Тропа колдунов

Будь городские укрепления деревянными, участь Острожца была бы решена. Однако и на каменных стенах, где беснуется пламя, а едкий дым забивает глотку и слепит глаза, держать оборону тоже не просто.

А ведь греческий огонь сам собою погаснет не скоро.

Скорее уж латиняне вскарабкаются наверх.

Тимофей слышал, как в клубах дыма кричат сгорающие заживо дружинники. Видел, как люди прыгают из полымя со стен, как летят вниз горящими и орущими головешками. Хорошо, хоть только лучники были на стенах, иначе, почитай, полдружины бы сгорело.

В дыму и пламени засвистело. Зазвенели наконечники об окаменевшее дерево. В бойницы снова влетали стрелы. Латиняне быстро приближались и вскоре к мощным арбалетам генуэзцев и германцев присоединились легкие самострелы швейцарцев и длинные, как рогатины, тисовые луки англичан. Осадная башня тоже уже подползла на выстрел. На верхней площадке туруса появились стрелки.

Время шло, а стрелы все сыпались и сыпались. Выглядывать из укрытия стало еще опаснее, чем прежде. Но и ждать штурма вслепую – тоже ведь никуда не годится. Тимофей рискнул. Прикрывшись щитом, шагнул к бойнице.

Проклятье! Кнехты из первых рядов уже бросают в нечищеный оплывший ров большие осадные щиты, настилают поверх воды гать. И лезут, лезут дальше – на вал, на щербатый частокол…

Вражеская стрела ощутимо тряхнула щит, пробила железный умбон. Массивный наконечник короткого арбалетного болта расщепил дерево над ременным креплением. Едва руку не задел. Звякнул о зерцало, но ослабленный щитом не смог одолеть нагрудную пластину доспеха – только оставил вмятину.

Тимофей отшатнулся, выждал немного, выглянул в другую бойницу.

Ко рву подходит… нет, подбегает вторая линия штурмующих. Латиняне подтягивают лестницы под стены. Турус, гонимый магией Арины, тоже движется со скоростью бегущего человека. Для осадной башни уже готовят проход. В ров летят земля, камни, вязанки хвороста и бревна. Дальше, за рвом, кнехты ломают на пути туруса частокол и пробивают брешь в валу.

– Княже! – закричал Тимофей. – Латиняне скоро…

По верхнему краю щита ударила вторая стрела – длинная на этот раз пущенная, не из самострела, а из лука. Оперение затрепетало перед глазами Тимофея. Узкое граненое острие, показавшееся с внутренней стороны щита, целило в лицо. На пол ладони бы выше прошла – и щит бы уже не спас.

– …скоро на стены полезут!

Третья стрела шла еще точнее: между щитом и шлемом. Но рука Угрима вовремя отдернула Тимофея.

– Не подставляйся без нужды, дурень! – строго отчитал его князь.

– Дружину наверх пора поднимать! – бросил Тимофей в хмурое лицо волхва.

– Куда? В огонь?

Пламя, растекшееся по боевым площадкам, бушевало вовсю. Дымные клубы заволакивали башни и стенные пролеты. Да, Угрим прав: сначала следовало справиться с этой напастью.

– Княже? А землей потушить? – отрывисто спросил Тимофей. – Ты сможешь?

Как тогда… как детинец…

Князь качнул головой:

– Слишком высоко, и слишком много земли понадобится. Да и засыпать стены нельзя. Переходы должны быть свободными.

– Тогда что? Тогда как?

Приказать таскать наверх воду? Но вода греческого огня не зальет, а лишь раззадорит его.

– Любому огню нужен воздух, – проговорил князь. – Без воздуха он гореть не сможет.

– Не понимаю.

– Вдохни поглубже.

Тимофей в недоумении воззрился на князя.

– Это будет недолго, – пообещал Угрим.

– А-а-а?..

– Но это будет неприятно, – предупредил волхв.

Что «это»?

Расспрашивать уже не имело смысла. Князь снова чародействовал. Угрим издал протяжный шипящий звук, положил ладони одна на другую – будто снежок лепил. А после сжал с видимым усилием.

Лицо князя налилось красным, на лбу вздулись жилы.

Тимофей оглох. Нет, не оглох даже. Оказался накрыт незримым куполом, не пропускающим ни звука, ни дуновения ветерка.

А Угрим все давил и давил заключенный между ладоней воздух.

Воздух… Воздух!

* * *

Тимофей попытался вдохнуть. Не смог.

Ни вдохнуть не смог, ни выдохнуть, ни пошевелиться.

Потому что воздух вокруг него…

О-ка-ме-нел!

Да, именно так. Воздух стал подобен бревнам Острожецких стен, что превратились в сплошную монолитную глыбу на выпирающем скальном основании, сохранив былую форму, но не суть.

Лицо Тимофея упиралось в пустоту и твердь. В пустую твердь. В твердую пустоту, которая не желала больше вливаться в легкие живительным потоком.

«Воз-дух-стал-кам-нем!» – мучительно осознавал Тимофей и никак не мог до конца осмыслить случившееся.

Его словно в одно мгновение замуровали заживо. Словно все тело заключили в одни сплошные кандалы. Он почувствовал себя Кощеевой Костью в прозрачном яйце-кристалле.

Жуткое ощущение. Грудь сдавлена, уста будто залиты холодным свинцом.

Тимофей попытался крикнуть. Не смог.

Вопль застрял в глотке. Даже стон, даже хрип не вырывался наружу.

Отчаянно колотится сердце. Бешено стучится кровь в висках.

И мертвая тишина вокруг.

Угримово колдовство накрывало весь гребень стен. Скосив глаза, Тимофей увидел, как вражеские стрелы беззвучно отскакивают от затвердевшего воздуха в паре локтей от бойниц.

А главное: опадало и исчезало задавленное пламя. Лишь оставались густо чернеть на площадках и переходах неподвижные, размазанные клубы дыма. Князь оказался прав: даже греческому огню было не под силу разгрызть такой воздух. Вот только…

Да, задушенное пламя на стенах гасло. Но вместе с ним чародейство Угрима душило людей.

Тимофей с отчетливой тоской понял: все! Воздух в легких кончился. Ноги подкашивались и лишь незримая твердь, сдавившая тело, не позволяла ему упасть.

«Значит, умру стоя, – промелькнула нелепая мысль. – И буду стоять после смерти».

Потом связных мыслей не стало. Только отчаянно билась одна. Последняя. Полумысль-полукрик. Крик немой и бесполезный.

Дышать! Дышать!

И – никак не получалось.

Тимофей почувствовал, что умирает.

Смерть от удушья – не самая страшная смерть, но, как выяснялось, и не самая легкая.

Впрочем, не он один стоял сейчас на краю могилы.

Князь вон тоже весь аж побагровел.

Сквозь застывший дым Тимофей видел лучников на стенах. Стрелки, накрытые внезапным колдовством, замерли в нелепых позах. Красные (а кое у кого – и синие уже) лица, выпученные глаза, раскрытые рты, жаждавшие одного. Воз-ду-ха!

Колдовство закончилось внезапно.

Шум. Штурм. Ожившие и обрушившиеся со всех сторон звуки.

Вновь засвистевшие над головой стрелы.

Каменные тиски отпустили. Тимофей навалился на заборало и чудом удержался на ногах. Ветер – вперемежку с дымом от огня, которого больше не было, ударил в лицо.

И – вдо-о-ох. Долгожданный, глубокий, пьянящий…

Тимофей дышал шумно, жадно и никак не мог надышаться. Воздух, пропитанный гарью, но такой желанный и сладкий, живительной струей входил в легкие. Наполнял их и выносил прочь давящую пустоту. И входил снова. Рядом, опершись руками о шершавые бревна-камни, хрипло дышал Угрим. Видать, князю тоже пришлось нелегко.

Уцелевшие в огне лучники хватали воздух ртами, будто выброшенные на берег рыбы. Несколько мгновений никто не был способен с бою. А между тем конец первой латинянкой лестницы уже возник над стеной справа от ворот.

– Княже! – с трудом выкашлянул Тимофей.

– Вижу, – отозвался князь-волхв.

Взмах руки – и лестницу словно отбросила тугая тетива гигантского лука.

Внизу закричали придавленные люди.

А к стене прислонены еще две лестницы.

Град пущенных снизу стрел засыпал крепость. С верхней площадки осадного туруса тоже метко били лучники и арбалетчики.

– Прикрой меня, Тимофей, – потребовал князь, – Мне самому сейчас защищаться будет недосуг.

Угрим шагнул к бойнице. Тимофей перекрыл щитом узкую щель в стене. По щиту ударило. Сильно. И еще раз, и другой, и третий. Арбалетный болт свистнул над головой князя. Длинная стрела звякнула о шлем Тимофея.

Одного взгляда, брошенного вниз, хватило, чтобы понять: плохо дело. Под стеной уже бурлило людское море. Рыцари, оруженосцы, наемники, кнехты, стрелки – все смешалось в пеструю орущую массу, над которой медленно вздымались огромные лестницы. По двум из них – уже приставленным к стенам – как муравьи карабкались человеческие фигурки. Осадный турус почти подполз ко рву. Скоро и для него будет готов проход.

Угрим вновь что-то забормотал. Руки выставлены вперед, пальцы скручивают незримый валик. И…

Словно тяжелое бревно обрушилось на приставленные лестницы. Лестницы переломились, рухнули. Горохом посыпались вниз облепившие их латиняне.

Но штурмующие уже перебрасывают из-за частокола новые лестницы, лезут через тын сами. Десятками, сотнями. Подходят ближе, ближе… Вражеские стрелы летят все гуще.

– Это не поможет, княже! – пробормотал Тимофей. – Этим латинян не остановить!

Нужно было что-то другое. И Угрим сделал. Другое.

Князь широко – словно сеятель, разбрасывающий зерно, махнул рукой в сторону бойницы. Блеклые едва-едва заметные искорки слетели с кончиков пальцев волхва и тут же погасли по ту сторону стен. Вражеские стрелы, летевшие к надвратной башне, закружило невидимым смерчем, повернуло и швырнуло обратно на головы латинян.

Не все успели вскинуть щиты…

* * *

Волшба продолжалась. Руки князя метались, раскручивая незримые вихри – вправо, влево, вдоль стен, по-над заборалом. Волна магических токов и завихрений ширилась, подхватывая и разворачивая все больше и больше вражеских стрел.

Латиняне перестали стрелять.

Тогда Угрим ударил иначе. Земляной фонтан – вроде того, которым князь тушил пожар в городе – взлетел между валом и крепостной стеной. Фонтан разбил еще пару лестниц, разбросал орущие, дергающиеся человеческие фигурки, расшиб латинян о каменное подножие стен, нанизал на заостренные бревна тына, накрыл сверху тяжелой осыпью глиняных комьев, валунов и щебня.

Второй фонтан ударил из-под туруса, подведенного ко рву.

Вздыбившаяся земля разметала бревенчатый настил под осадной башней, стряхнула стрелков с верхних площадок. Башня качнулась вправо, влево…

По-ва-ли-лась.

Но не упала.

Массивное сооружение словно на невидимых канатах зависло над головами латинян.

«Арина!» – догадался Тимофей. Гречанка, подталкивавшая башню к крепости, теперь пыталась ее удержать.

Далекая женская фигура стояла неподвижно, вытянув вперед обе руки. Угрим, выставивший ладони перед грудью, тоже не шевелился. Между ищерским волхвом и никейской ворожеей шла незримая борьба. Угрим давил турус к земле. Арина не давала башне упасть. И если бы только она одна!

Бросив взгляд в сторону камнемета, Тимофей увидел, как к накренившейся башне простер руки Михель.

Громоздкий турус, так и не коснувшийся земли, начал медленно-медленно поднимался.

А в крепость снова полетели стрелы. Вших-вших-вших-вших… Тук-тук-тук-тук… Вражеские стрелы шелестели над головой, били в щит Тимофея и в края бойницы. Угрим не мог отвлечься, и Тимофею приходилось прикрывать и себя, и князя.

Угрим как будто не замечал стрел. Пот ручьями стекал по лицу волхва. Руки дрожали. На лбу князя вздулись вены. Из перекошенного рта вырывалось хриплое дыхание. Но противостоять объединенному натиску Арины и Михеля Угрим не мог.

Еще немного и…

Оглушительный хруст и грохот. Ага, вот чего добивался князь! Деревянная конструкция попросту не выдержала магического давления с двух сторон. Башня треснула. Переломилась. Посыпалась смятыми в труху бревнами.

Турус развалился на части. Рухнул…

Князь отступил от бойницы сам и отдернул Тимофея.

– Готово! – шумно выдохнул Угрим.

Тимофей тоже перевел дух. Щит ощутимо тяготил левую руку. Еще бы! Из кожаной обивки торчало десятка полтора стрел. Оперения царапали заборало при каждом движении. С таким щитом много не навоюешь.

Тимофей вынул из ножен меч. Взмахнул пару раз. Обрубил древка под самые наконечники. Вот так гораздо лучше! А острия можно выковырнуть позже. Когда будет время. Если будет.

За стеной послышался гулкий протяжный рев. Рог? Латиняне трубят отступление?

Тимофей не удержался. Снова выглянул из-за бойницы.

Да, это звучал боевой рог. Только он не звал назад. Он гнали к крепости вторую волну штурмующих. Свежие силы латинян двигались к Острожцу ровными, не смятыми еще рядами. К крепости на людских плечах плыли новые лестницы.

– Княже! – Тимофей повернулся к Угриму. – Латиняне…

– Знаю, – кивнул князь. – Слышу. Михель шлет подмогу.

Тимофей отыскал взглядом латинянского мага и ворожею-гречанку. Вражеские чародеи, похоже, утратили интерес к развалившемуся турусу и разочаровались в стенобитном пороке. Сейчас они творили за спинами надвигающихся отрядов какую-то новую волшбу. Правда, ее последствий пока видно не было.

– Что происходит? – пробормотал Тимофей. – Что делают Михель и Арина?

– Изгоняют страх, – хмуро ответил Угрим, даже не взглянув за стену. Наверное, не нужно было. Наверное, князь все чувствовал и так. – Внушают воинам отвагу. Это сложная магия, она требует полного сосредоточения и концентрации сил. К ней прибегают редко. Но она того стоит. Поднимай ратников на стены, Тимофей. Дружинников, ополченцев – всех. Пришло время…

Тимофей перегнулся через внутреннее ограждение.

– Все наверх!

Приказ воеводы подхватили сотники и десятники. Воины взбегали на боевые площадки, становились у бойниц. И вовремя: латиняне прислоняли к стенам лестницы. Одну, вторую, третью…

– Тимофей, – окликнул Угрим, – ты с ратниками бери на себя тех, кто полезет наверх. Я сделаю так, чтобы за ними не прорвались остальные.

– Ясно, княже, – отозвался Тимофей.

Хотя ясно ему было пока далеко не все.

– Придется показать Михелю с Арине кое-что еще, – пробормотал князь.

Но Тимофей его уже не слушал. На заборало оперлась четвертая лестница. И – тут же, рядом – пятая. И – шестая. Лучники и арбалетчики латинян прекратили обстрел. Видимо, опасались задеть своих. Значит, по лестницам уже лезут.

– Бей! – крикнул Тимофей.

Вниз полетели стрелы, сулицы, камни и бревна. Мужикам-ополченцам длинной раздвоенной рогаткой удалось оттолкнуть от стены одну из лестниц. Латиняне приставили еще три. И – еще две.

Тимофей подскочил к ближайшей. Тяжелая, крысий потрох, устойчивая! В одиночку не свалить. С такой лестницы можно только сбивать врага мечом. Тимофей поднял клинок…

Над гребнем стены показалась голова. Кнехт в широкополой стальной каске увидел Тимофея, яростно завопил, вытаращив глаза. В руке – топор. Щит заброшен за спину. И напрасно…

Рубящий удар под покатые поля каски. Крик кнехта оборвался. Снесенная с плеч голова летит вниз. Кровь заливает лестницу и стену. Вслед за головой падает тело. Но на месте первого латинянина уже стоит второй. Рыцарь в легком шлеме, прикрывается щитом и пытается достать Тимофея длинным мечом. Только драться стоя на скользкой от крови лестнице неудобно.

Тимофей отводит клинок противника в сторону, рубит сам. По щиту, по намалеванному гербовому орлу. Сверху вниз. Прямым бесхитростным ударом. Но си-и-ильным.

Щит трескается. Рука в латной перчатки соскальзывает с перекладины. Нога – тоже. Рыцарь срывается и летит вниз, на головы лезущих следом. Сбивает кого-то. И кого-то еще.

Краткая передышка.

Тимофей смотрит по сторонам. К стенам прислонены новые лестницы. Битва кипит вовсю. Ищерцы держатся. Не пускают врага дальше заборала. Пока не пускают…

Кнехты и рыцари десятками падают к подножию стен. Но убитые и раненые есть уже и среди защитников. Их мало, гораздо меньше. И все же они есть.

Копье! Тычет снизу. В лицо.

Тимофей увернулся. Срубил наконечник, перегнувшись через стену, вытянул руку, достал вражеского копейщика кончиком меча.

Еще одним латинянином на лестнице стало меньше.

Урвав свободное мгновение между взмахами меча, Тимофей глянул на князя. А князь…

Холодный взгляд, плотоядная улыбка, чуть заметно шевелящиеся губы, руки, живущие своей особой волховской жизнью…

Князь колдовал.

Угрим медленно, с усилием, разводил перед собой ладони.

Зачем?

Зачем-то…

* * *

Снизу доносятся дикие вопли. Не из-под стен, дальше – из-за вала и частокола. От рва.

Что там творится? Нет ни времени, ни возможности посмотреть: еще один латинянин вскарабкался по штурмовой лестнице. Стоит у самого заборала, почти вровень с Тимофеем. Одной рукой держится за окровавленную перекладину, второй – бьет тяжелым кистенем. Целит в голову Тимофею.

Вражеский кистень Тимофей принимает на щит.

Утыканный обломками стрел щит трескается. Но не разваливается. Тимофей наносит ответный удар. По руке, вцепившейся в перекладину. Кисть отсечена. Латинянин кричит, падает.

Тимофей смотрит вниз. И видит, наконец. Отчетливо видит, как…

Подчиняясь движению Угримовых рук, движется земля. Там где ров. Где был ров.

Сейчас дно рва проседает. Бурлит и клокочет мутная вода. Внешняя стенка отдаляется от внутренней, над которой возвышается вал и частокол.

Хотя нет, не так. Не совсем так. В ров со стороны латинян сползают пласты глины, но не наполняют, не засыпают его, а бесследно исчезают в пузырящейся воде.

Крепостной ров углубляется и расширяется. С кромок осыпается земля и орущие люди. Ломается наложенная гать из осадных щитов. Рушатся переброшенные через ров мостки. Расползается и тонет наваленная для туруса насыпь.

Разрастающийся ров обращается в глубокий овраг, в широкую балку, затягивающую все новые и новые жертвы. На склонах копошатся кнехты и рыцари. Латиняне пытаются выбраться по предательским осыпям. Пытаются – и не могут.

А ко рву подходят новые ряды. Лезут упрямо, настырно. Определенно, страха штурмующие не испытывали. Страх был придавлен, пришиблен магией. И страх, и обычное свойственное человеку чувство самосохранения.

Тимофей чуть не пропустил выпад рыцарского меча.

По штурмовой лестнице уже вскарабкались новые противники. Острие длинного обоюдоострого клинка целило ему в горло, но отклоненное в последний момент, увязло в бармице, подцепило и сбросило с головы шлем. А без шелома сейчас – беда.

На Тимофея навалились сразу двое. Рыцарь в длиннополой кольчуге и кольчужном же капюшоне перебирался с лестницы на заборало. Сразу за ним – оруженосец, пытающийся из-за плеча господина достать Тимофея копьем.

Тимофей действовал одновременно двумя руками. Меч – под копейный наконечник. Отбить! Рыцаря – спихнуть щитом. С копьем получилось. С рыцарем не вышло. Проклятый латинянин вцепился левой рукой в край щита. Правой поднял тяжелый клинок.

Тимофей стряхнул щит с руки, толкнул от себя вместе с противником. Замахивающийся мечом рыцарь потерял равновесие. Рухнул спиной назад: над заборалом только ноги мелькнули. Свободной рукой Тимофей перехватил древко копья. Ткнул мечом под шлем оруженосца. Слуга полетел вслед за господином.

Опять небольшая передышка. Тимофей глянул на князя, на ров…

Угрим уже не разводил, а сводил руки. И ров… Ров смыкался, сжимался, натягивая на себя покрывало земли. Расстояние между стенками сокращалось. А дно уходило все глубже.

Вот ров достиг своих прежних размеров. А вот – и вовсе стал узкой земляной щелью, через которую можно перепрыгнуть без разбега.

Все! Темная щель доверху набита людьми, оружием, обломками осадных щитов. Из сужающейся ловушки тянутся руки, но податливая земля осыпается под пальцами. Там не спасается никто. Крики сменяются стонами и хрипами. Людей давит заживо. Ров выплескивает красное. Воду, густо окрашенную кровью. Или кровь, слегка разбавленную водой. На миг, на краткий миг, разделенные стенки смыкаются, будто створки моллюска, захлопнувшего раковину. Крепостной ров закрывает свою добычу, обращаясь могилой…

Но уже в следующее мгновение Угрим резко развел руки. Ров снова разошелся, раскололся, разверзся, подобно ненасытной земляной пасти. Трещина расширилась, и открывшийся провал явил жуткое зрелище. Смятые человеческие останки, искореженные и впечатанные в земляные стенки доспехи, перетертое в труху дерево. Сплошная бесформенная масса. И кровь, кровь, кровь…

А ров опять поглощал сползающую землю. Глотал ее жадно и быстро. Воины, оказавшиеся на краю, вновь сыпались вниз. Падали, барахтались, тонули в кровавом месиве.

Очередной латинянин, появившийся на лестнице, закрыл обзор. Это был рослый рыцарь с шестопером на крепкой рукояти. Противник атаковал напористо и яростно. Едва не выбил из рук Тимофея оружие, чуть не достал увесистым набалдашником палицы незащищенную голову.

Латинянин поднялся над заборалом и уже готовился прыгнуть в крепость. Тимофей нанес сильный рубящий удар в ноги. Будто бы в ноги… Рыцарь опустил шестопер, прикрывая колено и голень. Однако Тимофей бил со скрытым умыслом.

Он изменил направление удара. С маху обрушил клинок на лестницу. Перерубил перекладину под ногами противника.

Хрустнуло. Латинянин, взмахнув руками, сверзился вниз.

А что Угрим? Тимофей снова стрельнул глазами в его сторону. И скользнул взглядом по рву.

Князь-волхв опять сводил руки. Сначала сводил, потом – разводил. Глинистые стенки рва сходились и расходились, сдвигались и раздвигались. Захлопывались, разверзались снова…

Земляная пасть захватывала штурмующих ряд за рядом. Пережевывала добычу. Втягивая живых, выплевывая кровь мертвых. Первый штурм захлебывался в этой крови.

Однако люди, утратившие страх, все шли и шли… Вперед, на смерть. До тех пор шли, пока внизу не взревели рога и трубы.

Ага! Михель отводил от опасного рва тех, кого еще можно было отвести. Вторая волна штурмующих откатывалась назад.

Натиск латинян, уже прорвавшихся к стенам и не дождавшихся подмоги, ослабел. Штурмовые лестницы опустели. Те, кто пытался влезть наверх, были сброшены вниз. Тех, кто остался внизу, защитники крепости добивали из луков и забрасывали камнями.

Тимофей опустил меч. Для его клинка работы больше не было.

А вот Угриму, судя по всему, работенки хватало. Князь-чародей опять творил колдовство.

Ров сомкнулся в очередной раз и…

И больше уже не открывался. Зато зашевелился вал с частоколом. Заскользили по склонам насыпи тела латинян пронзенные ищерскими стрелами, посыпались земляные комья…

Угрим, не умолкая ни на миг, бормотал неразборчивые волховские заклинания. Подавшись вперед всем телом, упершись плечом и руками в невидимую преграду, князь стал похож на мужика, бранящегося сквозь зубы и выталкивающего из колдобины перегруженный воз.

И Угрим в-в-вытолкнул!

Нет, не какую-нибудь там телегу! Князь сковырнул крепостной вал. Весь! Целиком!

Плотная насыпь, полукольцом охватывавшая прижатый к речному берегу город, грузно сдвинулась с места, поползла от Острожца земляной волной – распрямляясь и слегка покачивая гребнем из заостренных кольев. Оставляя за собой густой пыльный след.

Тимофей заворожено наблюдал за движением земли. Вот вал миновал сомкнутую пасть рва. Вот стер и впитал кровавые лужи. А вот двинул дальше, постепенно набирая скорость.

* * *

Конница, возможно, смогли бы спастись от такого. Пешцы – нет. Это было видно и это было ясно. Отступавшим латинянам – в первую очередь. Однако паники во вражеских рядах не наблюдалось: сказывалось внушенное Михелем и Ариной бесстрашие.

Неприятельские отряды остановились и уплотнили строй. Ровными шеренгами, подпирая друг друга, выстроились впереди щитоносцы, копейщики и алебардщики. Стена щитов, лес пик и широкие лезвия топоров на длинных рукоятях должны были принять на себя первый, самый страшный удар, расковырять земляную массу и ослабить напор.

Из задних рядов густо полетели стрелы. Залп. Еще один. Еще… Нет, арбалетчики и лучники не пытались расстреливать надвигающийся вал. Стрелы усеивали пространство между движущейся насыпью и людьми, стоявшими неподвижно. Пестрые оперения уже торчали, как трава, а стрелы все продолжали сыпаться.

Земляная масса коснулась древок. Стрелы немного, чуть-чуть, но все же замедлили продвижение вала.

Строй латинян разомкнулся. За воинами, закованными в железо, стояли две фигуры, не обремененные доспехами. Фигура в красном балахоне. И стройная женская фигура.

Михель. Арина.

Тимофей покосился на Угрима. Князь простер перед собой руки, затем опустил ладони, словно пригибая что-то.

Перекошенный, зияющий дырами частокол сполз с вершины вала на его внешний склон, опустился к земле. Потемневшие, заостренные концы бревен смотрели теперь не в небо, а целили в щиты и нагрудники латинян. Колья тына превратились в плотный ряд толстых копий.

Стрелки продолжали стрелять. Земляной вал, ощетинившийся деревянными зубьями, катился по ковру из оперений. Вал спотыкался о стрелы, подминая их, но, все же, двигался дальше.

Михель и Арина ударили одновременно.

Взмах рук, раскрытые ладони…

Тимофей не увидел самой магии. Он видел только результаты магического действа. В надвигающуюся насыпь будто врылись глыбы, выброшенные мощным пороком. Насыпь вздрогнула. Изломанные бревна посыпались из нее, словно выбитые зубы из десны. Разлетелись налипшие на вал человеческие останки и оружие. Утрамбованная земля брызнула вверх и назад, обращаясь в безобидные рыхлые холмики и кочки – невысокие, неприметные и неподвижные.