Тропа колдунов

Вперед уже выдвинулись кнехты с тяжелыми осадными щитами – павезами – большими, широкими, с прорезями-бойницами поверху. Каждый щит тащили по два-три человека. Щитов было много, и поставленные вплотную друг к другу они напоминали сплошную дощатую ограду.

Сразу за щитоносцами, следовали арбалетчики и лучники. За стрелками шли несколько десятков человек с охапками хвороста с бревнами, с корзинами, наполненными землей и камнями. Эти, по все видимости, должны были засыпать ров и проложить дорогу осадной башне. А башня…

У Тимофея глаза полезли на лоб.

Массивный турус вздрогнул, покачнулся и сдвинулся с места. Сам! Но как?! Тягловой скотины не впряжено, кнехты вокруг не копошатся, а громадное многоярусное сооружение ползет.

Тимофей присмотрелся. Дубовый настил, на котором высилась башня, двигался тоже. Катились, как под пологую горку, тяжелые бревна гати. Объяснить такое можно только одним. Чародейство.

– Вот она, значит, где, – послышался голос Угрима.

– Кто? – не сразу понял Тимофей.

– Арина.

И в самом деле! За сдвинувшейся башней уже можно было разглядеть хрупкую женскую фигурку. Никейская ворожея выписывала руками сложные пассы, словно исполняя диковинный танец – медленный и текучий. Движения Арины были плавными и округлыми, не то, что резкие взмахи Михеля. Гречанка как будто боялась расплескать молоко из крынки. Наверное, так и нужно двигать высокую башню – осторожно, аккуратно. Излишнее рвение и поспешность могли опрокинуть турус.

Осадная башня приближалась медленно, но неумолимо.

– Что ж, все верно, – задумчиво проговорил Угрим. – Кому-то камни и горшки с полымем швырять, а кому-то турусы толкать.

В голосе князя крылась тревога. Еще бы! Уж если ядра латинянского порока долетают до крепости, то и осадная башня вполне способна доползти до защищенных магией стен. Даже если Арина не сможет поставить турус вплотную, вон какие мостки высятся на верхней площадке! Они-то точно достанут… Да и лучникам-арбалетчикам с башни обстреливать городские укрепления куда как сподручнее.

Позади сдвинувшейся первой линии латинянского воинства, уже становилась вторая. Возле длинных лестниц плотными шеренгами выстраивались безоружные и бездоспешные кнехты. Спереди и по флангам их прикрывали шитоносцы с прямоугольными щитами в рост человека.

Трубы и рога загудели снова. И вот уже лестницы водружены на плечи, а щиты заслонили носильщиков. Штурмовые лестницы, словно узкие лодки, поплыли к крепости.

Третий сигнал привел в движение пешие полки, щетинившиеся копьями. Иноземные наемники, примкнувшие к армии Феодорлиха и Михеля, ровными рядами шагали за второй линией. Следом сплошным валом повалили спешенные имперские рыцари в легких, пригодных для штурма, доспехах. Каждый рыцарь вел за собой своих оруженосцев и слуг.

В поле перед крепостью становилось тесно, однако, с высоты надвратной башни было видно, что на первый штурм Михель отправил лишь малую часть имперского воинства. Всей латинянской рати под невеликой крепостью попросту негде было бы развернуться.

– Стрелков на стены, – приказал Угрим.

– Только стрелков? – уточнил Тимофей.

– Пока – да, – князь не отводил взгляда от вражеского войска. – Когда латиняне перейдут ров… если перейдут, поднимутся остальные.

Тимофей отошел от бойницы и перегнулся через внутренние ограждения. Крикнул вниз:

– Лучники-и-и! К бойни-и-ицам!

– К бойницам! – подхватили десятники и сотники. – Стрелки – к бойницам!

По выступам скальной породы, по деревянным лестницам, обращенным в каменные, взбегали лучники. Каждый занимал свое место.

Глава 2

Место, в котором оказался Зигфрид фон Гебердорф со своим небольшим отрядом, напоминало округлое ристалище, окруженное отвесными скалами. Единственным выходом отсюда был узкий распадок на противоположном конце скальной ограды. От колдовского прохода, из которого они вывалились на незнакомое горное плато, не осталось ни следа.

Около двух десятков человек – рыцари, оруженосцы и слуги-кнехты, последовавшие за бароном – недоуменно и настороженно оглядывались вокруг. Четверо всадников лишилось коней, ибо конь с переломанными ногами – уже не конь. Покалечилось двое воинов, неудачно упавших на камни. Впрочем, увечья были не тяжелыми: от серьезных травм уберегли доспехи.

Поскрипывали зарядные вороты арбалетов. Стрелки – их было двое – по приказу Зигфрида взводили самострелы. Так, на всякий случай.

Татарских послов, за которыми гнался Зигфрид, поблизости не оказалось. Зато на камнях лежал незнакомый старик, потоптанный копытами. Очень странный старик, кстати. Странное обличье. Странные одежды…

– Язычник какой-то богомерзский, ваша милость, – растеряно пробормотал Карл Баварец – верный и прилежный, но не сдержанный на язык оруженосец Зигфрида.

Да уж, язычник, самый что ни на есть. Сухое желтоватое лицо, приплюснутый нос, глазки-щелочки. Белая куртка с просторными рукавами, подвязанными тесемками. Широкие белые штаны. Разметавшаяся накидка – тоже белая, украшенная кисточками, полосками ткани и цветными шнурками. На ногах – соломенные сандалии. Голову незнакомца едва прикрывала черная плоская шапочка, туго увязанная под подбородком. Из-под шапочки выбивались длинные седые волосы. Слабая птичья грудь старика едва заметно двигалась. Но старик дышал. Пока еще дышал…

В стороне валялись сучковатый посох и опрокинутый короб с заплечными лямками. Еще дальше лежал диковинный самоцвет. Чистый, прозрачный, помеченный неведомыми письменами, по форме смахивающий на граненое яйцо. Внутри кристалла темнела – Зигфрид не сразу поверил своим глазам – нога! Человеческая нога, аккуратно срезанная у самого бедра и невесть как впечатанная в кристалл. Нога была усохшей, маленькой, будто нога младенца, и черной, как обгорелая головешка.

Зигфрид отдал Карлу копье, щит и шлем. Спешился, склонился над самоцветом…

Долго гадать, что это такое, ему не пришлось. Императорский чародей и ближайший советник его величества Михель Шотте, отправляя погоню, велел искать не только и даже не столько самих ханских посланцев, сколько некую Реликвию, похищенную из вебелингского замка. Видимо, послами же и похищенную. О пропаже было сказано скупо и кратко. «Черные Мощи в прозрачном ковчежце-кристалле, – такое описание дал придворный маг. – Если найдете – поймете».

Зигфрид нашел. И понял. Колдовская штучка – сразу видать…

«Если вернете – получите награду, о которой не смели мечтать», – об этом Михель, кстати, упомянул тоже.

Барон покосился на неподвижное тело в белых одеждах. Может, сбежавшие послы отдали Реликвию этому старику? Интересно, кто он? Плосколицый иноземец с узкими глазами вполне мог оказаться татарином, но с той же долей вероятности он мог им и не быть. Татары, насколько знал Зигфрид, кочуют по степям, где достаточно корма для их бесчисленных табунов. Зачем степнякам забираться в горы?

Старик шевельнулся. Из сомкнутых губ вырвался хриплый стон, вытолкнув струйку крови. Хорошо, что не насмерть затоптали. Старик будет жить. Хотя бы немного, но будет. Зигфрид улыбнулся уголком рта. Может, язычник сумеет хоть что-нибудь объяснить? А не сумеет – что ж, ему же хуже.

– Связать, – приказал Зигфрид, взглядом указав на чужеземца.

Пусть приходит в себя в путах – покладистей будет. Да и безопасней так. А то мало ли… Кто знает, чего можно ждать от старика, при котором найден магический кристалл.

К незнакомцу приблизились двое кнехтов с мотком веревки. Уж чего-чего, а веревок в облавном отряде хватало.

Кнехты склонились над чужаком. Склонились и…

Узкие, похожие на глубокие складки, глазки вдруг открылись. Старик вскинул руки. Колыхнулись широкие рукава, разжались скрюченные пальцы. Над поднятыми ладонями сверкнул яркий желтоватый огонек. Отблеск того же колдовского огня блеснул в щелочках глаз.

Язычник даже не коснулся людей Зигфрида, но оба кнехта отлетели от легкого взмаха старческих рук так, будто попали под таранный копейный удар. Брошенные на камни воины еще катились кубарем, а чужеземец уже стоял на ногах. Его губы что-то шептали. Руки тянулись к валявшемуся на камнях посоху.

Зигфрид оторопел. Невозможно! Никак невозможно такое, если по тебе пронесся рыцарский конь, да не один. Если ты обычный человек – нельзя просто полежать немного и вскочить вот так запросто.

А если не обычный?

Старик этот был явно не из обычных людей. Сильным магом был старик. А с чародеями шутки плохи. Особенно с иноземными чародеями.

Оцепенение спало.

– Убить его! – крикнул Зигфрид, и обнажил меч.

* * *

Стрелки подняли арбалеты в тот самый момент, когда посох оказался в руках желтолицего язычника.

Два щелчка. Две стрелы, пущенные в белую фигуру с трех-четырех шагов, практически в упор. Но…

Взмах сучковатой палки. Гудение воздуха. Сияющая дуга, вспыхнувшая на миг и тут же погасшая…

Болты ударили в скалу за спиной старика. Его самого – не задели. В руках и посохе чужеземца крылась колдовская мощь, способная, как вскоре выяснилось, не только отклонять арбалетные болты.

Язычника атаковал один из рыцарей Зигфрида. Тяжелый меч метил в маленькую черную шапочку колдуна, но на пути клинка возник посох. Любую другую палку меч перерубил бы в два счета. Любую другую, но не эту.

Жалобно тренькнула сталь. Клинок переломился надвое. Старик нанес ответный удар. Вроде бы и не сильно махнул – словно надоедливых мух отгонял, однако щит, подставленный под посох, разлетелся в щепу. Второй удар – другим концом посоха – последовавший сразу же за первым, пришелся в шлем нападавшего. Небрежный взмах палки снес с плеч шлем вместе с головой. Смятое железное ведро, грохоча и брызжа кровью, покатилось по камням. Обезглавленное тело рухнуло к ногам старика – такого маленького, хлипкого и немощного на вид.

Справа послышался стук копыт. Второй рыцарь Зигфрида попытался достать чужеземца копьем с седла. Не смог. Сучковатая палка играючи срубила копейный наконечник вместе с банером, а в следующий миг перебила хребет коню. И жеребец, и всадник отлетели в сторону.

С третьим противником колдун расправился еще быстрее. Перехватив посох за один конец, другим ткнул нападавшего в грудь. Прочный стальной нагрудник не уберег от тупой палки: окровавленный конец колдовского посоха вышел из спины, порвав кольчугу, выворотив обломки ребер и разбитые позвонки.

А язычник уже наступал сам. Не прекращая бормотать заклинания и вращая над головой свой страшный посох, он шел к кристаллу. К Черным Мощам.

Карла Баварца, оказавшегося на пути, старик отшвырнул с дороги. Однако задерживаться, чтобы добить оруженосца, не стал.

Зигфрид бросился к кристаллу. Если этот чужак настолько опасен сейчас, если его палка столь легко крушит латы и ломает закаленные клинки на что будет способен колдун, когда доберется до магического артефакта?

– Частокол! – приказал барон. – Стравить частокол!

Справа и слева к нему уже подбегали и подъезжали рыцари. Сзади уплотняли ряды и выставляли копья оруженосцы и кнехты. Живая стена заслонила язычнику путь. А щуплая фигура в белых одеждах приближалась. Бешено крутящийся над головой старика посох нагонял ветер и страх.

Это будет трудный бой. И, возможно, последний. Но если навалиться всем вместе, разом, быть может, кому-то и удастся пробить защиту колдуна.

Зигфрид поднял меч. Но отдать команду не успел.

По плато разнесся короткий яростный вскрик.

Кто-то будто толкнул старика в спину. Вращающийся посох вырвался из рук колдуна. Прогудел над головами германцев, ударился о скалу. Отколол изрядный кусок камня, переломился сам…

Барон в изумлении уставился на иноземного мага. По белой накидке расплывалось кровавое пятно. Из-под правой ключицы торчало плоское стальное острие. За спиной колдуна подрагивало орлиное оперение легкой и необычайно длинной – в добрых десять ладоней – стрелы.

Еще один толчок – и еще одна стрела, пронзив чародея насквозь, показало свое хищное жало.

Язычник взревел, крутанулся на месте, оборачиваясь. Третью стрелу он принял грудью. На этот раз плоский наконечник вышел между лопаток.

Кто стрелял? Откуда? Зачем?

Искать ответы на эти вопросы было некогда. Проклятый колдун и не думал падать. Казалось тяжелые раны, способные свалить с ног обычного человека, его только раззадорили. Желтолицый маг рванулся к кристаллу напролом.

Четвертая стрела ударила о камни в том месте, где только что стоял старик. И где его уже не было.

На этот раз чужеземец атаковал без посоха, выставив перед собой руки. Но и этот магический удар выдержать было не просто. Тугая воздушная волна опрокинула трех воинов прежде, чем кто-либо успел нанести удар. Живая стена-частокол раскололась справа от Зигфрида. Израненный, истыканный стрелами колдун, ловко уворачиваясь от мечей и копий, проскользнул в брешь, прыгнул к кристаллу. Падая, дотянулся до граненного бока. Прохрипел что-то, захлебываясь хлещущей изо рта кровью. Магический самоцвет замерцал, засветился. Язычник торжествующе оскалился и выплюнул новое заклинание.

Творилось неведомое чародейство.

Тело чужеземца быстро истаивало, одеяния утрачивали белизну, тускнели кровавые пятна, истончались древка стрел. Колдун становился прозрачным, как корка кристалла. Да и сам магический артефакт словно растворялся в воздухе. Еще немного – и проклятый старик исчезнет вовсе. Вместе с кристаллом. Перенесется невесть куда с Реликвией, ему не принадлежащей.

Зигфрида это не устраивало. Черные Мощи были его добычей!

Барон подскочил к колдуну. Взмахнул мечом.

Он ударил по призрачной руке колдуна, лежавшей на Реликвии. Ударил за миг до того, как стало поздно. А ударив – тут же отшвырнул в сторону и кристалл, и цеплявшуюся за него руку.

Крик старика прозвучал глухо, словно издалека. Из очень отдаленного далека. Прозвучал и оборвался. Колдовство завершилось. Колдун исчез. Однако кристалл остался.

Остроносый граненый самоцвет лежал на камнях, указывая в сторону заходящего солнца. Такой же материальный и осязаемый, как прежде. Рядом в лужице крови подергивалась отрубленная по запястье рука. Тоже совсем уже не прозрачная. Обычная стариковская рука.

Даже если израненный колдун не сдохнет сразу, то вряд ли он сможет быстро вернуться. Без руки трудно творить чародейство. Так что на этот счет пока можно было не беспокоиться. Для беспокойства сейчас имелся другой повод.

Зигфрид завертел головой, выискивая взглядом таинственного лучника.

Нашел…

* * *

Стрелок выехал из тесного распадка на краю плато. Он восседал на невысоком, покрытом плотной попоной, коньке. Незнакомую сбрую украшало сложное плетенье ремней, шнурков и помпонов. Диковинные стремена, свисавшие по обе стороны легкого седла, походили, скорее, на носки сапог или боевых сабатонов. Голову коня закрывал жутковатый налобник из толстой кожи. Да и сам всадник…

Вид стрелок имел странный и страшный. Поначалу Зигфрид даже принял его за потревоженного демона местных гор. Потом понял: уродливая морда наездника – это всего лишь искусно выкованная стальная маска-забрало. Рога, поднимавшиеся надо лбом всадника и расходившиеся в стороны, при более внимательном рассмотрении тоже оказались ненастоящими. Две изогнутые металлические пластины на округлом клепанном шлеме, вероятно, должны были ослаблять удары вражеских мечей. Да и поблескивавший между «рогов» диск вовсе не являлся третьим оком, как решил было Зигфрид. И все же…

Чудной, все же, это был всадник. Щита при себе он не имел, но весь был обвешан жесткими щитками, сцепленными друг с другом.

К шлему помимо металлических рогов и личины-забрала крепился пластинчатый назатыльник с небольшими отворотами поверху. На плечах болтались, будто перебитые прямоугольные крылья, огромные наплечники. Еще четыре пластины прикрывали грудь, бока и, насколько мог судить Зигфрид, спину незнакомца. Ниже виднелись плоские сегменты защитной юбки и длинные – до голеней – набедренники. Все защитное снаряжение состояло частью из выделанной и лакированной кожи, частью – из металлических вставок, а частью (причем, пожалуй, большей частью!) была сплетена из множества тонких шнуров.

Зигфрид даже усомнился: а латы ли это вообще. Может, парадное одеяние или охотничий костюм? Впрочем, оружие у всадника было, судя по всему, самое, что ни на есть боевое. Правда, столь же странное, как и шнурованный наряд.

В руках чужеземный воин держал лук, поражавший своими размерами и несуразностью. Нижняя его часть была вдвое короче верхней. Это позволяло всаднику удерживать огромный лук в вертикальном положении, не упирая в конскую шею и стрелять с седла. Впрочем, как можно метать стрелы из столь нелепого перекошенного оружия, Зигфрид не представлял.

На боку всадника висел большой обшитый мехом колчан. Из-за пояса, заменявшего, по всей видимости, рыцарскую перевязь, торчали два чуть изогнутых меча в оплетенных шнурами ножнах. Оба крепились изгибом вверх. Один клинок – длинный, другой – короткий.

Доспех и одежда незнакомца были красного цвета с редкими синими вкраплениями. За спиной, к шлему и поясу была прицеплена ярко-алая накидка. Порывы ветра колыхали ее будто плащ, заткнутый за ремень. Грудь и рукава всадника украшал незамысловатый герб в виде белого квадрата с дырой в центре.

Зигфрид не знал такого герба. Снаряжение, оружие и латы иноземного рыцаря тоже вызывали недоумение. Ничего подобного Зигфрид не видел даже у ханских послов. Но если этот лучник не из татар, кто же он тогда? Какому народу принадлежит? И чего хочет?

Незнакомец что-то прокричал. Язык был незнакомый. Голос, донесшийся из-под рогатого шлема – властный, резкий, громкий. Всадник указал своим скособоченным луком на магический кристалл, потом ткнул в землю перед копытами коня. Требует отдать? А ведь похоже на то…

Зигфрид криво усмехнулся. Ишь, какой шустрый!

Но странно все же: стрелок один, а как уверенно держится!

Или он здесь не один?

– К бою! – приказал Зигфрид.

Уступать свой трофей барон не собирался.

Зигфрид вскочил в седло. Рыцари вновь выстраивались по обе стороны от него. Оруженосцы, кнехты и стрелки вставали второй линией.

Чужак что-то коротко и гортанно выкрикнул.

В тот же миг, словно из-под земли, выросли человеческие фигуры, похожие на ожившие грибы. Полторы дюжины – никак не меньше. Невысокие люди в больших конусовидных касках, выскочили из-за скальных выступов и перегородили выход с плато.

Действительно, лучник оказался не один.

Пешие воины, правда, были вооружены и одеты попроще всадника. Шлемы с широкими полями, круглые кожаные нагрудники, да плотные тряпичные обмотки на ногах и руках – вот, собственно, и весь их доспех. В руках пешцы держали длинные крюкастые копья с плоскими ножевидными наконечниками. У некоторых были непривычные глазу алебарды, состоявшие из крепких шестов и широких наверший, напоминавших массивные изогнутые мечи.

Люди-грибы стояли неподвижно. Из-под стальных шляпок напряженно смотрели плоские лица с узкими щелочками глаз.

Нет, это точно не татары, решил Зигфрид. Татары, как правило, бьются конными. Впрочем, и от этого языческого отродья тоже ничего хорошего ждать не приходилось. Тот, который на коне – видимо, здешний рыцарь, и он настроен не самым дружелюбным образом. Пешцы, надо полагать, его кнехты. Ждут приказа…

Что ж, отряд чужаков невелик. А достойный противник – только один.

– Зарядить арбалеты, – велел Зигфрид.

Вновь заскрипели зарядные вороты тяжелых самострелов. Долгое это дело. Пока натянут тетиву, пока вложат стрелу…

Чужеземный рыцарь тоже отдал какой-то приказ.

Воин, стоявший к конному лучнику ближе других, поднес к губам странный округлый предмет.

Бурдюк? Кувшин? Нет – морская раковина. Только огромная, как пивная кружка в хорошем трактире. И что, интересно, язычники собираются с ней де…

Раковина взревела неожиданно громким трубным басом. Хриплый низкий звук заметался эхом, разнесся над плато и ущельем, поднялся над отвесными скалами, перевалил через них, унесся к далеким горным хребтам.

Рог! Боевой рог – вот чем была эта раковина!

Чужаки кому-то подавали сигнал. Быть может, призывали подмогу. А вот это уже плохо, очень плохо.

Вражеский лучник прокричал из-под забрала что-то столь же долгое, сколь и непонятное. Кажется, язычник обращался к Зигфриду. Ну да, так и есть. Чужак стукнул луком по нагруднику, потом указал на Зигфрида. Закричал снова.

На поединок вызывает, что ли?

Судя по всему, так и есть. Ладно, Зигфрид фон Гебердорф от боя никогда не отказывался.

Он прикинул расстояние. Если подъехать к ровной, поросшей травой площадке перед распадком и бросить коня в галоп, чужак успеет выстрелить раз. Ну, два. Ну, три от силы. А стрелы – у него легкие, и наконечники – не то что у арбалетных болтов. Хорошую броню такие стрелы едва ли пробьют.

На Зигфриде была хорошая броня.

* * *

– Взять кристалл, – распорядился барон.

Один из оставшийся без коня кнехтов поспешил к Черным Мощам. Чужой всадник привстал на стременах, наблюдая за действиями противника.

– Шлем мне! – бросил Зигфрид.

Карл Баварец подал глухой ведрообразный шлем.

Рука чужака скользнула к колчану.

– Копье! – приказал Зигфрид.

Тяжелое древко лэнса легло в ладонь.

Но и длинная стрела конного лучника уже легла на тетиву.

– Щит!

Наруч скользнул в ременную петлю. Левая рука ощутила привычную тяжесть. Пальцы вместе с поводом сжали щитовой ремень.

Чужеземный рыцарь с незнакомым гербом медленно, особым изящным манером – словно не воевал, а красовался перед дамами – оттянул тетиву своего огромного непропорционального лука. Далеко оттянул, не к уху даже – за ухо.

Повисла напряженная тишина.

– Ждите моего приказа! – велел Зигфрид и тронул шпорами конские бока.

Барон отделился от выстроенного для боя отряда.

– Я барон Зигфрид фон Гебердорф, рыцарь его величества Феодорлиха Гугена, императора Священной Германо-Римской империи! – громко и не спеша выкрикивал Зигфрид, выводя коня с каменистых осыпей к удобной площадке на краю плато. – Если желаешь сразиться – назови себя! И если в тебе есть хоть капля рыцарской чести и благородства, бейся, как подобает рыцарю, не прибегая к оружию трусов и простолюдинов!

Видимо, чужак не считал свой лук недостойным оружием.

В воздухе промелькнула стрела.

Зигфрид молниеносно вскинул щит. Однако удара не почувствовал. Стрела прошуршала левее. Чужак промазал?

Нет, он просто целил не в него.

Сзади кто-то вскрикнул. Зигфрид оглянулся. На камнях корчился кнехт, отправленный за колдовским кристаллом. В боку кнехта трепетало орлиное оперение: легкая кольчуга не помогла бедняге.

Это было похоже на предупреждение.

– Взять кристалл! – рявкнул Зигфрид.

Второй кнехт, прикрываясь щитом, попятился к самоцвету.

Еще одна стрела мелькнула в воздухе. Прошла над верхним краем щита. Ударила под налобник открытого шлема. Кнехт упал, даже не вскрикнув.

Зигфрид глухо выругался. Если дело так пойдет и дальше, проклятый язычник перестреляет его воинов еще до начала поединка. А арбалетчики все еще возились с самострелами.

Но ничего… Перед ним уже лежала ровная, пригодная для конного наскока площадка. Барон ослабил повод и до упора всадил шпоры. Конь, всхрапнув, ринулся на противника.

Зигфрид опустил копье, прикрылся щитом…

И – вовремя: вражеский лучник выпустил еще одну стрелу.

Толчок в левую руку. Дрожащее оперение перед глазами.

И еще…

Наконечник звякнул о шлем. Ощутимо тряхнуло голову, однако стрела отскочила от гладкой стальной поверхности, не причинив вреда.

Сквозь смотровую щель Зигфрид видел, как вражеский стрелок передает лук кнехту с раковиной-рогом. Как набрасывает тонкий повод на едва приметный крюк нагрудника. Как вырывает из ножен меч. Как перехватывает оружие двумя руками. Как мчится навстречу…

«Нет, он не трус», – вынужден был признать Зигфрид. Трус не стал бы без щита, с одним только мечом бросаться на противника, вооруженного длинным рыцарским копьем.

Чужак управлял конем ногами и поворотами туловища. Умный конь словно чувствовал волю всадника.

Иноземный рыцарь, похоже, умел обращаться с оружием, хотя и демонстрировал незнакомую манеру боя. Но сейчас ему едва ли удастся первым дотянуться до Зигфрида. Чужак скакал в самоубийственной атаке, не пытаясь ни отвернуть коня в сторону, ни уклониться в седле. Алая накидка за спиной язычника вздувалась шаром, будто огромный кровяной пузырь.

Зигфрид уже набрал необходимый разгон. Барон целил копьем в грудь противника. Щита у язычника нет, а чудной красно-синий доспех не выглядел достаточно надежным для того, чтобы выдержать копейный удар.

Золотистый банер трепетал на ветру. Еще немного – и массивный наконечник проломит в ребрах чужеземца дыру величиной с кулак. Еще совсем немно…

Язычник вдруг привстал на стременах, подался всем телом вперед…