
Полная версия
Эстафета духа. Дубль 2, в притчах и рассказах
Крючья подтягивали тело вверх всё сильнее и сильнее, и казалось, что даже глаза готовы выскочить из своих орбит от боли. Едва ли кто-либо из узников мог выдержать подобное состояние, чтобы не сломить у него малейшее присутствие воли. Но даже душераздирающие крики ужаса надёжно поглощали стены этих каменных пещер.
Фома ощутил всем телом, как кровь устремилась к месту боли. Может, это лопались кровеносные сосуды или, наоборот, закупоривались, пережатые крючьями вены? Понять было трудно. Да и какое дело до этого самой жертве? Сплошной кусок боли стонал и извивался, едва касаясь кончиками пальцев босых ног холодной каменной почвы под ногами. Хотелось кричать, умолять, просить о пощаде. Дрожь охватывала всё тело. Ещё этот слабый ток, пробегавший через тросики и крючья в хаотичной последовательности. Любая жертва пыталась криком заглушить боль, умоляя невидимого зрителя о пощаде.
Кожа на спине вытягивалась всё сильнее. И вот уже крючья стали впиваться остриём в затылок, сдирая кожу с головы. В какой-то момент, после очередного натяжения тросиков, Фома не смог больше коснуться пола даже кончиками пальцев ног, и туловище повисло в воздухе, раскачиваясь взад и вперёд. Вытянутой грудной клетке не хватало сил вдохнуть воздуха полной грудью. Мгновенья, минуты, часы, – всё обратилось в одну невидимую цепь бесконечности. И время остановилось, застыло во мраке подземелья.
И вдруг, словно вспышка из глубины бытия или небытия. Сознание проснулось и начало судорожно искать выход из создавшегося коллапса. Подсказка. Молитва! Как про неё можно забыть?! Сколько раз она спасала Фому в самых безысходных ситуациях! Как звонок другу или пробуждение после кошмарного сна. И Фома, забыв о только что раздиравшей его боли, стал усердно молиться Творцу миров. Ещё мгновение тому ощущая безраздельное одиночество и безысходность, одним волевым сжатием слабеющих кулаков, он обратился в исполина духа, сказочного богатыря. Силы возвращались с каждым выдохом молитвы, наполняя клеточки организма спасительным светом. Теперь нужна лишь концентрация и отрешённость от всего внешнего, что ещё может отвлечь сознание от созерцания Высших миров и Самого Творца Небес.
В какой-то момент Фома почувствовал, что его мозг работает совершенно отдельно от тела. А ещё, какой-то иной, сердечный разум, переносит его далеко-далеко, в иные миры, на Землю. Это сердечная молитва соединила прошлое, настоящее и будущее. Он вспомнил, как вот так же, в прошлой жизни, на Земле, совершенно непонятной силой проведения, возможно, используя шестое чувство, он уже описывал это состояние при рассказе автору нескольких эзотерических книг. Каким образом он считывал тогда информацию, из каких источников, хроник Бытия, понять было совершенно невозможно. И в то же время Фома явственно сейчас понимал, что даже хорошие выдумщики и сочинители, описывающие различные сцены ужасов в своих знаменитых романах, тоже попадали после смерти в это подземелье, чтобы придуманные ими страхи воплотились в реальность и повторялись уже не с описываемыми ими жертвами, а с ними самими.
Таким образом, авторы подобных сцен могли сами почувствовать, что реальная энергия страха способна исходить от них самих, чтобы питать одно единственное существо на этой планете, – её повелителя Недолюба.
И сам Фома уловил эту нить, пусть уже ослабевшую, но ещё продолжавшую тянуться к вершителю судеб загробного мира.
Слёзы раскаяния с молитвой на устах брызнули из глаз, когда в минуты прозрения он увидел спасительных ангелов перед собой, а от них исходил ослепительно яркий свет. Это был ответ на ту искреннюю глубину молитвы, о которой он так усердно просил, сигнал помощи от Самого Владыки миров, Которому до последнего мгновенья принадлежало сердце Фомы. Так значит, Сам Небесный Отец Вселенной даже в преисподней продолжает заботиться о возлюбивших Его сыновьях.
И вот уже сам Фома, едва пережив страдания, снова готов к любому испытанию, которому только мог подвергнуть его Отец Небес, хотя бы и руками ненавистного всем Недолюба. Сам Фома ощутил, что нить энергии, ещё несколько мгновений тому питавшая различными страхами и раздражениями владыку мира сего, Недолюба, оборвалась.
А в то же время другая нить, нить устремления, надежды, веры, любви, нить, обращённая к Господину его сердца, стала расти, становиться прочнее.
Фома знал, что он теперь не один. Вся Сила Небес присутствовала и ликовала в нём. А сквозь неё словно звучали райские арфы и цимбалы. Фома висел на крючьях, но казалось, что сами ангелы поставили его на какое-то возвышение, чтобы можно было опереться ногами. Крючья перестали стягивать кожу со спины, и это давало возможность полностью сосредоточиться на молитве.
И в этом сосредоточении, при виде сиявших перед ним ангелов, словно на ладони, открывалась Истина, которой не мог видеть Фома даже из глубины своего сознания. Потому, что разум его, слившись с Разумом Творца, как раз и поднял его туда, откуда он мог созерцать куда больше, чем этот маленький мирок.
Совсем по иному виделось теперь и то прошлое, о котором, каясь ещё несколько мгновений тому, вспоминал Фома. А то произведение, в котором с его слов автор так красочно описал недавние пытки, стало потом достаточно известным, особенно среди таких же, как он, подвижников духа. Подвижники, в среде которых, по вполне очевидным теперь причинам, успели вспыхнуть раздоры и разногласия из-за прорыва смерча инферны в человеческую среду и внедрения негативных матриц в их сознание, после публикации произведения снова сплотились в единый коллектив. И это давало каждому из них силу всего коллектива и Силу Небес. Сплочение единомышленников привело к тому, что их знания и опыт работы с энергией духа и минусовыми матричными полями помогли предотвратить на Земле едва ли не начавшуюся, последнюю для всех, Мировую войну.
А Квантовый Переход, волна которого только-только смогла пробиться через толщу энтропийных энергий Люциферании, уже несколько лет, оказывается, совершал преобразование мира на далёкой Земле.
Фома своим тонким зрением увидел, как его собственный поток молитвы устремился вверх, на поверхность планеты, и выше, в иные миры, вовлекая в водоворот души тех, кто много лет, и даже веков, томился здесь. И этот чистый поток для всех узников оказался настоящим спасением. Потому, что каждый из них теперь мог самостоятельно избрать свою собственную судьбу. Души устремились ввысь. Но кто-то пожелал остаться на планете, вместе с родными и близкими им людьми. А кто-то, и таких было большинство, ушли, спасённые, в иные, более высокие миры, преобразовав весь свой прежний опыт в новое качество. Всякий прежний грех, который буквально высасывал из них силу, энергию, питая ею Недолюба, теперь обращался в частичку драгоценного алмаза, именуемого опытом духа.
И этот мощный канал высвобождения душ, там, на другом конце Вселенной, на далёкой планете Земля, по Закону обратной связи, помог окончательно затянуться кровоточащей ране выхода из преисподней силы инферно. Силы зла теперь уже были не способны подпитывать агрессией и страхами человеческий разум, провоцируя всевозможные раздоры и войны. Без подпитки снизу зло угасало до тех пор, пока не восстановился мир на всей Планете.
А что же произошло с Недолюбом? Конечно, он сразу почувствовал, как его силы начали таять. Он перестал получать питавшую его энергию преисподней и устремился как раз туда, где этот поток прерывался.
Словно голографический образ, появился властелин мира перед подвешенным на крючьях Фомой. Таких вот, внезапных, появлений ниоткуда, из мрака пустоты, больше всего и боялся весь народ, казалось бы, забытой Богом планеты. Потому, что, во-первых, это могло произойти где угодно и перед кем угодно, а во-вторых, такого человека, или целую группу сразу уводили навсегда в подземелье верные слуги правителя.
И вот, когда Недолюб предстал в таком виде перед Фомой, всё его естество вдруг, впервые за многие века правления, затрепетало точно так же, как ещё недавно трепетал сам Фома при натяжении тросиков с крючьями. Произошло невероятное. Очевидно, не без помощи ангелов, а может, и благодаря собственному стремлению восстановить прерванный поток энергии, мерцающий образ Недолюба стал соединяться с плотью Фомы, зависая на тех самых крючьях. А в это же самое время, вся духовная масса Фомы, вместе с его душой, чувствами, эмоциями, разумом, словно пластическая ткань, стала отделяться от прежнего тела. И, по открывшемуся каналу, по которому только что ушли души всех мучеников, тоже стала возноситься в Высшие миры.
И вот уже только боковым зрением Фома успел заметить, что плоть Недолюба повисла на тех самых крючьях, уготованных для кого угодно, но не для себя самого. Ангелы лишили его затем и опоры под ногами, напрочь запечатали вход в подземелье, чтобы ни одна душа уже не могла туда проникнуть и помочь Недолюбу освободиться от собственного распятия.
Вот так закончилась история, пересказанная мне вновь самим странником уже после того, как он снова вернулся на землю. Что он мне рассказал, то я вам и поведал его же словами. Скажете:
– Никто оттуда не возвращался?
А вот он вернулся и поведал мне всё так, как было на самом деле.
Удивительным, конечно, на мой взгляд, было то, что вернулся он на землю таким, каким покинул ту далёкую планету. Но, я ещё не знал, что это – только часть истории его судьбы. Видать, своё право воскрешения, даже в другом мире, он, всё-таки, обрёл вполне заслуженно. Я слушал этот рассказ и не верил своим глазам. А вот рассказу его поверил. Да он и показывал мне, к тому же, следы на спине, которые ещё остались от крючьев, хотя и успели те немного зарубцеваться. Ну а вам на это скажу: «Хотите, верьте, хотите – нет».
И что здесь осталось пока тайной, ключи от которой ещё хранят в себе последующие апокрифические повествования, а что уже стало для вас вполне очевидным, судить вам самим.
Глава 6
Ученики Его спросили. Они сказали Ему: «Хочешь ли ты, чтобы мы постились и как нам молиться, давать милостыню и воздерживаться в пище»? Иисус сказал: «Не лгите, и то, что вы ненавидите, не делайте этого. Ибо всё открыто перед Небом. Ибо нет ничего тайного, что будет явным, и нет ничего сокровенного, что осталось бы нераскрытым»
Жил-был на свете человек, который никогда не молился. Когда это было? Не так давно. Потому, что и сегодня ещё его дети ходят по земле, не зная силы молитвы и не понимая, как это слово Божье способно изменить всю их жизнь и повлиять на судьбу. Пусть Бог и есть на белом свете, но они сами пытаются жить так, как хотят и хотят того, чего, быть может, никогда иметь не будут. Ни один из них не отличается щедростью и радушием. А скорее, наоборот, каждого можно назвать прижимистым и циничным.
Только их ли вина, что воспитаны были все на одном примере, достойном подражания. Одеяло одно, и если не будешь тянуть его на себя, то кто-то окажется сильнее, и тогда вовсе останешься без средств существования. Потому как никто тебе не поможет. И, тем более, подарков от судьбы не жди. Так их воспитывал отец, тот самый человек, о котором сейчас и пойдёт речь.
Молитвы он не понимал и благодати от неё не испытывал. А если, случайно, и читал где-нибудь её текст, то только диву дивился: «До чего же людям мозги задурманили, чтобы верить в то, что им втирают попы. Ну, сходи ты на праздник в церковь, ну поставь свечку перед иконой, перекрестись, как делают все, коль уж так заведено вести себя в церкви! Раньше то и над этим могли посмеяться, пригласить, куда следует, чтобы разъяснить политику партии, цель строителя коммунизма. Сейчас вся старая система рухнула. А церковь осталась. И даже укрепила свои позиции. Видать, неплохо у попов получается народ одурманивать». Так всегда считал тот человек, и имя ему было тоже Фома. Только не Безродный. Потому, как и мать, и отец у него были, и даже состояли в партии коммунистов. К власти не рвались, трудились честно. Не шиковали, но и с голоду не пухли.
Только устарела их мораль! И партия ничем помочь не могла. Да и сама, эта партия голодных и рабов, для своего существования требовала ежемесячных взносов от таких же работяг.
Из всего этого сложилось у Фомы особое мнение, что никто тебе достаток в дом на блюдечке не принесёт, а нужно добывать на пропитание своим же горбом, даже переступая через трупы врагов и карабкаясь по спинам друзей. Ведь все моральные принципы, по мнению Фомы, нужны только для того, чтобы использовать их в личных, сугубо корыстных интересах.
И Фома жил, карабкаясь по лестнице служебного положения, используя лесть и клевету, доносы и обман. Чем выше поднимался он по ступеням на свой пьедестал, тем мрачнее становился. Ибо видел недосягаемость вершины. Чем круче подъём, тем больше соперников, готовых также подставить тебя, обвести вокруг пальца, выжать больше бабла за оказанную услугу. Потому и говорят, что платить надо за всё.
И вот, однажды, он упал. Не потому, что иссякли силы барахтаться. А потому, что кто-то оказался бойчее, понапористее, нахальнее. И подставил ему ножку.
В тюрьму не посадили. Помогли всё же связи, имевшиеся в заначке финансы. Отделался почти легко. Но, упав с высоты, оказался вновь в болоте. В том самом, которое сотворил своими же испражнениями. И начал задыхаться. От безысходности, от истерики, от нервного напряжения. Сколько было трудов потрачено, и всё теперь оказалось впустую!
А силы уже не те. И друзья теперь отворачиваются, зажимают нос. Потому, что он для них – теперь уже никто. Ведь и они, по существу, – такая же фальшь, жившая только за счёт того, что сами пользовались чьими-то услугами, помощью, положением. И Фома по-настоящему испытал дикое одиночество. Ведь вокруг – тишина. Ни души. Люди с помойки – не его круг. И теми, кто вверху, он сам отвержен. Что делать?
Этот человек, быть может, впервые, по настоящему задумался над тем, как он жил прежде. И стало действительно не по себе. Неужели всё это было с ним? Словно не вчерашний день, а какой-то кошмарный, страшный сон.
И тут он совершенно искренне взмолился к Господу, к Владыке сердца своего, который всё это время был рядом. Стоял и ждал, когда изнутри откроется дверь. Надо сказать, что попав в зону безысходности, любой человек всё равно будет искать выход. И искать будет до тех пор, пока не найдёт хотя бы узкую щель, через которую можно просунуть голову. А там уже, глядишь, и руки помогут.
Попадись ему в это время какая-либо секта, которая ищет вот таких же несчастных, чтобы помочь им «морально» в трудную минуту, и Фома пошёл бы за её идейными лозунгами. И чувствовал бы себя вечным должником, отдавая все свои силы, средства на служение этой секте. И питал бы её собственной энергией духа, накачивая психополе коллектива.
Но, на счастье, таковых благодетелей в это время рядом не оказалось, а был только Бог. Настоящий, а не созданный воображением и представлением тех, кто отбился от единой церкви и считает, что именно их группа, секта обладает истиной спасения.
Именно через Него, в ответ на искренний посыл мольбы, благодаря одному случаю, о котором я сейчас расскажу, и снизошла на Фому та благодать, которая перевернула всю его жизнь.
Этот случай, как вы сами понимаете, произошёл именно в то самое время, когда Фома едва-едва обрёл даже не веру в Истинного Бога, а самые, что ни есть, её зачатки, даже до конца не понимая всей её глубины и силы прозрения. Но Богу разве не известно, кто действительно станет служителем веры, а кто – и Искру Божью имеет, а она всё не разгорается, чтобы обрёл человек подлинный Огонь Духа.
И Бог поднял его до самого голгофского креста, который только может вынести душа человека, чтобы заново привить устремление к совершенству и познанию Себя, как божественной части каждого человека.
А началось всё с заурядного, казалось бы, несчастного случая, когда Фома «вляпался» в дорожную аварию. Да так, что собрать то его косточки собрали, функцию органов почти восстановили, а на саму жизнь и надежды не оставалось. Не знаю, что там с ним произошло, то ли в кому впал, то ли клиническую смерть пережил? Мне он о том не рассказывал. Только улетела его душа далеко-далеко, якобы, даже на другую планету, где правил злой-презлой владыка. И отсылал Бог на ту планету души тех, кто уж сильно нагрешил в этом мире, для исправления.
Но сразу видно, что знал Он и силу покаянную Фомы, и верил, что способен ещё Фома исправить свою жизнь. Поэтому и произошла с его душой та странная история, о которой я успел уже поведать вам в предыдущей главе. Теперь и вам, наверное, становится, вполне, очевидно, почему Фома заново возродился на Земле (а не на Люциферании) уже во взрослом состоянии.
А для тех, кто ещё не понял, как это произошло, я поясню, что в разных мирах и время течёт различно. И вот, когда душа Фомы отсутствовала на Земле всего несколько минут или часов (а может и дней?), в том мире пролетела целая вечность. И прожил там Фома свою жизнь от самого рождения до того возраста, в котором и покинула душа это бренное тело.
Только побывав там и испытав все муки ада, понял Фома, что нельзя доводить свою земную жизнь до такого состояния, чтобы истязать затем муками нестерпимыми при наказании.
Да, это был, в ответ на призыв вопиющей души, прямой контакт с Господом, в котором его собственный ангел-Хранитель сыграл далеко не последнюю роль. За которую, кстати, и сам, после этого, получил даже повышение в ангельских чинах.
А ещё уразумел Фома, что, ежели бы не было у него любви к Господу, то и не произошло бы то самое чудесное спасение, а осталась бы душа навечно томиться в инопланетном подземелье. И смеялся бы вечно тот самый Недолюб над его душой, которая недолюбливала прежде живого Бога здесь, на Земле, не принимала его забот о взрослении и необходимости развития, а хотела только получать удовольствия, обладая властью, деньгами и прочими благами жизни, коими так богат наш мир.
И Фома стал молиться по настоящему, испытывая при этом не мнимое, а подлинное усердие. Пошёл в церковь и увидел, что там – тоже много людей, которые нашли, открыли в себе божественное присутствие, хотя шли к нему разными путями.
Не все были такими. Потому что и сознание, и опыт духа у каждого человека был, есть, и будет самым различным.
Встретил там Фома своего единомышленника, которого судьба, вот так же, как и его самого, привела к Богу. Стали вместе вникать в сущность веры, читать труды, житие Святых. И открыли для себя то, что невидимо внешнему восприятию.
Почему многие Святые обращались, прежде всего, к Божьей Матери? Да потому, что именно она всегда была первым ходатаем за людей перед Сыном! Рождённая на земле, идя за Сыном, она сама прошла все ступени преображения плоти. А после смерти забрал Иисус её к себе для помощи людям в восхождении духа. И сегодня Богородица молится за каждого из нас, как за саму себя.
Эту потребность в ходатайстве и защите Божьей Матери, так усердно отвергаемую многими сектантами, прежде всего протестантского толка, Фома открыл в себе тоже не сразу. Но чем больше он прозревал духом через силу молитвы, тем явственнее открывалось то, что было невидимо глазу. Потому, что шло изнутри. Очень скоро Фома понял, именно почувствовал, ощутил, что и вся защита от силы Тьмы, которая тоже подкрадывалась к его сердцу, тоже идёт от Богородицы. А вместе с нею – и неисчислимая рать ангельских духов, которые созданы были для того, чтобы помогать человеку в преодолении ступеней восхождения.
Следует отметить, что Фома, упав сначала в болото бездуховности, погнавшись за очень даже временными, а потому сомнительными материальными богатствами, с помощью Бога нашёл в себе силы подняться и обрёл затем Путь, который всю жизнь искали Святые Подвижники всех времён.
Нет, он Святым не стал. Но, обретя помощь свыше, а затем и развивая собственное устремление, которое питает пробудившаяся сила духа изнутри, он получил в подарок от Бога ещё и духовный разум. Он понял, что вовсе не одинок в своих изысканиях. Сотни, тысячи подвижников духа, оказывается, живут в миру, совсем рядом, и также, как он, бескорыстно помогают друг другу. Потому, что служение людям и Богу заключается в том, что, продвигаясь по пути восхождения, отдавая людям своё, мы получаем от Бога то, что невозможно даже с кулаками добыть в мире материальном. Таким стал теперь Фома.
Глава 7
Иисус сказал: «Блажен тот лев, которого съест человек и лев станет человеком. И проклят тот человек, которого съест лев, и лев станет человеком»
Тот, кто читал мой первый дубль, наверняка решил, что речь снова пойдёт о сотворении Адама и о роли Христа в спасении мира. Вещи весьма глубокие для понимания и требуют сосредоточения мысли, чтобы уловить эту связь. Но наша первоочередная задача на данном этапе постижения, пока, – хотя бы научиться видеть скрытую суть во вполне очевидных вещах. В данном случае – в скрытом смысле приведенного здесь апокрифа.
Только, причём здесь лев и зачем его съедать человеку, чтобы лев стал человеком? Неужели такое возможно с эзотерической точки зрения познания сути?
Ну, знаете, если мы и дальше будем лезть и без того в глубокие дебри, то что же останется от наших волос при таком интенсивном рассуждении? Да, я слышал от своего дедушки, а тот – от своего дедушки, что умные волосы покидают недостаточно разумную голову. Только не подумайте, ради Бога, что это я выставил вас глупцами, а себя – мудрейшим из мудрейших. И что же из этого получится? Наверняка, окажется, как раз, наоборот: я сам в ваших глазах стану только объектом для посмешища.
И тогда я решил:
– А не лучше ли и самому посмеяться над собой, чтобы и вы тоже посмеялись над моей глупостью? А там, глядишь, и ваша светлая голова украсится пучком каких-нибудь рыжих волос!
Так вот, представьте меня на месте того человека, которого «съест лев». Только вот в чём вопрос:
– Кто кого съест?
Из той самой, предыдущей книжки, дубля 1-го, вы теперь знаете, что лев, в данном случае, олицетворяет собой животную программу человека: «плодитесь и размножайтесь». И эта программа, основанная на инстинктах самовыживания рода человеческого, давно уж обросла ракушками всевозможных пороков, превратив кожаные покровы в непробиваемый, бесчувственный панцирь.
И вот я, как хитрейший среди глупцов, решил покинуть этот чешуйчатый панцирь, чтобы обрести тело нового человека. Именно для этого мне и нужно не только вступить в схватку, но и победить тварную природу льва. А иначе, если лев одолеет меня, то и сама тварная природа завладеет моей душой, и осуждён я буду теми, кто, всё-таки, ещё болеет за мою победу.
Да, да! Толпа зрителей уже собралась вокруг вольера, и одни за меня (а таких наберётся немного), а большая часть – на стороне льва, и готова позлорадствовать каждому промаху моего поражения. Подобное притягивается к подобному. Поэтому, быть может, их самих накрепко держат старые привязки к тому самому, древнему миру? Понимаю их. Ой, как нелегко человеку порвать старые путы, чтобы примерить на себя новые одежды для души.
Вон слышу чью-то реплику между зрителями:
– Помнишь, мы энтого льва когда то уже гоняли, то ли у Ларисы на сайте или у Игоря, а может у Наташи, не помню, так мы тогда энтих львов штук с 8 нашли.
Да, моя задача при таком раскладе не из лёгких! Коль уж собрался народ для зрелища, то я просто обязан теперь предоставить возможность получить удовольствие от поединка и той, и другой стороне.
Ваше же право, как в древних гладиаторских боях, либо поднять большой палец вверх, сохранив мне жизнь, либо обратить его вниз со словами: «Добей его! Добей его!»
Но я, как шут. «Под маской слёз моих невидно никому»… А мне, к тому же, нужно ещё и снять прилепившуюся к лицу маску, которая стала второй натурой.
Пора бы и начать поединок, а я всё тяну, на правах автора, оттягивая этот волнующий момент. Всё-таки, согласитесь, слишком опасно, к тому же, добровольно, подставлять свою голову в открытую пасть (хотя бы и виртуального) льва. Это только в цирке укротители такие смелые. Потому, что знают: лев у них дрессирован и лишнего себе не позволит.
А здесь, либо хищник сожрёт, либо зрители порвут на части, не получив обещанного удовольствия от поединка. Так что, отступать некуда. Кольцо неравнодушных сужается, и я смотрю в горящие глазища этого чудища.
Да, у страха глаза велики! А я-то думал, что и страхов, как таковых, у меня уже нет. Были, конечно, в детстве… Помню, собачонка мелкая гонялась, когда мне было лет шесть. А потом она вцепилась в штаны, и я едва не лишился нижней части верхней одежды. Ох, и страху-то было!
А потом, уже в зрелом возрасте, когда я (правда, ведь!) возвращался однажды ночью с работы… Было это у приполярного круга, в городе Губкинском, на вахте, зимой. Мороз 48 ⁰С, два часа ночи, вокруг – ни души! Мы идём вдвоём с напарником, с работы, и, помнится, говорили как раз о том, почему у товарища всё время бежала жидкость из носа, а на морозе её не стало. Надо же, насколько избирательно человек может запоминать даже такие мелочи, хотя прошло вот уже, пожалуй, 15 лет!