Синие цыганские глаза. Рассказы для тех, кто любил и любит

Прошло несколько лет. На перекрестке в центре города возле меня ритмично засигналила легковая машина. Приветливый голос высунувшегося из бокового окна водителя: «Домой?»

Это был Баяр.

– Семь лет уже не пьем, завязали в один день, – откровенничал бывший сосед. – После тюрьмы Лена пить не стала и меня уговорила. Решили начать новую жизнь. Продали квартиру, чтобы быть подальше от друзей. Живем на окраине города в большом частном доме. Две комнаты сдаем квартирантам, а в трех живем сами: я, Лена, ее дочь от первого брака и наш совместный ребенок. Нрав у Лены крутой, но все, что она делает, только на пользу семье. Она моя женщина.

Дальний родственник помог на работу устроиться. Сейчас руковожу небольшим бутиком. В торговле я оказался довольно успешным. На заочном в университете занимаюсь.

Я с любопытством рассматривал Баяра: белоснежная сорочка, пузатая барсетка из дорогой кожи, уверенный взгляд преуспевающего мужчины. Неужели такое возможно? Впрочем, судьба сама похожа на подвыпившую женщину, и не известно на какую тропинку завтра ступят ее белые ножки.

Время крутануть штурвал в другую сторону.

– Сашу Красивого, моего приятеля, помните? – Баяр печально посмотрел на меня. – Недавно встретил Карину, его бывшую невесту. Сашу нашли замерзшим на скамейке. Похоронили на кладбище за счет городского бюджета. Табличка с инвентарным номером и приблизительная дата смерти. Пить он так и не бросил. Каким-то образом Карина разыскала могилку Красивого, благоустроила и даже памятник поставила. Она замужем. Супруга едва терпит, а он ее боготворит.

Красивый! Как не помнить. Я жил с ним через стену.

Копна густых ухоженных волос, твердый взгляд больших темно-зеленых глаз, приятный запах дорогих дезодорантов, стильная одежда. Комильфо. Уличные прозвища всегда точны.

Его мать – заведующая продовольственным магазином. Шикарный ремонт, на работу и с работы только на такси. Кругом все схвачено. Но мудрый народ давно подметил: «Бог дает денежку, а черт – дырочку, и идет богова денежка в чертову дырочку».

Аня пила. С каждым годом сильнее и сильнее. Первым ушел гражданский муж. Я встретил его возле подъезда с баулами: «Сил для уговоров больше нет. Стыдил, бил, лечил у лучших врачей – бесполезно. Она упадет с грохотом. И пацан одной ногой в пропасти».

Красивый. При этом слове вспоминаются беспрерывное цоканье шпилек на лестничной площадке, призывный смех и пьяная ругань с матерью через стену.

Однажды в мою дверь позвонили. Прелестное девическое лицо, печальные глаза полные слез, и конвертик в дрожащей руке: «Умоляю! Передайте письмо Саше. Он меня избегает. От его ответа зависит мое счастье».

Вечером я встретил Красивого на лестничной площадке. Хмельные глаза безразлично пробежались по округлым строкам. Шар скомканного листа запрыгал по ступеням: «У всех женщин одно и то же. Пишет, что беременна. Мать по-быстрому сосватала ее сынку богатеньких родителей. Жених от Карины без памяти и готов взять с моим ребенком. Но она его не любит. И я ее не люблю. Правильная она какая-то. Вот Юля – другое дело. Скоро наша свадьба».

Мы закурили: «Саша, подумай хорошенько. У Карины настоящая любовь. Жертвенная. Это и без линз видно. Может случиться, что ты погубишь ее жизнь и исковеркаешь свою. У Юлии такого чувства нет. А любящая женщина и из пекла мужчину вытащит».

После женитьбы сына Анна запила с удвоенной силой и быстро скатилась в социальную яму: заведующая магазином, заместитель, продавщица, уборщица. Наступил день, когда она пришла занимать у нас денег. С работы ее уволили. Сестра увезла ее в деревню, чтобы не быть лишним ртом у молодых.

Беспробудно запил и Красивый. Белоручка жена забрала его к своим родителям, пытаясь оторвать мужа от друзей-алкоголиков. Саша убегал и устраивал пьянки в родительской квартире, спуская за бесценок последние вещи. Часто он приводил женщин всех возрастов, которые за порцию алкоголя и закуску получали его тело и ласки. В пустой квартире женские стоны легко проникали через бетонную стену, смущая моих домашних и гостей.

Однажды зимой после долгой отлучки кто-то позвонил нам в дверь. На пороге стоял качающийся бомж. В грязном и лохматом существе я с трудом узнал Красивого. Он показал руки и я ужаснулся.

– Упал в сугроб и заснул. Руки оказались в снегу. Очнулся в больнице без пальцев. Жена выгнала. Буду жить в своей квартире. На укороченной ладони Красивого лежали ключи: «Помогите открыть дверь».

С тех пор Красивого стали часто видеть на рынке с одноразовым стаканчиком в культях. Он просил деньги и пищу. Товарищи по пьянству подносили стакан к его губам, вонючую отраву он пил жадными глотками. Как-то по его просьбе я сосчитал брошенную в стакан мелочь. Красавчик хотел знать дневную выручку. Двадцать гривен. Средние деньги по тем временам. Но просил он все реже, а чаще сутками лежал чумным на полу. Как и у Баяра, в квартире все было пропито. Даже унитаз. Канализационный вопрос решался просто. Одну целующуюся ночью парочку Красивый сам того не ведая охладил не самой пахучей жидкостью.

Но это васильки в сравнении с другой напастью. Тараканы. Спасаясь от голода, они лезли из всех щелей Сашиной квартиры.

Подъезд завыл. В отчаянии я зашел в открытую квартиру Красивого и предложил самому провести дезинсекцию

Его ответ меня потряс: «Спасибо. Этого делать не нужно. Вы лишите меня последней пищи». Я так и не понял: шутка это или кошмарная реальность.

Но с тех пор мы стали носить Саше еду. Как-то я столкнулся в дверях супермаркета с девушкой, похожей на Карину. Пока обдумывал, рассказать ей или нет о Красивом, она растворилась в покупательском озере. Видимо, не судьба.

А вскоре об одиноком пьянице-инвалиде узнали черные риэлторы. Они быстро нашли спившуюся Анну, пообещали фантастические перспективы продажи и покупки новой квартиры, несколько месяцев поили и кормили несчастных, приставив человека, ни на минуту не отходящего от своих жертв. Все разговоры с соседями он сразу же пресекал.

Сделка состоялась и Красивому предоставили землянку в селе за 120 км от города. Но Саша жил на рынке, иногда приходил к нам во двор, а потом исчез, оказалось навсегда.

И будут два одною плотью

Прошлой ночью мне приснилась тетя Груня с Лысой горы – окраины большого города, в котором я провел детство – наш разговор, даже спор, о любви после долгих лет брака. Жива ли она?

– Настоящая любовь, Саша, не теряется с годами, – сухими губами тетя Груня отхлебнула глоток чая, – и не кончается после смерти одного из супругов. Мне скоро девяносто два, своего Леню похоронила десять лет назад. Умом и сердцем его полюбила с первой нашей встречи. Да и он меня. Когда Леня ушел, я на наше кладбище почти каждый день ходила, пока артрит позволял.

Однажды колени разболелись – не могу и шагу ступнуть, но мне так к Лене захотелось – душа из тела вырывалась. Напилась таблеток, натерлась мазями и к вечеру пошла на гору за почтой – оттуда все поселковое кладбище как на ладони. Смотрю с обрыва, глазами могилку мужа возле леса выискиваю, прощения у Лени прошу за все, что я вольно и невольно причинила ему. Легче стало.

Вдруг слышу, кто то за спиной перетаптывается. Оглянулась – старик из соседнего дома. Стоит, и как я, на кладбище всматривается, губами что-то шепчет. Мы друг друга плохо знали: так, здоровались по-соседски. Слышала, что его Володей звали, недавно жену похоронил. Раздельно их почти никто не видел. Ходили по-стариковски медленно, держась друг за друга: в магазин, в поликлинику, на почту за пенсией – всегда вместе. Их за глаза Сиамами называли.

Поздоровались мы, а через день снова встретились на этом месте. Оказалось, Володя почти каждый вечер к обрыву ходит. Рассказывает жене о прожитом дне без нее, о новостях детей, здоровье внуков.

– Сегодня день нашей первой встречи, – Володя присел на скамейку возле гаража. – Сын в командировку на своей машине уехал, на могилку к Кате попасть не получилось…

Родом я из Полтавщины. В те времена хаты мазали всем селом. Ходили по домам и приглашали соседей. Попробуй не позови – обида на всю жизнь. Девушки и молодые женщины задирали подолы и месили глину с водой, добавляя понемногу конский навоз или кизяки. Бабы постарше по́рались на кухне, готовили к вече́ре закуску – продукты и горилку приносили сами приглашенные. Шутки, смех, заигрывание парней к девчатам, праздник коллективного труда.

Деньги не платили никому, кроме одного человека. В нашей округе издавна существовал обычай. На мазку хаты приглашали лэдара – лодыря по-русски. Это народный артист села. Целый день он лежал на раскладушке кумэдно храпя, переворачиваясь под общий хохот с боку на бок, выставляя из-под простыни волосатые ноги в драном исподнем. Лэдара специально укладывали возле прохода, чтобы идущие с носилками могли задеть ногу раскладушки, брызнуть на «спящего» водой, отпустить под общий хохот шутку.

На вече́ре под вишнями он сидел по правую руку от хозяина, ему единственному платили десять рублей – немалые по тем временам деньги.

В тот день штатный лэдар оказался в больнице и соседка пригласила меня побыть на мазке ее хаты лэдарем. Аргумент убедительный – ты только что демобилизовался со службы в военизированной пожарной охране, а все знают, что только пожарник может пролежать сутки на одном боку…