О бедной сиротке замолвите слово

А то знаю я… доставят куртку по цене десяти шуб, а потом что?

– О стоимости не переживайте. Считайте, мы заботимся о свидетеле…

Ага, настолько ценном, что такой клад только закопать. И вот как-то не понравилась мне эта мысль. Совершенно не понравилась…

– Надеюсь, – господин открыл дверь, – вы понимаете, что нашу беседу, как и то, чему вы стали свидетелем, обсуждать не стоит…

А то, я вообще понятливой уродилась. Да и обсуждать здесь нечего…

Не угадала.

Марек отыскал меня в столовой.

– Привет, – он плюхнулся рядом и подвинул мой поднос. – Давно не виделись. Соскучилась?

– А то, – мрачно сказала я. – Давно…

– Не злись, пришлось срочно уехать. Конечно, стоило записку оставить, но… спешил.

– Да ладно…

В конце концов, мы друг другу никто, так, чуть больше, чем случайные знакомые, и несоизмеримо меньше, чем друзья. Друзей у меня нет, не было и, полагаю, не будет, хотя понимание сего факта не отзывалось в душе моей скорбью.

– Сестра заболела, – вздохнул Марек. – Точнее, она давно болеет. Просто иногда ей становится хуже. И тогда…

Он махнул рукой.

А я кивнула.

Что тут еще скажешь? Знаю я таких… затяжная болезнь с ее обострениями и ремиссиями, которые порой затягиваются надолго, и тогда даже начинает казаться, что болезни как таковой вовсе нет. Иллюзию здоровья, как правило, разрушает очередной приступ.

– Сейчас все почти нормально. Спасибо, что спросила, – Марек обиженно засопел. А я пожала плечами: ждать от меня сочувствия не стоит. Не умею я. – А ты что делала?

– Училась.

– Ага… и как оно?

– Нормально.

На некоторое время воцарилось молчание. Марек ковырялся вилкой в каше, я раздумывала над тем, куда отправиться: в библиотеку или в свою комнату, где меня ждал недописанный конспект по основам рунологии. А еще на послезавтра надо подготовить две главы из учебника по академическому построению малых словоформ.

– Ага… – Марек поерзал и поинтересовался: – Говорят, это ты Эрику нашла?

Интересно, кто говорит и вообще откуда это известно? Хотя сплетни – дело такое, никто не знает, как именно они рождаются, главное, что, появившись однажды, они выходят в люди и уже там обрастают самыми удивительными подробностями.

– Я.

– И… как ты?

Марек заботливо коснулся руки.

– Нормально. Кошмары не мучают. Совесть тоже, – я поднялась. Продолжать бессмысленный этот разговор не было ни малейшего желания. – Мне пора…

– Погоди, – Марек догнал меня. – Не злись, пожалуйста, просто… я очень о тебе волнуюсь.

– Не стоит…

– Мне сказали, что ты ездила с Айзеком в город…

– Случайная встреча.

И почему я вообще должна оправдываться и что-то объяснять? Но Марек уже подхватил меня под руку и потянул за собой.

– Он опасен, Маргарита, очень опасен. Я кое-что узнал… – он оглянулся, будто подозревая, что нас подслушивают. Нет, в свете недавней беседы с безликим господином вполне могло статься, что и подслушивают, и отслеживают, и вообще… но вряд ли Марек, крутя головой, обнаружит эту самую подслушку. Сомневаюсь, что местное ведомство опустится до такой банальщины, как шпион в кустах.

– Идем, – но Марек то ли в здравый смысл не верил, то ли пребывал в похвальном заблуждении, что чем уединенней место, тем меньше шансов, что кто-то услышит лишнее. Он тянул меня в глубь парка и выглядел настолько взбудораженным, что появилось желание немедля позвать на помощь.

Мало ли…

– Сядь, – Марек толкнул меня к замшелому камню, выглядывавшему из земли. Сам же, заложив руки за спину, ходил кругами. – Моя сестра… так уж получилось, что она… деструктор. Среди нас деструкторы рождаются крайне редко, а уж с сильным даром, как у нее… В Ирхат дорога ей была закрыта, туда не принимают девушек, но знакомый отца предложил ей обучение по индивидуальному плану.

Ага, значит, так тоже можно?

Мне почему-то о таком варианте никто не сказал. Не потому ли, что знакомые моего отца вряд ли догадывались о существовании у него еще одной дочери?

– Она появлялась в академии на тренировки. Их полигон адаптирован для деструкторов и сдавать зачеты. Там и встретила Айзека…

– Как понимаю, это было до того, как она заболела?

Марек тряхнул головой, вцепился в волосы руками.

– Она влюбилась в него. Она только и говорила о том, какой он замечательный, и вообще… Ее пытались образумить, но она ведь взрослая, самостоятельная и лучше знает, что ей от жизни надо. А мы так… мешаемся лишь.

Я присела у камня.

Трава была мягкой, гладкой и ластилась к ладоням. Шелестела листва, будто деревья переговаривались. Тоже сплетничали? Обо мне? Мареке? Или Айзеке с его подружками, их, полагаю, деревья перевидали изрядно. Или им, великанам, вовсе не было дела до каких-то там людей. У них небось собственные беды… Скажем, древоточцы, или корневая гниль, или вот жуки-листогрызы…

– У них случился роман, то есть она полагала, что это любовь, и навсегда, что Айзек разорвет помолвку и… А он воспользовался моментом.

Что ж, где-то я его понимала.

Если девица не против, то почему бы и нет? А уж за чужие фантазии человек не в ответе.

– И когда Мариша ему надоела, он… он заявил, что ничего не обещал.

– А он что-то обещал?

– Неважно! – Марек сжал кулаки. Лицо его побелело, а на щеках вспыхнули алые пятна. Похоже, не стоило задавать опасных вопросов. – Он не имел права. Он должен был… он… воспользовался ею, а потом выкинул…

– И она заболела?

– Нет… – с большой неохотой признал Марек. А я подумала, что разговаривать о короедах куда интересней… или о листогрызах. О бабочках еще… В детстве я мечтала коллекцию собрать, пока не поняла, что для этого бабочек придется убивать. – Все немного сложнее… Он утверждал, что это был несчастный случай.

Тяжелый лист упал на колени.

Подарок? Темно-красная глянцевая поверхность, будто лист из пластика отлит, и золото жилок.

– На полигоне они оказались вдвоем… ночью… что они там делали?

– А спросить?

– Мариша утратила память… и частично – личность, она знает, что любит Айзека, что… Если бы он проявил хоть немного сочувствия… Мои родители умоляли его хоть иногда навещать Маришу, но нет, он заявил, что она сама во всем виновата, что он видеть ее не желает.

Марек раздраженно пнул дерево.

– Их нашли на этом полигоне… Поступил сигнал о выбросе энергии – неконтролируемом. Вызвали дежурных, и пока пришли… Мариша истекала кровью, а Айзек просто сидел и смотрел. Он ничего не сделал! Ничего, чтобы ей… Она выгорела, понимаешь? Лишилась сил, а он…

Дерево укоризненно покачало ветвями.

Ему не нравилось, когда его пинали. И вообще люди представлялись дереву излишне эмоциональными созданиями. В конце концов, со всеми случаются неприятности.

И молния в ствол попасть может, и медведки корни подгрызут, и трещина в коре пропустит гниль, которая медленно убивает, но разве ж это повод вести себя столь откровенно неподобающим образом?

Дерево шелестело.

И шелест его почти заглушил тихий голос Марека:

– Он отказался давать объяснения, и мы хотели подать в суд. Мои родители не так богаты, чтобы мы могли тратиться на целителей, а ей нужны хорошие целители, но адвокат, которого они наняли, отсоветовал. Он устроил встречу с отцом Айзека и…

Жизнь – дерьмо.

Я поняла это рано и успела смириться, даже как-то приспособиться, главное, что больше не испытывала иллюзий по поводу того, что мир, меня окружающий, прекрасен и только и ждет, как бы облагодетельствовать. А вот Мареку сложнее. Милый домашний мальчик, вдруг столкнувшийся с чем-то, что находится за пределами его понимания.

– Они отказались от суда. Марише оплатили лечение в Королевской клинике, но…

– Не помогло?

– То, что от нее осталось, это не Мариша. Она сидит и смотрит в окно, только сидит и смотрит… целый день… смотрит, смотрит… Когда дни хорошие, она говорит. Об Айзеке, только об Айзеке. Спрашивает, где он… Мама лжет, что в магазин вышел и скоро вернется. Иногда это помогает, а иногда она помнит, что Айзек ее бросил, и приходит в ярость. Если дни плохие, случаются судороги, и… и когда меня вызвали, она напала на мать. Воткнула заколку ей в горло…

Марек выдохнул и закрыл лицо руками.

– Говорят, что дальше будет хуже, что ее надо отдать в… отделение для душевнонестабильных, что… она все равно никого не узнает. Деструкция личности… дар ее разрушает. Сил не осталось, он все равно… И Айзек… он хотя бы извиниться мог! Или спросить о ней! Но нет, ему плевать! Из Ирхата вышвырнули, так его устроили сюда. Конечно, с такими родителями… сделали все, чтобы скандала избежать. Только ему тот выброс тоже не прошел даром… Ты не думала, что… уже трое умерли, и вряд ли это случайность.

Еще какая неслучайность.

Но Мареку об этом знать не положено.

– Я много думал… Понимаешь, Айзек ведь тоже деструктор, и дар у него яркий, как и положено – кровь сказалась. И дефект выявить сложно, но убийство в природе деструкторов. Разрушение – часть их натуры. Правила, запреты сдерживают ее, но… если вдруг он тоже безумен? Мариша не способна справиться с приступами ярости, а вот Айзек…

Все это звучало на редкость логично, вот только логика эта была мне не по вкусу. И не потому, что Айзек стал вдруг симпатичен, скорее, я в своем взгляде на мир с его нюансами понимала: племянник короля убийцей быть не может.

Никак.

Нет, Марго, не стоит этим голову забивать.

Глава 16

Одежду доставили в пятницу.

Я возвращалась с занятий в компании мастера Витгольца, который то ли охранял меня от неведомого супостата, то ли присматривал, чтобы в очередное дерьмо не вляпалась, но довел до двери. А когда я, оную дверь открыв, издала сдавленный писк, решительным рывком отбросил меня к стене.

Заглянул.

Хмыкнул и поинтересовался:

– Чего это вы, Маргарита?

Действительно, чего это я… Я, между прочим, комнату в порядке оставляла, без всяких там пакетов, которые громоздились на полу, стояли на кровати и на стол покусились, впрочем, несерьезно, не посмев подвинуть массивные тома учебников.

– Не ожидала, знаете ли, – я потерла шею.

И от стены отлипла.

А что, силенок у мастера изрядно – еще немного, и в госпиталь пришлось бы возвращаться, лечить ушибы и потенциальные трещины в ребрах. Но впредь наука будет: язык надо за зубами держать.

– Сами же просили…

– Я куртку просила, – я все же в комнату заглянула и повела носом. Пахло… ванилью и шоколадом и еще, кажется, карамелью… в целом кондитерской. – А это что?

Я вытащила из ближайшего пакета нечто розовое и воздушное, усыпанное мелкими стразами, которые в тусклом свете сверкали весьма нагло.

Мастер хмыкнул и отвернулся.

Похоже, рекомое нечто являлось весьма интимной частью гардероба… ага, в том же пакете трусики обнаружились, если так можно назвать пару ниток, тоже стразами украшенных.

Я решительно сунула шелковое это великолепие обратно в пакет, а пакет протянула мастеру:

– Вернете…

– Куда?

– А мне откуда знать? Тому товарищу, который покупал.

Во втором обнаружились туфли на каблуке-карандаше… ага, и брючки имеются, клетчатые и шерстяные, правда, длиной чуть ниже колена, но все хлеб… Брючки оставим. Свитерок и вовсе неплох, мягонький, даром что ядовито-розового цвета и с бусинками в придачу. Бусинки срежу, а цвет… случалось мне и более ядреные расцветки на́шивать.

Главное, тепло.

Еще один пакет с бельем… тоже мастеру.

– Маргарита! – одернул он. – Не забывайтесь.

– Я не забываюсь, я куртку ищу…

Пирожные.

– Хотите? – я протянула коробку мастеру и на всякий случай уточнила: – А то вдруг отравленные…

– Меня вам, значит, не жаль?

Я пожала плечами: что-то мнится мне, что опытного мага отравить не так и просто. Хотя… вспоминая папеньку… нет, лучше не вспоминать. Мелисса и та любезно сгинула, поэтому будем есть эклеры с кофейным кремом и радоваться жизни.

Куртка тоже нашлась.

Коротенькая такая, едва прикрывающая грудь, зато с бахромой и крупными костяными пуговицами. Примерив это великолепие, я вздохнула: гулять в нем можно, например, от общежития до машины, а от машины до ресторана. И то если над тобой зонт держат…

– Может, я все-таки сама съезжу, а то как-то… недопоняли мы друг друга.

Курточка на груди не сходилась. И вроде бы размер у меня не сказать чтобы выдающийся, но… то ли рассчитана на плоскогрудых, то ли вовсе не положено этакую красоту дизайнерскую застегивать.

– Вероятнее всего, – мастер задумчиво жевал пирожное, – произошла банальнейшая накладка. Вы же не думали, что санор Альгер сам пойдет по магазинам… Он отдал поручение секретарю, а та… одежда модная и дорогая…

– И нелепая… – пробурчала я.

Ладно… старая куртка еще есть, вот и пригодилась. Глядишь, месяцок-другой выдержит, а там как-нибудь да разрешится.

– Что вам надо?

– Что-нибудь удобное, крепкое и подходящее для здешнего климата, – в здравый смысл мастера я верила куда больше, чем в доброе отношение санора… как там его…

И что такое санор?

Похоже, надо еще и в учебник социологии заглянуть.

– Размер…

– У кастеляна. Вам же форму будут выдавать, – мастер вытер пальцы о рукав. – А одежку оставьте… глядишь, и пригодится.

Ага… напялю розовый балахон и пойду домогаться Айзека…

Тьфу…

А утром снова дождь зарядил.

И шел весь день.

И сырость, пробравшаяся в комнату, оживила плесень, желтые и зеленые пятна ее расцвели на стенах, а у меня появилось острое желание удавиться.

Или, как вариант, удавить кого-нибудь…

Например мастера Ульграф, которую прислали, чтобы оценить мою готовность к зачислению на первый курс. Она появилась в классе без предупреждения, вплыла, что твоя каравелла, и была столь же крутобока, сколь и заносчива.

Лиловый бархат платья.

Тройная нить жемчуга.

Перстни на полных пальчиках и белые волосы, уложенные высокой башней. Напудренное личико. Кармин губ и перламутровые тени. Резкий запах духов, в которых доминировала гардения. Мастера Витгольца дама удостоила кивком, мне же достался взгляд, преисполненный… надо же, и презрения, и отвращения, и недоумения. Она явно не понимала, как оказалась здесь и для чего.

– Продолжайте… – небрежный жест.

– Мастер Ульграф, – мой наставник поклонился. – Что привело вас…

– Слухи, любезнейший, слухи… Поговаривают, что у вас появилась крайне интересная девочка… Вот, захотелось взглянуть… В конце концов, через две недели мы будем решать, стоит ли возиться с нею…

Медовый голос.

И тон нейтральный, но не покидает ощущение, что, будь воля этой дамы, меня мигом выставили бы за ворота. Я поежилась.

– Так что продолжайте… не обращайте на меня внимания… я просто смотрю…

Я вздохнула.

И закрыла глаза.

Именно что… смотрит, и не она одна, полагаю, смотреть будет. И мне ведь не впервой сталкиваться с людьми, которым я не нравлюсь, просто так, без причины не нравлюсь.

Переживу.

Расслабиться и забыть… только забыть о даме не получалось. Она то вздыхала, то двигала стул, и как-то так, что ножки его издавали резкий, неприятный звук, то… Я стиснула зубы.

Терпение, и еще раз терпение.

Она нарочно пытается вывести меня из себя, только непонятно зачем… или понятно? Если дама действительно имеет отношение к университету и экзаменам…

Я в очередной раз сбилась.

Я и так магию свою почти не ощущаю, а тут еще эта… И недоформированное заклятье погибло в ладони, уколов пальцы теплом.

– Вижу, – скрипучий голос вызвал острое желание швырнуть в тетеньку чем-нибудь этаким, – что не зря пришла. Сколько вы занимаетесь? Пару месяцев, а прогресса нет… и, полагаю, не будет…

– Мастер…

– Молчите, любезнейший, ваше отношение мне известно и заставляет задуматься, права ли я была, позволив вам остаться в этих стенах…

Дама патетично обвела рукой упомянутые стены.

Чтоб тебе…

– Я буду ставить вопрос перед попечительским советом. Мы не можем закрыть глаза на нарушения столь явные. И если вы думаете, что мастер Варнелия вам поможет…

– Не имею обыкновения прятаться за женскими юбками, – сквозь зубы произнес Витгольц, и тонкое перышко в его пальцах с треском разломилось пополам.

– …вынуждена вас разочаровать, мастер в скором времени покинет это место… ей сделали одно крайне заманчивое предложение…

Чтоб тебе облысеть в три дня, кошка драная.

Дама подобрала юбки.

– Вам же настоятельно рекомендую хорошенько подумать и принять верное решение, – взгляд ее блеклых глаз остановился на мне. – Не стоит рисковать карьерой ради… непонятно кого.

Удалялась она медленно, величественно, что, впрочем, не избавило от детского желания плюнуть в эту бархатом затянутую спину.

От плевка я удержалась.

А мастер, когда за дамой закрылась дверь, выругался. Затейливо так, с фантазией. И потер ладонью лоб, пробормотав:

– Ее нам только не хватало…

– Кто это вообще? – как ни странно, страха не было, зато появились здоровая злость и желание доказать всему миру и, в частности, конкретно этой вот дамочке, что она не права.

– Это мастер Фиона Ульграф, фрейлина ее величества, председатель попечительского совета, и не только нашего, мать жениха Лили и добрая подруга вашей бабушки.

Ага…

Тогда понятно, откуда такая горячая любовь.

Ладно, фрейлине и ее величеству я нагадить пока не успела, разве что оное величество недолюбливает Айзека и втайне мечтает от него избавиться. Надо будет посмотреть, что тут с вопросами наследства, а то вдруг этот мажор следующее величество?

Но подруга бабушки, полагаю, заклятая, и сочувствующая, и если не знающая точно, что та опоила сыночка, то всяко догадывающаяся. Интересно, какие у дамочки на меня планы? Ведь имеются, этакие особы даже поход в туалет планируют.

С мастером тоже понятно.

Варнелия небось замуж не вышла по причине большой любви, только полюбила личность совершенно неподходящую, что не добавило симпатий… Да уж, весело…

– И что мы будем делать? – спросила я, надеясь, что голос мой звучит в должной мере беззаботно.

– Учиться, а там… – мастер усмехнулся и сказал: – Думаю, она ошибается… меньше всего Лили хочет работать во дворце. Просто мастер Ульграф очень тяжело воспринимает отказы. Да и не стоит забывать, что вы весьма ценный свидетель.

Ага…

Что ж… хоть какая-то польза от этого.

– Идите, Маргарита и не берите в голову.

Лили он нашел в саду, что было вполне ожидаемо. Она гладила трехлопастные листочки клевера, и красные головки того покачивались. Гудели шмели. Одуряюще пах безвременник, который пора было собирать. Хороший повод убраться из госпиталя…

– Нашла и тебя? – Витгольц присел рядом с пышным кустиком и, подняв ножницы, осторожно срезал веточку, усыпанную белыми цветами.

Варнелия вздохнула и пожаловалась:

– Иногда с людьми тяжело… представляешь, она сказала, что собирается дать объявление о скорой свадьбе. Мол, королевскому целителю негоже быть незамужней, – Лили фыркнула и добавила: – И ведь на самом деле она верит, что облагодетельствовала меня. Она столько сил потратила, добиваясь этого места… А я, такая неблагодарная… Боги, я не знаю, как еще ей объяснить!

– Никак.

Запах безвременника стал навязчивым.

И тяжелым.

Щелкали ножницы, и корзинка наполнялась.

– Осторожно, – Лили нахмурилась. – Чуть выше от стебля. Оставляй как минимум почку, а лучше две, чтобы…

– Я помню…

– Ты слишком неуклюжий. Отдай!

Витгольц протянул ножницы и сказал:

– Полагаю, скоро она несколько… переменит свое мнение.

– В каком смысле? – Варнелия ловко обстригала куст, складывая хрупкие веточки в корзинку.

– Маргарита что-то ей пожелала… не знаю, что именно, но я ощутил слабый направленный всплеск…

– Тедди!

– Что?

– А если…

– Если бы достопочтимая мастер Ульграф рухнула бы на пол, я бы тебя позвал. Но она жива, бодра и по-прежнему полна яда, значит, ничего смертельного. А остальное… ей не помешает немного встряхнуться.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.