Полная версия
О бедной сиротке замолвите слово
Даже я с ветки свесилась, чтобы расслышать получше. Умеет же уговаривать, засранец этакий. Рыженькая похлопывала ладошкой по своей руке, но перечить не пыталась.
И думала.
Определенно думала… просчитывала варианты. Полагаю, на изначальном, в котором она счастливо выходила замуж за племянника короля и показывала фиги всем завистникам, Эрика поставила жирный крест, а вот тот, который озвучивался теперь, нашел в ее душе отклик.
– Знаешь, а меня ведь предупреждали, что ты засранец редкостный, – вздохнула она. – Ну ладно… с тебя помощь. Только, чур, реальная, а не это словоплетство…
Айзек рассмеялся.
– Вот теперь я тебя узнаю… и чего хочешь?
– Место в приличной фирме… сам знаешь, у меня последний год, а предложений… – Эрика поморщилась. – Без протекции в столице…
– Будет тебе протекция… и заказ… У тебя браслеты получаются удивительной красоты… я как раз матушке подарок подыскиваю. Возьмешься?
– С клеймом или без?
– А право есть?
Эрика дернула плечиком и презрительно заметила:
– За кого ты меня принимаешь! Конечно, есть… и в резюме оставлю.
– Договорились…
– Свойства? Металл… лучше возьми лунное серебро… сейчас все помешались на золоте и платине, но как по мне…
– На твой выбор. А свойства…
Дальнейший разговор был малоинтересен, все-таки я пока не так уж хорошо понимала, чем первый уровень защиты отличается от второго и как настроить потоки, если… Сверху я видела две макушки, и со стороны они казались вполне милой парочкой.
Поссорились.
Помирились… с кем не бывает.
А потом рыженькая ушла, и Айзек предложил:
– Спускайся.
– Зачем? – памятуя о последней нашей встрече, спускаться я не хотела. Вообще приближаться к этому типу не хотела.
– Поговорим.
– И так неплохо говорится, – я обняла ветку и прижалась к ней щекой. – И вообще я спать собиралась, а тут вы со своей любовью…
– На дереве?
– У всех свои привычки… Так зачем девушку обидел? Мне показалось, она вполне вменяема. Надоела?
– Не только, – Айзек пересел так, чтобы видеть меня. – Две недели – это незначительное увлечение, а вот если дольше, ею займется служба безопасности…
– А так не занималась?
Слабо верится.
– Не настолько плотно, – он усмехнулся, демонстрируя ровные белые зубы. – Да и не в ней проблема… слухи поползут… одно дело, когда девочка – незначительный эпизод в череде прочих, и совсем другое, если вдруг кому-то покажется, что я уделяю ей слишком уж много внимания. Моя невеста может действительно расстроиться.
– А сейчас, значит, не расстраивается?
– Мы относимся с пониманием к слабостям друг друга…
Ага, высокие отношения, которых мне никогда не понять. Айзек же похлопал по земле и повторил:
– Слезай.
– Это еще зачем? – слезать мне совершенно не хотелось. Более того, подумалось, что надо было в госпитале оставаться. А что, там тихо, спокойно… нет, потянуло на свободу. И что, если этот типчик, привыкший ко вседозволенности, решит, что ему самое время новую подругу искать?
И тест-драйв на травке провести?
– Да ладно, не трону… ты забавная.
– Чем это?
Спускаться я все же не стала. Обещания обещаниями, но здравый смысл настоятельно рекомендовал держаться подальше или, в данном конкретном случае, повыше.
– Обычно девочки, наоборот, стремятся познакомиться поближе… а ты бегаешь… друзья не нужны?
– А ты всех друзей через постель вербуешь?
– Злая…
– Добрым выжить тяжелее…
– Не без того… вижу, браслетики нацепили. Что случилось?
Он не пытался изображать сочувствие, а ленивое любопытство Айзека выглядело достаточно спокойно и безопасно, именно потому я ответила:
– Что-то не то с каналами… мастер говорит, что нужно время, чтобы они раскрылись и стабилизировались, а пока опасно…
Он кивнул и почесал запястье. А потом сказал:
– Ну… если ты не против, я пойду, что ли…
– Иди.
И вправду ушел. А я до самого вечера на дереве просидела, почему-то слезать не хотелось совершенно, а разговор, которому я была свидетельницей, не выходил из головы.
На следующее утро я удостоилась подзатыльника – рука у мастера Варнелии оказалась не по-феевски тяжелой – и короткой отповеди:
– Еще раз сбежать вздумаешь, выгоню.
– Простите, – я потупилась, понимая, что изобразить должное раскаяние не сумею. – Я просто… там хорошо было… в саду, вот и потеряла счет времени. Больше не повторится.
– Уж постарайся, – мастер странным образом потеплела и, взмахнув рукой, сказала: – А теперь иди. На вечерний осмотр чтобы явилась, и никакой магии, слышишь? Даже не пытайся пробовать…
Ага, можно подумать, тут я только и делаю, что магичу без присмотра. Я вообще не уверена, что способна на что-то, кроме диагностики.
Глава 14
В комнате было пыльно и пусто. Само собой, не нашлось ни записок с пожеланиями скорейшего выздоровления, ни открыток. Тетради стопкой. Учебники – другой… Я завалилась на кровать и открыла позабытую «Контурную диагностику». Может, конечно, магичить и нельзя, но вот пару глав прочитать не повредит.
Следующие несколько дней прошли обычно.
Я много читала, еще больше – гуляла, стараясь на всякий случай держаться подальше от людей. Вот и получилось, что именно я нашла Эрику…
С утра случился дождь. Вернее, он начался еще ночью, и я сквозь сон слышала, как тарабанят капли по жестяному подоконнику. К рассвету дождь поредел, превратившись в этакую мерзковатую и холодную морось. Даже не верилось, что еще недавно я страдала от жары.
Холод и сырость проникли в комнату.
Пропитали и постель, и одежду. Страницы книг и те будто бы разбухли. Выползать из-под одеяла не хотелось совершенно. В столовую я добиралась бегом, перепрыгивая через лужи, и все равно умудрилась промокнуть. Тетушка Норва, с которой я успела свести короткое знакомство, лишь покачала головой.
– Ты бы одежку прикупила, девонька, а то сезон начинается… – сказала она жалостливо.
Сезон, стало быть… нет, теоретически я учила что-то такое про местный климат и даже зачет сдать удосужилась. Но одно дело – читать, что три четверти года здесь влажность повышена и порой уровень осадков достигает пятисот миллиметров в месяц, и совсем другое – ощутить эту вот влажность на собственной шкуре.
– Спасибо.
Куртенка у меня имеется, но вот подсказывает чутье, что одной ее не хватит. Следовательно, придется-таки в банк заглянуть, тронуть счет…
Перспектива близкого расставания с некоторой, пока еще неизвестной суммой денег наполнила мое сердце печалью, которую был не способен скрасить и кусок шоколадного пирога.
В столовой было привычно малолюдно.
И тепло.
Я сидела долго и потому, оказавшись на улице, удивилась: дождь прекратился. Выглянуло солнце, плеснув света в лужи, словно пообещав избавить от них… подумаешь, дождь.
Случается.
Зато трава отмылась. И оказалась она не просто зеленой, а того глубокого насыщенного оттенка, который бывает у дорогого малахита. Я даже потрогала, а вдруг она и вправду окаменела? Но нет, трава была влажной и мягкой, острые стебельки царапали ладонь.
Свежесть.
И тепло.
И от мрачного моего настроения не осталось и следа. Я решительно ступила на газон. Кроссовки промокнут? Плевать, высушу. Мне хотелось и петь, и танцевать, и кружиться… наверное, это не было нормально, и слабый голос разума нашептывал, что со всем этим надо бы показаться целителю, но…
Потом.
Позже.
Обязательно и всенепременно. А сейчас я стянула обувь и носки. Трава приятно щекотала ступни, и кажется, я рассмеялась… а потом побежала.
Так бегают в детстве, не из желания скорее добраться до цели, но ради самого бега, упоительного движения. Быстро и еще быстрее. Хватая воздух ртом, захлебываясь им и не останавливаясь, пока есть силы. Они иссякли как-то и вдруг, и я упала на траву… лежала.
Долго?
Не знаю, главное, что лежать было так же хорошо, как и бегать. И вообще, давно уже я не ощущала себя настолько безоглядно счастливой. А потому понятия не имею, как я оказалась у пруда. До этого я и не подозревала, что на территории университета пруд имеется.
Он был.
Круглый и неглубокий с виду, слегка заросший ряской и кубышками, желтые цветы которых лежали на воде. Черная, она дразнила глянцевым блеском стрекоз. Цеплялась корнями за черную жижу прибрежной земли ива. И перекрученный ствол ее изгибался, вытягивался над водой, и зеленая грива касалась зеркальной поверхности.
Красиво.
И тихо. И меня отпустило именно там, на берегу. Я сидела, грызла травинку и наблюдала за стрекозами. А когда встала, то увидела что-то белое… большое такое и белое… и цвет показался совершенно чуждым замечательному этому месту.
Пожалуй, именно тогда я поняла, что произошло что-то нехорошее.
Не было ни холодка по позвоночнику, ни дурного предчувствия, просто осознание – случилась беда.
Уже потом я разглядела, что белое – это то ли платье, то ли рубашка ночная. Намокшая, полупрозрачная, она облепила тело. И Эрика выглядела до откровенного неприлично.
Она лежала лицом вниз.
И… рыжие волосы… мокрые, слипшиеся и утратившие тот особый медный оттенок… да и мало ли рыжеволосых в округе? Я знала лишь одну…
Надо было кричать.
Звать на помощь.
А я подошла. Ноги проваливались – берег после дождя окончательно размыло, и темная жижа хлюпала под ногами, но я все равно шла. И коснулась руки в надежде услышать хоть каплю жизни.
Ничего.
Рука была холодной и скользкой.
Почему-то бросились в глаза скрюченные пальцы, будто она пыталась схватиться за что-то, но… ноготь обломан…
Я перевернула ее и отерла лицо от грязи.
Широко раскрытые глаза. Гримаса ужаса. Рот раззявлен и забит волосами… и она больше не была красивой, эта девушка.
И не была живой.
Я пыталась. Я позабыла про то, что не могу пользоваться магией, что… я просто звала, звала… и в какой-то момент тело ее дернулось, вытянулось и забилось в агонии. Она закашлялась, выплевывая поток воды и грязи, а потом, поднявшись, попыталась дотянуться до меня. В по-прежнему неживом, хотя ожившем лице не было ничего человеческого… и тогда, кажется, я испугалась.
По-настоящему.
Тонкие пальцы вцепились в руку.
И это было больно. Кажется, кости затрещали, а из горла Эрики донеслось сипение, и губы шевелились, шевелились… Она медленно подтягивала меня к себе, к воде, которая по-прежнему блестела и с удовольствием приняла бы в ласковые объятия свои еще одну жертву.
Я пыталась вырваться.
Отцепить пальцы.
И упиралась… и все равно ехала – берег был рыхлым и скользким. И все могло бы закончиться иначе, если бы…
Вспышка.
И свежий запах грозы… и кажется, стрекозы поднялись гудящим роем. Их стало вдруг слишком много сразу… или они существовали лишь в моей голове? Крик застрял в горле, а лицо мертвой Эрики оказалось перед моим. И губы сложились в улыбке.
И я услышала хриплое:
– Ай… зек…
Айзек.
Хренов Айзек… он-то здесь каким боком? Я успела это подумать, прежде чем самым бестолковым образом лишиться чувств.
Сознание ушло.
А вернулось уже в госпитале: эти серо-зеленые, словно пылью припорошенные стены ни с чем не спутаешь. Я лежала… просто лежала и глядела в потолок. Сил не было совсем. Собственное тело ощущалось как пустой сосуд, в котором по недоразумению задержалась душа.
Тело помнило, как дышать.
Но и только.
Я моргнула.
И снова… и потом пришла боль. Кости крутило, кожа горела. Мышцы, кажется, свело судорогой, и так, что еще немного – и кости треснут… При столбняке подобное бывает, я читала – мышечные спазмы настолько сильны, что кости ломаются.
А у меня столбняк?
От мертвеца заразилась?
Мертвое не способно двигаться… это неправильно, что оно… или она… мертвые лежат себе спокойно, в воде ли, на прозекторском столе, в гробу… Главное, им все равно, что происходит с телом. А эта… эта взяла и схватила меня.
Заразила своей… мертвостью?
– Вижу, вы очнулись, – голос мастера Варнелии донесся словно бы издалека.
А я очнулась?
Наверное, хотя сейчас моя уверенность в чем бы то ни было изрядно пошатнулась. Мертвые не оживают, но я видела, и… и боль отступала.
Возвращалась.
Волнами.
– Куда подевали браслеты? – мастер подошла. Я слышала, как скрипит пол под ее весом, и еще подумала, что скрипеть он не должен, поскольку феи – существа волшебные, воздушные, а откуда в воздушных созданиях вес?
Еще одна неправильность здешнего мира.
Браслеты же…
Не помню.
Утром были, а потом… может, утопленница забрала? Вдруг ей для полного упокоения только их и не хватало? Я бы отдала, надо было лишь попросить, а она драться полезла. Стало вдруг так обидно, что я заплакала. Я не плакала целую вечность и сейчас не собиралась, не при людях… слезы – это слабость, а я не имею права быть слабой.
– Ничего, – мастер оказалась рядом, и холодная ладонь ее легла на лоб. – Это ваш страх уходит. Слетели, стало быть, не справились с потоком, но они вам больше и не нужны.
Почему?
Потому что я перестала быть магом? Эрика забрала не только браслеты, но и силу мою? Я не хочу так… я больше не буду… я ведь делала все, как говорили, чтобы стать целителем, хорошим целителем, устроиться в мире… А этот мир, получается, отталкивает меня, как прежний, если…
– Тише, – от холодной руки исходил жар, который разливался по телу, унимая боль. – Ваши каналы не только полностью раскрылись, но и стабилизировались. А значит, опасности больше нет. Но вам нужно уделить особое внимание контролю. Вы вновь себя исчерпали. Знаете, что бывает, когда маг полностью отдает весь свой резерв, но при этом не останавливается?
Нет.
Откуда мне?
Я и про существование магов узнала недавно… и не скажу, чтобы это знание сильно меня обрадовало.
– Он начинает вкладывать в контуры собственную жизненную силу, – в голосе мастера мне послышалось эхо грусти. – Ее много… но она в отличие от резерва не восстанавливается. А исчерпав себя, маг уходит за грань… Из вас получится хороший целитель, Маргарита, но… мертвое останется мертвым, даже если влить в него всю силу первозданного источника.
– Я…
Воображение нарисовало страшную картину.
Исчерпав резерв, я напоила Эрику собственной силой… хорошо, не кровью, но… исчерпала, постарела и теперь лежу столетнею развалиной, которая…
– Я вас напугала? Это хорошо… целителю следует проявлять разумную осмотрительность. Мой наставник был замечательным человеком – умным, и добрым, и веселым, и действительно мастером. Дар свыше, такому не научишь… Но он слишком сопереживал пациентам, всегда тратился до конца, а однажды случилось землетрясение… и пожар… Целителей всегда было немного, но в этот раз выставили всех, даже студентов-первогодков, надо было лишь поддерживать жизнь… Он спас многих, куда больше, чем мог себе позволить…
– Умер?
Ко мне вернулась способность говорить.
– Не сразу… это похоже на истощение… магия уходит, появляется слабость… она подступает волнами. Приступ за приступом, а между ними иллюзия, что все хорошо… нормально… амулеты и артефакты задерживают развитие болезни, но… страдает не только магия и тело, но и разум… У всех проявляется по-разному. У кого-то случаются вспышки агрессии, кто-то, напротив, делается беспомощен и плаксив, забывчив… Это угасание порой длится годами, а то и десятилетиями, и тело живет дольше всего. Это страшно, Маргарита, видеть, как молодой и сильный человек становится… существом, иначе и не скажешь. Поэтому в следующий раз, прежде чем что-то делать, постарайтесь думать.
Жар ушел.
Холод тоже. И боль унес с собой. Мастер сняла спазм и сделала еще что-то, отчего тело мое обрело невероятную легкость, я будто утопала в пуху… И это было хорошо.
Замечательно.
Я сама не заметила, как уснула, и сон был спокоен.
Глава 15
Мастер Варнелия покачала головой и, проведя ладонью над телом, вздохнула. Если ее догадка верна… Она и надеялась, что верна, и опасалась этого.
Молчать.
Подобный дар что шило в мешке, его не удержишь, но девочке повезло хотя бы в том, что она не связана родовыми узами. Кажется, еще немного, и мастер поверит в высшую справедливость. Она улыбнулась, представив себе лицо старухи, когда та узнает…
Обязательно узнает.
И попробует вернуть беглянку, но…
Нет, не о том думать надобно. Она укрыла девочку и вышла из палаты. Тихо щелкнул замок, запирая дверь, и развернулась завеса сторожевого заклятья. Может статься, конечно, что предосторожность излишняя, но… мастеру так спокойней.
Теодор нашелся внизу.
Сидел, подперев рукою щеку, и пялился в остывший чай. И снова головная боль мучит, но ведь не признается, упрямец этакий… Мастер вздохнула и погладила его по плечу.
– Как ты?
– А она как?
– Жить будет, и, полагаю, со временем очень даже неплохо. Что выяснил? Сиди смирно, лечить буду… сиди, я сказала, – она дернула за жесткую прядку, и Тедди, вздохнув, подчинился.
Его боль была красной и колючей и не желала отступать.
А вот и причина.
И эта причина ей совсем не нравится, и мастер латает истончившуюся стенку сосуда, понимая, что латка эта, как и предыдущие, продержится недолго.
– Тебе отдыхать надо…
– Когда? – Теодор потерся щекой о ее ладонь. – Выходи за меня замуж.
– Всего-то двадцать лет прошло, и ты созрел для предложения.
– Я бы и раньше, но… кем я был? И кем была ты… А теперь все иначе.
– И теперь все по-прежнему, но ты не увиливай. Ты должен отдохнуть. Я не хочу становиться потенциальной вдовой.
– Значит, согласна?
– Согласна подумать, – мастер Варнелия села рядом и забрала чашку с чаем. – Тебе вредно, сейчас настой укрепляющий заварю…
– Только не снотворный!
– Поспать тебе тоже не мешало бы.
– Позже… обещаю… приду и позволю запереть себя в какой-нибудь… – он махнул рукой. – Ну ты поняла, да? Тогда и учи, и лечи, и вообще…
Серьезное обещание с учетом того, что Тедди терпеть не мог лечиться, полагая, что самой природой ему дано крепкое здоровье и вообще больных магов не бывает.
Какое распространенное заблуждение.
– Что с девочкой?
Укрепляющий сбор пах мятой, которая слегка сглаживала горечь трав. Мастер сыпанула в чайник пару сушеных ягод зимноцвета: пусть уж и аромат появится мягкий. Тедди никогда не любил горьковатого вкуса, которым обладало большинство настоев.
Капля силы.
И благодарный кивок.
– Это похоже на самоубийство, – произнес наконец Витгольц.
– Похоже?
– Похоже… очень похоже… я нашел ее следы, и только…
– Дождь…
– Был, – Тедди кивнул. – И изрядно помог, но ее следы остались – не все, однако если поискать… Правда, с другой стороны, тот, кто затеял эту игру, скажем так, знал, что следы будут искать, а потому наверняка потрудился, чтобы не оставить лишних. Я одного понять не могу, как он заставил ее в воду залезть… Тело чистое, ты же сама его видела, ты…
– Я посмотрю снова, – она провела по жестким волосам. – Сейчас… а ты отдохни, ладно?
– Вызовут…
– Утром… все утром, – мастер Варнелия погладила его по плечу. – В конце концов, сейчас ты сделал все, что мог. Поэтому отдохни…
Мне снилась Эрика.
Она танцевала на берегу озера, и танец этот был отвратителен. Эрика вихляла бедрами, оттопыривала зад и хохотала. В конце концов она задрала подол белой своей рубахи и трубным голосом велела:
– Иди ко мне…
Я сделала фигу.
Кошмар? Снились и позабористей.
Очнулась я, как ни странно, вполне отдохнувшей. И, увидев у постели мастера Витгольца, нисколечко не удивилась.
– Допрашивать станете? – я пригладила вздыбленные волосы.
– Стану, – сказал мастер как-то… обреченно, что ли? Будто не ждал он от этого допроса ничего нового, как и ничего хорошего.
Я подтянула одеяло, а то… двусмысленно как-то… Нет, вряд ли я представляю интерес в этом плане, изрядным извращенцем быть нужно, чтобы воспылать страстью к мятой девице с опухшим после сна лицом. И запашок изо рта еще тот… и вообще…
– Как ты там оказалась?
– Не знаю, – честно сказала я и, поерзав, добавила: – Все было… странно.
На его месте я бы в такую историю не поверила.
Вышла.
И потеряла память на пару часов, а потом вдруг очнулась возле трупа…
– Я ее не трогала! – на всякий случай добавила я, завершив рассказ. – Точнее, трогала… мне показалось, что она еще не совсем мертва, то есть мертва, но… не знаю, сейчас я понимаю, что не должна была ничего делать… на помощь позвать, и только, а там вдруг… как нашло оно.
Я сдавила голову ладонями.
– Она ожила… ненадолго, да… но вы ведь видели, да? Это вы пришли… вы меня спасли…
Мастер Витгольц потер подбородок и признался:
– Я.
– И… она вправду ожила?
– Относительно, – он пододвинул стул поближе. – Видите ли, Маргарита, сделать мертвое живым не под силу никому, некроманты и те лишь создают иллюзию жизненных процессов. Хотя, конечно, вы удивили…
– Я не снимала браслеты сама!
– Не снимали, – он был подозрительно доброжелателен. – У вас не получилось бы… Но подозреваю, что смерть девушки спровоцировала нарушение защитного контура, а вкупе с дождем… Вода – идеальный проводник энергии. Случился прорыв, в который вы и попали. Отсюда и ваши… ощущения. Браслеты просто-напросто не справились с потоком и перегорели. Что до остального, то…
Мастер Витгольц побарабанил пальцами по собственному колену.
– Что она вам сказала?
– Я…
Промолчать?
Солгать, что не помню? Нет, что-то – должно быть, здравый смысл – подсказывает мне, что лгать мастеру Витгольцу – не самая лучшая идея. И он, кивнув, будто и вправду прочел мои мысли, сказал:
– Не стоит, Маргарита… вам оно надо? Вы в этом деле, похоже, случайный человек…
– Айзек…
– В каком смысле?
– Она сказала: «Айзек». А в каком смысле… понятия не имею. Может, думала о нем…
– Любопытно… – мастер прикрыл глаза. – Снова, стало быть… Айзек, Айзек…
– Она не сама, – сочла нужным сказать я и, подтянув одеяло – все-таки не привыкла я подобные беседы в неглиже вести, – добавила: – Да и он… вряд ли… они мирно разошлись и… даже не знаю… у нее были планы на будущее, и вполне конкретные. Айзек собирался помочь…
– Даже так?
Пересказывать чужие интимные беседы, конечно, нехорошо, но, во-первых, никто не просил меня хранить тайну, а во-вторых, сдается мне, Айзек в эту историю влип по уши, а потому не самое лучшее время для мелких секретов. Тем более вряд ли мастера волнует моральный облик отдельно взятого мажора.
– Знаете… – мастер поднялся. – У вас удивительный талант оказываться в нужном – или в ненужном? Тут уж как посмотреть – месте. Я должен буду запротоколировать нашу с вами беседу. Полагаю, вы не откажетесь подписать протокол кровью?
Я кивнула.
Вот… вряд ли это обычная практика, хотя… подозреваю, перспективы открывает немалые.
Из госпиталя меня отпустили через сутки, и подозреваю, держали исключительно из-за дел, напрямую со здоровьем моим не связанных.
Еще одна беседа, на которой, помимо мастера, присутствовал безымянный господин вида столь откровенно невыразительного, что я сразу заподозрила его в принадлежности к некой государственной структуре, ссориться с которой было по меньшей мере неразумно.
Я вновь говорила.
Мастер слушал.
Кристалл в его руках наливался темно-лиловым цветом. Господин молчал и разглядывал меня, не скрывая вялого интереса. Завершилось все ритуальным прокалыванием пальца. Кровь мою кристалл поглотил, моментально сменив окрас на бледно-золотой.
И господин произнес:
– Очень хорошо… надеюсь, вы понимаете, сколь важно обеспечить защиту свидетеля…
Ага… следовательно, я прохожу свидетелем.
– А вам… – господин уставился на меня столь пристально, что стало даже как-то слегка неловко. Почему-то возникло ощущение, что он не отказался бы от куда более подробного осмотра, скажем, в рот бы заглянул, зубы сосчитал. – Настоятельно не рекомендую покидать пределы университета.
– Мне в город надо, – буркнула я.
В любом ином случае я бы промолчала, потому что, во-первых, не в моем положении наживать себе даже не врагов – недоброжелателей, а во-вторых, меньше говоришь – целее будешь, но это вот внимание раздражало.
Выбивало из колеи.
Не понимаю… смотрит? Пусть себе смотрит, и раньше вон смотрели… И пощупать дамся, хотя тут смотря где щупать станет…
– И что же вам понадобилось в городе?
А тон такой ласковый-ласковый…
– Куртка… у вас тут сезон дождей начинается, а у меня одежды подходящей нет.
– Куртка… – задумчиво произнес господин. – Если проблема в куртке, то не переживайте, одежду вам доставят.
И развернулся к выходу.
– Эй, – а что, сам виноват, что не представился. – У меня, между прочим, средства ограничены!