мать чертыхаясь и кляня судьбу, тайком от него заняла деньги у брата, и заплатив на сто рублей больше Кузьмы купила дом и мы всей семьей быстро перебрались в него. Отец два месяца был в опале у своего «задушевного друга Кузьки», но затем после распития нескольких бутылок водки и философских разговоров о кознях женского рода человечества, был окончательно и бесповоротно прощен.

Дружба отца с Саконом возникла, благодаря мастерству отца по выделки бараньих шкур, коих у последнего накапливалось великое множество. Она щедро поощрялась и со стороны местной власти. Отец так искусно выделывал шкурки ягнят, что все деревенские начальники, начиная от председателя колхоза и кончая завхозом, щеголяли в выделанных отцом каракулевых шапках и воротниках. Носила их не только местная знать, но и многие представители райкомовской и райисполкомовской власти. Не забывали отец и Сакон и себя, одаривая ими также и своих друзей.

Сакон, вместе с двумя женами, жил в маленьком поселке, состоящем из четырех глинобитных землянок, в которых жили ещё три казахских семьи. Летом они пасли отару в полторы тысячи голов, а зимой за ними ухаживали. Весной в период массового окота к ним приезжали поочередно сакманщицы, так называли женщин колхозниц, которые и помогали им по уходу за овцами, приносящих приплод. Это был самый вольготный период в трудовой деятельности Сакона. Он мог без всяких последствий для себя осуществлять основное кредо своей жизни «маленький кладем, а большой берем». И хотя, по законам колхозной жизни, количество народившихся ягнят должен был считать колхозный счетовод, но он, как говорится, был куплен на корню отцовским шкурками и саконовскими бараньими тушами. Потому записывал во все отчеты только те цифры, которые ему сообщал Сакон.

После взаимных приветствий, шкурки ягнят и две бараньи туши, привезенные казахом были тщательно припрятаны. Матери был дан приказ готовить незамедлительно большую сковородку яичницы, а большак Шурка был послан в кооперативный магазин за двумя бутылками сургучной водки и сластями для детей Сакона, коих у него было семеро. Вообще для Сакона приезд в Тарасовку был сравним с посещением им Большой Земли. Здесь он закупал все необходимые хозяйству припасы сахар, соль, спички, водку, конфеты, хозяйственную утварь. Посещал нардом и если везло, то мог посмотреть даже кинофильм. Но особое удовольствие он получал от наваристых щей, которыми его всегда угощала мать. Его жены не умели и не хотели использовать картофель и капусту в приготовлении пищи. а предпочитали им лапшу, готовили из дня в день «шурпу»

Была ещё в деревне одна примечательная личность, маленький и гнусный человечек Пахомов Семен по прозвищу Щербак. Сельчане ненавидели его и боялись, ибо если кто —либо из них недостаточно уважительно относился к его персоне, то он мог накатать на того такую телегу. что тот мог мигом очутиться и в местах не столь отдаленных. За такие фокусы он был в большой чести у местного участкового милиционера. У Щербака был звериный нюх на все места в деревне, где выпивали или собирались это сделать. Он жил на улице по соседству с нами, поэтому он органически не мог пропустить визит к нам Сакона. Засунув в карман недопитую четвертинку водки, это был его постоянный взнос в кампаниях, где он участвовал в выпивке. он быстрыми шагами поспешил к нам в гости и буквально чрез пять минут перешагнул порог нашего дома.

Встретили здесь непрошенного гостя по – разному. Отец учтиво, он никогда не жалел куска хлеба и чарки водки для соседей. А вот мать с нескрываемой неприязнью. На дворе весна и куры ещё полностью не перешли к нормальной яйцекладке. В семье было пятеро детей и у матери каждое яйцо было на учете. Зная скверную привычку Щербака, в гостях есть за троих, мать заранее сокрушалась, предвидя, что тот съест половину все истраченных ею драгоценных яиц. А вот пользы от такого гостя никакой, кроме грязных следов от его сапог

Однако все планы по скорой выпивке и поедания сочной яичницы нарушил старший брат Александр, вернувшийся из магазина. Он, волнуясь, рассказал, что в деревню неожиданно приехали артисты со спектаклем из города Пугачева. Народ валом валит в клуб, и если не пойти сейчас, то на хорошие места уже не попасть.

Отец и Сакон, к вящему удовольствию матери, тут же засобирались на предстоящий спектакль. Разочарованный Щербак попытался их остановить, тем, что дескать он этих артистов знает, они и играть то путем не могут. но все его попытки не увенчались успехом. Бросив злобный взгляд на брата, принесшего так некстати эту новость, он забрал свою недопитую четвертушку водки и вышел со всеми вместе. Мать удовлетворенно вздохнула, первый раунд битвы за сковородку яичницы был явно за ней.

Нардом был битком набит зрителями. Пахло табаком и потом. Никто не хотел пропустить зрелища на халяву. Артистам колхоз платил не деньгами, а продуктами, зерном, мясом и крупами.

Несмотря на то, что в клубе, было людей, как говорится «некуда яблоку упасть», заведующий был одним из клиентов отца, поэтому быстро устроил его и Сакона в первых рядах зрителей, а братья Александр и Николай уселись перед ними прямо на полу.

Приезжие артисты ставили спектакль. Я не был на нем, но судя по рассказам матери это была одна из греческих трагедий, которые в те времена имели широкое распространение в репертуарах провинциальных театров. Спектакль начинался монологом главного героя трагедии. Его играл пожилой мужчина лет пятидесяти. Высокого роста пузатый, цыганской наружности. Весь заросший черными волосами с проседью и окладистой бородой. Но главной примечательностью его были глаза. Большие черные, на выкате как у быка. Они буквально гипнотизировали зрителей, и каждому казалось, что тот смотрит именно на него.

Один из артистов открыл занавес и на сцену вышел главный герой. В черном хитоне, бородатый, свирепо вращая своими огромными черными глазами. Он поднял руку перед собой, направил указательный палец прямо в зал и начал свой монолог. Я не знаю досконально этого монолога, но бородач, видимо, должен был произнести следующие слова….«Как тебя звать, увы, не знаю, но может сам ты подтвердишь…..».

Указательный палец артиста, направленный в зал, Сакон воспринял как перст судьбы. В глубине своей души он постоянно боялся и ожидал неминуемой расплаты за свои аферы с ягнятами. Он знал, что все его колхозные покровители, кроме друга Федьки, неминуемо откажутся от него и оставят его один на один со злобными следователями. Ему часто снился один и тот же сон, как черный воронок увозит его в неизвестном направлении. Поэтому, когда приезжий артист, с паузами, растягивая слова произнес «Как звать тебя, увы, не знаю?». Сакон воспринял эти слова как команду злобного следователя, уж очень артист на него смахивал. Он быстро вскочил со своего места и громко на весь зал заявил, что его звать Сакон.

У не ожидавшего такого поворота в спектакле артиста сразу заклинило память и он, перепутав идущие следом слова.

– Не может быть, усомнился в ответ артист.

– Пачпорт есть, – ответил, вынув из кармана паспорт, запасливый Сакон.

Окончательно сбитый с толку артист, перепутав весь монолог.

– Кто может это подтвердить. путаясь, заявил он

– Да, вот хоть Федька, в ответ сказал Сакон.

Отцу ничего не оставалось, как только подтвердить слова Сакон.

– Да, это Сакон, – сказал отец.

Увидев, что полемизирующих с ним уже двое, а в зрительном зале присутствует множество, таких же бородатых и заросших морд как у него, он сделал для себя непререкаемый вывод о том, что сейчас будут бить и надо срочно рвать когти. Это он быстро и сделал, покинув сцену.

Занавес тут же закрылся, а зрительный зал оцепенел в ожидании продолжения спектакля, но время шло, а на сцене никто не появлялся. Первым пришел в себя Щербак. Он понял, что у него появился шанс продолжить несостоявшийся банкет, из за так некстати приехавших со своим спектаклем артистов. Выбрав момент, когда одна, из сидящих с ним рядом, зрительниц стала шумно выражать свое нетерпение по поводу прекращения спектакля, он дал ей размашистую оплеуху. В ответ её приятель отвесил ему сокрушительный удар прямо в глаз. После этого в зрительном зале мгновенно завязалась свара. И весь её удар был направлен против основного виновника прекращения спектакля Сакона. В пылу драки, у него оторвали уши от его рыжей лисьей шапки и воротник у полушубка. Досталось и отцу, вступившемуся за своего друга. но у отца было много друзей и они быстро навели порядок.

Завязавшейся суматохой, спектакль был окончательно испорчен. Главный артист решительно отказался выступать на сцене, а без него продолжать спектакль было невозможно, о чем и было объявлено неудовлетворенным зрителям.

Больше всех, несмотря на разбитый нос, выиграл в этой кутерьме Семка Щербак. Он выпил все приходящие на его долю чарки водки, съел целую чашку наваристых щей с большим куском мяса и пока его собеседники философски обсуждали все перипетии не состоявшегося спектакля, уплел половину чугунка молочной рисовой каши. Мать её в основном то варила для детей, поэтому с нескрываемой злостью провожала каждую ложку, съеденной Щербаком каши, но ничего поделать не могла, так как противодействие в этом плане отцом жестко карались.

Вот так закончился самый короткий спектакль в нашей деревне.

Искра

Время уже давно перевалило за полдень, но майское солнце продолжало одаривать знойным теплом не просохшую ещё окончательно весеннюю землю.

Трактористы колхоза «Большевик» на колесных тракторах «Сталинец – 6», растянувшись по полю, старались по быстрее закончить весеннюю вспашку колхозных земель. Один из тракторов стоял на лесной полянке, примкнувшей к колхозному полю, а его владелец пребывал в сладкой дреме, убаюканный теплым весенним теплом и легким прохладным ветерком, дующим от поля к лесу. Поэтому он и прозевал неожиданно появившегося, начальника политотдела МТС на двуколке, запряженной резвым рысаком гнедой масти.

Это был мой отец. Пахать он начал рано утром и к этому времени уже выполнил свою норму пахоты, но у него нас было пятеро и, чтобы нас достойно прокормить, ему необходимо было вспахать полторы или даже две нормы. У трактора Сталинец – 6 был крупный недостаток. При длительной пахоте масло внутри двигателя нагревалось до температуры 70 0 C и переставало смазывать подшипники коленчатого вала, поэтому приходилось останавливать трактор, сливать горячее масло, делать перетяжку подшипников коленчатого вала и вновь, заливать масло в двигатель. Но для этой процедуры требовалось определенное время, чтобы остудить горячее масло, чем и занимался отец на лесной поляне.

Начальник политотдела Рахмановской МТС Михаил Делягин по прозвищу «Деляк» был колоритной фигурой. Отличился он тем, что будучи заместителем председателя Рахмановского сельского совета, в отсутствии своего начальника раскулачил семью своей родной сестры, вышедшей замуж за сына кулака, подвел под статью самого председателя и занял его место. Сии его художества, не остались незамеченными со стороны районного начальства НКВД, и в скором времени он очутился в кресле начальника политотдела Рахмановской МТС, которое обслуживало тракторами окружающие её колхозы. Делягин в порыве благодарности за оказанную ему честь, так рьяно начал исполнять свои обязанности, что все председатели колхозов и бригадиры тракторных бригад, обслуживаемых Рахмановской МТС, буквально «взвыли» от его причуд. У него была слава отвратительного человека и к нему тянулись такие же любители наушничать, как он. Они приносили ему доносы на своих соседей по дому, по работе. И те, за неосторожно обороненное слово, за недоносительство на дорогих им людей, попадали под политическую 58 – ую статью. Поэтому почти при каждом своем приезде в колхозы, он находил очередного врага народа, причем из среды самых трудоспособных колхозников. Затем следовало сто процентное осуждение и отбытие виновного на народные стройки.

Председатели колхозов не оставались в долгу и через свои каналы в Пугачевском райкоме и райисполкоме старались всеми силами избавиться от него. В итоге они добились своего, и Михаил Делягин стал одним из председателей колхоза. Во время войны за изнасилование молодой колхозницы был осужден и попал в штрафную роту, откуда уже и не вернулся.

Стоящий на краю лесной полянке трактор на фоне остальных тракторов, работающих в поле, вызвал приступ неописуемой ярости у начальника политотдела, и он направил свою двуколку прямо к нему. Подъехав поближе, он увидел рядом с трактором мощную фигуру тракториста и в его воспаленном воображениями мозгу, тот час же всплыла радужная картина, как он кладет в копилку своего начальства очередного врага народа, так нужного для народных строек страны. Соскочив с двуколки, он тут же набросился с яростной бранью на отца, обвиняя его во всех смертных грехах против советской власти. Назвал его подкулачником, разжигающим классовую вражду и подрывающим этим основы колхозного строя. Отец, зная скверный характер Делягина, с покорно виноватым видом выслушал все его обвинения в свой адрес и, улучив момент, когда тот замолчал, чтобы перевести дыхание, протянул ему старое испорченное магнето. Он попросил его, как самого профессионально с его точки зрения специалиста в этой области, помочь ему отремонтировать этот прибор, столь необходимый для безупречной работы двигателя.

Делягин был непроходимо глуп, но он понимал, что ему необходимо всеми силами поддерживать статус – кво своей должности. Со всеми окружающими его людьми, кроме своего и райкомовского начальства, он предпочитал разговаривать свысока. Давал руководящие советы астрономической глупости, профессионалам в областях, о которых не имел ни какого понятия. Те, помня о его стремлениях выслужиться перед начальством, путем всевозможных способов поиска врагов народа, предпочитали не связываться с ним, делали вид, что очень ему признательны за эти советы. Он взял из рук отца испорченный магнето и с умным видом несколько минут изучал его, временами перекидывая его из одной руки в другую. Затем строгим голосом спросил, как и каким образом магнето поломалось. На это ему отец смиренно сказал, что по нечаянности повернул магнето так, что из него упала искра и затерялась в густой траве, и он вот уже полчаса никак не может найти беглянку. Завести же двигатель без магнето ни как невозможно. В ответ Делягин прочитал отцу наставление о том, как надо бережно относиться к этому важному для трактора прибору. Несколько минут помогал отцу найти в густой траве пропавшую искру. но, вскоре ему это занятие надоело. Он вспомнил о своих неотложных делах, похлопал приятельски отца по плечу, и укатил на колхозный стан. Там он, менторским голосом, указал бригадиру тракторной бригады на существенные недоработки с его стороны с трактористами по бережному обращению с вверенной им государством техникой. Приказал послать в помощь трактористу разгильдяев, прохлаждающихся на стану возле кухонных котлов, на поиски потерянной по неосторожности искры. Свой приказ он мотивировал тем, что не может допустить простоя ни одного трактора, в столь благоприятные погодные условия для вспашки колхозных полей. Бригадир с почтительностью выслушал миф о пропавшей искре и, прихватив с собой двух подростков, приехавших пообедать на стан, быстро выехал в поле к тракторам.

Отец к этому времени, отремонтировал трактор и присоединился к остальным трактористам, занятым на весенней вспашке колхозных земель. Они вместе с отцом посмеялись над дурацкой выходкой «Деляка», но бригадир посоветовал отцу больше не прибегать к таким экспериментам, напомнив ему горькую участь его друга, который имел неосторожность подшутить над Делягиным.

Романа Клевцова по прозвищу «Ураган» с моим отцом связывали узы дружбы с молодых лет. Это была широкая увлекающаяся натура. Он любил выпить, хорошо закусить, побалагурить. Основным его жизненным хобби были шутки. Шутить и подшучивать он любил по всякому поводу и без повода, за что был не раз бит нещадно, но никогда не унывал. Имел взрывной характер, мог сгоряча наговорить много обидных слов, а потом имел мужество попросить у обиженного им человека прощение. Был душой кампании, никогда не предавал друзей и был готов поделиться с ними последним куском хлеба. За эти качества характера друзья его любили, уважали и прощали ему все его шутки над ними. Но однажды это его пристрастие сыграло с ним самим горькую шутку.

Дело было в августе, после уборочной страды. Тракторная бригада, членом которой был Роман, занималась подъемом осенней зяби. Трактора были маломощные, объем работы очень большим, поэтому трактористы, чтобы уложиться в срок до замерзания почвы, когда их трактора уже не могли вести качественную вспашку, работали от зари до зари, делая перерыв лишь на обед. Такое физическое напряжение их сильно изматывало и они становились раздраженными и хмурыми. И вот, чтобы их немного взбодрить Роман решил поставить для них импровизированный им спектакль.

Он остановил свой трактор на краю вспаханного поля, справил большую нужду и накрыл её содержимое большим листом лопуха. Затем разжег костер и начал бегать вокруг него.

– Сюда, помогите, – кричал он трактористам, размахивая руками.

Те, услышав его крики, остановив свои трактора прямо в загоне. сбежались к нему

– Что случилось, спросили они у него?

– Вот, из этого оврага, только что вышла молодая красивая женщина, – отвечал им Роман,

– Почему, вы молодые красивые мужики, а такие хмурые и не радостные, спросила она меня.

– Неужели вас не радует теплое майское солнышко, прохладный ветерок, птичьи песни, пьянящий весенний воздух, пропитанный ароматом цветущих трав?

– Что же вы работаете без перерыва с утра до вечера, как заведенные? Остановились бы, отдохнули, по смеялись, спели бы хорошие песни.

Зная его любовь к шуткам и в тоже время зачарованные его рассказами, трактористы не знали, что делать. Тем временем задумки Романа обретали определенные успехи. Хмурые выражения лиц его друзей, под воздействием его рассказов, потихоньку сменялись задорностью и весельем. Усталые плечи их постепенно распрямлялись и наливались жизнерадостной силой. Они стали подшучивать друг над другом и над Романом. И тут случилось непоправимое.

Неожиданно на импровизированной сцене появился, как черт из табакерки, непредвиденный режиссером персонаж, вездесущий Делягин. Увиденная им картина повергла его в ужас. В самый разгар, мероприятий государственной важности, битвы за осеннюю зябь, все колхозные трактора простаивали. Гнев охватил его до такой степени, что у него временно заклинило челюсть, и он на несколько секунд потерял дар речи. А когда оправился, то начал извергать из себя потоки угроз и запугивания.

– Паразиты, подкулачники, скрытые враги советской власти, да как вы смеете, оставлять без работы доверенную вам государством технику, весь побагровев, орал он на трактористов.

Роман, выслушав Делягина, понял, что из за него, тот подведет под статью всех его друзей и решил взять всю вину на себя. Улучив момент, он обратился к нему, и повторил свой рассказ, представив его как чудо. Делягин хмуро его выслушал.

– И где же она теперь, это твоя красавица? Обратился он к Роману?

– После наших разговоров с ней, она обратилась в птичку, и я её накрыл вот здесь, указав на место, укрытое лопухом, – ответил Роман,

– Тогда, сейчас же, достань её оттуда, – приказал Делягин Роману.

– Ну, уж нет, я не хочу, чтобы у меня отсохла рука, мне надо работать, чтобы кормить своих детей, ответил тот

На все уговоры, остальных трактористов, достать птичку, они все, как один решительно отвечали отказом. Тогда, обозвав их мракобесами и прислужниками церкви, Делягин сам засунул руку под лопух и вытащил оттуда все содержимое. Выпучив глаза, он несколько секунд рассматривал свою руку. а затем выдавил из себя.

– Это, что такое. голосом, напоминающим рык, разъяренного животного. – спросил он у Романа.

– Ну, я не знаю, – ответил тот. Она, наверное, насрала и улетела.

– Я покажу тебе. как шутить в рабочее время, злобно процедил Делягин и укатил в МТС.

Он сдержал своё слово. Через несколько дней ночью к дому Романа Клевцова подъехал черный ворон и разлучил его на двадцать лет со своей семьей.

Все двадцать лет Роман Клевцов отсидел от звонка до звонка. Тяжелый физический труд в совокупности с суровыми лагерными условиями жизни, наложили на него свой отпечаток. Уходил он из родной деревни молодым, атлетически сложенным, с тонким красивыми чертами лица, а вернулся вновь совершенно другим человеком. Изборожденное, морщинистое старческое лицо, согнутые плечи, не гнущаяся в колене нога, изуродованная на лесоповале, делали из него согбенного старика.

К нам в гости Роман Ильич пришел на третий день после своего приезда в Тарасовку. Отца к этому времени не было уже в живых, Я был студент и во время каникул делал наружную обшивку своего дома. Он молча постоял, наблюдая за моей работой, попробовал остроту заточки, используемых мною инструментов и остался доволен.

– Молодец, хорошо держишь марку своего отца, сделал он окончательную оценку моей работы.