
Полная версия
Стихи разных лет

Стихи разных лет
Феликс Соломоник
Посвящается моей маме – Берте Давидовне Барановской.
© Феликс Соломоник, 2017
ISBN 978-5-4483-7362-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
В этой книге отражены два различных периода моей жизни: основной в России и дополнительный в США. Писать стихи я начал в ранней юности, но от того времени сохранилось лишь одно стихотворение, написанное мною в семнадцать лет под впечатлением первой трудовой повинности в подшефном колхозе. Стихи я писал исключительно «в стол», не делая никаких попыток их опубликовать. Единственной организацией, заинтересовавшейся моим творчеством был комитет государственной безопасности калининского района города Ленинграда – ныне Санкт-Петербурга. Однако их интерес, стимулированный людьми, корыстно заинтересованными в моей судьбе, возник лишь в конце 1985 года. В стране занималась заря перестройки. Хотя мои отдельные литературные опыты и подпадали под семидесятую статью уголовного кодекса СССР, но особого рвения у комитетчиков уже не было. Правда, по мере прочтения похищенных у меня рукописей они время от времени задавали мне вопросы и намекали на возможность наказания, но перестройка набирала ход и их интерес к моему творчеству постепенно ослабевал.
Моя судьба сложилась странным образом: в пятнадцать лет – рабочий, в двадцать три – старший инженер, в двадцать пять— аспирант. Казалось, что эти метаморфозы происходят не со мной и по мимо меня, ибо выстраиваемая линия жизни была совершенно не та, о которой мечталось, уводя меня всё дальше в область технических задач и оставляя всё меньше времени для занятий литературных. Так, для того чтобы начать и завершить поэму, единственную в этом сборнике, мне потребовалось сорок лет. Стихи писал урывками. Случались длительные периоды, когда муза, если и приходила, то я не замечал её, обременённый житейскими заботами. Однако за полвека папка со стихами уже в столе не помещалась и, наверняка, истлела бы в пыли какого-нибудь чулана, но благодаря моей старшей дочери Ирене Ицковой, они увидели свет. Нет, не в России, а на другом конце земли – в США.
Пятый год, как я живу в Израиле, и за этот период мне удалось полностью отдаться литературному творчеству с эффективностью, не сравнимой с той, что была у меня за пределами земли обетованной. Первый результат – второе издание книги стихов, расширенное и дополненное и, я надеюсь, избавленное от множества ошибок и опечаток первого. Но, как первое дитя, первое издание для меня особенно дорого, ибо это был щедрый дар моей старшей дочери к моему семидесятилетию. Несмотря на все мои усилия, второе издание никогда бы не увидело свет, если бы не всесторонняя и ни с чем несравнимая помощь в подготовке рукописи к печати, оказанная, в первую очередь, моей женой – Лидией Яковлевной Соломоник и моей дочерью – Иреной Феликсовной Ицковой. Я выражаю им мою самую глубокую благодарность. Благодарю мою тетю – Марианну Давидовну Барановскую за её неизменную любовь и поддержку на протяжении всей моей жизни. Она до сих пор является постоянным читателем и доброжелательным критиком всех моих стихотворных и прозаических творений.
Выражаю благодарность журналистке Аде Давыдовне Ничпальской за труд прочтения моей книги и доброжелательную оценку её содержания, послужившую толчком к подготовке второго издания, а также благодарю Отдел абсорбции города Петах-Тиквы за моральную поддержку.
Крестьянская идиллия
Играет гармонь и танцуют доярки.Играет гармонь и танцуют свинарки.Бульдозеристы и трактористы —В деревне в почёте всегда гармонисты.Маньку прижал к себе плотно Иван,Облапив полный девичий стан,А рядом Любка кусает губы,Цедит проклятия сквозь белые зубы.Ей к Ваньке – смерть, как прижаться хочется,А рядом бык крутолобый мочится,Свинячье рыло торчит из грязи,А грудь колышет блузку из бязи.Полные груди и мощные бёдра,А рядом чья-то пьяная морда.Ну вот на солому метнулись две тени.Лопнул подол, разломились колени.Красные, страстные, потные лица.Машет крыльями белая птица.Крестьянская сказочная идиллия —Тело захочешь, возьмёшь без насилия.Пьян гармонист, не играет гармонь.Запах сирени, навозная вонь.1960 г.«Десятка»
Временем изъезжена десятка1И ползёт по улице едва —Вот из двери вывалилась шапка,Руки, ноги, чья-то голова.Ты и рада вдвое бы раздуться,Но бока железные твоиТолько искривляются и гнутся,Ты рискуешь лопнуть по пути.Для студентов старой колымагойТы давно из года в год слывёшь.И со львовским не сравнить стилягой,По старинке скромно ты живёшь.В автопарке тихо встав в сторонку,С завистью ты смотришь на подруг,Что одеты в лаковую плёнку,Образуют шумный пёстрый круг.Не грусти и, лязгая железом,Юность дорогую не брани.Ты была подругою невежам,А теперь с дипломами они.1962 г.Электричка
Электричка уходила в ночь.За окном поплыли сосны, елиИ колёса песню свою пели,От чего-то убегая прочь.Электричка уходила в ночь.Светофор прищурил сонно глаз.К горизонту падая звездою,Он зажёгся низко над землею,Поезду мигнув в последний раз.Светофор прищурил сонно глаз.Облако, как капелька чернил.Ветер рвёт рукав моей рубашки,Неуклюжи у него замашкиИли просто слишком много сил.Облако, как капелька чернил.От чего бегу я и куда?Эта ночь и эта электричка…До чего же скверная привычка —Не могу дождаться я утра!От чего бегу я и куда?1962 г.Песня вора
Мама моя родная, не брани,Не жалей, пожалуйста, слёз не лей.Золотые снова наступят дни,А пока пришли мне сухарей.Жаворонок, жаворонок голосист,Горлышко ощипано, летит пух.Дело наше сделано – карман чист,Выстрелы вдогонку: бух, бух, бух!Вся тайга разлапилась. Ветер, брат,От болотных гнилостных этих местНе возьмёшь ль попутчиком в Ленинград?Знаешь тропку каждую ты окрест.Жаворонок, жаворонок голосист,Горлышко ощипано, летит пух,Дело наше сделано – карман чист,Выстрелы вдогонку: бух, бух, бух!Гражданин начальничек гнёт в дугу,Проволока колючая, высок забор,Всё равно отсюда я убегу,Будь последний фрайер я, а не вор.Жаворонок, жаворонок, голосист,Горлышко ощипано, летит пух.Дело наше сделано – карман чист,Выстрелы вдогонку: бух, бух, бух!А пока мы сутками лопату в ров,Поднимают поутру нас петухи,Гонят нас на вырубки, как коров,На харчах отъевшиеся пастухи.Жаворонок, жаворонок, голосист,
Горлышко ощипано, летит пух.
Дело наше сделано – карман чист,
Выстрелы вдогонку: бух, бух, бух!
1963 г.«Отгорел румянец, небо побледнело…»
Отгорел румянец, небо побледнелоИ в глазах угасла синева.Лишь полоска губ едва алела,Тонкая, как лука тетива.День уполз, как раскалённый слиток,Отряхнув окалину с листвы,Жар неторопливо тёк с гранитовВ зыбкие объятия Невы.В улице и переулке каждом —Тишина, звучащая мольбой.Остуди испепелённых жаждой,Остуди прохладною струёй.Но прохлада заблудилась где-то,И ладони, полные росой,Не подставит граням парапетов,Не напоит, не остудит зной.Лишь влюблённым дела нет до зноя —Реет парус северных ночейИ плывут сквозь молоко парноеВдоль Невы, как пара лебедей.1965 г.Моя Россия
Отсюда началась Россия —С гранитных невских берегов.Здесь первозданная стихия,Вовек не знавшая оков.Здесь небо северное рядом,Здесь до него подать рукой,И по утрам над Летним садомТуман холодный и седой.Здесь кони Клодта на Фонтанке,Творил здесь Росси, Фальконе…И я люблю скакать по пьянкеС Петром на вздыбленном коне!Здесь ночи белые. ЗакатыЕдва лишь небо подожгли —Горят дворцовые палатыУж алым отблеском зари.Пробило на часах вокзальных,И ночь уж тает в синеве.Заря, качаясь на Ростральных,Перстами плещется в Неве.А осень, осень в Ленинграде —Промозглость, сырость и дожди,Дома укрылись в листопаде,Как люди в тёплые плащи…Я в моросящий дождь по паркуБрожу, в листы упрятав грусть,И в кабаке пью с другом старкуЗа эту хмаревую Русь.Здесь родилась моя Россия,И я люблю её до слёз.Пускай метут дожди косые,И ветер воет, словно пёс.Осень
Падают листья – осень.
Сырость висит на ветках.
И за вершины сосен
Солнце цепляется редко.
Крылья расправили птицы,
Небо изрезали стаи,
Стали скучнее лица
И холоднее, чем в мае.
Уже по утрам иней.
Лужи хрустят под ногами.
Асфальт удивительно синий
Стелется между домами.
Падают листья – осень.
Крыши намокли в лужах.
Становится дождь несносен,
А просинь всё уже и уже.
Сыплют под ноги клёны
Золото листьев шуршащих
И хорошо влюблённым
В днях, чередой уходящих.
Меня же ветра осенние,
В окна стуча листами,
Тянут к Сергею Есенину
Грусть развести стихами.
Грусть, оголяются кроны.
Дней очень схожих вязь.
Прошу – не роняйте, клёны,
Багрянец осенний в грязь!
Но круговерть листопада
Рвёт и швыряет листы
На улицы Ленинграда,
Набережные и мосты.
1968 г.«Какой асфальт мокрый…»
Какой асфальт мокрый,Какое серое небо,Какой день тусклый,Какой день безрукий!А самолёт в небеСложил свои крылья.Он, став совсем точкой,За горизонт рухнул.И покачнулось небо,И прослезилось небо,И стал асфальт мокрее,Темнее стали тучи,И стало так тревожно,И стало так одиноко!Осень 1968 г.Ленинградская осень
Кто не знает ленинградской осени —Под ногами шуршащие пёстрые листы,Небо, потухшее без единой просини,Как усталые руки, повисшие мосты.Деревья безлистые, словно уснувшие.Угрюмо гранитные сфинксы и львыСмотрят печально глазами потухшимиВ холодные серые волны Невы.Птицы, уставшие от холода жаться,Покинули тут гнездовья свои.Остались лишь коренные ленинградцы,Дикие голуби и воробьи.В лужи дома опрокинули крыши.Шпили легли поперёк мостовых.Стали рассветы над городом тише,Кутая город в туманах седых.Падают листья в осеннем стриптизе,Как обелиски – деревья стоят.Промокшие голуби на карнизеГлавного Штаба сидят.1968 г.«Снова листья осыпала осень…»
Снова листья осыпала осень,На ветрах накатавшись всласть.Вдруг зачем-то ударилась оземьИ дождями косыми зашлась.По асфальту, по крышам, по стёкламРазрыдавшись, размазала слезьИ под небом холодным и блёклымГород съёжился, скрючился весь.Мне по духу её причуды:Круговерть листопада и тут —Облака, как с поклажей верблюды,По осенним пустыням бредут.1969 г.«Ты спроси у коренного ленинградца…»
Ты спроси у коренного ленинградца,Встретившего двадцать пять здесь вёсен.Как ему сейчас легко будет расстатьсяС городом – спроси его про осень.В каждом месте своё время годаДуши чистит, как метлою двор.Вот у нас осенняя погодаВесь дождями выметает сор.Ленинград немыслим без тумана.Грусть разлита в чаши площадей.Ленинград немыслим, как ни странно,Без осенних, полных хмари дней.Деревья все усеяны слезами,Пожухшие листы на мостовой.Смотришь на всё грустными глазами.Где души утраченный покой?Мечешься, как пойманная птица,Бьёшься в клетке крыльями ночей,А заснёшь – тревожное всё снится,Будто нет ни окон, ни дверей.И пока с души не счистишь грязи,Не вдохнёшь всей чистоты снегов,Будешь, словно конь у коновязи,У своих сомнений и грехов.В осени, как в самом лучшем душе,Мы смываем хмарь с себя и гниль.В осени мы чистим свои души,Как корабль в доке чистит киль!1969 г.Валентина
Тина-тина, тамбурина!Повторяет он невнятно —Валентина, Валентина —Одно слово многократно.В цирке в купол —Мотоцикл: шёпот, ропот.Лица бледные у куколИ мотора дикий хохот.Этот парень крутит ловко —Страх ползёт с партера в ложи.Но зачем он снял страховку?Жутко, аж мороз по коже.Барабаны бьют тревожноИ о рёбра сердце бьётся.Это просто невозможно!Неужели разобьётся?Тина-тина, тамбурина!Пропасть скалит свои зубы.Валентина, ВалентинаГоречь обжигает губы.Даже сытые матроныНе найдут от страха места,Но прорвавшийся сквозь стоныЧей-то голос: «Жарь, маэстро!»В петле мёртвой крутит чёртом,Пальцы впились в плюш диванов,Кровь застыла по аортам,Дробь сухая барабанов.Вот вираж, он на манеже,Многогрудный слышен вздох,Сердце бьётся реже, реже– Ох!Он идёт, взята вершина,И толпа ликует дружно.Валентина, Валентина,Как и прежде – равнодушна.1969 г.«Под талым снегом всходят вёсны…»
Под талым снегом всходят вёсныВ кипени вешних вод.Полощет розовые дёсныУ горизонта небосвод!И солнечной напившись брагиВ хмельном бреду лежат поля.Как кубки – полные оврагиИ пьяно гнутся тополя!Косой уже не вяжет стёжки,Вскочив с постели поутру.На ветках верб звенят серёжки,Как колокольцы на ветру.Весна наполнила желанием,Пришла любовь, как стаял снег.И вот спешат все на свидание —Последний червь и человек.1969 г.«Слышишь? – Губы мои стонут…»
Слышишь? – Губы мои стонут,Тело, словно, ртуть!Твоих глаз бездонный омутМанит к себе – жуть!На коралловые рифыТвоих жарких губБрошусь яростно, как скифы,Буду рьян и груб.И в объятьях, как в метели,Я готов пропасть!Лишь бы только быть у цели,Утоляя страсть.1969 г.«Ты красива, хотя не без изъяна…»
Ты красива, хотя не без изъяна.Что изъян? – Ведь мне не продавать.Раз моя душа восторгом пьяна,Я имею право целоватьЭти руки, губы и иное —Всё, о чем умалчивает бард.Пусть об этом знают только трое:Ты и я, ну и конечно март!Мне плевать, что кто-то твои плечиОбнимал, как ветер паруса.Раз твои глаза горят, как свечи,Всё былое – в прошлом полоса.И пускай, как струи водопада,Дни звенят над нашей головой.По весенним крышам ЛенинградаБродит солнце с чашей круговой.Словно чашу, опрокинув тело,Пью его, хотя сам в стельку пьян.У любви не может быть предела,Где предел – растёт один бурьян.Пусть напьются окна жёлтой браги,Свесив небо прямо к нам в постель!Мне сейчас не занимать отвагиВ голове моей весенний хмель!Твои бёдра бьются исступлённоВ силках рук, как птица бьётся в клеть.Я в твоих волос красивых волныХочу влить своих густую медь.Я хочу все больше. Сердце битьсяПерестанет и замрёт в груди…Я в тебе хотел бы заблудиться,Чтоб назад мне не было пути.Март, 1969 г. ЛенинградТуристическая поездка в Москву
День первый
Вот и Москва! Автобус шины рвёт.У всех уже измученные лица.Бывает так: раз в жизни повезёт —За три рубля окажешься в столице.Москва, Москва! Мелькание реклам,Обилие музеев, вернисажей,Многоэтажность, сутолока, гамИ встречный ветер пудрит лица сажей.Экскурсовод – и за его перстомВращают головы измученные шеи.Чем знаменит вот тот и этот дом,Откуда взяты плиты мавзолея.По Третьяковке свой ускоря скок,Уже не люди пробегают – тени!Покалывает сильно левый бок,Дрожат от напряжения колени…Настала ночь, набросив тёмный платНа плечи обессиленной столицы.Из Шереметьево однако в ЛенинградЕщё летят серебряные птицы.Усни скорей пока рассвет рукойДремоту не стряхнул с Кремлёвских башен.Тебе как никогда необходим покой.Наступит день, который будет страшен.А ты не спишь. Узка твоя кровать?Возможно перемена обстановки?Я с радостью, чтоб легче засыпать,Тебя б погладил нежно по головке.Жаль не хватает мне длины руки.Ты спи и пусть тебе приснится,Что я тебе прочёл свои стихи,Что в Ленинграде ты, а не в столице!Час третий ночи, я иду домой,Купил у дворника французскую футболку.Я видел, как закат целуется с зарёй.Тебя бы целовал – но ты взяла путёвку!День второй
Пора вставать! Уже взошла заря —
Увы, но ей неведома усталость.
Шагнув по стенам древнего Кремля,
Она прижала к окнам персей алость.
Проснулся город. Протерев глаза,
Он ринулся толпой на тротуары.
На все лады грохочут голоса.
Запружены проспекты и бульвары.
Пора вставать, но вяжет веки сон,
Сковала тело всё твоё дремота,
А из груди, как птица, рвётся стон
Смотреть на что-либо уже прошла охота.
Автобус твой издал призывный рык.
Тебя к себе он призывает снова,
А кто к таким поездкам не привык
Пускай гуляет дома по Дворцовой.
Опять мелькание зданий и мостов.
Гостиницы, швейцары все в ливреях…
О, милый и далёкий град Петров! —
Вас снова повели по галереям.
Пока что утро – день лишь начал бег.
Что будет позже, мне предвидеть трудно.
Иголка в стоге сена – человек.
В Москве всегда ужасно многолюдно.
Я – ленинградец, чужд мне этот гам,
Ты к сутолоке тоже не привыкла.
Гудение неоновых реклам
И купола церквей желтеют, словно тыквы.
К чему перечислять все злачные места,
Шикарный выбор вин в известнейших шалманах —
Не хватит мне тетрадного листа.
Там можно загулять не при пустых карманах.
Но у тебя с собою денег нет.
Без них московские тускнеют краски.
Хотя вот справа от тебя сосед
Четвёртый час тебе всё строит глазки.
А в Ленинграде сейчас цветёт сирень
И сочную макает зелень лето
В безоблачного неба голубень,
Закат сплёл пальцы с пальцами рассвета.
Мой Ленинград, июнь ласкает день
И кубки улиц полны солнца светом,
Ростральные отбрасывают тень,
Её ломают грани парапета.
Но без тебя весь город стал не тот,
И в институте сплетни ходят вяло.
Автобусы замедлили свой ход,
Трамваи тащатся по улицам устало.
Как будто винтик выпал из гнезда
И вот уже одно с другим в разладе.
Бросай Москву! Лети ко мне сюда,
Я буду нежен, как стихи Саади!
Час пятый ночи, звёзды далеки,
Смыкает сон уже мои ресницы,
Мне до тебя не протянуть руки —
Я в Ленинграде, ну а ты в столице.
1969 г.«Если б был я истый бард…»
Если б был я истый бард,Над весной главою свесясь,Я бы пел про рыжий март,Про котов медовый месяц.Я у солнца б рифмы отнял,Отобрал у неба просинь.Я бы мир руками обнял,Был бы пьян от хмеля вёсен.Я б на солнечных подвескахВмиг устроил бы качели,Вышибал бы рамы с треском —Дребезг стёкол на панели.Без меня поют капели,Водосточных труб джаз-банды.Солнце крутит карусели,Хрумкая сосульки жадно.Милый друг, в преддверии мартаЯ грустней пустой бутылки.Если б был я истым бардом,То сидел давно б в Бутырке.1970 г.«Девочка – уралочка, ливень глаз…»
Девочка – уралочка, ливень глаз.Ты послушай, Талочка, тихий сказ.Осень льётся в бороду ведуна.Но а ты так молода, как весна.За лесами, долами будет даль.Лети белым голубем, брось печаль.В шёлк лугов некошеных, в синь озер.Там леса нехожены до сих пор.От умытых росами трав – дурман.Ты ногами босыми изомни туман.На ковре из вереска ты одежды скинь.Оттолкнись от берега, ухнув в синь.Колдовство у озера – ведьмин край.Снова твои козыри – выбирай!1970 г.Банщик
Повидал я в бане всякогоБез одежд все одинаковы!Хватит мне вязать здесь веники,Пора прямо в академики.В кибернетики, в генетикиВ общем, только в теоретики!Не за славой, не за тыщами —Сами здесь сидим не нищими.И не для разнообразия —Надоели безобразия:Не доплыть никак до берега,Кулаком грозит Америка,Тонет лес, в реках не сплавится,А в озёрах рыба травится.Воду аж в Байкальском озере,Словно пашню, унавозили.Людям мало хлеба ситного,Жить хотят без дефицитного.Кто-то что-то где-то путает,Разобраться б с баламутами.Я связал бы, что не связано,Чтобы было так, как сказано.Тридцать лет – и веник к венику.Да не в жисть бы академику.Всё, конец долготерпению! Ухожу я в академию!1970 г.Кто же я?
Россия моя,Любовь моя!Ты боль моя,Мозоль моя.Россия моя,А кто же я?Ты боль моя,Мозоль моя.1970 г.Чёрт возьми!
Крутится планета,Матушка-Земля,Раззвенелось лето,Квокчут тополя.Первые побеги,Алый жемчуг рос,Вдруг ударят снеги,Затрещит мороз.И весна, и осень,Лето и зима,Голубая просинь,Вьюги кутерьма.И надежды сини —Их тускнеет цвет,За окошком иней —Двадцать восемь лет.Всё как будто было —Без следа ушло.То, что жгло – остыло,В осень отцвело.Новый год – и снова,Веришь, чёрт возьми,Что не так хреновоБудет впереди!1971 г.Смысл жизни
Смысл жизни – в чём же он?Где берёт своё начало?Может, это ток времёнИли же на дне бокала?Кто подскажет мне ответ?Кто откроет в тайну двери?С одного и спросу нет,А другому не поверишь.Сам себе который годТридцать лет стало намедни.Разъясняю, только вотВ голову всё лезут бредни.Март 1973 г.Ирене
Все вокруг белым бело —21-е число!Миг рожденья доченькиВ 3.15 ноченьки!21 декабря 1973 г.«Катенька, Катюша…»
Катенька, КатюшаПовзрослеть спешитИ медведь из плюшаБрошен и забыт.Ну а детство рядышком —Топ, топ, топ —Сердится на бабушку,Свой нахмурив лоб.Но к капризной скрипкеПодбери смычок —На флажке улыбки,Белый ярлычок.За цветеньем садаКолокольцев звон.Торопить не надоБег времён.1973 г.«Тоня, Тоня, Тоня, Тоня!..»
Тоня, Тоня, Тоня, Тоня!От заката до зариМчатся кони, мчатся кони,Лишь мелькают фонари.Ветер шалый, шалый, шалыйГонит тройку, пляшет кнут.Мало, мало, мало, мало —Колокольчики поют.Мчатся кони, кони, кониИ пурги гудит набат.На ладони, на ладониХлопья белые летят.Эй! Куда? Куда? Куда вы?Колокольчики звенят.Снежной лавой, лавой, лавой,Словно под гору летят.Убегает, тонет, тонет,В вихре снежном огонёк,А у Тони, Тони, ТониСердце бешеное «Ёк»!1973 г.«Тебе неуютно, тебе некомфортно…»
Тебе неуютно, тебе некомфортно,Как непривычно твое состояние!Словно корабль твой вышел из порта,А в трюмах его только боль и отчаяние.Куда ты? Открытое море – не шутка!Там всё по-иному, подумай сначала.Там ветры смеются и воют так жутко,Там волны летят, чтоб разбиться о скалы.Отговорить? Я бы только с тобоюПоднял паруса. Пусть волны и ветрыНаполнят их бездной и пеной морскоюДо самого края небесного щедро.Но ты далеко не уйдёшь от причала.Берег есть берег, пусть вязкий и зыбкий.Судьба тебя прочно к нему привязалаИ в море ты вышла, увы, по ошибке.1975 г.Ворон
Этот ворон – чёрный ворон.Белый снег – как он контрастен!Я виденьем околдованИ предчувствием несчастья.Трёхсотлетний редкий опыт —Ждать конца у каждой песни.Сколько раз орлиный клёкотСлышал он из поднебесья!Ворон знал: того, кто носитДух высокий, с древа жизниВсё равно уронит осень.Ворон понял смысл высший —Править пир на смертном ложе.Разве есть вершина слаще?Торжеством упиться можетОн над бездной – не парящий!Что с того, что смел и зорокБыл, летавший выше ночи.Чёрный ворон – мудрый воронЖдёт свой час и когти точит.1975 г.Влюблённая змея
Однажды змея прошипела коню:– Тебя, мой буланый, я страстно люблю,– Он ей не поверил и громко заржал.Вот так и застыл лошадиный оскал.Змея же любовно прижалась к груди.Попробуй, коль сможешь, коня разбуди.Вернее змеиной любви никакойНет в мире до самой доски гробовой.1975 г.Вопросы и ответы
Если спросишь ты: – Откуда?То услышишь: – От верблюда.Ну а если спросишь: – Кто?То в ответ: – Иван Пихто.Вопрошая: – Что потом?Ты получишь: – Суп с котом.И таких ответов славных,Выручающих исправно,Столько в русском языке,Сколько камешков в реке.Петя тянет: – Жалко, что ли?Скорый есть ответ у Коли:– Жалко только есть у пчёлки,Ну а пчёлка – та на ёлке,Эта ёлочка в лесу,Лес же будет за версту.На вопрос: – А ты куда?– Есть Кудыкина гора.Кто сломал эти игрушки? —Есть ответ блестящий: – Пушкин.То ли это спросишь: – Где?– У тебя на бороде.Говорят так почему,Мне не ясно самому.Очевидно, потому,Что все кончается на «У».1975 г.Памяти М. Цветаевой
Душа твоя – это крылья,Крылья, держащие песню,Песню, которую слышатНе только на русской земле.Тебя лебединая стаяБросила гадким утёнкомВ России, которую времяКроило в огне и петле.Кто видел, как белый лебедь,Кружит над русой берёзой,Ветками грудь терзая,Боль, заглушая, зовёт:– Россия, моя Россия!Но не безмолвье ответом,А оружейный выстрел,Его оборвавший полёт.Как отыскать могилу,Чтобы убрать цветами?Там нет ни креста, ни камня.Там все заросло травой.Россия тебя простила,Простишь ли её, не знаю.Но песня лебедем белымБудет кружить над землёй.1976 г.Моя песенка
Не для тех моя песенка сложена,Кто в иконах лики святыхЗаменил масло-сытыми рожамиИ заставил молиться на них.Песенка к крестам новоявленнымНе склонила в мольбе своих словИ касается правом славленныхБессеребренников дураков:Кто ни совесть, ни честь не закладывал,Ни себя, ни других не предалИ в душе своей кто досады валХмелем, как кулаком, расшибал.Про меня, про тебя эта песенка.Я здесь – молотом, ты там – серпом.Поумневшие выше по лесенкеПоднимаются над дураком.Наверху поют песни оплачено.Барды мне не чета, дураку.Моей песенке предназначеноБыть повешенной на суку.1978 г.«День рождения, вино игристое…»